Леонид Млечин: Вечером 9 ноября 1989 года член политбюро и первый секретарь Берлинского окружкома берлинской социалистической единой партии Германии Гюнтер Шабовски выступал на пресс-конференции, которая транслировалась телевидением ГДР в прямом эфире, еще существовали 2 Германии, Западная и Восточная, появившиеся после войны, и 2 Берлина, разделенные стеной в 1961 году. ПАДЕНИЕ БЕРЛИНСКОЙ СТЕНЫ Леонид Млечин: Кто мог тогда предположить, что всего через несколько часов рухнет Берлинская стена, которая разделяла не просто 2 части города, а 2 мира, а очень скоро исчезнет и сама ГДР, социалистическая Германия, и немецкий народ объединится, но точно так же никто не мог предвидеть, что и 30 лет спустя Германия в определенном смысле так и останется разделенной на Запад и на Восток. Федеральный президент Йоахим Гаук, протестантский пастор, сыгравший важную роль в гибели коммунистического режима, а затем руководивший рассекречиванием архивов министерства госбезопасности ГДР, твердо верил в успех объединения: восточные и западные немцы говорят на одном языке, у них общая культура и история, но теперь живущие на территории бывшей ГДР упрямо называют себя не немцами, а восточными немцами. Через 30 лет после падения Берлинской стены немцы стали ощущать, как сильны различия между ними, по существу, подлинное объединение Германии, видимо, еще не состоялось. Что же произошло в Берлине тогда, 9 ноября 89-го года? С запада на восток впускали, а с востока на запад не выпускали: главная задача – не позволить жителям ГДР покинуть социалистический лагерь. И тогда на пресс-конференции руководитель столичной партийной организации хотел всего лишь порадовать сограждан: правила выезда из страны и въезда в нее упрощены, и жителям ГДР отныне легче будет оформлять выезд в Западный Берлин и в Западную Германию. Журналист из Италии попросил уточнить, когда именно вступает в силу закон о свободе передвижения? И Гюнтер Шабовски гордо ответил, что закон уже вступил в действие, он и предположить не мог, что его слова воспримут, как руководство к действию. Голос за кадром: Выслушав его, граждане первого на немецкой земле государства рабочих и крестьян сделали то, чего никто от них не ожидал: сотни тысяч восточных немцев двинулись к контрольно-пропускным пунктам, разделявшим город, а пограничников никто не предупредил, и они не собирались никого выпускать. Противостояние продолжалось 3 часа, за это время развернулись съёмочные группы западных телекомпаний, и Берлин оказался в центре внимания всего мира: тысячи людей стояли на границе. Леонид Млечин: Министр государственной безопасности ГДР, Герой Советского Союза, генерал армии Эрих Мильке позвонил только что избранному генеральным секретарем ЦК СЕПГ Эгону Кренцу и сказал, что ситуация становится взрывоопасной. «Что ты предлагаешь?» – спросил Кренц. «Ты – генеральный секретарь, – напомнил министр, – тебе и принимать решение». Голос за кадром: Эгон Кренц отдал приказ поднять шлагбаумы, в половине одиннадцатого вечера контрольно-пропускные пункты открылись: ошеломленные пограничники смотрели на бесконечную толпу, хлынувшую на запад, Берлин перестал быть разделенным – это потрясло мир. О том, что Берлинская стена рухнула генеральному секретарю ЦК КПСС Михаилу Горбачёву доложили только утром следующего дня, но в тот момент еще никто не понял, что социалистическая система уже рухнула, и ГДР скоро исчезнет с политической карты мира. Леонид Млечин: Советская разведка, располагавшая в Восточном Берлине всеми необходимыми возможностями, пропустила начало революции, а ведь каждый день в 6 часов утра по аппарату закрытой ВЧ-связи берлинская резидентура докладывала в Москву оперативную обстановку, но советская разведка не смогла предупредить своего президента о том, то ГДР ждет неминуемая катастрофа не потому, что хотели что-то утаить, советские разведчики и дипломаты, работавшие в Восточном Берлине, сами не оценили значения выступления Гюнтера Шабовски и проморгали начало настоящей революции. Голос за кадром: Советская перестройка изменила ситуацию во всём социалистическом лагере: восточногерманская интеллигенция рассчитывала, что ГДР тоже пойдет по пути перестройки и в стране тоже начнутся перемены. Секретарь ЦК социалистической единой партии Германии по идеологии Курт Хагер разрушил эти надежды, он произнес фразу, которая станет знаменитой: «Если сосед делает ремонт, то необязательно переклеивать обои у себя в квартире». Происходящее в Москве пугало Восточный Берлин, секретарь ЦК Курт Хагер жаловался советским партработникам: «Нас волнуют далеко идущие процессы реабилитации в вашей стране, многое может вредить нам, нашим отношениям, в рядах партии смятение». Курт Хагер назвал страшную цифру: «После подписания пакта с Гитлером в 1939 году Москва выдала фашисткой Германии 400 коммунистов, которые бежали из Третьего рейха и нашли убежище в Советском Союзе, – секретарь ЦК добавил, – но мы об этом молчим, мы не желаем допускать смятение в умах». Генеральный секретарь ЦК СЕПГ Эрих Хонеккер читал переводы статей из советской прессы, которая становилась всё более свободной, и возмущался, свои претензии высказывал советскому послу: «Это же контрреволюция! Таких людей надо высылать из страны! Пожалуй, мы больше не станем использовать понятие «перестройка». У нас своя продуманная концепция развития, то, что у вас делается, ГДР не воспринимается. Гласность кажется нам очернительством!». ЖИЗНЬ В ВОЛЬВОГРАДЕ Леонид Млечин: В 45-м году молодого Эриха Хонеккера ввели в состав ЦК компартии и поручили создавать немецкий комсомол. Весной 46-го появился Союз свободной немецкой молодежи, его активисты в голубых рубашках маршировали под красными знамёнами. Голос за кадром: Эрих Хонеккер женился на Эдит Бауман, которая тоже работала в Союзе свободной немецкой молодежи, а в 1955 году Хонеккер, тогда уже секретарь ЦК партии по делам молодежи, тайно развелся с Эдит и женился на Маргот Файст, она была на 15 лет его моложе и руководила пионерской организацией имени Эрнста Тельмана. Сам Эрнст Хонеккер быстро делал карьеру: в 1958 году его сделали членом политбюро и секретарем ЦК по военным делам и делам госбезопасности, потом он стал вторым человеком в партии и со временем отправил в отставку руководителя партии и государства Вальтера Ульбрихта и занял его место. Его жена Маргот Файст Хонеккер стала министром народного просвещения, а шурин – заведующим отделом ЦК СЕПГ. Став генеральным секретарем, Хонеккер изменился: бросил курить и отказался от алкоголя, он боялся подхватить инфекцию и после каждого приема гостей старательно мыл руки, от его былой демократичности не осталось и следа, слугам отношения между супругами казались лишенными тепла, Хонеккер вообще был эмоционально холодным человеком, как и Брежнев, выходные проводил на охоте, для этого ему купили в ФРГ несколько внедорожников, в том числе британский «Ленд Ровер». За ними была репутация отважного борца с нацизмом, человека, сидевшего в концлагере, он добился дипломатического признания ГДР, которую приняли и в ООН. С годами Хонеккер, очень тщеславный и окруженный подхалимами, становился всё более самоуверенным, ему докладывали о потрясающих успехах экономики ГДР, ему хотелось в них верить, и он верил. Эрих Хонеккер был лучшими учеником в марксистском классе, нигде реальный социализм не был таким успешным, как в ГДР, но за счет советской помощи и денег ФРГ, но к Леониду Ильичу Брежневу и его соратникам генеральный секретарь ЦК СЕПГ относился без всякого пиетета. «Никто на Западе не знает, как живут советские люди, – говорил Хонеккер своим помощникам, – и всем наплевать, как они живут, а мы на виду, на стыке социализма и капитализма, поэтому СССР обязан нам помогать». Леонид Млечин: Руководители ГДР с чувством нескрываемого превосходства посматривали на советских друзей, по части высокомерия восточно-берлинские вожди кому угодно могли дать 100 очков вперед, но по сравнению с Западной Германией у Восточной не было преимуществ: экономика ГДР оказалась неэффективной и неконкурентоспособной, ее провал не компенсировали даже замечательные качества немецкой рабочей силы. Социализм построили только в отдельно взятом дачном посёлке, где находились виллы партийной элиты. Голос за кадром: 23 семьи высших руководителей страны обосновались в посёлке Вандлиц под Берлином за бетонной стеной. Генеральный секретарь Эрих Хонеккер занимал виллу № 5, министр госбезопасности Эрих Мильке – № 1. Двухэтажная вилла генсека была обнесена высоким забором, невидным с шоссе. Тщательно охраняемый дачный посёлок членов политбюро восточные немцы окрестили «Домом престарелых» из-за преклонного возраста членов политбюро и «Вольвоградом», поскольку руководители ГДР предпочитали