Леонид Млечин: 100 лет назад, видя, что в Гражданской войне верх берут красные, многие русские люди стали покидать Родину, в результате двух революций и Гражданской войны за границей оказалось минимум 2 миллиона человек, которых разметало по всей Европе. Масштабы потерь в этой войне не оценены и по сей день, а глубинные последствия всё ещё не осмыслены. В Гражданскую все возненавидели всех, а 100 лет спустя настало ли время сказать, что вражда осталась в прошлом, что раскол на белых и красных преодолён, что примирение состоялось? РУССКИЕ БЕЗ РОССИИ. ТРАГЕДИЯ ЭМИГРАЦИИ Леонид Млечин: В Севастополе решили установить памятник примирению белых и красных, чтобы подвести наконец черту под Гражданской войной. Конкурс выиграл председатель правления Союза художников России Андрей Николаевич Ковальчук. Элеонора Митрофанова: Ковальчук, замечательный скульптор, делал очень интересную стелу, и с одной стороны стоит солдат красной армии и солдат белой армии. Вы знаете, это такую бучу, в общем-то, отрицание вызвало в самом Севастополе, что, по всей видимости, сейчас прорабатывается, что-то делать, но совсем другое, может быть, какая-то символическая часовня похожая на часовню в Бизерте в Тунисе, куда эскадра ушла. Леонид Млечин: Прошлое не отпускает, выходит, в определенном смысле Гражданская война незримо присутствует и в нашей сегодняшней жизни, только общество не решается это осознать и по-прежнему открытым остается вопрос: а как относиться к эмиграции? Элеонора Митрофанова: Когда мы только задумались над этой темой, казалось, что назвать это примирением через года как-то красиво было бы, но, вы знаете, тема оказалась настолько раскалывающей, настолько люди по-разному к этому относятся, что мы решили, что мы будем исключительно идти через судьбы, пути, куда шла наша эмиграция, как их там принимали, наиболее интересные люди, интересные судьбы, коих очень много, конечно, потому что как бы мы к ним ни относились, как, скажем, наследники коммунистов, революционеров и так далее, представить себе на секунду, что вам вот сейчас надо схватить сумку, которая есть у вас и в чем вы есть бежать куда-то и стремиться попасть на последний пароход – страшно ведь, правда? А эти люди сумели преодолеть многое, сумели как-то приспособиться, выжить. Голос за кадром: Костяк русской эмиграции составили сравнительно молодые и одинокие мужчины, бывшие военнослужащие белой армии, большей частью офицеры. Сдав оружие и сняв погоны, они пытались начать новую жизнь, завести семью, не у всех получилось, немногим удалось устроиться по специальности, у большинства ее и не было, они сразу со школьной или студенческой скамьи ушли в армию и специальности не приобрели, бедствовали, работали таксистами, фабричными рабочими, консьержами, постепенно интегрируясь в окружающее их общество. Чем дальше, тем меньше в эмиграции оставалось тех, кто твердо верил, что большевицкий режим вот-вот рухнет, и они вернутся в Москву под своими знаменами. Развитие событий внутри Советского Союза не внушало эмиграции надежд на скорое возвращение. Европейские державы, весьма сочувственно относившиеся к эмиграции, постепенно теряли к ней интерес, реальная политика брала верх над чувствами и симпатиями, таял и сам огромный айсберг эмиграции, люди старели, уходили в мир иной или, напротив, старались приспособиться к европейской жизни, отбросив мысль о возвращении в Россию. Советская Россия эмигрантов назад фактически не приглашала, только значимые фигуры тех, кто публично признавал свою вину, горько каялся в своих ошибках и заблуждениях и безоговорочно принимал советскую власть. С ГИТЛЕРОМ? ИЛИ ПРОТИВ ГИТЛЕРА? Леонид Млечин: В годы Второй мировой эмиграция раскололась: одни русские люди искренне восхищались победами Красной армии и даже изменили свое отношение к советской России, другие оказались на стороне Гитлера. Голос за кадром: Трудно обвинять в чем-либо советских военнопленных, которые, умирая от голода в немецких лагерях, выбирали жизнь и говорили немецким вербовщикам да, но перед эмигрантами не стоял этот жестокий выбор: голодная смерть в лагере или служба Третьему рейху. Эмигранты, раскиданные по всей Европе, могли продолжать прежнюю жизнь, тем не менее многие молодые люди из эмигрантских семей летом 41-го года двинулись в Россию в обозе вермахта. Леонид Млечин: Та часть русской эмиграции, которая в годы Второй мировой сотрудничала с нацистским режимом, утверждала, что главным злом для России были коммунисты и только с помощью Германии можно было избавить Россию от большевиков, но можно ли было во имя борьбы со Сталиным пойти вместе с Гитлером? Ради свержения коммунизма принять национальный социализм? Голос за кадром: Свои планы в