Голос за кадром: «Почти 30 лет продолжалась та эпоха, которую мы называем Сталинской», – писал Исаак Осипович Дунаевский своей поклоннице. – Оставляя в покое всякие неопрятности, всякие постановления и дискуссии, могу сказать, что если песня удавалась, если песня, оперетта или фильм выходили так, как задумывались, то было место и для творческих радостей, и для удовлетворённости. Радость и утверждение жизни были основным признаком Сталинской эпохи в искусстве. В этой радости или утверждении мы были в той или иной степени певцами Сталинской эпохи. И среди этих певцов мой голос звучал, пожалуй, наиболее звонко и сильно». Леонид Млечин: Письмо написано после смерти Сталина, сугубо личное. И Дунаевский не лукавил. Многие годы он ощущал внимание вождя, ценившего его музыку, особенно песни и марши, и знал, что ему обязан наградами и почётом. Конечно, последние сталинские годы от борьбы с космополитами, до «дела врачей», не назовёшь счастливыми. Но худшее обошло Дунаевского стороной, и он предпочитал думать, что виной всему коллеги-завистники и бездарные чиновники, а вовсе не созданная вождём система. Исаак Дунаевский был первым композитором страны. По воле вождя или всё же благодаря собственному таланту? ИСААК ДУНАЕВСКИЙ Леонид Млечин: Премьера «Весёлых ребят» состоялась 25 декабря 1934-го в кинотеатре «Ударник» в центре Москвы. А перед премьерой фильм показывали в Московском «Доме кино», в Ленинградском театре «Ротфронт» и в рабочих клубах, где режиссёр-постановщик Григорий Александров читал стихи в защиту музыкальной комедии. Голос за кадром: «Товарищ зритель, в нынешнем спектакле героем главным будет звонкий смех. Ведь вы пришли к нам отдохнуть – не так ли? На час-другой заботы вы отбросьте. Пускай сегодня позабавят вас история талантливого Кости, любовь Анюты и весёлый джаз. И завтра на заводе, в наркомате вы улыбнетесь, может быть, слегка, припомнив джаз в нелепом мокром платье, весёлый пляж и хмурого быка. Лови мотив, который убегает. Пусть нашу песню каждый запоёт. Ведь тот, кто с песней по жизни шагает, тот никогда и нигде не пропадёт!». Леонид Млечин: Сами авторы фильма были потрясены фантастическим успехом «Весёлых ребят». Песни Дунаевского распевала вся страна. И слава пришла к исполнителям главных ролей – Леониду Осиповичу Утёсову и Любови Петровне Орловой. Голос за кадром: Орлова рассказывала: «С волнением вспоминаю я о том, как встретились и подружились с чудесным композитором Исааком Осиповичем Дунаевским, который вместе с поэтом Василием Ивановичем Лебедевым-Кумачом подарил зрителям такие чудесные песни. Помню, как я была приятно удивлена, когда Дунаевский, впервые проиграв песню Анюты, сказал мне: “Давайте доделывать песню вместе. Вместе подумаем и поправим, чтобы пелось легко и свободно”. Песни Дунаевского, звонкие и яркие, прошли вместе со мной через всю жизнь». Леонид Млечин: Любовь Орлова подарила Дунаевскому свою фотографию, на которой написала: «И тот, кто с Дуней по жизни шагает, тот никогда и нигде не пропадёт». Голос за кадром: «У нас много мечтателей, – писал народный артист России, лауреат трёх Сталинских премий Исаак Дунаевский, – увлечённых блистательными успехами киноартистов, режиссёров и композиторов. Я получаю множество таких заявок на знаменитость. Девушка хочет стать Орловой, мальчик – Дунаевским. Им кажется, что этого только нужно захотеть… Но самое главное: уметь честно, без мечтаний, трезво, самокритично выбрать путь, на котором стоит не только твоё желание, но и твоё призвание. Призвание не кажущееся, а подлинное». Леонид Млечин: Исаак Осипович Дунаевский – ровесник XX века. Он родился в январе 1900-го в городе Лохвица на Украине. Вся семья музыкальная, его четыре брата тоже станут музыкантами. Но определить мальчиков гимназии не удалось из-за процентной нормы – доля учеников-евреев не могла превышать определённой нормы. В Российской империи евреи были ограничены в правах, пасынки империи. Но изобретательный отец будущего композитора нашёл способ перебраться в Харьков, где мальчик поступил в музыкальное училище. Окончил его в 1918-м, когда вслед за революцией перевернувшей всю жизнь, заполыхала Гражданская война. Дунаевский напишет об этом свою первую оперетту «И нашим, и вашим». Голос за кадром: Действие происходит в маленьком украинском городке во время