Леонид Млечин: Сколько вождей, глядя на беснующуюся у их ног восторженную толпу, с тревогой думают: «Неужели это когда-нибудь закончится? Овации, радостные крики, клятвы вечной преданности? Неужели им, таким великим, тоже придется уйти из жизни, как простым смертным? И какие-то жалкие существа будут глумиться над их могилами?» Голос за кадром: При советской власти врачи озаботились тем, как продлить жизнь вождей. Александр Александрович Богданов создал Институт переливания крови. Он верил, что массивными переливаниями можно омолодить изношенные организмы руководителей страны. Академик Александр Александрович Богомолец, видный патофизиолог, засел за теорию долголетия. Доктор Игнатий Николаевич Казаков пытался стимулировать высокопоставленных пациентов введением различных сывороток и гормонов. Леонид Млечин: Четвертое главное управление при Министерстве здравоохранения занималось поддержанием сил в слабеющих вождях. Леонид Ильич позаботился о том, чтобы должность начальника 4-го управления занял надежный человек – молодой и энергичный кардиолог Евгений Иванович Чазов. Евгений Чазов: Я даже помню, когда меня втянули в это управление, я страшно не хотел идти. Мне оно не нужно было. Я помню, такую фразу сказал. «Знаете, вы все отказываетесь и отказываетесь. Если бы вы не отказывались, я бы еще подумал, брать вас или не брать». Так что он был и с юмором человек в тот период. Голос за кадром: Когда Брежнев встал во главе государства, то казался самым здоровым в Политбюро. Правда, у него был инфаркт в 1952 году и серьезный сердечный приступ в 1957-ом. Но кардиологи его успешно лечили, и с тех пор на сердце он не жаловался. Леонид Млечин: Первый звонок прозвенел в августе 1968 года, когда в Москве проходила напряженная встреча с руководителями Чехословакии. Брежнев держал речь, и вдруг с ним что-то произошло. Евгений Чазов: Это был напряженный август. И он очень переживал эту ситуацию. Косыгин сидел рядом, кто-то еще там был. Короче говоря, он упал на Косыгина вот так. Заснул. Он принял большую дозу снотворного и заснул. Они испугались. Думали, что у него кровоизлияние в мозг или что-то. Я прихватил очень хорошего невропатолога, блестящего. Посмотрели. Он говорит: «Он просто спит». Голос за кадром: Леонид Ильич не промахнулся с Чазовым. Состояние здоровья высших чиновников – бесценная информация в борьбе за власть. Евгений Чазов: Выбегает Косыгин: «Вот, что там?» А он его тоже Леня звал, я помню. «Что с Леней, что с Леней?» Я вышел, говорю: «Не волнуйтесь». – «Нам надо продолжать переговоры». – «Скажите, что вы переносите… Сейчас он отдохнет и продолжит переговоры». Действительно, он несколько часов поспал, умылся, пришел – и прошли переговоры. Это был первый раз, когда я столкнулся с этой ситуацией. Потом он держал себя в руках. Но когда были такие нервные напряжения, он хотел уйти от окружающего мира. Леонид Млечин: Кажется странным, что Брежнев, который прошел войну и выиграл столько политических сражений, был человеком со слабой психической структурой. А ведь он, как гимназистка, мог упасть в обморок. Психика главы государства не выдерживала постоянных стрессов. Когда возникала неприятная ситуация, он хотел уйти в сон. Евгений Чазов: Он спал по 14 часов в день. Он уже не мог. У него уже… Понимаете, у нас есть такое название. Это не наркомания, это не какой-то… Кстати, говорят, что он пил. Он не пил. Брежнев не пил. В молодости, может быть, выпивал. А снотворными он увлекался. Голос за кадром: Сейчас появились легкие препараты без серьезных побочных последствий. А тогдашние снотворные имели серьезное побочное действие. Но Леонид Ильич не считал себя больным. И убедить его уменьшить количество принимаемых препаратов не удавалось. Он попал в зависимость от них. Это была своего рода токсикомания, разрушавшая личность. Евгений Чазов: Может быть, и некоторые знают это чувство. Кто не спит. Вот представляете – ночь не спать. Это очень тяжелое чувство. Ты утром бешеный будешь. И для того, чтобы спать, Брежнев когда-то начал принимать эти снотворные. А потом, когда у него бывали какие-то сложные периоды, он хотел заснуть, уйти от всего. И вот он начинал глотать эти снотворные. Голос за кадром: Лекарственные средства активно воздействовали на биохимические процессы в его организме, определяя его настроение и степень работоспособности. Иногда бывали плохие дни, когда он с трудом поддерживал отношения с внешним миром. Сильно