Борис Гудзь: Зорге, конечно, человек был очень талантливый, очень опытный, политически грамотный. Но как разведчик он всего только 2 года в Китае побыл на разведывательной работе. Одно дело – работать в Китае, а другое дело – работать в Японии. Это разные условия, совершенно различные возможности. Все-таки с точки зрения контрразведки у него не было стажа и не было школы. У него только умственные представления, что вот работает, это он все знал, это все теория. А чтобы он сам знал, как это делается, каким образом люди проникают внутрь объекта, он все-таки не знал. Голос за кадром: В ту пору Рихард Зорге, который работал в Китае и в Японии на разведывательное управление Красной армии, еще не обрел репутацию великого разведчика. И Борис Игнатьевич Гудзь, который служил в Токио одновременно с Зорге, считал себя куда более опытным и умелым оперативником. Рихарда Зорге в 1941 году японцы арестуют, в ноябре 1944-го – повесят. Борис Гудзь проживет 104 года и уйдет из жизни в декабре 2006-го. Борис Гудзь: Я лично встречался в Японии с японской агентурой. Я пошел на эту встречу потому, что у меня была уверенность, что это на 90% надежное дело, что это не двойник. Но, тем не менее, я шел, я знал, что меня могут схватить, потому что была договоренность с этим источником, что когда мы идем на встречу для беседы, чтобы никаких передач документов не было. Я пошел к послу Константину Константиновичу Юреневу. Это был очень крупный работник. И говорю: "Константин Константинович, я вам должен сказать, что я иду на встречу с человеком, которому я доверяю. Но кто его знает, что получится? Но если меня схватят с поличным, не верьте, у меня ничего не должно быть. Это значит мне подсунули. И вы смело можете выступать, защищать меня, как будто бы меня провоцируют на это". Он мне пожал руку, "ни пуха ни пера, спасибо, что предупредили". Голос за кадром: Наверное, Борис Гудзь был осторожнее Рихарда Зорге. Но главное – удачливее. Борис Гудзь начинал службу в госбезопасности в 1923 году под руководством одного из самых известных чекистов – Артура Христиановича Артузова. Его настоящая фамилия – Фраучи. Он родился в семье сыровара, эмигранта из Швейцарии. В 1931 году возглавил внешнюю разведку. Борис Гудзь: Мой отец работал в статистике в Ярославле с родственниками Артузова. И еще тогда мой отец знал Артура Христиановича гимназистом. А потом в Москве уже в 1917 году после революции знакомство восстановилось, когда уже Артузов был взрослым устоявшимся человеком. И вот тогда он меня привлек к работе в контрразведке. В январе 1923 года я начал работу в пограничном отделении (5-ое отделение контрразведки, которое занималось агентурно-оперативной работой пограничной охраны). Там я проработал некоторое время и перевелся в 6-ое отделение, которое занималось уже более серьезными вещами, главным образом изучением эмиграции. Голос за кадром: Ему предложили работать с Владимиром Стырне, который в контрразведывательном отделе ОГПУ ведал знаменитой операцией "Трест". Это была оперативная игра, смысл которой состоял в том, чтобы заманить в советскую Россию руководителей белой эмиграции и их уничтожить. Борис Гудзь: Я не знал, что это "Трест". И мне это дело показалось немножко скучным. Дело в том, что уже будучи в пятом отделении, я активно включился в работу по борьбе с контрабандой и там уже участвовал в очень удачной операции. Мы раскрыли целую бригаду кондукторов, которые работали в экспрессе "Москва - Маньчжурия". Они за обшивкой международных вагонов. Там все кругом было заложено – и золотом, и чаем, и спиртом, и всякой всячиной. И я говорю: "Владимир Андреевич, вы меня извините, но я немножко уже включился в дело, и там оперативная работа. А здесь я понимаю, что это доверительно…". А он говорит: "Ну, ладно. Давайте по рукам. Друзьями расстанемся". Друзьями мы так и остались. Голос за кадром: Хотя молодой чекист поступил на заочное отделение филосфоского факультета Института красной профессуры, заниматься бумажной работой ему не хотелось. Борис Гудзь: Я участвовал в операции по захвату двух разведчиков-белогвардейцев. Они приехали сюда вооруженными. И мы их выследили. А у меня было 4 человека мощных людей. Мы знали, что они подойдут к вокзалу. Эти 2 человека жили сняли себе квартиру в дачной местности. А днём уезжали и обследовали Москву. И вот на известном периоде мне дали задание, что надо кончить это дело, никаких они явок здесь не имеют, кроме одной, которую мы знали и реализовали. А больше их никого нету. И от меня зависело, где их схватить. И вот они подходят. Это было днем на Ленинградском озере. Там стоят разные люди. И эти мои стоят. И когда они подошли к этой двери по 2 человека на каждого, мощно схватили, машина стояла уже здесь. Силой их толкнули в эту машину, навалились на них. Тут уже грубость была, конечно. Ни пикнуть не могли, ни двинуться. Здоровые ребята. И сразу Лубянка, 2. Голос за кадром: Во время Первой мировой войны английская разведка добилась больших успехов и по