Вспомнить всё 30.01.2022 Тайны большой политики. Смерть серого кардинала Леонид Млечин: Однажды Сталин пошутил в узком кругу: «История делится на три периода: матриархат, патриархат и секретариат». В советские времена никакое сколько-нибудь важное назначение не производилось помимо секретариата ЦК, и ни одно министерство или ведомство в стране ничего не могло предпринять, не получив предварительного согласия секретариата ЦК. Второй человек в партии – Михаил Андреевич Суслов – просидел в кресле секретаря ЦК КПСС 35 лет, поставив абсолютный рекорд. Он руководил заседаниями секретариата ЦК, значение которого в советские времена никому не надо было объяснять. ТАЙНЫ БОЛЬШОЙ ПОЛИТИКИ. СМЕРТЬ СЕРОГО КАРДИНАЛА Леонид Млечин: На заседаниях политбюро Михаил Андреевич сидел справа от генерального секретаря. Мнение Суслова стало для аппарата законом, и никто не решался выяснять, его ли это инициатива, или он согласовал свои позиции с генеральным секретарём Брежневым. Иногда на заседаниях секретариата Суслов говорил: «Нет, это решение принимать не будем». И всякий раз вскакивал кто-то из руководителей отдела и испуганно говорил: «Михаил Андреевич, вопрос согласован с товарищем Брежневым». На что Суслов спокойно отвечал: «Я переговорю с Леонидом Ильичом». Всё, вопрос снимался, все знали: слово Суслова – закон. Брежнев, конечно, не был номинальной фигурой. Суслов стал полным хозяином в партии, потому что Брежнев дал ему карт-бланш. Леонид Ильич по характеру любил царствовать, а не править. Ордена, почёт, аплодисменты – это ему нравилось. Он любил произносить доклады и принимать иностранные делегации, а заниматься текущими делами ему хотелось значительно меньше. Он охотно передоверял повседневные хлопоты Суслову. Брежнев говорил в своём кругу: «Если мне приходится уезжать, я чувствую себя спокойно, когда в Москве Михаил Андреевич». И со всеми вопросами обращались к Суслову. Замечательный актёр Евгений Семёнович Матвеев – Народный артист СССР, лауреат государственных премий – рассказывал мне, как он должен был сниматься в эпопее «Солдаты свободы» и играть там самого Леонида Ильича Брежнева. Проблема возникла вот в чём: Леонид Ильич Брежнев, люди моего поколения помнят, говорил с южно-русским говором – такое сильное фрикативное «г», возник вопрос, как говорить в фильме: повторяя Леонида Ильича, повторяя его говор, или говорить всё-таки на литературном русском языке. Вопрос мог решить только Михаил Андреевич Суслов. И председатель Госкино Филипп Тимофеевич Ермаш отправился к Михаилу Андреевичу и задал вопрос: «Артист Матвеев спрашивает, как ему говорить, когда он будет играть Леонида Ильича: как говорит Леонид Ильич или на литературном русском языке?». Суслов удивлённо выслушал Ермаша и сказал: «Вот про меня говорят, что я окаю. Разве ж я окаю?». Ермаш вернулся в Госкино, вызвал Матвеева и сказал: «Говори, как положено, на хорошем русском языке». Лицо Суслова почти всегда оставалось каменным, симпатий и антипатий он не проявлял, его называли «человеком в футляре». Он был настоящим сухарём, всех называл по фамилии, кроме, разумеется, генерального секретаря. Михаил Андреевич приезжал на работу без пяти девять, никогда не опаздывал. Ровно в девять он уже сидел за письменным столом, в час дня шёл обедать, отдыхал после этого, а в два часа приступал к работе. В шесть вечера Суслов вставал из-за стола, на котором к этому времени не оставалось ни одной не просмотренной бумаги, и уезжал на дачу. Над другими членами политбюро посмеивались, Суслов не давал повода для анекдотов. Улыбку вызывали только его пристрастие к калошам и к старого покроя костюмам. Михаил Андреевич и другим рекомендовал следовать его примеру. Он говорил: «В калошах очень удобно. На улице сыро, а я пришёл в помещение, снял калоши – и пожалуйста: у меня всегда сухая нога». Его дочь Майя рассказывала, что отец сурово отчитал