шведские лимузины. Сознание своей особости заставляло их держаться вместе, вечером они встречались в клубе, играли в карты и много пили. «Это чудесное местечко в лесу, рядом озеро, – прогуливаясь, члены политбюро с полным основанием говорили, – это коммунизм». Охрану и обслуживание посёлка осуществляло министерство госбезопасности, в половине седьмого утра приходил обслуживающий персонал: повара, горничные, уборщицы, домработницы присматривали за детьми. На публике члены политбюро представляли себя пламенными марксистами без страха и упрёка, на партийных съездах вдохновенно пели «Интернационал», клялись в верности идеям и идеалам, в частной жизни вожди партии и государства ни в чем себе не отказывали. Восточные немцы сравнивали свою страну с Западной Германией, и сравнение было не в пользу социалистической родины. ГДР оказалась первой страной, которая в 1971 году не смогла обеспечить воспроизводство собственного населения, восточные немцы шептались о том, что страна вымирает, пугала высокая смертность среди младенцев, сокращение средней продолжительности жизни, по количеству чистого алкоголя, потребляемого на душу населения, Восточная Германия занимала второе место в Европе. Закрытые опросы общественного мнения, проводившиеся Академией общественных наук при ЦК СЕПГ, показывали, что подавляющие чувства в социалистической Германии – это скептицизм и пессимизм, три четверти опрошенных жаловались на трудности со снабжением, две трети сетовали на то, что жизнь становится только хуже. «В Восточном Берлине было больше мяса и колбасы, чем в Советском Союзе, но меньше воздуха и цвета, – вспоминал один из советских журналистов, – Восточный Берлин был серый, сыпалась серая штукатурка со старых домов, серым бетоном стояли социалистические спальные районы и повсюду серые униформы, некоторые с грязно-зеленым отливом: одни – армейские, другие – полицейские. Такого количества униформ на душу населения я нигде не встречал, Восточный Берлин был затхлый, смрадный липкий дым от бурого угля опускался из труб, синие облака гари выбрасывали серые «Трабанты», пластмассовые автомобильчики». Леонид Млечин: Многие жители ГДР искали возможность перебраться в федеративную республику, Конституция которой автоматически предоставляла им гражданство. Летом 89-го дорога на запад внезапно открылась через Венгрию, она еще оставалась социалистической, и восточные немцы могли туда поехать, но в Будапеште к власти пришли новые люди, они решили полностью сменить политику страны и прежде всего снести «железный занавес», отделявший Венгрию от внешнего мира. Голос за кадром: 27 августа 1989 года министры иностранных дел Австрии Алоиз Мок и Венгрии Дьюла Хорн перерезали колючую проволоку на границе между двумя странами, 10 сентября границу открыли полностью. За 3 дня 15000 восточных немцев пересекли границу и ушли в Австрию, венгерские пограничники им не мешали. 4 сентября 1989 года в Лейпциге после проповеди в лютеранской церкви святого Николая больше тысячи человек вышли на улицу, демонстрация – невиданное в ГДР дело, они требовали гражданских свобод и полного открытия границ, больше сотни демонстрантов арестовали, но это не напугало, оппозиция объединялась вокруг церквей. 6 октября генеральный секретарь ЦК КПСС Горбачёв прилетел в Берлин на празднование 30-летней годовщины образования Германской Демократической Республики. Вечером 7 октября в Восточном Берлине устроили факельное шествие: генеральный секретарь ЦК СЕПГ Эрих Хонеккер довольный наблюдал за тем, как шли колонны, сформированные Союзом свободной немецкой молодежи, пока не услышал, что именно скандируют его воспитанники, а молодые немцы, проходя мимо трибун, кричали: «Перестройка! Горбачёв, помоги!». 