отношении России Адольф Гитлер никогда не скрывал, он говорил об этом открыто и потому раздражался, когда слышал, что какие-то русские националисты претендуют на союз с ним, он не нуждался в таких союзниках, с первых шагов в политике фюрер обещал уничтожить Россию как источник мирового зла, русские, славяне были него низшей расой, которую надо было подчинить себе. Эмигранты, вероятно, надеялись, что, разгромив Красную армию, немцы начнут искать национальные русские силы способные переустроить Россию, намеревались заняться организацией местного самоуправления на оккупированных территориях, но Гитлер и не думал отказываться от своей идеи уничтожить русскую государственность, оккупационной режим нуждался только в подручных для грязной работы, эмигранты, согласившиеся служить немецким оккупантам, оказались соучастниками военных преступлений гитлеровского режима против русского народа. После Второй мировой за пределами России вновь оказалось множество русских людей: попавшие в плен бойцы Красной армии, те, кого немцы угнали на работы в Германию и те, кто покинул Родину сам, опасаясь советской власти, вторая эмиграция, эмигранты, бежавшие на Запад, жили в страхе, потому что считались злейшими врагами советской власти, некоторые из них исчезали при странных обстоятельствах. Никита Струве: Де-факто с немцами ушли как откат, как откат – значит, что они сотрудничали даже с ними, но их не так много откатилось, до полумиллиона, никто их не считал, а тут их вылавливали, я сам был свидетель, как вылавливали людей в Париже в 45-м году, невозвращенцев, молодой человек тогда жил в квартире на первом этаже, на втором по-русски, кстати, в квартире внука Льва Толстого, который его пригрел, мне было 14 лет, я слышу крики: «Помогите! Спасите, товарищ!» – я кинулся к окну и вижу «чёрный ворон», чёрная машина уезжает, потом тут же спустились, там взломали дверь, была кровь и всё, человек исчез, интересно, где он покоится, в Париже, либо вывезли. Бывший советский человек, невозвращенец, мы сразу и в газеты поместили, всё-таки было расследование и было установлено, что это советская военная милиция занимается этим в разных углах Франции – это «охота за черепами» называлось у нас, и эту советскую военную мессию де Голль потребовал отозвать, потому что она организовывала вылавливание, вот вторая эмиграция уезжала как можно дальше из Франции и из Германии и так далее, потому что им нужно было, чтобы был океан между ними и советским розыском, они уезжали в Австралию, они уезжали в Южную Америку и в Америку, у нас, в общем, вторая эмиграция… их очень немного осталось, потому что они удирали как можно дальше. Голос за кадром: Русские люди в эмиграции понимали, что происходит на Родине? Константин Мельник: Мои родители белогвардейцы абсолютно ничего не понимали, но мое поколение всё-таки благодаря контактам с французской культурой и американской культурой, у меня были контакты с Ватиканом, и Ватикан понимал очень хорошо русскую культуру и советскую культуру, и я сотрудничал с Ватиканом в начале моей карьеры, это были русские люди: отец Оболенский, иезуит такой, который был воспитан в Советском Союзе, который приехал на Запад только в 36-м году, был воспитан в советской культуре, он отлично понимал Советский Союз. Никита Струве: Так вышло, что я написал книгу в это время о христианах в России и писал ее и последняя ее глава была о хрущёвских преследованиях, о которых даже в России не всегда знали, а на Западе уж тем более, я привлек очень широкую палитру интеллигенции протестантской, католической и православной, и ее возглавил в то время самый крупный французский писатель Франсуа Мориак и с большой щедростью, с большим даже энтузиазмом, я бы сказал, он тогда произнес свою фразу: «Пока Христос страдает в Москве, мы не имеем право спать». Константин Мельник: А в те годы мы читали советские газеты, читали всё то, что печаталось в Советском Союзе, Большую советскую энциклопедию изучали, изучали все книги Ленина, книги Сталина, даже Брежнева, целый день переводили на русский, читали русские газеты и думали как советский человек. Рене Герра: Может, благодаря холодной войне, это парадокс, появился интерес и к русскому языку и к советской России, всё было здесь по большому счету в руках французских коммунистов, особенно а филфаках и славистика тем более, а студенты, я исключение, так как я пришел к русском языку и к русской культуре благодаря иронии судьбы белым эмигрантом, как теперь говорят, белогвардейцем н юге Франции, а другие коллеги, большинство, сколько процентов трудно сказать, они были детьми членов ФКП, французской коммунистической партии, и, естественно, они изучали язык той страны, где готовили светлое