Леонид Млечин: Зять первого секретаря ЦК КПСС – главный редактор «Известий» Алексей Иванович Аджубей – вспоминал, как Никита Сергеевич Хрущёв принимал редакторов западногерманских газет. Один из них поинтересовался у первого секретаря ЦК КПСС: «Сколько ракет нужно для полного уничтожения Федеративной Республики Германия?». Хрущёв тут же позвонил в Генштаб, выслушал ответ, положил трубку и сказал: «Всего 7 штук». После войны появились две Германии. Германская Демократическая Республика должна была стать «витриной социализма», а Федеративная Республика Германия вступила в НАТО, и отношения с ней складывались непросто. Но Хрущёв признал Западную Германию в 1955 году, через 10 лет после окончания войны. Невозможно было игнорировать существование столь важного европейского государства. Но это было очень непросто, особенно для фронтовиков. Тяжелораненый на войне лейтенант морской пехоты Александр Николаевич Яковлев, который потом станет членом политбюро и секретарём ЦК, рассказывал мне, что долго не мог себя заставить поехать даже в социалистическую ГДР и разговаривать с немцами. И ПРИМКНУВШИЙ К НИМ ШЕПИЛОВ Леонид Млечин: У первого канцлера Федеративной Республики Германия Конрада Аденауэра было 24 внука. Он постоянно возился с розами, любил детективы, в свободное время что-нибудь изобретал. Придумал гриб для штопки носков с подсветкой, тостер с зеркалом, чтобы можно было видеть, поджарился ли уже ломтик хлеба. Он рано сделал карьеру и в сентябре 1917 года стал обер-бургомистром Кёльна. Когда через год рухнула кайзеровская империя, опасаясь революционной стихии, обер-бургомистр Аденауэр распорядился вылить в Рейн все городские запасы алкоголя – 100 тысяч литров. При нацистах он ушёл на пенсию, а после разгрома Третьего рейха недавний пенсионер с неожиданной энергией и страстью вернулся в политику. Летом 1955 года советское посольство в Париже передало западногерманскому посольству приглашение канцлеру Конраду Аденауэру приехать в Москву «для обсуждения вопроса об установлении дипломатических и торговых отношений между Советским Союзом и Федеративной Республикой». Полторы сотни немецких чиновников прилетели на двух самолётах. Технический персонал со средствами связи и запасом еды доставили на поезде. Переговоры с западными немцами вели глава советского правительства Николай Александрович Булганин и первый секретарь ЦК Никита Сергеевич Хрущёв. «В противоположность Булганину с его клиновидной бородкой, седыми, причёсанными на пробор волосами и добродушным выражением лица, – вспоминал Аденауэр, – Хрущёв вовсе не изображал из себя доброго дядюшку. Булганин и Хрущёв пытались продемонстрировать мне, что их мнения и цели абсолютно совпадают. Булганин сказал, что Хрущёв и он едины, что они уже 30 лет работают в тесном контакте и доверяют друг другу беспредельно. Он призвал Хрущёва в свидетели, и Хрущёв подтвердил. У меня сложилось впечатление, что они оба тщательно следят за тем, чтобы всегда высказывать одно мнение. Была ли это действительно дружба до гроба, никто из них сказать не мог». Советские руководители не сочли за труд выяснить привычки немецкого канцера, и в первый же день Булганин предложил Аденауэру закурить. Некурящий канцлер отказался и едко заметил: «У вас есть преимущество, господин Булганин. В отличие от меня вы можете пускать дым в глаза». Во время переговоров, которые шли очень трудно, в какой-то момент Никита Сергеевич Хрущёв вскипел и крикнул в сердцах: «Да я, скорее, вас в аду увижу, чем соглашусь с вами по этому вопросу!». На что Конрад Аденауэр ответил: «Вы увидите меня в аду, потом что попадёте туда раньше». Но ссориться на самом деле никто не хотел, все хотели найти какой-то компромисс и после тяжёлых и трудных переговоров всё же компромиссную формулу нашли. 