Гражданской войны. Городок занимают то белые, то зелёные, то махновцы, то красные. Сюда пробирается красный партизан, переодетый монахом. У него начинается роман с дочерью городского главы. Колоритная деталь – переворачивающийся соответственно надобности портрет. Если городок занимали красные, портрет переворачивали той стороной, на которой изображен Семён Михайлович Будённый, если белые – городской глава переворачивал портрет, и на нём красовался Деникин. Леонид Млечин: Юный Исаак Дунаевский начинал в оркестре, пробовал себя в роли дирижёра, начал сочинять музыку для театра. На юного композитора обратили внимание. В 1924-м он перебрался в Москву. Его пригласил Владимир Хенкин. Я должен пояснить, кто это. Владимир Яковлевич Хенкин – народный артист России – был любимцем публики, невероятно популярным комиком, каким позднее станет Аркадий Исаакович Райкин. Хенкин принадлежал к числу великих чародеев комедийного искусства в истории русского театра. Он безоговорочно владел зрительным залом, который следил за каждым его словом. В Москве Дунаевский – музыкальный руководитель театра «Палас». Голос за кадром: «В театр приходили артисты всех жанров, – вспоминал драматург и сценарист Иосиф Леонидович Прут, – играли всякие сценки, дурачились, Хенкин рассказывал анекдоты, а чудный мальчик из Харькова Исаак Дунаевский был и дирижёром, и музыкальным руководителем, и хормейстером. Дунаевский был создан для того, чтобы стать композитором. Он, мне кажется, даже мыслил музыкально, несмотря на то, что в такой несложной штуке, как нотная запись, существует только 7 знаков. Из этих семи нот он мог создать всё что угодно». Леонид Млечин: А потом он женился, и они с женой отправились в тёплые края, в Симферополь. Но в 1927-м его позвали назад – в Театр сатиры, и он поехал. В Театре сатиры играл мастер оперетты народный артист России Григорий Маркович Ярон. Он вспоминал Дунаевского. Голос за кадром: «Худенький, стройный, изящный, с огромными выразительными глазами, мягкий, предельно тактичный. Он мог заливисто смеяться, но если разговор переходил на серьёзный предмет, вдруг сразу становился сосредоточенным, задумчивым. Он мог спорить с пеной у рта, отстаивая своё мнение, но если спор переходил на шутку, опять заразительно смеялся. Он очень много читал, очень много знал. У него всегда был исключительно широкий круг интересов». Леонид Млечин: Почему все стремились работать с Дунаевским? Он был бесконечно талантлив и ему хотелось творить. Он жил, чтобы сочинять музыку, и всё получалось. Григорий Ярон рассказывал: «Когда Дунаевский приносил новый номер, он говорил: “Надеюсь, на этом все?”. Нет, говорили мы. Дуня, нам нужен испанский танец. «Какой испанский танец? – говорил Дунаевский. –Действие происходит в Северном Ледовитом океане”. Да, но мы придумали, что помощник режиссёра по ошибке захватил с собой испанские костюмы. Можно придумать очень смешной испанский танец. Исаак Осипович хватался за сердце, падал на диван, кричал: “Воды мне воды!”. Мы приводили его в чувства. Он выходил и через несколько дней возвращался с новым номером». В 1929-м его уговорил перебраться в Ленинград музыкальным руководителем и главным дирижёром недавно открытого мюзик-холла Леонид Осипович Утёсов – самый популярный в ту пору эстрадный певец. Утёсов был страстным поклонником джаза, он постоянно экспериментировал. Ему нужен был талантливый композитор, способный помочь ему развлекать зрителей каждый вечер. Начальство мюзик-холл порицало за то, что сделан упор на обывательское обозренице, поддались соблазну маленьких красивостей вместо того, чтобы показывать всё новое увлекательное и ценное, что создаётся в области театра, музыки и кино. Буржуазная музыка приходит в упадок и надо создавать музыкальную культуру на совершенно иной основе.Долой цыганщину и чуждую нам танцевальную музыку – танго и фокстрот, представляющую собой нездоровую смесь сентиментальности и эротизма.