Белый дом - Кремль. Переговоры особого назначения

Леонид Млечин: Прилетевшего на переговоры советника президента Соединённых Штатов по национальной безопасности Генри Киссинджера повезли не в Кремль, а в Завидово на 101-й километр Ленинградского шоссе. Завидово – это военно-охотничье хозяйство министерства обороны с огромной территорией, но повезли его не развлекаться.

Виктор Суходрев: Брежнев совершенно неожиданно для Киссинджера предложил провести эти 3 дня не в Москве и, соответственно, встречаясь в Кремле, а в Завидово – любимом месте отдыха и охоты Брежнева. Киссинджер, естественно, охотно согласился, тем более, что Брежнев сказал, что там нас никто не будет отвлекать звонками, бумагами, не относящимися к делу, и мы сможем абсолютно посвятить всё своё время нашим переговорам. Но, конечно, там был не один Брежнев, не один Киссинджер: у Киссинджера была своя команда, с нашей стороны там был, конечно же, Громыко, Корниенко – заместитель Громыко, Добрынин – наш посол, ну, соответственно, команда у Киссинджера была, и переговоры шли в таком составе: стенка на стенку за столом.

Леонид Млечин: А генеральный секретарь ЦК КПСС Леонид Ильич Брежнев захотел поговорить с советником американского президента один на один.

Виктор Суходрев: В какой-то момент неожиданно, встречаясь утром, Брежнев сказал: «Генри, – он его уже к тому времени так привык называть, – а давай-ка мы после обеда съездим на охоту». Это, если я не ошибаюсь, был последний день перед окончанием, то есть в основном деловая часть была уже утрясена. Киссинджер несколько удивился и сказал, что, ну, я не охотник, я в своей жизни никого, никакое живое существо не убил. Брежнев с лёгкостью сказал: «А тебе и не надо, стрелять я буду», – и поехали на эту охоту.

БЕЛЫЙ ДОМ-КРЕМЛЬ. ПЕРЕГОВОРЫ ОСОБОГО ЗНАЧЕНИЯ.

Леонид Млечин: Леонид Ильич обожал Завидово – приезжал в пятницу и сидел здесь до понедельника. Что его сюда тянуло?

Виктор Суходрев: Это охота с вышки на кабанов, кабанов там несметное количество, их подкармливают, и кабаны, как звери в цирке, точно в определённое время выходят к точно определённой этой самой вышке, вот просто по времени, чтобы в любое время, когда начальство захочет поохотиться, какая-нибудь вышка была бы обслужена этим стадом кабанов. Ну, и поехали, забрались на вышку, а там уже ни охраны, никого не может быть потому что кабан не выйдет, все остальные где-то минимум метров за 100, а на вышке – Киссинджер, Брежнев, я и старший егерь. На одной вышке одного кабана уложил Брежнев, переехали на следующую вышку, где тоже минут через 10 тоже должны были появиться кабаны, уже смеркалось, кабаны аккурат вовремя, хоть часы проверяй, появились, но, повторяю, уже смеркалось, у тут трудно было найти… вообще, это не спорт, это никак не спорт – это убийство, потому что кабаны в 15 метрах от вас, а у вас ещё винтовка с оптическим прицелом.

Голос за кадром: В молодости, работая в Свердловской области, Брежнев полюбил охоту, оставшуюся его главным развлечением на всю жизнь. Уже в зрелые годы наставительно он советовал товарищам по политбюро: «Надо есть мясо диких животных – в них много микроэлементов».