действующие препараты расслабляли его до такой степени, что он лишался способности действовать: сначала не мог заснуть, потом не в состоянии был проснуться. Евгений Чазов: Когда мы приехали в ГДР, какая-то годовщина у них была, и было такое торжественное заседание. Он должен был выступать. И он взял, перебрал эти снотворные. Тогда это был у него какой-то срыв. Я помню, мы пришли. Он говорит: «Что? Что вы их пропустили, эту охрану?» Они же знают. Я, слава богу, с ним уже 10 лет. «Чего вы их пустили? Не пускать ко мне». Вот был такой. Короче говоря, он заснул. Надо ехать на заседание. Спит. Громыко ходит уже. Машину подали. Никак не встанет. Громко мне говорит: «Надо что-то делать». – «Сделаем. Сейчас буду…» Мы уже применили тонизирующие препараты. Голос за кадром: Выводили его из этого состояния с помощью столь же сильных взбадривающих средств. Это пагубно влияло на память, на мозговую деятельность. Евгений Чазов: Наши препараты не были особенно известны. Так вот, мы применили эти препараты. Он встал. Но он выступил. Правда, я попросил… там Мильке был такой. Я его попросил, говорю: «Слушай, ты там где-нибудь чуть поддержите, чтоб не было». И он так вроде шел рядом. Леонид Млечин: Эрих Мильке, которого в Восточном Берлине академик Чазов попросил быть рядом с Брежневым – это министр государственной безопасности ГДР, член Политбюро, генерал армии и будущий герой Советского Союза. Голос за кадром: Леонид Ильич стал принимать и успокаивающие препараты. Он не только хотел спать. Ему нужно было снимать напряжение, которого он не выдерживал. Он приучился глотать эти таблетки днем втайне от врача. Евгений Чазов: Нервная система изнашивается. Вы знаете, в конце жизни это был добрый, приятный такой пожилой… я бы хотел сказать «старичок», но неудобно говорить… пожилой человек, сентиментальный. Я помню, как-то такой… Вот вы не задумывались. Он ведь, по-моему, только однажды был героем социологического труда. А остальное было – герой Советского Союза. Ну, вот, почему? Когда у него это произошло, он всегда в этот период вспоминал войну, он был контуженным. У него запечатлились военные годы. Ему подарили на день рождения, по-моему, саблю или меч дарили. Не подарили что-нибудь такое, а подарили меч. Голос за кадром: Ослабла память. Он с трудом сосредотачивался. Забывал, что только что сказал. И у него возникало стойкое нежелание заниматься делами. Брежнев раздражался, когда от него требовали принять какое-то решение. С годами же стал активно развиваться атеросклероз сосудов головного мозга. Внешне это проявлялось в потере способности к самокритике, сентиментальности, желании покрасоваться, фантастическом тщеславии. Евгений Чазов: Я потом понял, что с тех пор у него была эта армия, война… Я помню, фильм «Офицеры» он смотрел со следами на глазах. Он уже был сентиментальным. Более того, этот период войны и послевоенный период… я помню, он был в Барвихе. Я заехал. Он говорит: «Знаешь, Евгений, я просмотрел все фильмы с Марикой Рокк. Ты видел или не видел все?» А помните, после войны это был период, когда была война, голод, холод, это все тяжелое, и появился с Марикой Рокк «Die Frau meiner Traume». С экрана смотрел другой мир. И поэтому у него были эти воспоминания военного периода. Я думаю, что эта страсть к наградам, которая у него появилась – это была с того времени, после контузии здесь засело. «Вот война». Вот это и было. И, вы знаете, мне ведь было жалко Брежнева последних лет. Леонид Млечин: Попытки лечащих врачей ограничить прием снотворных и успокоительных успеха не принесли. Брежнев не мог от них отказаться. Если врачи не давали ему таблетки, добывал их сам. Евгений Чазов: Андропов мне очень хорошо сказал, когда я пришел к нему и сказал: «Знаете, я отказываюсь в этой ситуации что-нибудь делать», потому что члены Политбюро суют Брежневу в карман снотворные средства. А ведь придут его товарищи, он говорит: «Слушай, как ты там? Спишь ты, не спишь?» - «Нет. Плохо засыпаю». – «А ты что, снотворные принимаешь?» - «Да». – «А какое снотворное?» - «Да вот, мединал». – «Слушай, дай мне попробовать. А то я тоже плохо сплю». Тот ему дает. Но некоторых он заставлял. Например, Цвигун… у него ситуация такая нервная была. Из-за того, что я сказал, что не должны делать, он ему доставал эти снотворные средства. Голос за кадром: Генерал армии Семен Цвигун, первый заместитель председателя КГБ, верный соратник Леонида Ильича, еще с