А в 20-е годы XX века вообще переменился весь духовный общественный климат. Это была беспокойная, взвихренная, вибрирующая необузданная и полная жизни эпоха. Рухнули прежние ценности и возникли новые. Темп этой новой жизни замораживал их обоих – и Утёсова, и Дунаевского. Новой музыки помогли ставшие популярными театры водевиля и танцевальных залови, конечно же, появление граммофона. Индустрия звукозаписи развивалась стремительно, и это время расцвета радио. Музыкальное радиовещание сделано доступными и знаменитых певцов, и музыкальные спектакли. Люди, которые помыслить не могли о том, что они когда-нибудь поедут в столицу и купят билеты на спектакль или выступление какого-то знаменитого актёра, теперь могли всё услышать. Искусство утратило свой элитарный характер, оно стало общедоступным. Ещё больше популярной музыки способствовало появление звуковых фильмов, которые поначалу восприняли скептически. В сентябре 1929-го полпред в Норвегии Александр Михайловна Коллонтай писала подруге в Москву. Голос за кадром: «Была я на днях на говорящем кино. Технически это просто комбинация кино и граммофона, который стоит за экраном. Но, конечно, нужно, чтобы совпадали звуки и слова с тем, что происходит на экране. Мне пока не понравилось много несовершенств: слышно шипение штифта, голоса будто из погреба, особенно женские». ЖИТЬ СТАЛО ВЕСЕЛЕЕ Леонид Млечин: Судьбу кинематографа и музыки определял сам Сталин. А он хотел, чтобы искусство подтвердило правоту его слов: «Жить стало лучше, товарищи, жить стало веселее. А когда весело живётся, работа спорится». И самым зримым выражением правоты сталинских слов стали музыка и песни Дунаевского к знаменитым и популярным комедиям 30-х годов: «Веселые ребята», «Дети капитана Гранта», «Цирк», «Волга-Волга», «Светлый путь». Песни Дунаевского из этих фильмов – «Марш весёлых ребят», «Спортивный марш», «Песня о весёлом ветре», «Песня об отважном капитане», «Эх, хорошо в стране советской жить!», «Марш женских бригад», «Марш энтузиастов» – звучали в каждом доме. Леонид Утёсов вспоминал. Голос за кадром: «Всё началось с нашего спектакля “Музыкальный магазин”(сценаристы Николай Эрман и Владимир Масс, композитор Исаак Дунаевский), поставленного на сцене Ленинградского мюзик-холла созданным и руководимым мною в то время Теа-джазом. Не будь “Музыкального магазина”, не было б и “Весёлых ребят”. Однажды ко мне в гримёрную после представления пришёл возглавляющий тогда кинематографию Борис Захарович Шумяцкий». Леонид Млечин: Музыкальный кинематограф зародился, когда Утёсов познакомил Дунаевского с кинорежиссёром Григорием Васильевичем Александровым, которому Шумяцкий поручил снять комедийный фильм. Голос за кадром: Григорий Александров вспоминал: «Как знать, имел бы мой фильм успех, если бы не встреча с композитором Дунаевским?». Леонид Млечин: «Весёлых ребят» поддержал глава Союза советских писателей Алексей Максимович Горький. Это имело большое значение. Голос за кадром: «Это первая экспериментальная комедия, она удалась, и нужно чтобы советский кинематограф ставил весёлые вещи, а то ведь скука. Очень желательно иметь именно такие бодрые, весёлые, занимательные фильмы. И в этом отношении советский кинематограф ещё очень мало сделал и должен очень много сделать». Заместитель председателя комитета по делам искусств, руководивший кинематографом, Борис Захарович Шумяцкий записал, как в июле 1934 года показывал вождю фильм «Весёлые ребята». Нарком по военным и морским делам Климент Ефремович Ворошилов доброжелательно заметил: «А я успел уже посмотреть весь этот фильм, смеялся до упаду, и вождь заразительно смеялся». А в заключении сказал. «Картина эта даёт возможность интересно, занимательно отдохнуть. Испытали ощущение точно после выходного дня. первый раз я испытываю такое ощущение от просмотра наших фильмов». Вождь подчёркивал хорошую активную, смелую игру актёров – Орловой, Утёсова, хороший ансамбль действительно весёлых ребят из джаз-банда. В конце, уже прощаясь, говорил о песнях. Обращаясь к Ворошилову, Сталин указал, что марш пойдёт в массы, и стал припоминать мотив, указал, что надо дать песни на граммофонной пластинке. Леонид Млечин: Борис Шумяцкий пожаловался: «До последнего времени невозможно было ставить в кино оперетту». «Так вы же хозяин! – удивился Сталин – Кто вам мешает?». «Вы себе представить не можете. Когда мы снимали первую музыкальную вещь – “Весёлые ребята”, так бойкот устраивали, затюкали ребят». «А вы, – сказал Сталин, – бейте их крепче». Искусство стремительно развивалось, пока его не стали использовать для обслуживания системы, пока главным критерием оценки художественных достоинств не стала идеологическая и социальная