Виктор Суходрев: Мне дала с собой охрана перед тем, как полезть на эту вышку, дала с собой через плечо такую большую кожаную сумку тяжёлую, она стояла там на этой вышке, там платформа, лампочка одна горит, одна лампочка без абажура, там где-то включается, и Брежнев говорит: «Давай, Витя, открывай сумку, что нам там положили?». Открываю – нормальный охотничий набор: пол-литра «Столичной», «Боржоми», по-моему, пиво и пошло, колбаска, огурчики, помидорчики, хлеб чёрный, белый, ну, и так далее, сыр, да, ножи, вилки, конечно, стопки, стопки, стаканы . Брежнев обращается: «Генри, ты давай не сиди, бери нож, режь хлеб, Витя, ты открывай водку, разливай», – ну, трое мужиков на привале. Но, я почему так долго об этом рассказываю: вот непросто так Брежнев это сделал, я этого не знал, но непросто так он это сделал – позвал на охоту, потому что после первой стопки и после того как закусили, Брежнев затронул тему, которая тогда очень волновала советское руководство – это проблема американо-китайских отношений.

Голос за кадром: Откровенная вражда между Москвой и Пекином привела к тому, что китайцы спешили наладить отношения с Соединёнными Штатами, а это, в свою очередь, заставило советских руководителей активизировать контакты с американцами.

Виктор Суходрев: У нас с Китаем тогда были отношения на ножах и была боязнь, опасение того, что Америка разыгрывает китайскую карту против Советского Союза, и Брежнев прямо спросил: «А вот, находясь в Китае, Никсон, конкретно в Шанхае в последний день пребывания там, на банкете, выступая с речью, сказал, что мы, Соединённые Штаты, и вы, Китай, держим судьбы мира в своих руках». И Брежнев прямо задал этот вопрос: «А как же так? Как же так может быть, когда мы сейчас с Вами готовим исторический визит, мы с Вами – две страны действительно, у которых столько оружия, что мы можем весь этот земной шар расколоть, а мы слышим такие заявления!».

Голос за кадром: «Китайцы, – говорил Брежнев, – вероломно и умело скрывают свои истинные цели, культурная революция – пример морального вырождения. Какие же это руководители, – возмущался Брежнев, – если они подавляют свой народ!». Брежнев намекнул, что, по мнению советских врачей, Мао Цзэдун страдает психическим заболеванием. Цель этого монолога состояла в том, чтобы предостеречь Соединённые Штаты от сотрудничества с Китаем в военной сфере.

Виктор Суходрев: Киссинджер ему совершенно откровенно сказал, что это была речь в последний день, когда все переговоры кончились: «Мы, – сказал Киссинджер, – никаких бумаг ему, никаких текстов не готовили, то есть он говорил без текста, выступал там». «Кроме того, – сказал он, – обильно текла китайская водка Маотай, Никсон к ней не привык, одним словом, он говорил это, можно сказать с кондачка, без всякой подготовки и поэтому допустил такую фразу», – это были дословные слова Киссинджера. И Киссинджер добавил: «На самом деле, это я Вам говорю ответственно, конечно же, во главу угла в нашей внешней политике американской мы ставим отношения с Советским Союзом, и мы надеемся это продемонстрировать именно в ходе визита Никсона в Москву».

Голос за кадром: Переговоры, которые проходили в весьма экзотических условиях, оказались вполне успешными ещё и потому что Брежнев абсолютно доверял главному переводчику советского руководства. Виктор Михайлович Суходрев вырос в Лондоне, где в военные годы в торговом представительстве работала его мать, он прекрасно владел английским и вообще был прирождённым переводчиком.

Виктор Суходрев: Бутылку-то мы на троих, так сказать, закончили, что для любого русского это нормально, было бы смешно, если бы этого не было, но факт тот, что, понимаете, если бы вот этот вопрос поднимать на пленарном как бы заседании, это бы звучало так, что, может быть, и Киссинджер не смог бы сказать так, что Никсон мол был слегка выпивший и поэтому допустил неосторожное высказывание, тут мужик с мужиком – легко договориться.

Голос за кадром: Вообще-то, Брежнев ограничивал себя в спиртном: на приёмах и торжественных обедах из бутылки с наклейкой «Столичная» официанты наливали ему простой воды.

Виктор Суходрев: Я охотно верю, что он настоящий русский человек, что, конечно же, он наверняка, так сказать, любил выпить и на фронте, наверно, не только наркомовские 100 граммов, а, наверно, и, учитывая своё положение, побольше принимал. Как бы то ни было, во время официальных церемоний он не отказывался, рюмку, так сказать, мог поднять.

