Леонид Млечин: Четверть века назад, 3 октября 90-го года, объединились две Германии, Восточная и Западная, точнее, восточные земли вошли в Федеративную Республику. Германская Демократическая Республика, которая была создана тоже в октябре только 49-го года и просуществовала всего 40 лет, исчезла с политической карты мира. Но как это могло произойти? ГДР казалась таким крепким и процветающим государством, почему же она столь стремительно исчезла? Сейчас это может показаться наивным, но сразу после войны выбор между востоком и западом Германии вовсе не представлялся таким уж очевидным. Очень многие деятели культуры, в своё время бежавшие от нацистского режима, возвращались на восток Германии, потому что там борьба с нацизмом, преодоление прошлого шли быстрее, там руководящие должности занимали только участники сопротивления, коммунисты, которые сидели в концлагерях или были в эмиграции, и, казалось, там расставание с прошлым идёт невероятными темпами, а немецкие интеллектуалы в ту пору только и думали о том, как избавиться от прошлого, как избавить немецкий народ от идеи нацизма. Один из самых замечательных немецких писателей Артур Цвейг, автор потрясающего романа о Первой мировой «Спор об Унтере Грише», после войны вернулся в Восточную Германию, остался в ГДР, стал президентом Академии художеств, он говорил так: «Когда речь идёт о ГДР, то надо понимать, что здесь бьётся сердце Германии». Я должен отметить особую роль культур-офицеров – так назывались офицеры советской военной администрации, которые занимались в оккупированной части Германии воссозданием духовной жизни страны, и среди них было очень много высокообразованных прекрасно знавших немецкую литературу специалистов, некоторых из них я имел удовольствие знать лично. И они приложили невероятные усилия, для того чтобы на восток Германии вернулись выдающиеся мастера немецкой культуры, такие классики немецкой литературы, как Ганс Фаллада, Бернгард Келлерман, это выдающийся реформатор XX столетия Бертольт Брехт, это потрясающая немецкая писательница Анна Зегерс, чей антифашистский роман «Седьмой крест» и сегодня читается с невероятным волнением, но почему же в конечном итоге немцы всё-таки пожелали жить не в Восточной, а в Западной Германии? Вообще говоря, союзники в 45-м году не собирались делить Германию навсегда, разделение на оккупационные зоны, должно было носить временный характер. Сталин очень долго не позволял немецким коммунистам приступить к строительству социализма, потому что рассчитывал обрести контроль над всей Германией – это была главная цель, ради которой он объявил лозунг «Единая Германия», он разрешил создать ГДР только в октябре 49-го, через 4,5 месяца, после того как появилась Федеративная Республика. ГДР уже существовала уже 2,5 года, когда Сталин предпринял последнюю попытку: 10 марта 52-го года он обратился к руководителям Соединённых Штатов, Великобритании и Франции с предложением объединит Германию и создать единое демократическое и нейтральное государство. Оккупационные войска выводятся, Германия получает право иметь собственную армию, но одно но, одно условие: Германия лишается права вступать в военные союзы, направленные против одной из держав, которые во Вторую мировую воевали против Германии, речь шла о том, чтобы Германия не вступила в НАТО. Сталин опоздал, до 48-го года он вполне мог договориться с союзниками, то есть до создания НАТО, я думаю, что Германию, Федеративную Республику, приняли в северо-атлантический блок, в общем, с одной целью: чтобы соседи больше её не боялись. И я полагаю, что и сегодня эта мысль присутствует в умах европейских политиков. Как хорошо, что существует НАТО и Европейский союз, который держит теперь уж единую Германию в надёжном корсете. Руководители Восточной Германии предчувствовали настроение старшего брата, боялись, что для советских вождей ГДР – временный проект, а в удобным момент советские руководители пожертвуют ими ради улучшения отношений с Западом и согласятся на объединение Германии. Вот почему генеральный секретарь ЦК Социалистической Единой Партии Германии Вальтер Ульбрихт хотел сделать процесс необратимым, спешил построить социализм в ГДР по советскому образцу – ускоренная индустриализация и коллективизация. Насильственные преобразования в экономике влекли за собой репрессии. В Восточной Германии сложился жёсткий режим, что и предопределило историческую неудачу ГДР. Судьбы двух Германий разошлись, уроки из трагического опыта Третьего рейха в западной части Германии извлекались правильные – в первую очередь нужны демократия и свобода. Выдающийся немецкий писатель, лауреат Нобелевской премии Томас Манн сформулировал задачу так: «Нам нужна европейская Германия». Чем более европейской становилась Германия, тем лучше жили немцы. На востоке промышленность национализировали, а на западе сохранялась рыночная экономика, что позволило ФРГ стремительно развиваться. ГДР отставала и требовала экономической помощи, неподъёмной для Светского Союза. Руководители ГДР прекрасно осознавали, как они важны для социалистического лагеря, и, по существу, шантажировал Москву, и советские вожди боялись, что ГДР не выдержит и рухнет, обнажив слабость социализма, делали всё, что могли, чтобы Восточная Германия могла соревноваться с ФРГ. Отношение западных немцев к восточным