той поры, как Брежнев руководил Молдавией. Евгений Чазов: Когда я сказал Андропову, говорю «Вот так и так. Что я могу сделать? Все же его…», он говорит: «Евгений Иванович, ну не будьте вы наивны. Он генеральный секретарь. Да он только скажет – найдите мне снотворное. Прибегут и принесут. И никто не узнает. Только чтобы быть поближе к нему и быть с ним в хороших отношениях. И ни я, ни вы, никто этому помешать не сможем». Он выходил очень хорошо из этой ситуации. Сделали пустышки в его лабораториях. Я боялся, он помимо этих пустышек еще принимал. Голос за кадром: Окружающие просто не понимали, что происходит с генеральным секретарем, отчего он пребывает в таком странном состоянии. Казалось, у таких людей, как Брежнев, стальные нервы. Евгений Чазов: В конце концов, изнашиваются эти нервы. Был очень хороший такой профессор Василенко, известный академик. Он с юмором всегда. Мы с ним очень много бывали и все. Он говорит: «Слушай, скажи, чего мы все так… Стрессы, стрессы. А отчего стрессы? Жена лает, начальник лает. У него всюду все плохо. А он идет, улыбается и смеется. А другому по телефону позвонил начальник, сказал: «Иван Иванович, а как у вас там это дело?». И тот: «Да, да, да, да». Вешает трубку: «А что же он под этим подразумевал?» Ах, бах. Высокое давление, инфаркт – и увезли. Отчего?» Мы сейчас можем сказать, что в зависимости от того, как эти нейроны выделяют определенное количество определенных веществ, зависит эта реакция. И еще другое. Вы говорите – как меняется человек. Есть такое состояние – депрессия. Голос за кадром: Депрессию и вялость вызывали прежде всего сильнодействующие препараты. Евгений Чазов: И депрессия – это не просто психическое состояние. Депрессия – это болезнь, которая сопровождается изменением целого ряда биохимических процессов, происходящих в мозге. Я к чему это говорю? Понимаете, старость – это тоже непростой процесс. При этом меняются здесь функции вот этих клеток, меньше выделяется определенных веществ. И поэтому все легче воздействует. Поэтому если, например, те же снотворные будет принимать молодой человек, он более спокойно их перенесет, а если он будет принимать в возрасте 70 лет, то у него совершенно будет другая реакция. Голос за кадром: Так что же? Выходит, генеральный секретарь нуждался в психиатрической помощи? Евгений Чазов: Нет, это не психиатрическая помощь. Мы ведь использовали все методы, которые только существуют. Более того, есть такой Лувсан, который знает тибетскую медицину. Мы его вывезли сюда. Это был вообще секрет. Кстати, Леонид Ильич очень хорошо к нему относился. А он обкуривание, все. Этот Лувсан был монгольским подданным. Я хорошо знал жену Цэдэнбала, она русская была. Она сказала: «Как это? Он от Цэдэнбала уехал. Вывезти его из Советского Союза в посольство». Лувсан прибегает ко мне: «Я гражданин Монголии. Как мне быть? У меня требуют посольство. Они в 24 часа меня отправят, а там меня в тюрьму посадят». Я говорю: «Лувсан, не волнуйся». Я позвонил Андропову, говорю: «Так и так. Пусть он напишет заявление». А он, кстати, учился в Советском Союзе в Харькове, фельдшерскую школу кончал, потом в Монголию попал. А мальчишкой был в тибетских монастырях. Я говорю: «Лувсан, давай пиши заявление». Он написал. На следующий день мне звонит Андропов, говорит: «Пусть Лувсан спокойно ходит по улицам Москвы. Его никто не поймает, потому что он гражданин Советского Союза». Леонид Млечин: Министр здравоохранения СССР академик Борис Петровский, описывая историю болезни Брежнева, прибегает к термину дезаггравация – это ситуация, когда больной преувеличивает свое физическое благополучие и не жалуется на болезнь. Леонид Ильич отдавал себе отчет в том, что с ним происходит? Евгений Чазов: Вы знаете, не совсем. Появился круг лиц, которые вокруг него. Хотя он иногда вырывался. Помните его поездку на Дальний Восток через всю… Он ехал, спал, выходил иногда, показывался народу. Тут же поддержали, что «вам надо показаться» и так далее. Его показывали. Конечно, мне было его жалко, и я считал его несчастным человеком. Голос за кадром: Но Брежнев надежно обезопасил себя. Убрал всех, кто мог составить ему конкуренцию. Оставшиеся в Политбюро были либо очень престарелыми людьми, либо даже сами понимали, что ни на что не могут претендовать. В руководстве партией не осталось никого, кто был бы заинтересован в его уходе. Напротив, члены Политбюро действительно хотели, чтобы Леонид