РУКОВОДЯЩАЯ ТРОЙКА

Голос за кадром: Советник по национальной безопасности Генри Киссинджер играл совершенно необычную роли в администрации Ричарда Никсона, президент все щекотливые переговоры поручал именно ему, считая, что этот человек, который говорил с сильным немецким акцентом, Киссинджер родился в Германии, его привезли в Америку ребёнком, не может составить ему конкуренции, но вопреки ожиданиям Никсона Генри Киссинджер стал весьма популярной фигурой: он готовил первый визит американского президента в Москву, и Брежнев рассчитывал на успех переговоров.

Виктор Суходрев: Бумаги, конечно, серьёзные готовились, он их читал, он их выучивал, можно сказать, они у него были под рукой, но я хочу подчеркнуть, что опять же он, знаете, не вперивался в эти листочки, не читал, он мог в них посмотреть, когда нужно было говорить о тех или иных параметрах, это же сложнейшая тема, это сложнейшая техническая тема, военно-техническая тема, вот эти проблемы ограничения стратегических наступательных вооружений, они же разные бывают, ракеты разных классов, разных мощностей – это комплекс сложнейших вопросов, он в нём разбирался, представьте.

Голос за кадром: Ключевой задачей было остановить разорительную гонку вооружений, а Брежнев прежде отвечал за создание ракетно-ядерного потенциала страны.

Виктор Суходрев: Он мог сидеть, там где-то просто на чистом листе бумаги рисовать схемы сравнительные дальности полёта такого-то типа нашей ракеты, такого-то типа аналогичного или более мощного или менее мощного американских ракет, где принцип был не абсолютного арифметического равенства – 10 ракет вам, 10 ракет нам, а был принцип стратегического паритета, грубо говоря, чтобы количество раз, которые каждая из наших стран смогла бы уничтожить другую, равнялось единой цифре, вот эта цифра была главной, именно количество раз, которое можно было уничтожить противника – на этом базировалась та самая тактика устрашения, которая должна была, была призвана предотвратить саму возможность начала войны.

Леонид Млечин: Леонид Ильич, став хозяином страны, первое время несколько опасался международных дел, чувствовал себя не слишком уверенно. В качестве генерального секретаря ЦК компартии он вёл переговоры с коммунистами всего мира, но с главами западных государств, президентами или премьерами по протоколу встречались либо глава правительства Косыгин, либо председатель Президиума Верховного Совета СССР Подгорный.

Голос за кадром: Председатель совета министров Косыгин претендовал на ведущую роль во внешней политике: он охотно ездил за границу и принимал иностранных гостей, в политических вопросах был крайне консервативен, если не сказать, реакционен – возмущался, если внешнеполитические вопросы обсуждали без него.

Виктор Суходрев: Пожалуй, начался перелом в этом отношении в 71-м году с XXIV съезда партии, когда, конечно же, с главным докладом выступил Брежнев, в этом ничего необычного не было – партийный съезд, соответственно, на нём главный секретарь выступает с основным докладом, но на том съезде он значительное внимание уделил выдвижению так называемой программы мира, которую начали раздувать потом непомерно просто, как вообще новое слово в мировой истории, она постоянно связывалась в нашей пропаганде с именем Брежнева, и если до этого Косыгин в основном выполнял сложные, достаточно деликатные миссии, совершал поездки за рубеж, особенно на запад, тогда как Брежнев в основном ездил в страны так называемого социалистического лагеря – вот отсюда пошло возвышение Брежнева, превращение его, по сути дела, в первого среди равных и дальше пошло-поехало, после этого он совершил первую поездку на запад во Францию, а потом пошла уже череда его встреч и переговоров в качестве главного лица, главного представителя Советского Союза, прежде всего это советско-американские встречи с Никсоном.

Леонид Млечин: А в отличие от многих своих соратников Брежнев серьёзно отнёсся к возможности наладить отношения с ведущими державами и тем самым укрепить мир.