9 октября в Лейпциге уже 70000 человек вышли на демонстрацию, полицейские и переодетые в штатское сотрудники окружного управления госбезопасности хватали молодёжных вожаков, но на улицы вышли люди и в других городах, 4 недели подряд в стране шли демонстрации. Восточные немцы требовали перемен и гражданских свобод, а немецкие чекисты пребывали в уверенности, что это вражеские вылазки на деньги империалистических спецслужб, искали иностранную агентуру, так же оценивали происходящее и советские разведчики в Восточном Берлине, поэтому всё происходившее оказывалось для них сюрпризом. Леонид Млечин: Тогда еще второй секретарь ЦК СЕПГ Эгон Кренц, отвечавший за органы госбезопасности, позвонил советскому послу в Берлине Вячеславу Кочемасову. «Главное – предупредить кровопролитие, – сказал Кочемасов, – я позвоню главкому нашей группы войск, все наши войска вернутся в казармы, учения, боевые стрельбы, полёты авиации – всё будет отменено!». Голос за кадром: 17 октября 1989 года закончилась эра Эриха Хонеккера, который управлял Восточной Германией 18 лет. Как только Хонеккер, которому сделали операцию на желчном пузыре, открыл заседание политбюро, глава правительства Вилли Штоф взял слово: «Вношу предложение: первым пунктом повестки дня рассмотреть вопрос о смене генерального секретаря. Эрих, так дальше не пойдет, тебе надо уходить!». Леонид Млечин: И никто не вступился за Эриха Хонеккера, все высказались за его отставку, поставили вопрос на голосование, и все проголосовали за, и даже сам Эрих Хонеккер дисциплинировано проголосовал против самого себя. В должности генерального секретаря его сменил Эгон Кренц, он не предполагал, что пробудет в этом кресле очень недолго. СОВРЕМЕННАЯ АТЛАНТИДА Голос за кадром: 4 ноября в центре Восточного Берлина на Александерплац прошел огромный митинг, изменивший атмосферу в стране, такого еще не было: полумиллионная толпа требовала свободы слова и свободы собраний. Леонид Млечин: В ноябрьские дни 89-го года, когда в Восточной Германии уже начались демонстрации, я разговаривал со знаменитой гэдээровской писательницей Кристой Вольф, ее романы охотно печатались в нашей стране, она приехала в Москву и побывала у моих родителей, а дочь ее сама участвовала в демонстрации и даже попала в полицию и ясно было, что Восточную Германию ждут большие потрясения, и я спросил Кристу Вольф: «Что теперь будет? Вы объединитесь с Западной Германией?». И она безумно на меня обиделась и сказала: «Это вы в Москве об этом думаете?! ГДР, – сказала она, – это наше государство, и мы никогда от него не откажемся!». Голос за кадром: Многие тогда верили, что начинается новый этап истории Восточной Германии, Криста Вольф была патриоткой ГДР, и она и другие интеллектуалы, видя все недостатки социалистической ГДР, всё равно верили в возможность развития страны и превращения в действительно гуманное общество, они ценили ГДР, как государство, провозгласившее освобождение от фашизма, от нетерпимости, от яда национального социализма. Новые руководители ГДР пытались что-то сделать: подготовили робкий проект закона о свободе передвижения, у руководителей Восточной Германии не оставалось иного выхода, ситуация припёрла власти к стенке, на Эгона Кренца давило руководство братских соцстран, через которые граждане ГДР бежали на Запад. Леонид Млечин: Решили посоветоваться с советскими товарищами, Эгон Кренц позвонил советскому послу: «Есть намерения открыть центральную часть Берлинской стены, как Вы к этому отнесетесь?». Посол Кочемасов отправил шифровку в Москву, возражений не последовало, никто не мог предположить, что восточные берлинцы в один день снесут стену. 9 ноября 89-го года стало днем, когда мир впервые в послевоенные времена испытал симпатию к немцам, мир даже удивился, что и немцы способны испытывать какие-то искренние человеческие чувства, а для большинства берлинцев – это была бессонная ночь счастья. Голос за кадром: В городе творилось нечто невообразимое: никто не работал, народ ликовал, улицы были забиты машинами, все ехали в сторону Западного Берлина, восточным немцам хотелось увидеть другую жизнь, они столько лет жили за глухим забором и не знали, как там у соседей за стеной. Служащие пограничной полиции у Бранденбургских ворот индифферентно наблюдали за полчищами туристов, которые фотографировались для семейных альбомов, стену больше никто не охранял, наблюдательные вышки опустели, злобных служебных собак заперли в вольерах. Леонид Млечин: Революция произошла без единого выстрела и без единой жертвы. После падения Берлинской стены больше 400000 восточных немцев перебрались на запад – это было настоящее бегство от социалистической системы. Голос за кадром: Днем 10 ноября горожане собрались на площади перед сенатом Западного Берлина, где когда-то американский президент Джон Кеннеди произнес свою знаменитую речь в защиту свободы. Самым красноречивым оратором был бывший канцлер Вилли Брандт, который так много сделал для сближения Запада и Востока, он говорил об объединении Германии. 