1945 ГОД. 1957 ГОД. ОДНА ГЕРМАНИЯ НЕ ПРИЗНАВАЛА ДРУГУЮ Леонид Млечин: А в Восточном Берлине настороженно следили за сближением советских людей с Федеративной Республикой. Подозрительные вожди ГДР подозревали худшее. Дипломаты и разведчики из Восточной Германии внимательно наблюдали за ходом переговоров, стараясь не упустить ни одной детали. От начальника внешней разведки Маркуса Вольфа требовали выяснить, что скрывают советские друзья. Он пустил в ход всю свою агентуру, чтобы узнать, о чём на самом деле Конрад Аденауэр договорился с Советским Союзом. Впредь его разведчики будут пристально наблюдать за любыми контактами советских представителей с западногерманскими политиками. Одна Германия не признавала другую. Правительство Федеративной Республики приняло «Доктрину Хольштейна» – Бонн разорвёт дипломатические отношения с любой страной, которая признает социалистический режим в Восточном Берлине. Этот принцип сформулировал заместитель министра иностранных дел Западной Германии Вальтер Хольштейн в декабре 1955 года. До дипломатической службы он был профессором, преподавал международное право. В первые годы в Восточном Берлине открывались посольства только социалистических стран, потом социалистическую ГДР стали признавать государства третьего мира. В Восточном Берлине отчаянно боролись за признание и очень были благодарны тем правительствам, которые признавали Германскую Демократическую Республику. Никита Сергеевич Хрущёв пытался изменить политику Запада в отношении Восточной Германии. Уговаривал своих партнёров на переговорах признать ГДР, но он хотел, чтобы и сама ГДР менялась. Политику Хрущёва должен был проводить почти забытый ныне Дмитрий Трофимович Шепилов. Он был министром иностранных дел Советского Союза всего ничего – с 1 июня 1956 года по 14 февраля 1957 года, 8,5 месяцев. Но он – один из самых интересных политиков советского времени. У него была яркая, хотя и весьма недолгая карьера. Перед войной Шепилов стал доктором экономических наук и профессором. В 1941 году он ушёл рядовым в ополчение в дивизию, сформированную Киевским райкомом столицы. Участвовал в кровавых боях под Ельней, вышел из окружения и продолжал сражаться. Там, на фронте, Шепилов был на месте. В марте 1945 года ему присвоили звание генерал-майор. После войны его взяли в аппарат ЦК, и он попал в идеологическую сферу, где в последние сталинские годы шли бесконечные подковёрные схватки между членами политбюро. Оказался Дмитрий Трофимович в кругу аппаратчиков, которые, как он сам говорил, «принципов и убеждений не имели, прославляли любого, кого предписывалось прославлять, и предавали анафеме тоже любого, кого приказывалось предать». Став руководителем страны, Хрущёв собирал свою команду, искал талантливых людей и обратил внимание на Шепилова, привлёк его к подготовке своих выступлений. А в июле 1955 года на пленуме ЦК серьёзно укрепил аппаратные позиции Дмитрия Трофимовича, сделав его секретарём ЦК. Хрущёв и Шепилов гуляли вдвоём и откровенно говорил о том, что нужно сделать в стране. Первый секретарь ЦК отличал Шепилова, доверял ему. Когда Дмитрий Трофимович обращался за указаниями, отвечал: «Решайте сами». Шепилов – одна из виднейших фигур в десталинизации страны. Увидев своими глазами секретные материалы из архивов госбезопасности, Шепилов столь же искренне стал осуждать Сталина, как прежде им восхищался. Дмитрий Трофимович помогал Хрущёву готовить знаменитый доклад XX съезду о культе личности Сталина. После XX съезда Шепилову, который был главным редактором «Правды», позвонил Молотов и сказал: «Перестаньте