Виктор Суходрев: У него было страстное и абсолютно искреннее желание к миру, к мирным отношениям, к сохранению мира прежде всего для Советского Союза, это сидело в нём очень глубоко, наверное, всё-таки военные годы, как никак, кем бы он ни был, но он прошёл с первого дня до последнего дня войну.

Голос за кадром: В мае 1972 года президент Ричард Никсон прилетел в Москву и это было значимое событие для Брежнева, впрочем, для американцев тоже, прежде отношения двух стран шли от кризиса к кризису.

Виктор Суходрев: Он любил устанавливать личные какие-то взаимоотношения с собеседниками об этом, собственно, в 72-м году в мае, когда впервые в Москву приехал Никсон в качестве президента США, в самый первый день состоялась их беседа действительно с глазу на глаз, я один там присутствовал, Никсон от своего переводчика отказался, там именно Брежнев сказал, что когда-то ему один старый большевик из руководителей старой гвардии сказал о том, как важно устанавливать личные взаимоотношения с теми или иными людьми, занимающими руководящие посты. Брежнев не сказал, кстати, кто был вот этим самым старым большевиком, который ему дал этот совет, но сказал: «Я это запомнил, этот мудрый совет и поэтому, – мол, – хочу и с Вами, господин президент, установить такие же личные отношения, чтоб мы могли встречаться каждый год, может быть, чаще, если надо».

Голос за кадром: Президент Ричард Никсон желал войти в историю в качестве миротворца, он хотел, чтобы его самого считали ключевой фигурой в вопросах внешней политики.

Виктор Суходрев: На Никсона это произвело, высказывание, впечатление, он с этим полностью согласился, и потом в мемуарах Никсон писал: «Я тогда задумался: а кто же был тот старый большевик, который дал ему тот мудрый совет? И я подумал, – я цитирую Никсона, – уж не Сталин ли?». А так получилось, что через дня 2 после этой встречи, где Брежнев об этом сказал, мы поехали в Ново-Огарёво с Никсоном, он вспомнил, Брежнев, разговаривая со мной, вспомнил эти свои слова и говорит: «Я тогда не стал говорить ему, кто мне дал этот совет, а это был Вячеслав Михайлович Молотов».

Голос за кадром: Переговоры с Никсоном вела вся руководящая тройка: Брежнев, Подгорный, Косыгин. Брежнев произнёс вступительные слова, но, как отметили американцы, старательно делал вид, что нуждается в согласии коллег.

Виктор Суходрев: Брежнев тихим голосом вдруг мне говорит; «Ну, что за коллеги у меня! Ну, если пригласили человека в гости, так надо встречать по-русски с улыбками широко, мало ли какие разногласия, обсуди их, веди себя нормально, а эти… – а эти – это Подгорный и Косыгин, – ну, не улыбнутся, как будто с каким-то врагом разговаривают».

Голос за кадром: Министр иностранных дел Громыко всячески поддерживал Брежнева.

Виктор Суходрев: Насчёт какого-то воображения или, ну, прямо скажем, мозгов, которые позволяли бы ему лично разрабатывать какие-то серьёзные инициативы – этого, наверное, не было, тут он полагался на аппарат.

ОН ПОВЕРИЛ В СВОЁ ВЕЛИЧИЕ

Леонид Млечин: В конце апреля 73-го на пленуме ЦК Брежнев выступал с докладом о международном положении и внешней политике КПСС, это было перед поездкой на переговоры с Никсоном. Брежневу нужна была поддержка – он её получил. Министр обороны маршал Гречко сказал: «Леонид Ильич, в своей трудной и ответственной работе помни, что мы с тобой, что ты опираешься на плечи народа, нашей партии и советской армии», – эти слова исключали сомнения в верности курса Брежнева.