стало меняться, чем дальше, тем больше, Западная Германия помогала Восточной, всё, что не мог дать Советский Союз восточные немцы получали на Западе, и постепенно в руководящих кругах ГДР возникло ощущение общегерманского единства, это они очень хотели от советских товарищей, но советские чиновники видели, что сами антикоммунистически настроенные, антисоветски настроенные лидеры Федеративной Республики охотно помогают ГДР. Теперь уже советские теоретики создали теорию о том, что в ГДР сложилась социалистическая немецкая нация и об объединении Германии теперь уже не может быть и речи, он в Восточном Берлине так не думали. Бывший верховный комиссар СССР в Германии Владимир Семёнович Семёнов который стал заместителем министра иностранных дел, написал в дневнике: «Беседовал с Вальтером Ульбрихтом, он – националист по своим убеждениям, причём самого опасного свойства». Опорой ГДР считался министр государственной безопасности генерал армии, Герой Советского Союза Эрих Мильке. А я хорошо помню, как мой первый начальник – подполковник Геннадий Витальевич Чернявский, который до этого служил в представительстве КГБ в ГДР, мне говорил, что Милке по своему мышлению – великогерманский националист, злобный и опасный, он с трудом скрывает в себе нелюбовь к русским. В Советском Союзе возникли опасения: вдруг это чувство единства между руководящими деятелями ГДР и Западной Германии возьмёт верх, начнётся объединение Бонна и Берлина. Тут ещё выяснилось, что ведь советская разведка не имела права работать в социалистических государствах, не имела права вербовать агентуру, добывать информацию, считалось, что всё, что нужно советским чекистам, дадут немецкие чекисты, но немецкие чекисты как раз хотели скрыть от Москвы всё, что они делали, и тогда было принято секретное решение создать в Восточном Берлине специальное подразделение разведки, которое бы занималось анализом ситуации в ГДР, и по приказу председателя КГД Юрия Владимировича Андропова туда были командированы лучшие работники внешней разведки. ГДР была полицейским государством: все иностранцы находились под колпаком, в том числе советские товарищи. Если активность советского разведчика немцам не нравилась, его старались подловить на каком-нибудь проступке – злоупотребление горячительными напитками или шашни на стороне. Если на чём-нибудь ловили, восточногерманские чекисты тут же сообщали об этом в советское посольство и с наслаждением наблюдали за тем, как советского товарища в 24 часа возвращали домой. Немецкие чекисты следили за советским послом, об этом мне рассказывал Вячеслав Иванович Кочемасов, который был нашим послом именно в те годы, причём занимался этим сам министра госбезопасности Эрих Мильке, мне Кочемасов говорил: «Мильке всегда знал, где я нахожусь, с кем я разговариваю. Я еду, скажем, в ставку советской группы войск, он точно знает, сколько времени я там пробыл, с кем беседовал и когда вернулся. Однажды он не выдержал, Мильке, и сам об этом похвастался, так что старался с ним быть очень острожным». Конечно, официально в ходу всё ещё был лозунг «Учиться у Советского Союза – значит учиться побеждать!». В реальности восточногерманские руководители пренебрежительно и свысока относились к советским коллегам, считая, что они не так уж многого добились. В брежневские времена летом в Крыму собирали всех руководителей социалистических стран, там отдыхал Брежнев, и они приезжали к нему поговорить, и многие первые секретари хотели встретиться с Леонидом Ильичом, попросить о помощи, но только не руководитель восточногерманских коммунистов. Эрих Хонеккер себя считал куда более крупным политиком и в своём кругу пренебрежительно говорил: «Ну что я должен ехать в Крым и выслушивать там какие-то лекции?». Конечно, в прежние времена в общество дружбы с Советским Союзом входило, наверное, всё население Восточной Германии, и на официальных мероприятиях по-прежнему звучал лозунг: «С Советским Союзом на вечные времена!». Но чем дальше, тем больше восточногерманские коммунисты приходили к выводу: а чего они, собственно, должны выслушивать поучения старшего советского брата, если уровень жизни в Советском Союзе ниже, чем в ГДР? Экономическое соревнование с Западом было проиграно, и настроения менялись. В своём кругу, да после пары кружечек пива всё чаще звучало: «Германия превыше всего! Иностранцы долой! Русские – свиньи!». В мае 86-го года председатель Совета министров в ГДР Вилли Штоф, который все годы ориентировался на Москву, отправил советским руководителям тревожное предупреждение: «ГДР переживает тяжёлый социальный кризис, надвигается экономический кризис и, возможно, страна на пороге катастрофы». Штоф не зря говорил эти слова – ГДР осталось существовать всего 4 года. Собственно говоря, не только Вилли Штоф, но и другие здравомыслящие политики понимали, что происходит в стране, и даже министр государственной безопасности Эрих Мильке и тот иногда в своём кругу вдруг говорил членам политбюро о том, что люди бегут из ГДР, что экономическое соревнование проиграно, что наша экономика не поспевает за западной, а однажды даже сказал: «Если вы не прислушаетесь к тому, что я вам сейчас говорю, наша страна ещё неизвестно сколько просуществует». Тогда члены политбюро подумали, что Мильке шутит, но он оказался прав. Об этом завтра в это же время.