Леонид Млечин: В те утренние часы я находился в Министерстве иностранных дел, никто из заместителей Евгения Максимовича Примакова ничего не знал, один из них при мне позвонил главному помощнику министра Роберту Маркаряну, спросил: «Роберт, что происходит?». Тот осторожно ответил, что Примаков у Ельцина, и пока мы разговаривали, президент Ельцин подписал Указ о назначении Евгения Максимовича Примакова председателем Совета министров России. В Министерстве иностранных дел, помню это хорошо, печаль и тоска, во всей остальной стране – вздох облегчения. Это был сентябрь 1998 года. Голос за кадром: Выступая в Думе, Примаков честно сказал: «Я даже не знаю, что для меня лучше: чтобы вы меня утвердили или провалили». Примаков еще должен быть утвержден Думой, еще предстояло сформировать правительство, предложить стран программу действий, но главное было позади: угроза роспуска Думы, импичмента президенту, безвластия, политических схваток на фоне экономической катастрофы, которая разразилась в августе 1998 года. ПРИМАКОВ ДВАДЦАТЬ ЛЕТ СПУСТЯ Леонид Млечин: Любопытно, что больше всех уговаривали Примакова принять должность председателя Совета министров именно те люди, которые потом сделают всё, чтобы он ушел, но в ту пору они все от него зависели, и не согласись он, они вообще могли бы лишиться власти, но предчувствия у Примакова были верные, он очень быстро покинет Белый дом, но в ту пору это казалось немыслимым, потому что Примакову доверяла вся страна, и когда Государственная дума утвердила его в должности председателя Совета министров, кризис в стране, по существу, завершился. Голос за кадром: Поддержка, которую получил Примаков – результат того, что он с первого своего шага в большой политике сделал упор на стабильность и на согласие в обществе. Примаков стал премьером, когда страна находилась в кризисе, люди были в панике, от этого он страну спас и дал экономике возможность восстановиться. Евгений Максимович впоследствии сам рассказывал о мотивах своей политики: «Я не обрушился на своих предшественников, не требовал объяснения, кто виноват в событиях 17-го августа, не пошел на передел собственности, хотя, если бы я затеял национализацию, аплодисменты заглушили бы тоненькие голоса «против». Передо мной стояла задача: вывести страну из кризиса, для этого нужно было стабилизировать обстановку, не раскачивать лодку – это раз, и в то же самое время – сохранить демократическую ориентацию, не дать возможности отката в командно-административную систему. Я никогда не пошел бы на массовые репрессии». Кабинету министров приходилось выбирать между стремлением сохранить политическую стабильность и собственную популярность и необходимостью жестких действий, которые оно обязано совершать, потому что в этом его долг. Примаков сделал выбор в пользу реальных жестких действий, менее заботясь о сохранении популярности. Именно тогда в стране начался экономический рост, а чуть позже станет ясно, что экономическая политика, проводившаяся правительством Примакова по своему качеству, оказалась наилучшей за несколько десятилетий. Леонид Млечин: Я познакомился с Примаковым, когда он стал министром иностранных дел, а мы в ту пору снимали цикл документальных передач о министрах иностранных дел Советского Союза и России, начиная с Тротского – очень разные люди руководили отечественной дипломатией. Кого-то я знал раньше, как, скажем, бывшего главного редактора «Комсомольской правды» Бориса Дмитриевича Панкина, кого-то оценил, как высоко профессионального дипломата, например, Александра Александровича Бессмертных, а Андрей Владимирович Козырев был очень откровенен со мной, что ценят люди моей профессии, но принцип соблюдался неукоснительно: «по делам их воздастся», так что портреты выходили нелицеприятные, доставалось и тем, кому я вполне симпатизировал – долг перед зрителем важнее. На очереди был недавно назначенный министром иностранных дел Евгений Максимович Примаков. Сценарий программы о Примакове был уже готов, достаточно резкий и критический, в ту пору журналисты, анализируя политику и политиков, всё называли своими именами, и вдруг мне звонит заместитель председателя совета министров России, человек, которого я безумно уважаю: «Ты, говорят, собираешься раздраконить Евгения Максимовича?». Я дипломатично ответил, что это слишком резкая формулировка, хотя мен было приятно, что наверху, оказывается, смотрят наши программы. «А ты бы взял интервью у Евгения Максимовича, задал бы ему те самые неприятные вопросы, которые тебя интересуют». Я