ругать Сталина». Шепилов спокойно ответил: «Я не ругаю Сталина, я исполняю решение партийного съезда». Молотов, накаляясь, сказал: «А я вам говорю, перестаньте ругать товарища Сталина!». Шепилов в той же спокойной манере продолжал: «Ещё раз вам говорю, что я Сталина не ругаю, я исполняю решение партийного съезда. Если вы с этим не согласны, поставьте вопрос на президиуме ЦК». Шепилов вскоре сменил Молотова на посту министра иностранных дел, а Вячеслава Михайловича перевели в министры государственного контроля. Эту должность когда-то занимал верный сталинский помощник Лев Захарович Мехлис, а потом Всеволод Николаевич Меркулов, соратник Берии, вместе с ним и расстрелянный. Но главным контролёром Молотов пробыл недолго, его отправили послом в Монголию. На первой коллегии министерства новый министр Дмитрий Трофимович Шепилов в прекрасном настроении стал рассказывать, что он думает о внешней политике. Звонит телефон правительственной связи, он снимает трубку и говорит: «Да, Михаил Андреевич, конечно, сейчас приеду». Кладёт трубку, и все понимают, что Шепилову позвонил всесильный член президиума ЦК и секретарь ЦК Михаил Андреевич Суслов, надо немедленно ехать. А Шепилов как ни в чём не бывало продолжает говорить. Проходит минут 30-40-50, звонок опять, Шепилов снимает трубку и говорит: «Да, Михаил Андреевич, так я уже к вам уехал». 1955 ГОД. 1956 ГОД. ОТЕЦ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ РЕФОРМЫ Леонид Млечин: Молодой, открытый, отнюдь не закосневший, Дмитрий Трофимович был способен выслушать собеседника, и если тот говорил что-то разумное, то и согласиться с ним. Иностранные дипломаты сразу увидели, что советской политикой занимается новый человек. Шепилов был лёгким на подъём и полагал, что министр должен как можно больше ездить по миру и встречаться с иностранными дипломатами. Западные политики и дипломаты отмечали, что русские предстали в совершенно новом свете: «Они высказываются откровенно и без обиняков, производят впечатление людей, уверенных в себе». Дмитрий Шепилов, чувствуя полную поддержку Хрущёва, вёл себя совершенно самостоятельно. Советские дипломаты обрели министра, не похожего на своих предшественников. Все видели, с какой поразительной быстротой восстанавливалась экономика Федеративной Республики Германия, где ещё вчера люди жили по карточкам, где самой ходовой валютой были американские сигареты, где полиция постоянно устраивала облавы на чёрном рынке. «Отцом немецкой экономической реформы» называют Людвига Эрхарда, который при Аденауэре стал первым министром экономики Западной Германии. Эрхард принадлежал к тем немногим политикам XX столетия, которые ясно представляли себе, как нужно вывести страну из экономической катастрофы. Он сформулировал знаменитую концепцию социального рыночного хозяйства. Многие считают, что идеи Людвига Эрхарда – это некий третий путь, сочетание социалистических и капиталистических идей. Ничего подобного. Эрхард считал эффективной лишь рыночную экономику и был уверен, что только рынок позволяет обществу процветать и быть социально справедливым. «Единственная задача государства, – доказывал министр Эрхард, – создавать условия для нормального и успешного предпринимательства. Главное – дать людям возможность работать и зарабатывать. Человек, который зарабатывает, должен быть уверен, что государство не отберёт у него деньги. А социалисты, – ехидно добавлял Конрад Аденауэр, – научились разбираться в финансах ровно настолько, чтобы уметь растрачивать чужие деньги». Настоящее процветание в Федеративной Республике началось в 1955 году. Холодильники, телевизоры, стиральные машины перестали быть предметом роскоши. Немецкие семьи