её, когда она надела модный тогда брючный костюм, и не пустил в таком виде за стол. Из второго, то есть главного, подъезда секретари ЦК на специальном лифте могли выйти через специальный выход, сразу сесть в ЗИЛ и уехать незаметно для публики. Суслов – единственный из секретарей ЦК, кто отказывался въезжать во внутренний дворик здания на Старой Площади. Его ЗИЛ останавливался у тротуара, он вылезал из машины и неспешным шагом заходил во второй подъезд. Сотрудники 9-го управления Комитета государственной безопасности в штатском следили за тем, чтобы случайные прохожие не подошли ко второму человеку в партии. Если кто-то останавливался возле второго подъезда и начинал рассматривать здание, кто-то из молодых людей подходил и вежливо просил не задерживаться. Михаил Андреевич занимал так называемый «кабинет номер два» на пятом этаже в основном здании ЦК КПСС, то есть на одном этаже с Брежневым. ВТОРОЙ ЧЕЛОВЕК В ПАРТИИ Леонид Млечин: Почему после отставки Хрущёва в октябре 64-го Суслова не предложили в руководители партии? Михаил Андреевич Суслов был, разумеется, известен партаппарату всей страны, к нему уже тогда относились с почтением и даже с некоторой опаской. Но он с послевоенных времён шёл исключительно по идеологической линии. А «идеологи» первыми секретарями не избирались. Считалось, что первому лицу нужен опыт руководства промышленностью и сельским хозяйством. Возглавив партию, Брежнев, никого не наделив формальным рангом второго секретаря, предоставил как бы равные полномочия Михаилу Андреевичу Суслову и своему старому приятелю по Днепропетровску секретарю ЦК Андрею Павловичу Кириленко. Они вдвоём по очереди вели заседания секретариата, где принимались важнейшие решения, и их подписи были равнозначны. Сотрудники аппарата пребывали в растерянности: согласовав вопрос с Михаилом Андреевичем Сусловым, они должны были согласовать его и с Андреем Павловичем Кириленко. Но иногда Андрей Павлович Кириленко давал указания, противоречившие сусловскому, и тогда сотрудники аппарата оказывались в трудном положении и не знали, что делать. Но очень скоро стало ясно, что второй человек в партии один и это Суслов, и его слово – закон. И Леониду Ильичу Брежневу было спокойно с Сусловым, он точно знал, что Михаил Андреевич подсиживать его не будет, Суслова утеривала его должность второго человека в партии. Суслов следил за каждым словом, контролировал в партийном хозяйстве любую мелочь. Анатолий Сергеевич Черняев, который был заместитель заведующего международным отделом ЦК, вспоминал, как Суслову принесли проект решения политбюро, в котором только что закончившийся визит Брежнева в Федеративную Республику Германия, назывался «историческим». Михаил Андреевич выражение «исторический визит» заменил на «политически важный». И пояснил: «Генеральному секретарю предстоит визит в Чехословакию, тот и будет историческим». На первом же заседании нового партийного руководства, после того как Хрущёва отправили в отставку, секретарь ЦК Суслов высказался необычно зло: «Когда стоял у руководства Хрущёв, нанесён нам огромнейший вред». Суслов сформулировал позицию: «Ошибочно то, что делал Хрущёв, а не Сталин. Вся кампания десталинизации – одна большая ошибка. При Сталине хорошего было больше, чем плохого, а говорить следует о хорошем в истории страны, о победах и достижениях, о сталинских преступлениях забыть». По складу мышления Михаил Андреевич был, конечно же, сталинистом, но он воспротивился в 60-е годы полной реабилитации Сталина, потому что это требовало отмены решений XX съезда партии, а Суслов считал, что партия в принципе не должна показывать, что она ошибается. НИ ЛЮБИМЧИКОВ, НИ ДРУЗЕЙ Леонид Млечин: Форма для Суслова была важнее содержания, он считал, что партийные решения – это обруч, который сохраняет государство. И любая попытка что-то изменить может сломать этот обруч. Он стал