полезность, современных и ищущих художников сочли подозрительным бунтарями. Дунаевского спасали его песни. Он был творцом счастья, он ободрял и вдохновлял всю страну. Он стал самым знаменитым и популярным советским композитором. Его песни многое значили для страны. Семён Ботвинник – питерский поэт и военный врач, он участвовал в обороне Ленинграда, потом воевал в бригаде морской пехоты на Северном флоте. Я говорю об этом так хорошо, потому что он мой дальний родственник. Написал Семён Ботвинник очень точные слова: «Тогда, в апреле 41-го, весна крутой взяла разбег. Повсюду пели Дунаевского стояли немцы у ворот». Тогда особенно часто звучала «Песня о Каховке» из кинофильма «Три товарища». Слова написал поэт Михаил Аркадьевич Светлов, который посмертно будет удостоен Ленинской премии. ЧАЙКОВСКИЙ В КОЛХОЗЕ Леонид Млечин: Дунаевский вплёл элементы народной песни, венской оперетты и джаза в оптимистические мелодии, которые десятилетиями очаровывали слушателей. Его «Песня о Родине» – «Широка страна моя родная» – вполне могла стать гимном страны. А песня «Дорогая моя столица», написанная в 41-м с 1995-го – официальный гимн Москвы. И после войны он сочинил ещё несколько песен, которые немедленно обрели популярность: «Каким ты был», «Ой, цветёт калина», «Школьный вальс». Он написал два десятка партитур к фильмам, дюжину оперетт, музыку к двум балетам. Дунаевскому не хотелось быть лишь композитором-песенником. Ещё перед войной он решил сочинить оперу для Большого театра. Либретто писал Михаил Афанасьевич Булгаков. Но не сложилось. Григорий Ярон вспоминал. Голос за кадром: «У Дунаевского была чудесная черта – он умел как-то оторваться от серости, казёнщины, схематичности. Мёртвые герои-схемы, начав петь его произведения, вдруг оживали, наполняясь человеческими чувствами, мыслями, плотью и кровью. Но музыка замолкала и всё кончалось». Дунаевский жаловался: «Мы, советские композиторы, поставлены в очень невыгодное положение в сравнении с классиками. Чайковскому хорошо с Онегиным и «Пиковой дамой», Римскому-Корсакову хорошо со сказками насчёт Садко и Золотого петушка. Я хотел бы видеть, что написал бы Чайковский на тему о колхозной бригаде. Я хотел бы слышать, какую музыку написал бы Римский-Корсаков, если бы Шехерезада была звеньевой колхоза “Красный пахарь” или челночницей фабрики имени Ногина». Леонид Млечин: Он оставался очень искренним даже во время публичных выступлений. На вопрос, почему он отказался написать балет Исаак Осипович ответил: «Конечно, я мог бы сочинить балет, учитывая, что обе мои жены балерины. Но я не в состоянии увлечься сюжетом, где в каждой картине героиня объясняется в любви к комбайну». Бдительные коллеги немедленно донесли начальству. Голос за кадром: «Выступление Дунаевского в Горьковской консерватории было политически невыдержанным и прямо недостойным народного артиста РСФСР, лауреата Сталинской премии, советского композитора и гражданина». Дунаевский с горечью вспоминал: «В газете “Советское искусство” был помещён в пасквильный фельетон, героем которого оказался я. Отвратительна становится ненависть ко мне некоторых людей, для которых сам факт моего существования является нетерпимым. Я забыл, сколькими опасностями я окружён, с какими каменюками люди подстерегают меня на каждом шагу». Леонид Млечин: Полным ходом шла кампания борьбы с космополитизмом и иностранщиной. Кампания была густо замешана на антисемитизме. Кто-то испытывал злорадство, уверенный в том, что несчастье обойдёт стороной, у него-то с пятой паспортной графой всё в порядке. Но удушающая, отравленная атмосфера, в которой всё это стало возможно, ударила не только по евреям. Число безродных космополитов, которых унижали и лишали работы, и врачи-убийцы, которых ждала участь похуже, записывали более удачливых и талантливых конкурентов, спешили разделаться с ними под сурдинку. Голос за кадром: Тихон Николаевич Хренников, который многие годы возглавлял Союз композиторов СССР, рассказывал, как он находил в своём почтовом ящике мерзкие письма: «Тиша – лопух», «Тиша попал под влияние евреев», «Тиша спасает евреев». Дунаевский писал: «Нотки пессимизма вызваны отнюдь не разочарованием в жизни, а исключительной сложностью, а зачастую и невыносимостью “околотворческой” обстановки. К сожалению, всё труднее и труднее становится