Виктор Суходрев: В 73-м году, когда уже Брежнев был в Соединённых Штатах Америки, Никсон с гордостью сказал: «Я специально заготовил для встречи с Вами бутылку «Столичной», она на холоде у меня там стояла», – действительно запотевшая бутылка, официант налил по рюмке и унёс бутылку, а она потому что как раз под такую лёгкую рыбную закусочку, креветки, что-то в этом роде, была, а дальше имелось ввиду под рыбу – белое вино, потом под мясо – красное, по классическому образцу, потом шампанское, так, видимо, планировалось, и вошёл этот слуга и стал наливать в соответствующие бокалы уже белое вино, а Брежнев сказал: «Зачем же так? Витя, ты попроси президента, пусть ещё по рюмке водки нальёт». Официант успел, налив белое вино, уйти, пока я это всё переводил, Никсон говорит: «Виктор, нажмите там на кнопочку звонка». Я нажал, прибежал официант ему говорит: «Налей нам ещё по рюмке по водки». Тот налил и собирается уходить, и тут Брежнев успевает сказать: «Чего он её уносит, ты скажи ему, пусть оставит на столе, мы сами разберёмся!». Я это сказал, Никсон улыбнулся и говорит: «Знаете что, оставьте нам эту бутылку». Короче говоря, вместо белого вина, потом красного мы эту бутылку тоже допили.

Голос за кадром: После спешных переговоров с Никсоном Леонид Ильич почувствовал себя совершенно уверенно.

Виктор Суходрев: Мы несколько дней проели в Кэмп-Дэвиде – загородной резиденции президента: таи такие домики одноэтажные, скромные снаружи, но, естественно, очень удобные, комфортабельные внутри, во всяком случае он туда вызвал, кто-то из его адьютантов поехал в Вашингтон, где стоял, собственно, его, Брежнева, самолёт и привёз одну из борт-провидиц, которая с ним всегда, собственно говоря, летала, и она оставалась в этом домике, он с ней познакомил президента Никсона, как-то, уходя, Никсон улыбнулся ей, поклонился и сказал: «Берегите его, берегите президента». – это было.

Голос за кадром: В последние годы Брежнев болел и очень изменился, он нуждался в более сильных средствах, чем алкоголь, дававший лишь кратковременную передышку, он открыл для себя снотворные препараты, которые позволяли ему надолго забыться.

Виктор Суходрев: Вроде бы не пьяный, а какой-то… или как будто спросонья, но я потом это уже прочитал, что он пристрастился к снотворным, именно пристрастился к ним, говорят, что отсюда у него произошло атрофирование вот этого лицевого мышечного аппарата, поэтому стал он очень плохо говорить – это всё было, этому свидетель я был, но… короче говоря, при мне эти таблетки он пригоршнями не глотал, он я знал, что к концу уже после 75-го, скажем, года особенно он, конечно, резко пошёл вниз, и я знал, что он стремился уже как можно раньше закончить ту или иную встречу, на которой мне доводилось присутствовать по долгу службы.

Леонид Млечин: Леонид Ильич заметно сдал, поэтому на переговорах установилась такая практика: Брежнев только зачитывал заранее подготовленные заявления.

Виктор Суходрев: Тогда он был просто физической развалиной и тогда, кроме как прочитать с трудом написанное… это был другой Брежнев, которому давно надо было уйти и в любой другой стране ушёл бы, кроме нашей.

Леонид Млечин: Чем дальше, тем меньше Брежнев был способен вести серьёзные переговоры, он зачитывал подготовленный текст, не очень интересуясь ответами иностранных партнёров, а сами переговоры передоверял Громыко: «Ну, Андрей, включайся».

Виктор Суходрев: Наверное, действительно самое трудное из всего того, с чем человек может в жизни столкнуться – это медные трубы. Вот даже, казалось бы, первые лица государства, как они постепенно действительно начинают верить в те дифирамбы, которые им поют прихлебатели, по сути дела, из их ближайшего окружения.

Леонид Млечин: С годами Леонид Ильич поверил в собственное величие.

Виктор Суходрев: Ну, что? Ну, культ, что это было? Несмотря на все слова о коллективном руководстве, ну, не дай бог ещё раз быть свидетелем этого, даже находясь на отдыхе.