хранителем священного идеологического огня. Он никогда не отменял решения партии, даже ошибочные. Суслов говорил коротко и только по делу, никаких шуток, анекдотов, посторонних разговоров. Его не надо было долго убеждать, доказывать ему свою правоту, достаточно было кратко изложить вопрос, и он сразу же высказывал своё мнение. Профессиональные аппаратчики восхищались чёткостью и деловитостью Михаила Андреевича. На секретариате ЦК он не позволял, говорить больше 5-7 минут, и, если выступавший не укладывался, Суслов ледяным тоном говорил: «Спасибо», – и тот замолкал. У него не было любимчиков, друзей, привязанностей. Деревенские родственники писали Суслову в Москву письма, просили помочь с жильём, с работой. Из ЦК на казённом бланке приходил ответ: «Просим не отвлекать Михаила Андреевича от важных государственных дел». Он был вполне грамотным человеком, синим карандашом правил ошибки и расставлял запятые в документах, составленных его подчинёнными. Но то, что восхищало аппаратчиков, было проявлением фантастического догматизма – Суслов не допускал отклонения от генеральной линии. Таким же аккуратистом он был во всём: на даче подбирал сучки и складывал их аккуратно. Когда рабочие красили забор и испачкали краской куст черёмухи, он разгневался и велел коменданта дачи уволить. На следующий день всё исправили – посадили другой куст черёмухи, Михаил Андреевич смилостивился, оставил коменданта, но наставительно сказал ему: «А Ленин за такую провинность своего коменданта-то уволил». КАДРОВЫЕ ДЕЛА Леонид Млечин: Суслову Леонид Ильич поручал самые деликатные дела. Брежнев избавился от члена политбюро Александра Николаевича Шелепина, которого считал своим соперником. Отправлять Шелепина на пенсию было рано и в мае 75-го ему подыскали унизительную маленькую должность заместителя председателя Государственного комитета Совета министров СССР по профессионально-техническому образованию. Этот комитет ведал в основном производственно-техническими училищами для молодёжи. Суслов пригласил Александра Николаевича и сказал, что ему предлагается такая работа. Шелепин резонно ответил: «Я же молотка никогда в руках не держал, не говоря уж о чём-то более серьёзном. Как я буду учить будущий рабочий класс?». Но его мнение Суслова не интересовало. Новому начальнику Шелепина Михаил Андреевич прямым текстом объяснил задачу: «Вокруг Шелепина должен быть вакуум, поручить ему надо что-то малозначимое и позаботиться о том, чтобы у него не было никаких внешних связей». Точно так же Суслов руководил снятием с должности другого члена политбюро – Николая Викторовича Подгорного, тот много лет занимал пост председателя Президиума Верховного Совета СССР, а пост понадобился Брежневу для ведения международных дел. 24 мая 77-го на пленуме ЦК недавно избранный первым секретарём Донецкого обкома Борис Васильевич Кочура неожиданно внёс предложение совместить посты генерального секретаря и председателя президиума Верховного Совета. Подгорный не верил своим ушам, на политбюро это не обсуждалось. Ошеломлённый Николай Викторович спросил сидевшего рядом Брежнева: «Лёня, это что такое?». Леонид Ильич как ни в чём не бывало ответил: «Сам не пойму, но, видно, народ так хочет». В реальности эта операция готовилась заранее. Подгорный пытался что-то сказать, но председательствующий на пленуме Михаил Андреевич Суслов не дал ему слово: «Ты посиди, подожди». Суслов зачитал подготовленный заранее проект постановления: «В связи с предложением членов ЦК КПСС освободить председателя президиума Верховного Совета СССР товарища Подгорного Николая Викторовича от занимаемой должности и от обязанностей члена политбюро ЦК». Зал зааплодировал, Подгорный собрал свои бумаги и поднялся, но Суслов его остановил: «Посиди пока ещё здесь». Михаил Андреевич осведомился у зала: «Какие будут предложения? Голосовать в целом?». Проголосовали. Вот тогда