ответил, что интервью с министром иностранных дел требует сложной процедуры согласования, а у меня программа уже готова, ее ждут в эфире. Ровно через 15 минут мне перезвонили и сказали: «Евгений Максимович Вас ждет». Ну, съемочную группу мы быстро собрали, а я был не готов: приехал в Министерство иностранных дел в таком затрапезном виде, извинился перед министром, а он сказал: «А я прошу прощения, что я в спецодежде». Он был одет с иголочки: модный, отлично сидевший на его солидной фигуре костюм, со вкусом подобранный галстук, белоснежная рубашка, он совсем не был похож на того мрачноватого, неэмоционального министра, который почти каждый день возникал на телеэкранах – улыбался, шутил, рассказывал забавные истории, отвечал на вопросы охотно и подробно. «Он хотел тебе понравиться» – сказал мне руководитель нашей группы, когда мы вышли в скучный мидовский коридор. У него это получилось: уже готовую программу о Примакове выкинул в корзину, мы сняли новую – я попал об обаяние министра, со мной это случается. Голос за кадром: Примаков, человек, сильно отличался от иных политиков: он больше был подвластен своим чувствам, чем другие российские лидеры и, думаю, ему нужно поставить это в плюс. Чего-чего, а безжалостной холодности и врожденного равнодушия в нашей политической жизни хоть отбавляй, теперь, когда его земной путь завершен, уже ничто не мешает оценить сделанное им, как говорили древние, «без гнева и пристрастия». А МОГ СТАТЬ АДМИРАЛОМ! Голос за кадром: Евгений Максимович родился в Киеве 29 октября 1929 года, но на Украине прожил считанные дни, его перевезли в Тбилиси, тогда по-русски город назывался Тифлис, где он вырос. Его появлению на свет сопутствовали непростые семейные обстоятельства, что заставило его мать срочно покинуть Киев. Можно только предполагать, что за решением Анны Яковлевны Примаковой проехать с грудным младенцем почти через всю страну и обосноваться в Тбилиси, где она родилась, стояла непростая жизненная драма. Практически ничего неизвестно о его отце, и расспрашивать его даже в своем кругу было не принято. Примакову повезло, что он оказался именно в Тбилиси – городе с особым теплым и душеным климатом. Тбилиси тех лет был одним из немногих мест, где в какой-то степени сохранились патриархальные нравы, и человек не чувствовал себя одиноким, а был окружен друзьями, приятелями, знакомыми, соседями – здесь было принято помогать друг другу. Потом все, знающие Примакова, будут восхищаться его умением дружить и верности многочисленным друзьям – это качество было заложено с детства. 15-летний Евгений Примаков в первый раз надолго уехал из дома – отправился в Баку, чтобы стать морским офицером. В 1944 году он был зачислен курсантом Бакинского военно-морского подготовительного училища Наркомата обороны, но моряком Евгений Максимович не стал и это явно к лучшему, боевых офицеров отечественному флоту всегда хватало, а осенью 1998 года в России нашелся только один человек, который смог возглавить правительство и вывести страну из опасного политического кризиса. А вот другой курсант Бакинского военно-морского подготовительного училища, с которым Примаков вместе постигал азы морского дела, сделал блистательную карьеру – это адмирал флота, Герой Советского Союза Владимир Чернавин. Они встретятся через много лет, Чернавин пригласит Примакова на свое 75-летие и сожалеюще скажет: «А ведь тоже мог стать адмиралом!». Примаков поступил в Московский институт востоковедения, его определили изучать арабский язык, это не был тогда самый популярный иностранный язык. В первые послевоенные годы советское руководство мало интересовалось арабским миром, внешняя политика Сталина и Молотова замыкалась на Соединенных Штатах и Европе. Арабисты понадобятся позже, когда молодые египетские офицеры во главе с будущим президентом Гамалем Абдель Насером свергнут короля – возьмут власть в Каире. По арабскому языку на выпускных экзаменах Примаков получил тройку, все переговоры на Ближнем Востоке он вел на английском, скажем, с главой Организации освобождения Палестины Ясиром Арафатом, или прибегал к помощи переводчика. В 1965 году Примаков приехал в Египет корреспондентом «Правды», арабский восток бурлил, государства соединялись и раскалывались, один кровавый переворот за другим, арабские политики свергали предшественников, с которыми только что обнимались, и новые люди появлялись у власти. Арабский мир, живой и непосредственный, нравился Примакову. Среди дружелюбных и гостеприимных людей он чувствовал себя вполне