13 ноября министр госбезопасности Эрих Мильке в последний раз появился в народной палате ГДР, он был в штатском, теперь депутаты откровенно потешались над министром, который утратил свой апломб и растерянно мямлил с трибуны: «Мы работали в тесном контакте с трудящимися, мы не отрывались… да, не отрывались, – и словно заклиная повторял, – я же всех люблю, всех людей… да, люблю!». Депутаты подняли Эриха Мильке на смех, страх перед чекистами исчез – это был самый верный признак крушения режима. Министерство госбезопасности занимало в Берлине целый квартал на Норманенштрассе, в общей сложности 16 серого цвета зданий, Мильке был самым большим работодателем в ГДР, аппарат министерства состоял из 92000 штатных сотрудников, оперативникам помогали 170000 неофициальных сотрудников – осведомителей. «Философия министра Мильке такова, – писал бывший начальник разведки ГДР генерал-полковник Маркус Вольф, – госбезопасность должна знать всё, что происходит в стране, из-под ее опеки не исключалась ни одна сфера, в том числе партия и ее руководящие органы». Леонид Млечин: С первого дня работы в министерстве госбезопасности Эрих Мильке собирал материалы на всех членов политбюро, долгие годы он пытался понять, при каких обстоятельствах арестованный нацистами Эрих Хонеккер в марте 45-го убежал из тюрьмы, не был ли побег инсценированным, и не согласился ли молодой Хонеккер стать осведомителем гестапо в обмен на свободу? В ГДР создали почти идеальную систему слежки за собственным народом, а революцию в стране не заметили, ГДР исчезла в считанные дни, вот уж от ГДР никто этого не ожидал, она была самым процветающим социалистическим государством, советские руководители любили ездить в Восточную Германию, чтобы, вернувшись, торжествующе сказать: «Вот, как способна работать социалистическая модель!». И вдруг зримое доказательство правоты передовых идей исчезло с политической карты мира, не по воле небесных сил, не по причине природных катаклизмов, не из-за козней коварного врага, не по вине немногочисленных восточногерманских диссидентов, а потому что людям не нравилось, как устроена жизнь в стране и им надоел социалистический режим. Голос за кадром: В правительство ГДР вошли представители разных партий, СЕПГ переименовали в партию демократического социализма, новые руководители партии и правительства обещали реформы в политике и экономике, но историческое время, отведенное ГДР, истекало. Через месяц вместо лозунга «Мы – народ!» на улицах городов стал звучать иной: «Германия – единая отчизна!» – это означало, что восточные немцы хотят объединения с западными. Леонид Млечин: Диктатуры всегда кажутся сильнее, чем они есть на самом деле. Через 2 месяца после падения Берлинской стены, в январе 90-го, в Кремле обсуждали германскую проблему, и председатель КГБ Владимир Крючков доложил, что СЕПГ как таковой уже не существует, и государственные структуры ГДР практически не работают. Горбачёв не хотел верить в мрачные прогнозы: «Не может этого быть, – говорил он, – там 2,5 миллиона членов партии, разве это не реальная сила?!». Голос за кадром: «Конечно, были отдельные руководители, которые в последний момент хотели прибегнуть к «китайскому варианту», подавление студентов на площади Тяньаньмэнь, – вспоминал Клаус Гизи – бывший министр культуры ГДР, – но, в общем, по моим впечатлениям, никто не был готов пойти на это, режим пал сам, как подточенный термитами дом». Леонид Млечин: Советские теоретики доказывали, что в ГДР складывается новая социалистическая немецкая нация, поэтому вопрос об объединении Германии снимается с повестки дня. В реальности, между двумя Германиями возникла разветвлённая сеть отношений: экономических, политических, межпартийных и даже личных, о чем советским товарищам не говорили, межгерманские отношения были высшим секретом ГДР. КГБ контролировал спецслужбы ГДР до 56-го года, потом восточногерманские спецслужбы получили практически полную самостоятельность, а в последние годы существования ГДР ведомство Мильке неохотно делилось информацией с советскими друзьями, свои главные операции восточногерманская разведка держала в тайне прежде всего от светских товарищей, потому что ГДР занималась деятельностью, которую хотела утаить именно от Москвы. После крушения Берлинской стены стало ясно, что остановить объединение Германии можно только танками.