обзаводились машинами, ездили отдыхать за границу. За экономическими успехами последовали и политические. Положение Западной Германии в Европе укрепилось, после того как наладились отношения между Бонном и Парижем, и старая вражда утихла. Приехав в Лондон, Конрад Аденауэр говорил британскому премьер-министру Уинстону Черчиллю: «Я прошу вас доверять Германии, нашу страну иной раз трудно правильно понять. Немец склонен к крайности, часто он мыслит слишком отвлечённо. Но мы дорого заплатили за полученный урок. Немцы не находятся больше в плену прежних представлений, Германия, Франция должны сплотиться». Черчилль философски заметил: «Национальные чувства невозможно искоренить, но Франция и Германия должны идти вместе, их армии должны маршировать плечом к плечу под звуки “Марсельезы” и “Вахты на Рейне”». Успехи Западной Германии не радовали социалистическую ГДР. Руководили Восточной Германией трое: Вильгельм Пик – он стал президентом страны, Отто Гротеволь – глава правительства, и Вальтер Ульбрихт – генеральный секретарь ЦК партии. Реальная власть сконцентрировалась в руках хозяина партии Ульбрихта. «Мало найдётся в истории Германии политических деятелей, – вспоминал Ульбрихта известный дипломат Юрий Александрович Квицинский, – вокруг которых бушевало бы в годы их жизни столько страстей: преданности и уважения, страха и подобострастия, лютой ненависти и в то же время признания его политических талантов и ума». Он был, безусловно, самым сильным политиком из всех, которые правили ГДР. Вильгельм Пик болел и в основном представительствовал на торжественных мероприятиях, Гротеволь как бывший социал-демократ оставался чужаком для партаппаратчиков. Вальтер Ульбрихт родился 1 июля 1893 года в Лейпциге. Отец – портной, мать сидела с тремя детьми. Родители были социал-демократами, и Вальтер вступил в социал-демократическую партию в 19 лет. В 1915 году его призвали в кайзеровскую армию. Воевать он не хотел, пытался дезертировать. Его поймали и посадили. После немецкой революции и свержения кайзера присоединился к компартии, созданной в 1919 году. В 1921 году получил первую должность с зарплатой политического секретаря окружной организации компартии Германии в Большой Тюрингии. В 1923 году его избрали в ЦК, в 1928 году сделали депутатом рейхстага и ввели в политбюро. В 1922 году Вальтер Ульбрихт приехал в Москву на четвёртый конгресс Коминтерна. Он видел Ленина, что составило предмет особой гордости в послесталинские времена, когда никто из руководителей соцстран не мог этим похвастаться, даже Хрущев. В октябре 1933 года Ульбрихт бежал от нацистов за границу. Несколько лет работал среди коммунистов-эмигрантов в Париже, Праге и других европейских городах. В 1938 году обосновался в Москве, работал в исполкоме Коминтерна. Коллеги отмечали его феноменальную память на имена, чутьё и интуицию, умение предвидеть повороты в линии начальства. Даже после тяжкого трудового дня он не ощущал усталости. Больше всего Ульбрихт был озабочен сохранением единоличной власти и не стеснялся создания собственного культа. Одарённый организатор, он придавал большое значение мелочам. В Восточной Германии существовала конкуренция между коммунистами, которые в нацистские времена сидели в концлагерях, и коммунистами, которые прилетели вместе с Вальтером Ульбрихтом из Советского Союза. Став руководителем партии, на ключевые посты Ульбрихт расставлял тех, кого знал по эмиграции, «местных» он вытеснял из аппарата. Те, кто его знал близко, считали генерального секретаря бессердечным, холодным и грубым. Его авторитарность раздражала даже близких соратников, но его жёсткий и неуступчивый стиль производил впечатление на советских руководителей. 