уютно, и симпатию к арабскому миру Примаков сохранит навсегда. Если Примаков говорил об ошибках и заблуждениях арабских властителей, то в отношении Израиля тон его куда суровее: «Кровавая расправа над арабским населением! Кровавая война израильской военщины!». К арабским вождям, включая Саддама Хусейна, он относился доброжелательно, с сочувствием, хотя некоторые из них запятнали себя расправами с гражданами своих стран. Израильских политиков он судит более строго, а такой известный и уважаемый в мире израильский политик, как лауреат Нобелевской премии Шимон Перес, вызывал у Примакова только отрицательные эмоции, возможно, потому что познакомились они еще в 70-е годы, когда Перес спросил: «Как совместить слова советских представителей о стремлении к миру с поставками оружия арабам, которые не признают права еврейского государства на существование и сулят сбросить израильтян в море?». Евгений Примаков всю жизнь носил погоны под штатским костюмом – в этом уверены не только за рубежом, но и в нашей стране. Служба внешней разведки неустанно опровергала эти слухи, хотя и без особого успеха, просто потому что публика не верит официальным опровержениям, но о том, что Примаков не был сотрудником КГБ свидетельствует хотя бы то, что некоторое время он был просто невыездным – за границу его не выпускали. Почему же Примакову упорно приписывают службу в КГБ? Возможно, потому что он выполнял в 1970-е годы некоторые деликатные миссии за границей, это действительно были особые задания, но не разведки, а ЦК КПСС. В 1970 году он ездил в Бейрут для встречи с лидером Народного фронта освобождения Палестины Жоржем Хабашем, который прославился громкими терактами, это он 40 лет назад придумал захватывать самолеты и превращать пассажиров и экипаж в заложников. Примаков стал единственным советским представителем, который контактировал с курдами на севере Ирака, его отправили к курдам для того, чтобы создать прямой канал общения, узнать, что происходит у курдов, чего они хотят и можно ли их убедить сотрудничать с правительством. После начала перестройки Примаков возглавил Академический институт мировой экономики и международных отношений, который ныне носит его имя, в этой рол о стал советников и консультантом высшей власти: на узких совещаниях у Горбачева предлагал свежие и неожиданные идеи, но предпочитал держаться в тени, но Горбачев сделал его председателем Совета союза – одной из палат верховного Совета СССР, которая впервые стала работать профессионально. Леонид Млечин: Примаков мне объяснял, почему ему не понравилась эта работа: «Я же сидел за трибуной и меня всё время показывали, – а это было время всплеска интереса к работе Верховного Совета и давали сессии в прямом эфире, – я сижу, а иногда в сон клонит, это же как из Москвы в Токио лететь, но ты когда в самолете сидишь, тебя виски угощают или водкой, что еще лучше, а здесь надо сидеть и слушать, кроме того, – говорил Примаков, – мне не понравилась моя роль: я, работая в Академии наук, когда проводил научные конференции, я выступал тоже, оценивал выступающего, задавал вопросы, подводи итоги, а здесь мне сказали: «Ты кто такой? Дал слово депутата и молчи», – мне это было неинтересно». Голос за кадром: Примаков решительно поддержал Горбачева во время августовского путча 1991 года, но в ту революционную эпоху он как бы остался без дела, и вдруг назначенный председателем КГБ Вадим Бакатин предложил Примакову возглавить разведку. Появление Примакова стало для обитателей разведывательного поселка в Ясенево полной неожиданностью, но отношение к Примакову быстро изменилось к лучшему. Академик спас и сохранил внешнюю разведку России, Примакову были благодарны за то, что кадровых чисток он не проводил, всё вверх тормашками не переворачивал, он не противопоставил себя аппарату, а совсем наоборот – постарался стать своим. Леонид Млечин: Мне подчиненные Примакова в разведке рассказывали, что он всегда спрашивал совета у профессионалов и выслушивал его и только, если на него уж очень давили, говорил: «Ну, разрешите мне всё-таки быть директором». Именно, разрешите, когда звонил, то всегда представлялся: «Это Примаков», – а то б его по голосу не узнали и всегда спрашивал: «Вы не заняты? Можете уделить мне минутку?». В Ясенево есть 3 зала: на 100 человек, на 300 и на 800 – вот в зале на 800 было собрание, там выступал Примаков и говорил слова, которые всем понравились: «У нас…», «Мы с вами…», «Наши специфические методы…». И, оценивая одно из решений правительства, сказал: «В нашей