будущее. Голос за кадром: А французы не воспринимали эмигрантов как тайных агентов Москвы, они вам доверяли? Константин Мельник: Они доверяли, потому что я всё-таки родился во Франции, учился во Франции, имел блестящую карьеру во французской политике, был секретарем в Сенате радикал-социалистической партии, потом был советником министра французских внутренних дел, советником начальника генерального штаба, потом советником службы безопасности де Голля, на меня смотрели французы как на верного французского солдата иностранного легиона, верный человек, ему доверять можно, но всё-таки он не француз. Леонид Млечин: После войны эмигранты стали возвращаться на Родину или дружить с исторической Родиной, отношение к эмиграции менялось. Когда в фильме «Новые приключения неуловимых мстителей» звучал утвержденный еще Николаем I государственный гимн Российской Империи, который на английский манер начинался словами «Боже, Царя храни!», это производило на зрителей неожиданно сильное впечатление, на которое авторы фильма, верно, и не рассчитывали, белые офицеры с красивой выправкой нравились советскому зрителю больше надоевших большевиков в мятых кожанках. Когда, слушая царский гимн, на экране одним за другим поднимались эти киногерои, в зрителях просыпалась некая ностальгия. После перестройки и создания новой России, когда восстановилась подлинная история и эмигрантов принимали уже с почётом, возникла даже некоторая мода на белое движение в кинематографе, в искусстве, на эстраде, но она, похоже, не прижилась, новая Россия всё-таки, скорее, вновь симпатизирует только красным. Голос за кадром: В том, что касается Второй мировой войны, проще, здесь оценки однозначны. Элеонора Митрофанова: Были люди, которые остались верны отчизне вне зависимости, кто в этот момент там правит и что там происходит, а есть люди, которые были настолько в ненависти к коммунизму, к большевикам, что было всё равно, как, но задушить именно коммунизм. Всё-таки мы будем говорить о тех, кто сохранил верность своей Родине, кто воевал во французском сопротивлении, и мы знаем этих людей и, мне кажется, эти страницы как раз не очень известны общественности широкой. Леонид Млечин: Россиянам, оказавшимся за границей, теперь занимается Федеральное агентство по делам СНГ, соотечественников, проживающих за рубежом, и по международному гуманитарному сотрудничеству, сокращённо: Россотрудничество, руководит агентством известный дипломат Элеонора Валентиновна Митрофанова. Голос за кадром: Но становится очевидным, что и споры о событиях столетней давности, за и против красных и белых всё также болезненны. Историки, да и не только историки, по-прежнему занимают позиции по разные стороны научного фронта: одни – на стороне белых, другие – на стороне красных, поэтому всё еще нет целостной картины того, что происходило в нашей стране, в реальности в Гражданской войне никто не остался чистеньким. Элеонора Митрофанова: Не заметить этой даты невозможно, потому что у нас огромное количество соотечественников, которые, конечно, об этом помнят и их потомки и так далее, поэтому, мне кажется, что здесь очень важно соблюсти вот эту меру: не обидеть никого здесь, как говорится, но и не забыть тех, кто был патриотом своей Родины, отчизны, понимал вот этот исторический момент по-своему, но, а потом революция есть революция, что говорить, она никогда не щадила ни своих, ни чужих, не надо будить лихо, понимаете, опять вспоминать этот разлом, давайте лучше вспомним каких-то людей, их судьбы, жизни, как они выживали в тех условиях, просто по-человечески, представив себя на их месте, может быть, в какой-то момент не дай бог. РАСЧЁТ С ПРОШЛЫМ? Голос за кадром: Уезжали, конечно, разные люди. Но среди эмигрантов немало выдающихся имён и множество настоящих патриотов, которых лишилась Россия. Через 100 лет после Гражданской войны ясно, что эти потери невосстановимы. Можно ли хотя бы примерно подсчитать их число? Элеонора Митрофанова: Если считать с момента такого массового исхода, русская диаспора, наверно, и русские – один из самых рассеянных народов, но русские, я, наверно, тут не совсем правильно говорю, а те, кто ушел из Российской Федерации, Советского Союза, потому что это люди разных национальностей, н только русские, мы считаем, что это порядка 30 миллионов. Голос за кадром: А кого теперь считают соотечественником? Внук эмигранта соотечественник или нет? Элеонора Митрофанова: Хороший вопрос. Я вам хочу сказать, что законодательство принятое в 1999 году, в общем-то, не менялось, поэтому к соотечественникам действительно относится очень широкая категория граждан, это и граждане которые проживают за границей и имеют российские паспорта, это выходцы из