Ильич оставался на своем месте как можно дольше. Евгений Чазов: Единственный человек, который переживал очень остро за здоровье Брежнева – это был Андропов. Конечно, тут были личные мотивы. Потому что Андропов понимал, что при Подгорном, Косыгине, Кириленко, если что-то случится с Брежневым и не будет, его позиция будет очень тяжелая. Поэтому он просто боролся за него, как я за его здоровье. Может быть, эта борьба и вышла боком потом нам. Потому что последний период, какие-то годы… Кстати, сыграл роль и господин Суслов, который объявил: «Стабильность кадров – стабильность страны». Это же его лозунг был. Или второе, что он говорил: «Этого не может быть, потому что так не было». Вот, мы все на Брежнева, на Брежнева. Не только же Брежнев там постарался. Леонид Млечин: Вот Михаил Андреевич Суслов, член Политбюро, секретарь ЦК, второй человек в партии, был старше Брежнева, а психика у него была крепче. Почему? Евгений Чазов: Посмотрите на его жизнь. Жизнь Суслова и жизнь Брежнева. Жизнь Брежнева была гораздо тяжелее, чем жизнь Суслова. Он был партийный функционер. Прошел эту жизнь по партийной линии. Не был на фронте. Он не поднимал целину. А, потом, его характер. Это же был характер, знаете… По-моему, если бы разорвалась бомба рядом, он бы спросил: «Это было или не было такого?» Он был размеренный. Человек в футляре. Он единственный носил калоши. Пальто у него было всегда длинное. Шляпа была уже проверенная. Поэтому он был своеобразный человек. Я считаю, что он дожил до 80 лет – это соответствует характеру. Голос за кадром: Суслов сам был весьма нездоровым человеком. Страдал диабетом и многими другими заболеваниями. Но Михаил Андреевич наотрез отказывался признавать себя больным. Не прислушивался к врачам и не доверял их рекомендациям. Евгений Чазов: Терпеть не мог лекарств. Нам было абсолютно ясно: если бы не от мозга, то он бы от сердца погиб. У него был бы инфаркт. Он ходить не мог. У него стенокардия была. Он пройдет и встанет. Но стенокардия была особенная. Бывает такая ситуация. Когда болит левая рука. И у него была такая ситуация. Там были кардиограммы, все показано. Он говорит: «Вы выдумываете. Ничего я не больной. Это вы меня хотите сделать больным. Я здоровый. А это у меня болит сустав». Тогда появился такой препарат – Нитронг. Я фабриканта знал хорошо. А он сам врач по специальности. Я ему говорю: «Слушай, вот давай… А ты можешь сделать, чтоб это всасывалось в виде мази?» Он хотел торговать с нами, продавать свой Нитронг. «Я тебе сделал». Мы приезжаем с Поповым к Суслову. «У нас есть очень хорошая мазь для суставов. Так помогает здорово!» И мы ему эту мазь намазали. Он даже ходил с повязочкой марлевой. И у него прошли эти боли. Он стал хорошо ходить. Потому что действует препарат. И он говорит: «Вот видите! Врачи, врачи. Сердце, сердце. Никакое это у меня не сердце. Это у меня сустав болел. Вот сделали мазь – и все в порядке». Это был Суслов. Голос за кадром: «Прорвавшиеся наверх мертвой хваткой держались за свои места. Совсем старые руководители, очень больные, не уходили на пенсию, - писал министр здравоохранения академик Петровский. - Им было не до перемен. Дожить бы до естественного конца при власти и собственном благополучии. Знаете, у врачей есть даже термин – старческий эгоизм. Так вот, в годы застоя в руководстве прямо-таки процветал старческий эгоизм». В январе 1982 года Суслов лег на обследование. И прямо в больнице у него случился инсульт. Грешили на врачей – «недосмотрели». Евгений Чазов: У него было обширное кровоизлияние в мозг. Когда мы уже посмотрели… Говорят, ведь кого только мы ни убивали. Если почитать журналы и телевидение посмотреть, мы убили по крайней мере на моей памяти, конечно, Брежнева, мы убили Андропова, Черненко, Кулакова убили. Мы инфаркт сделали, по-моему, кому-то. Черт его знает. Я уж не помню. Я, правда, не читаю и не смотрю. Но мне иногда так говорят. Причем, мои пациенты говорят: «Ой, вы знаете, а вы говорили…». – «У нас свобода слова». Леонид Млечин: Брежнев исходил из того, что главное – исходить власть над страной. Дал слабину, позволил кому-то рядом набрать политический вес – и лишился всего. Леонида Ильича не назовешь более талантливым и ярким политиком, чем Хрущев. Но Никита Сергеевич провел остаток жизни в роли никому не нужного пенсионера, за каждым шагом которого следили чекисты. А тяжело больной Брежнев оставался хозяином страны до своего смертного часа.