среде, я думаю, это найдет понимание», – и зал зааплодировал, он стал своим. Голос за кадром: В начале 1996 года он стал министром иностранных дел, интуиция не подвела Бориса Ельцина: утверждение Примакова министром иностранных дел – это было назначение, которое вызвало всеобщее одобрение. Но самый сложный период его жизни начался после того, как в августе 1998 года разразился экономический кризис, который перерос в политический: страна осталась без правительства, Государственная дума была антипрезидентской, а президент уже часто болел и физически был слаб. Первые сентябрьские дни 1998 гола – худшие за несколько последних лет: люди скупают еду, лекарства и вещи, настроения в стране упаднические, банки и предприятия закрываются, платить нечем, все ждут увольнений, безработицы, пустых полок, очередей, холодной и тяжелой зимы, социальных потрясений, диктатуры. Леонид Млечин: И вдруг лидер фракции «Яблоко» в Государственной думе Григорий Алексеевич Явлинский с думской трибуны говорит: «Есть человек, которому доверяют все политические силы страны – это министр иностранных дел Примаков». Сначала все удивились: Примаков – журналист, ученый, руководитель разведки, но только не хозяйственник, но потом всем предложение понравилось. Ельцин 3 раза предлагал Примакову должность главы правительства, Примаков отказывался, в частности, ссылался на возраст, а потом всё-таки принял предложение, осознал, что в этом его долг, он был научен этим своей жизнью, в частности, ее трагическими обстоятельствами. СМЕРТЬ ЗА СМЕРТЬЮ Голос за кадром: Он на ней женился, но с годами их чувства с Лаурой Васильевной Харадзе нисколько не угасли, они были н только мужем и женой, но и друзьями, дополняли друг друга. Они родили двоих детей, сына и дочь: Александра Примакова и Нану Примакову. Леонид Млечин: Но любимый сын Саша Примаков умер совсем молодым, мне рассказывал Никита Сергеевич Зорин известный журналист, который дружил с Примаковым еще со времен общей работы на Иновещании, он говорит: это произошло 1 мая 81-го года: чудесный весенний день, трое молодых аспирантов вышли на улицу, и вдруг Саша Примаков схватил своих друзей за руки и сказал: «Я умираю». Сердце не выдержало, ему было всего 27 лет, а Евгений Максимович летел в этот момент с Кубы, его друзья встретили в аэропорту, ни слова ни сказали, пока не довезли до квартиры. Голос за кадром: От Александра Примакова остался сын Женя, названный в честь дедушки, Евгений Примаков-младший стал журналистом международником, пошел на телевидение, по семейной традиции работал на Ближнем Востоке, уже после смерти Евгения Максимовича рассказал, что дедушка, иногда забывая, называл его Сашей, как сына – Примаков так и не привык к мысли, что его мальчика больше нет. И жене Примакова врачи поставили тяжелый диагноз – миокардит – воспаление сердечной мышцы, она слабеет и перестает работать, это неизлечимое заболевание. Наступил момент, когда врачи сказали, что жить Лауре Примаковой осталось всего лет 5, они, конечно, сообщили это не ей, а мужу. Леонид Млечин: Томас Анатольевич Колесниченко, который дружил с Примаковым еще со времен их работы в газете «Правда» рассказывал мне: «Мы знали, что Лаура больна, но не подозревали, что всё так ужасно, – это было в 87-м году, в июне, говорит, – Лаура и Женя вышли на улицу, и вдруг она ему говорит: «Женя, у меня сердце остановилось». Вызвали скорую, но всё было бесполезно – она умерла прямо на руках у мужа, они прожили вместе 36 лет. Голос за кадром: Для него это была трагедия, но прошли годы и у него началась новая жизнь: во второй раз Примаков женился на своем лечащем враче Ирине Борисовне Бокаревой. Ирина Борисовна работала в санатории «Барвиха», который был самым комфортабельным и престижным в системе четвертого главного управления при Министерстве здравоохранения СССР. Леонид Млечин: Ирина Борисовна сразу обращала на себя внимание: милая доброжелательная женщина, с хорошей улыбкой, у нее для всех находилось доброе слово, она утром приходила к своим пациентам в хорошем настроении и делилась им, спрашивала: «Как дела?», – выслушивала ответы, вообще говорила не о себе, а о других, что большая редкость среди врачей. Говорю об том с полным знанием дела, потому что в конце 80-х и мои родители тоже отдыхали в санатории «Барвиха», и Ирина Борисовна была у них лечащим врачом. Голос за кадром: Ирина Борисовна оказалась именно той женщиной, которая ему нужна, отношения между ними развивались несколько лет и у Евгения Максимовича, можно сказать, открылось второе