Суслов показал Подгорному рукой вниз: «Теперь садись в зал со всеми». Николай Викторович, как оплёванный, спустился. Одно место во втором ряду оставалось свободным. В отделе организационно-партийной работы ЦК заранее продумали всю процедуру. В течение нескольких минут один из влиятельнейших людей в стране стал никем. Избрать новым председателем Леонида Ильича Брежнева депутатов Верховного Совета попросил Суслов. Суслов придумал эту формулу под руководством Центрального комитета нашей Ленинской партии его политбюро и лично товарища Леонида Ильича Брежнева. Это положило начало безудержному восхвалению Брежнева. С той поры ни одно собрание, от пленума ЦК до рядового партсобрания, не обходилось без славословий в адрес генсека. Суслов же вручал Брежневу орден «Победа». 75-летие Леонида Ильича Брежнева в 81-м году отмечалось очень пышно. Он получил четвёртую медаль Героя Советского Союза. Обед устроили в Георгиевском зале Большого Кремлёвского дворца. Председательствовал на обеде или, точнее, был тамадой Суслов. Он даже позволял себе шутить, говорил: «Ну вот, опять надо нового оратора объявлять, так и поесть не успеешь». КТО ВЫДВИНУЛ ГОРБАЧЁВА? Леонид Млечин: В кадровых вопросах решающий голос принадлежал Суслову. Аппаратчики знали: если сегодня в каком-то отделе ЦК появился инструктор или заведующий сектором с Урала, который традиционно курировал Кириленко, то завтра появится кто-то со Ставрополья, которое курировал Суслов. Назначенный в 70-м году министром юстицией СССР Владимир Иванович Теребилов сказал в ЦК, что хотел бы иметь первым заместителем партийного работника, разумеется, с высшим юридическим образованием. Искать ему рекомендовали среди секретарей обкомов и горкомов партии. Оказалось, что только один секретарь крупного крайкома имеет диплом юриста. Министра эта кандидатура вполне устроила. Теребилов назвал фамилию секретарю ЦК Суслову. Михаил Андреевич ответил: «У нас другие планы в отношении этого человека». Речь шла о Михаиле Сергеевиче Горбачёве, которого тогда за пределами Ставропольского края мало кто знал. Назначением в Москву Горбачёв обязан не председателю КГБ Юрию Владимировичу Андропову, как это принято считать, а, конечно же, Суслову – второму человеку в партии. Мнение председателя КГБ относительно кадровых вопросов в партии не спрашивали, а Михаил Андреевич как бывший секретарь Ставропольского крайкома следил за своими наследниками и рано приметил Михаила Сергеевича Горбачёва. Суслов поддержал и избрание Горбачёва в политбюро, что через несколько лет открыло Михаилу Сергеевичу дорогу к власти. Именно Суслов за те годы, что он работал в ЦК, сформировал систему управления страной, основу которой составлял партийно-государственный аппарат. Понимание этого явления позволяет точнее разобраться в тайнах и загадках советской истории, но удивительным образом Михаил Андреевич фактически обойдён вниманием серьёзных исследователей. Его реальная роль в истории страны не осознана и не проанализирована, а оставленное им наследство в определённой степени живо. Это традиции аппарата, который счастливо пережил слом эпох и продолжает существовать. ЗАОКЕАНСКАЯ МАЗЬ Леонид Млечин: В период разрядки международной напряжённости решили присоединиться к международному регулированию авторских прав и создать в стране Всесоюзное агентство по авторским правам, своего рода Министерство иностранных дел в сфере культуры, наложить отношения с интеллигенцией всего мира. Создание этого агентства давало возможность советским поэтам, прозаикам, драматургам получать гонорары за свои произведения, издававшиеся за границей, причём в валюте, которая столь ценилась в социалистическом лагере, прежде все гонорары доставались государству. На роль руководителя нового ведомства в аппарате ЦК выбрали Василия Сергеевича Фомичёва, который работал в цензуре первым заместителем начальника Главлита. «Кому