творить, то есть радостно жить в звуках». Леонид Млечин: Его тоже обвиняли в низкопоклонстве перед Западом и в отсутствии патриотизма. Голос за кадром: «Подчеркнём со всей силы, что та линия советской песни, которая идёт от “Марша веселых ребят”, не имеет ничего общего ни со старой русской песенной традицией, ни с традицией революционного фольклора. В песне “Моя Москва” тема о любимой Москве разрешена в духе зарубежного лёгкого жанра, вне каких-либо национальных традиций». Леонид Млечин: Менее одарённые коллеги просто завидовали и побаивались его нелицеприятных оценок. «В творческих вопросах я беспощаден, – говорил Дунаевский. – Но при всех страшных рассказах обо мне и моей резкости собрание композиторов единодушно голосует и аплодисментами встречает избрание в председатели самой трудной и многочисленной секции Союза композиторов самого резкого и непримиримого человека – Дунаевского». Его не выпускали за границу, он был невыездной, как тогда говорили. Дунаевский писал. Голос за кадром: «Но разве не влияет на наше творчество то обстоятельство, что я до сих пор не видел и вряд ли увижу фьорды Норвегии, озёра Швейцарии, закат солнца в Неаполе, джунгли Индии, волны Индийского океана и многое-многое, что мог себе позволить когда-то простой более или менее прилично зарабатывающий художник или литератор?». Леонид Млечин: И его очень задевали разговоры о том, что он иссяк, он болезненно переживал творческие неудачи. Голос за кадром: «Мне надо выпускать в свет только хорошее, срывов мне не прощают. Боже мой, сколько людей за последние годы радовались тому, что, как им казалось, Дунаевский исписался! Торжествовали они рано, причислять меня к творческим трупам, ещё рановато». Леонид Млечин: Ко всем огорчениям прибавилась драматическая история с сыном, которая широко обсуждалась в Москве. Ходили различные слухи. Голос за кадром: «Моего сына исключили из института по обвинению в организации попойки, закончившейся автомобильной катастрофой. Погибла студентка третьего курса. Машина была моего сына. Вечеринка проходила на нашей даче. Сам-то он не был виноват, но попал в эту историю как искупительная жертва общественного возбуждения в институте. Только близкие, очень близкие люди знали, как твёрдо и внешне равнодушно я воспринимал эти удары по моему общественному положению. Но я всегда знал, что музыка меня породила и музыка, только она может меня снова поднять в глазах тех высших сфер, откуда у нас идёт официальное признание». Леонид Млечин: Благожелательность вождя спасла его в годы Большого террора, но вкусы хозяина менялись. Чиновники и завистники ощутили это и вцепились в того, кто прежде было мне по зубам. Руководившего кинематографом Бориса Шумяцкого в 1938-м арестовали по обвинению в терроризме и шпионаже и расстреляли. Когда арестовали авторов сценария «Весёлых ребят» Николая Робертовича Эрдмана и Владимира Захаровича Масса, их имена исчезли из титров. Но Дунаевского не вычеркнешь, его песни звучат по всей стране. Весёлый, открытый, талантливый и любвеобильный Исаак Дунаевский оказался в мире опасном и пугающем, в мире к суровым правилам которого так и не смог приспособиться. Поэтому, верно, и ушёл в мир иной очень рано, всего в 55 лет. Страстный курильщик, он страдал сердечными недугами, ему диагностировали тромбофлебит, а образование тромбов смертельно опасно. Голос за кадром: «Дунаевский, – писал известный поэт-песенник, лауреат Государственной премии Михаил Львович Матусовский – это раннее майское утро, приходящее в просыпающийся, умытый первым дождём город. Дунаевский – это свежий ветер над стадионом, раздувающий прозрачные, сотканные и из голубого неба полотнище спортивных знамён. Дунаевский – это марш, под который легко шагать, ощущая локоть и плечо идущего рядом. Дунаевский – это путевая песня, уносящая нас в края, где мы с вами ещё не бывали». Леонид Млечин: Вообще-то композиторы должны жить и сочинять очень долго. Это поэты свои лучшие строки слагают в юном возрасте, а композиторов вдохновение сопровождает всю их жизнь. Какие ещё прекрасные мелодии мог бы сочинить Дунаевский! Но он был слишком чувствительным, у него была слишком тонкая кожа. В другие времена он сочинил бы ещё много чудесной музыки. Но вот о чём я думаю: в другие времена обрёл бы вот такую невероятную популярность?