дыхание: не будь рядом с ним такого человека, как Ирина Борисовна, едва ли он справился бы с теми испытаниями, через которые ему предстояло пройти. Леонид Млечин: На экранах телевизоров Евгений Максимович Примаков казался мрачным и сумрачным человеком, который постоянно чем-то недоволен. Когда он стал министром иностранных дел, то первое время появлялся на публике в темных очках, я написал тогда в «Известиях» полосную статью под названием «Темные очки мешают увидеть истинное лицо министра», видимо, ему кто-то сказал, и он снял очки, чтобы можно было увидеть его глаза, а друзья его рассказывали мне, что в жизни реальной он совершенно другой человек. Голос за кадром: Евгений Максимович сохранил всех своих друзей, в том числе еще со школьных времен, и какую бы должность он ни занимал, это ничего не меняло в его отношении к друзьям, он прошел с ними по жизни никого н растеряв. Леонид Млечин: Уже будучи главой правительства в 9 часов утра Евгений Максимович Примаков приехал в здание на Пушкинской площади, где тогда находилась редакция газеты «Известия», чтобы поздравить своего старого друга Станислава Игнатьевича Кондрашова, поздравил, они выпили чаю, поговорили, и только после этого Примаков поехал на встречу, между прочим, с президентом Белоруссии Александром Григорьевичем Лукашенко. Голос за кадром: Дружить по-примаковски означало не только троекратно лобызаться и поднимать рюмки за здоровье друг друга, он всегда хранил память об ушедших, он всегда оставался близок с семьями тех, кто ушел – для него это было очень важно. Леонид Млечин: Доктор экономических наук Маргарита Максимова, вдова академика Иноземцева, заместителем которого когда-то был Евгений Максимович Примаков, рассказывала мне, как умирала ее внучка, потому что в том медицинском учреждении, где она находилась, ей не могли оказать необходимой помощи, и она говорит: «Я в полном отчаянии обратилась к Примакову, – через 15 минут всё было сделано, девочку отвезли в медицинское учреждение, где ее спасли, она сказала, – я никогда этого н забуду». УХОД ИЗ ПОЛИТИКИ Голос за кадром: Почему он перестал быть главой правительства? Он был слишком самостоятелен, отставку Примакова одобрили всего 2% опрошенных, у многих в стране осталось ощущение, что с ним поступили непорядочно, еще ни один глава правительства не уходил со своего поста в ореоле народной любви. Леонид Млечин: В такой же сентябрьский день на небольшой дружеской вечеринке я наблюдал за тем, как близкие друзья и соратники Примакова поднимали бокалы со словами: «За Евгения Максимовича – надежду России!». Хотя я, честно говоря, думал, что он уйдет из политики, ведь он же не принадлежал к числу политиков до мозга костей, у которых нет другой жизни, у него-то как раз была: и книги, и семья, и друзья. Голос за кадром: Всё же он решил баллотироваться в Думу, все были уверены, что он выставит свою кандидатуру и на президентских выборах, и он стал объектом унижений и оскорблений – это была мерзопакостная кампания, затеянная с простой целью: вывести его из себя и вытолкнуть из практической политики. Ему успешно сделали операцию – заменили тазобедренный сустав и в те предвыборные месяцы по телевидению твердили, что Примаков так и не оправился после операции, что его ждет следующая операция и закончится всё это инвалидностью, а как можно голосовать за инвалида, который не сможет исполнять свои обязанности? Леонид Млечин: Именно в те дни, когда стране рассказывали, что Примаков уже практически не движется, я наблюдал его в неформальной обстановке на подмосковной даче: он был в отличном настроении и ни в чем себе не отказывал, и поле обильного застолья и напевал, и пританцовывал, но это видели человек 20, а вся страна верила телевидению. Голос за кадром: Сейчас очевидно, как нелепо было выставлять его в роли мрачного диктатора, одержимого властью, жестокого и мстительного. Он легко отказался от большой карьеры, не желая участвовать в политической борьбе по правилам, которые ему были глубоко противны. Когда он ушел в мир иной, вспомнили одно его стихотворение: «Я твердо всё решил: мне ничего не надо – ни высших должностей, ни славы ни наград, лишь чувствовать дыханье друга рядом, лиши не поймать косой, недобрый взгляд. Я много раз грешил, но никогда не предал ни дела, чем живу, ни дома, ни людей». Леонид Млечин: Евгений Максимович легко ушел из политики, без гнева и обиды, нисколько не сожалея, он ушел, а политический ландшафт оскудел. Я всегда считал, что из Примакова получился бы хороший президент.