ещё, – рассудили партийные идеологи, – как не профессиональному цензору, присматривать за идущими на экспорт литературой и искусству?». Фомичёва уже поздравляли с новым назначением. Председатель ВААП – министерская должность, поэтому председателя Всесоюзного агентства по авторским правам утверждал секретариат ЦК. Но когда Суслов увидел послужной список кандидата, он распорядился: «Вопрос откладывается, все приглашённые на заседание могут быть свободны». Аппаратчики расходились в полном недоумении, а Суслов предложил другую кандидатуру, немало удивив подчинённых. Председателем ВААП утвердили Бориса Дмитриевича Панкина – главного редактора популярной и смелой тогда «Комсомольской правды», литературного критика с либеральными взглядами и будущего министра иностранных дел при Горбачёва. Суслов был невероятным догматиков, не допускал ни малейшего отклонения от генеральной линии, но, в отличие от своих подчинённых, сразу сообразил, что поручить культурное сотрудничество с миром руководителю цензуры – опозорить страну. Позднесоветское руководство зависело от мирового общественного мнения, старались ладить с интеллигенцией. Но Суслов был больным человеком, он страдал диабетом и многими другими заболеваниями. На приёмах и банкетах ему в бокал наливали минеральную воду, приносили варёную рыбу или белое мясо птицы, дома он предпочитал кашу и творог. Михаил Андреевич не любил врачей и не доверял их рекомендациям, как и его жена, страдавшая диабетом в тяжёлой форме. Они оба отказывались от помощи медиков и не желали принимать прописанные им лекарства. Лечащему врачу Суслов пожаловался на боли в левой руке и за грудиной после даже непродолжительной прогулки. Опытные врачи сразу определили, что это боли сердечного характера. У Михаила Андреевича развилась сильнейшая стенокардия. Сняли электрокардиограмму, провели другие исследования и установили атеросклероз сосудов сердца и коронарную недостаточность. Надо лечится, но Суслов категорически отверг диагноз: «Вы всё выдумываете, я не больной. Это вы меня хотите сделать больным. Я – здоровый, это у меня сустав ноет». Может быть, он не хотел считать себя больным, чтобы не отправили на пенсию, может, искренне не верил, что способен болеть, как и другие люди. По просьбе руководителя кремлёвской медицины академика Евгения Ивановича Чазова в Соединённых Штатах заказали мазь, содержащую сердечные препараты. Михаилу Андреевичу сказали, что мазь снимет боли в суставах. И он старательно втирал мазь в больную руку. Лекарство, как и следовало ожидать, помогло, сердечные боли уменьшились. И Суслов был доволен, назидательно заметил врачам: «Я же говорил, что болит рука, стали применять мазь, и всё прошло. А вы мне твердили: сердце, сердце...». В январе 82-го Михаил Андреевич лёг на обследование. Первоначально врачи не нашли у него ничего пугающего. А потом прямо в больнице случился инсульт, он потерял сознание и уже не пришел в себя. Кровоизлияние в мозг было настолько обширным, что не оставляло никакой надежды. Суслов немного не дожил до 80 лет. Он долго сохранял работоспособность, благодаря размеренному образу жизни и полнейшей невозмутимости. Академик Чазов говорил, что, если бы рядом бомба взорвалась, Суслов бы и бровью не повёл. И жизнь Михаила Андреевича была легче, чем брежневская: Суслов не вывевал, не поднимал целину. После смерти видных партийных деятелей домой к родственникам приезжали сотрудники КГБ и забирали весь архив. Он поступал в общий отдел ЦК, в распоряжение Константина Устиновича Черненко. Не удалось только забрать архив Суслова, просто потому что у него вообще не оказалось никакого архива. 82-й год стал решающим в жизни Советского Союза. Он начался смертью второго человека в партии Михаила Андреевича Суслова, а закончился уходом из жизни самого Леонида Ильича Брежнева. Кадровые решения этого года изменили путь страны.