1956 ГОД. 1957 ГОД. ПОСЛА ОТОЗВАТЬ! Леонид Млечин: Москва утвердила план строительства основ социализма в братской Восточной Германии. «Партия, – объявил с трибуны Вальтер Ульбрихт, – постановляет, что в ГДР будет планомерно строиться социализм». Но Ульбрихта крайне огорчила антисталинская речь Никиты Сергеевича Хрущёва на XX съезде. Он считал, что ящик Пандоры следовало держать закрытым. Тем более, что речь Хрущёва вдохновила многих восточных немцев. Они требовали перемен в политической жизни своей страны. Но политбюро ЦК СЕПГ запретило проводить широкие дискуссии о сталинских ошибках. Почему? Не следует давать аргументы противнику. Но сделать вид, что XX съезда вообще не было, в Берлине не могли. На партийной конференции в марте 1956 года Вальтер Ульбрихт зачитал отрывки из доклада Хрущёва. Премьер-министр Отто Гротеволь осудил аресты невинных людей по политическим мотивам, призвал соблюдать права и свободы граждан ГДР. Провели коллегию министерства государственной безопасности. Начальник внешней разведки Маркус Вольф сказал, что, прочитав доклад Хрущёва, он почувствовал облегчение, словно освободился от душевного бремени. Министр Эрих Мильке вызывающе ответил Вольфу, что он не ощущал никакого бремени, о массовых репрессиях ему ничего неизвестно. До февраля 1956 года над столом Маркуса Вольфа висела фотография Сталина с трубкой. После XX съезда Вольф её снял. А министр Эрих Мильке продолжал называть себя сталинистом. Во время служебных застолий требовал от подчиненных пить за Сталина и кричать троекратное «ура!». Советский посол в Восточном Берлине Георгий Максимович Пушкин докладывал в Москву, что в ГДР очень заметен культ личности Ульбрихта. Посол сообщил, что первого секретаря ЦК СЕПГ в стране считают «сталинистом № 1». Опытнейших аппаратчик Ульбрихт увидел, откуда исходит опасность. Он опирался на консервативные силы. К чему призывали берлинские «мятежники»? Они хотели построить «социализм с человеческим лицом», как сказали бы позже. Они хотели реформ, они хотели движения вперёд, и, в частности, они хотели улучшения отношений с Западной Германией для того, чтобы распространять там социалистические идеи. И их мысли очень нравились тогдашнему советскому послу в Восточном Берлине Георгию Пушкину. Он их поддерживал, он поддерживал реформаторов в Восточной Германии. Политическая судьба Вальтера Ульбрихта складывалась в ожесточённой борьбе, он привык к тому, что люди вокруг него с ним не согласны. Но это не имело значения – он должен добивался своего любыми средствами, не обращая внимания на иные мнения. Умел настоять на своём даже в отношениях со старшим братом. Никита Сергеевич Хрущёв рассчитывал на многое, играя с Западом. Ульбрихт же опасался, что в какой-то момент Советский Союз пожертвует Восточной Германией ради большой сделки с Соединённым Штатами. Вальтер Ульбрихт приехал в Москву и пожаловался советским руководителям на самовольство посла Пушкина, объяснил, что его оппоненты ведут раскольническую работу в партии. Столичный житель Вальтер Ульбрихт считал Никиту Сергеевича Хрущёва деревенщиной. Холодный, контролирующий себя немецкий вождь был шокирован непредсказуемостью советского руководителя и его эмоциональными всплесками. Хрущева же раздражала агрессивная и напористая манера Ульбрихта, Хрущёв Ульбрихта не любил, но видел, что тот держит страну в руках. А Ульбрихт шантажировал Хрущёва, легко отбивал любые предложения о реформах: «Политическая обстановка не позволяет». Доказывал: «Никакие дискуссии в ГДР невозможны в виду особого положения его страны на передовой холодной войны. И не может быть мирного сосуществования с такой агрессивной страной, как