праву считалась эффективнейшей спецслужбой. Но против советской России действовали скорее дилетанты. Самый известный из них, знаменитый Сидней Рейли – авантюрист и фантазер. Рейли уволили из разведки после окончания Первой мировой. Он трудился, что называется, по вольному найму – зарабатывал деньги тайными поездками в Россию, но выдавал себя за великого шпиона, и эти игры окончились для него плачевно. Борис Гудзь: Когда он сидел в тюрьме, это был самый секретный арестованный. Причем, он сидел в камере там, где сидел Савинков. Эта камера была превращена по обстановке, сходной с номером приличной гостиницы (ковры, диван, кресло, письменный стол). Условия ему были созданы очень хорошие. Но об этом мне не было известно до поры до времени. Голос за кадром: Сиднея Рейли чекисты заманили в Россию обещанием устроить встречу с мнимыми лидерами антисоветского подполья. Британская разведка заинтересовалась. Рейли тайно перешел границу и был арестован. Его держали во внутренней тюрьме на Лубянке. Борис Гудзь: Мой товарищ, работавший в 4-ом отделении, участвовал в постоянном наблюдении в окошко (и день, и ночь, по очереди) за арестованным, сидящим в этой камере. И он мне сказал: "Я участвую в этой операции, слежу, чтобы вовремя открыть и помешать ему что-то сделать с собой". Я говорю: "А кто это такой?". Он говорит: "Не могу назвать". Я говорю: "Слушай, вроде Савинкова, что ли?". Он говорит: "Выше Савинкова". Он считал, что Сидней Рейли выше Савинкова по значимости. Голос за кадром: Сидней Рейли дал показания, которые от него требовали. Но его все равно убили. Борис Гудзь: Сталин настоял, чтобы Политбюро, видимо, с опросом, как это бывало, решили ни в коем случае его не выпускать и поскорее расстрелять. Потому что рано или поздно расползутся сведения, что он у нас арестован, узнают за границей, начнутся всякие дипломатические кляузы, требования, интриги, разные условности. Сталин это предвидел: "Порвать с этим делом, и никаких разговоров. Уничтожить и все". И тогда уже разговоры короткие. Рейли выводили на прогулки. И это была не последняя прогулка в его глазах, а какая-то очередная. Может быть, то, что было много люде, может быть, он почувствовал это. Во всяком случае, это было сделано так, что он был расстрелян внезапно. Вот это мне известно, что внезапно. Голос за кадром: 5 ноября 1925 года сотрудник ОГПУ Ибрагим Абиссалов выстрелил Рейли в спину. Поскольку он еще дышал, то Сыроежкин добил его выстрелом в грудь. Старшего майора госбезопасности Сыроежкина наградят орденом Ленина, а в 1939-ом самого расстреляют. Борис Гудзь мог бы сделать большую карьеру, если бы не печально знаменитая операция "Весна", которую органы госбезопасности проводили по указанию Сталина. В рамках дела "Весна" особые отделы (то есть военная контрразведка) сажали бывших офицеров царской армии. Все они присягнули на верность советской власти, внесли решающий вклад в создание Красной армии и победу в гражданской войне, но власть, многим им обязанная, все равно бывшим офицерам не доверяла. Им предъявили обвинения в участии в различных монархических и офицерских организаций, в реальности никогда не существовавших. Борис Гудзь: В 1932 году произошло несчастье с моим руководством. У меня уже был начальником не непосредственно Артузов, а начальник особого отдела центра ОГПУ Ольский Ян Каликстович. Я знал, что Ольского устраняют в связи с тем, что он обнаружил фальсификацию в очень большом деле под названием "Весна", которое создало украинское ГПУ. По этой операции более 500 человек было арестовано. Прислали дело на утверждение в Москву. И Ольский занялся изучением этого дела. Его заинтересовало, что там за содержание, 500 человек. Он потребовал, чтобы все дела прислали в центр и начал изучать эти следственные материалы. А потом даже стал вызывать в Москву арестованных и точно установил, что эта операция была сфальсифицирована. Голос за кадром: И при Ольском особисты сооружали липовые дела и с пользой для своей карьеры разоблачали мифические вредительские организации. Служба такая. Но эта массовая акция против военных показалась бессмысленной и вредной. Борис Гудзь: Он пошел к Ягоде и выразил ему возмущение, что такая работа не годится. А он изобразил это как либеральное отношение к делу, вспылил, говорит: "Вы что! Это все бывшие офицеры сидят там, а вы начинаете копаться, что он там показал так или ложно показал. Неважно". А Ольского поддержали очень весомые в то время персоны – заместитель председателя ОГПУ Мессинг, начальник пограничной охраны Воронцов и целый ряд еще людей поддержали. Получился прямо как будто бы заговор какой-то. Голос за кадром: Председатель ОГПУ Генрих Ягода выполнял приказ Сталина и проводил линию партии. Руководитель военной контрразведки Ян Ольский этого не понял, хотя был очень опытным чекистом. Борис Гудзь: Он думал, что это Ягода творит эти дела, что Сталин не замешан в этом деле. Если он так думал, это была наивность. Голос за кадром: Сталин не терпел сомнений в своей