Советского Союза, причем все национальности, которые проживали в Советском Союзе, это и потомки эмигрантов первой волны, которые когда-то проживали на территории Российской Империи и, как очень любят говорить наши руководители, что это все, кто чувствует себя в душе русским. Голос за кадром: Число соотечественников, наверное, сокращается? Элеонора Митрофанова: Я бы сказала, наоборот, что всё больше и больше, потому что, я считаю, что здесь несколько факторов влияют на это: первый фактор – это, конечно, укрепление Российской Федерации и многие проекты, многие видят, что Россия сильная и это привлекает к ней поэтому, наоборот, больше и больше соотечественников, более того, мы же вообще нетто-экспортёры образования, у нас в 5 раз больше учится детей, чем учится наших детей за границей и среди соотечественников потребность, чтобы дети поступили в российские ВУЗы очень большая, мы им поможем, детям, войти в сайт, через который проходит регистрация для поступления в ВУЗы и так далее. Кроме того, у нас две, это которые Россотрудничество только ведет, две очень интересные программы для детей соотечественников – это «Здравствуй, Россия!», то есть, как правило, «Здравствуй, Россия!» – это знакомство детей наших соотечественников с 14 до 18 лет с Российской Федерацией, и эти дети приезжают сюда. Вторая программа, которую мы ведем – это «Спортивные игры юных соотечественников», это тоже очень хорошая программа. Голос за кадром: Россотрудничество располагает за границей целой сетью центров науки и культуры. Элеонора Митрофанова: Наши дома зарубежном – это, конечно, дома, в первую очередь, для наших соотечественников, скажем так, для них это родной дом, они могут проводить любые мероприятия, они собираются там, очень часто в различные кружки, школы, курсы русского языка ходят дети наших соотечественников, то есть они как бы для нас привилегированная категория друзей нашего дома, но, конечно в Россотрудничество мы, безусловно, работаем в принципе, конечно, на страну для того, чтобы создать в стране нашего пребывания дружественную, скажем так, атмосферу по отношению к Российской Федерации, мы работаем, конечно, со всеми категориями граждан этой страны, не только с соотечественниками, но они для нас являются такими… и мало того, они для нас являются подспорьем, очень много в странах, где люди, скажем так, более самодостаточны, как, например, Соединенные Штаты, Канада, Франция, Италия, Чехия, в основном, европейские, конечно, страны, там наши соотечественники многие – очень самодостаточные люди, которые что-то делают, какие-то предприятия у их есть, правительственные организации, потому с ними очень приятно взаимодействовать, потому что, в общем, их взаимодействие не сводится только: «Дайте денег», – скажем так, тем более, что у нас , в общем, денег не так много. Голос за кадром: Что можно и нужно сделать для эмиграции? Элеонора Митрофанова: У нас нет паспорта соотечественника, нет каких-то привилегий, условно говоря, для наших соотечественников для того, чтобы они, скажем, в безвизовом режиме сюда прибывали, то есть мы, с другой стороны, ничего такого действенного на бытовом уровне, скажем, им не дали – это тоже такой существенный момент, потом опять же консульская защита – это кому? Это, конечно, только людям, которые имеют российские паспорта и которые стоят на учёте в консульской службе, либо туристы и так далее, это всё временно соотечественники. Голос за кадром: Невозможно оставаться безразличным к зарубежной части русской цивилизации. Как сделать, чтобы история русской эмиграции стала всеобщим достоянием? Элеонора Митрофанова: Мне кажется, что эта часть обязательно должна быть в наших, по крайней мере, для детей в исторических учебниках для того, чтобы они понимали, насколько страшна Гражданская война, когда часть населения истребляется по идеологическим причинам, часть населения вынуждена покинуть насиженные места, скажем, тоже из-за идеологических причин, потому что революция – это такая серьезная беда, и я тоже с этим столкнулась, когда мы стали обсуждать, что, наверно, может быть, примирение, всё-таки 100 лет – нет, примирения нет. Сколько лет мучали друг друга, сколько лет истребляли? Одни приходили истребляли других, поэтому это такой другой вопрос, что если ты живешь в эту эпоху, то ты не можешь относиться к этому как к некому историческому факту, о котором можно говорить отстранённо. Вот всё-таки 100 – наверно, можно говорить отстранённо, я поэтому с такой академической отстранённостью, а не с жаром в сердце, вот тут, конечно, наверно, нужно пытаться это делать, но тем не менее жар в сердце остался, и многие люди, в общем-то, очень как-то это принимают прямо так эмоционально.