Федеративная Республика». Ульбрихт требовал помощи, пугая ухудшением ситуации в стране, что может привести к трагическим последствиям. И это действовало. В Москве понимали, что слабый режим может в любую минуту рухнуть. И посла Георгия Пушкина из Берлина отозвали. В Восточной Германии отказались от реформ. Не по этой ли причине ГДР рухнет буквально в один день? 1957 ГОД. 1966 ГОД. ШЕПИЛОВ ИЛИ БРЕЖНЕВ? Леонид Млечин: Министр иностранных дел Шепилов не изображал из себя всезнайку, приглашал специалистов, беседовал с ними, старался разобраться. Хотя, возможно, он не так уж глубоко вникал в дело, полагая, что очень долго он министром не будет. Но даже он не предполагал, какой короткой окажется его министерская карьера. Почему? Потому что он был слишком самостоятелен. Отчитываясь на заседании президиума ЦК, Шепилов говорил: «У нас наладились отношения с американцами, ссориться нет нужды». Хрущёв возмутился: «Ах, вот как? Ты хочешь сам определять политику?». Формально Шепилова перевели из министерства иностранных дел ЦК партии с повышением. В феврале 1957 года на пленуме ЦК его вновь сделали секретарём по идеологии. В реальности же Хрущёв затаил на него обиду. Между ними началось охлаждение, тем более, что Шепилов, явно не понимая, как быстро меняется характер Никиты Сергеевича, продолжал с ним спорить. Испортились и личные настроения – они с Хрущёвым больше не встречались семьями. Никита Сергеевич даже не позвал Шепилова на свадьбу своего сына, хотя пригласил, кажется, всех высших руководителей. Ворошилов – член президиума ЦК и председатель президиума Верховного Совета СССР – встретил Шепилова, спросил: «Идёшь?». Шепилов сказал: «Нет, меня не пригласили». «Да?» – сказал Ворошилов. А я иду». В 1957 году Шепилов осмелился покритиковать Хрущёва. Его исключили из партии, лишили работы и даже выкинули из квартиры. В историю он вошёл дурацкой формулой «и примкнувший к ним Шепилов», хотя он ни к кому не примыкал, был человеком самостоятельным, за что и пострадал. А повернись судьба иначе – и не Леонид Ильич Брежнев, а Дмитрий Трофимович Шепилов вполне мог стать главой партии и государства. Между Брежневым и Шепиловым было немало общего: почти ровесники, и Брежнев, и Шепилов вернулись с войны в генеральских погонах, что выгодно отличало их от просидевших всю войну в тылу других руководителей страны. Молодые крепкие Брежнев и Шепилов сильно выделялись среди пузатых и низкорослых членов президиума ЦК. И Брежневу, и Шепилову приятная внешность помогла в карьере. Сталину, особенно в старости, нравились красивые и статные молодые генералы. Сталин, а затем и Хрущёв, продвигали и приближали и Брежнева, и Шепилова. В 1957 году они были уже секретарями ЦК и кандидатами в члены президиума ЦК. Ещё одна ступенька, ещё один шаг и они уже небожители. Оба были и не сухарями, и не аскетами, а жизнелюбами, пользовались успехом у женщин. На этом общее между ними заканчивается, и пути их расходятся. Брежнев – любитель домино и застолий с обильной выпивкой, свой в компании коллег-партийных секретарей. Профессор Шепилов прекрасно разбирался в музыке, театре, литературе. При любом удобной случае Шепилов всё бросал и бежал в Большой театр на премьеру. Люди искусства чувствовали в нём родственную душу. Знаменитый тенор Иван Семёнович Козловский пел с ним дуэтом. Шепилов был обаятельным и красивым человеком, располагал к себе с первого взгляда. Шепилов был и оратором – тоже большая редкость для советских лидеров послереволюционного периода. Однако Леонид Ильич Брежнев оказался куда более умелым политиком. Когда он станет генеральным секретарём, ему и придётся налаживать сложные отношения с двумя Германиями.