правоте. Он приказал считать это групповой борьбой против руководства и убрал из госбезопасности сомневающихся. Борис Гудзь: Быстренько дали команду написать циркуляр: по всей стране, по всем обкомам, секретарям обкомов, республик и начальникам полномочных представителей, что, вот, завелась такая группа и что надо иметь в виду, что это гнилье, интеллигентщина, а те коммунисты, кто поддерживает - это горе-коммунисты. Так я, значит, попал в число этих горе-коммунистов. Но до меня рука не дошла. Голос за кадром: Начальнику особого отдела ОГПУ Яну Ольскому нашли новую работу. Поручили руководить главным управлением столовых Наркомата торговли. В июле 1937 года Ян Ольский был арестован и по приговору военной коллегии Верховного суда расстрелян, а Борис Гудзь перевелся в Восточно-Сибирский край. Борис Гудзь: Только что было создано полномочное представительство в Восточной Сибири, в связи с тем, что Маньчжурию захватили японцы. А теперь получилось, что граница не китайско-советская, а советско-японская, потому что везде охрану уже жандармерия поставила. А я был назначен начальником контрразведывательного отделения и иностранного отделения. Мы работали за рубежом. То есть ориентированы на японские органы, в том числе на военную миссию в Харбине. Голос за кадром: Императорская армия методично захватывала соседний Китай и Япония воспринималась как опасный враг, с которым рано или поздно предстоит воевать. Борис Гудзь: У меня в Иркутске был представитель, молодой японист, окончивший ин. яз. Он у меня год работал в качестве стажера. И я ему за этот год (а он был толковый человек) вложил очень много знаний не только теоретических по нашей работе, но и практических. И даже мы сумели завербовать одного иностранца с ним вместе, датчанина, который был в бригаде телеграфистов большого северного телеграфного общества в Иркутске на передаточной станции. Там 20 датчан работало. Это был мой объект как контрразведчика. Я должен был их обрабатывать, что они из себя представляют. Может быть, там под видом этого телеграфиста шпион какой-нибудь завелся. Голос за кадром: Вместе с этим молодым японистом Борис Гудзь был командирован в Токио. Борис Гудзь: Японцы – не дураки. А у нас там представительство интуристов и так далее. И еще посольства. И еще генеральные консульства. Человек 100 было людей, кого можно было бы попытаться завербовать. Так вот, я стал резидентом. И резидентом я пробыл 2 с лишним года. Голос за кадром: А после возвращения домой Борису Гудзю на Лубянке не были рады. И тогда он позвонил Артузову, который получил генеральское звание и с Лубянки был переведен в военную разведку. Борис Гудзь: Он говорит: "О! Приехал? Приходите ко мне, приходите сюда". Я прихожу в разведывательное управление, он меня как сына родного принимает. Он меня отправлял же. Нажал кнопку "вызвать начальника второго восточного отдела Карина". А Карин перешел с Артузовым из иностранного отдела, опытнейший разведчик. Он был назначен начальником второго отдела. И вот я этим двум опытнейшим асам 2 часа докладывал. Они внимательно слушали меня о ситуации в Японии. Голос за кадром: Начальник восточного отдела военной разведки Федор Карин был резидентом в Харбине под крышей сотрудника генерального консульства СССР. Потом работал в Германии и Франции. Составляя ему характеристику, Артузов написал: "Считаю товарища Карина в первом десятке лучших организаторов-разведчиков СССР". Карин и руководил работой Рихарда Зорге (оперативный псевдоним – "Рамзай"). Борис Гудзь: Я отправляюсь в разведывательное управление в качестве помощника Карина по работе и обнаруживаю, что я попадаю в операцию "Рамзай". Для меня это было открытие. Я же не знал ничего про это дело. Мы с Зорге одновременно были в Японии каждый по своей части. Голос за кадром: Начальником военной разведки Сталин сделал Семена Петровича Урицкого, который командовал корпусом, руководил автобронетанковым управлением Красной армии. Борис Гудзь: Я прихожу к нему с письмом. Он сидит за столом, и у него лежат тонкие бумаги, напечатанные на машинке. Я уже вижу, что это материал, я знаю, что это за материал, потому что такой же материал у меня лежит в отделе. Это секретная передача всего текста переговоров Риббентропа с Осима (военный атташе). Они ведут секретные переговоры. И вся эта махина попадает к нашей агентуре в Европе. Я стою, положил письмо на стол. Он мне даже не говорит "садитесь". Я стою. Ну как я пойду к нему с этим материалом? Ведь он же ничему не верит. Я сразу соображаю: это начальник разведывательного управления не может принести документы, которые он считает достоверными, не может убедить Сталина, что это материалы высокой ценности. У меня было недоумение: как это так может быть? Почему же он не доверяет? Голос за кадром: Сталин пренебрежительно сказал начальнику военной разведки: "У вас душа не разведчика, а душа очень наивного человека. Разведчик должен быть весь пропитан ядом, желчью, никому не должен верить". Сам он никому не верил. Поэтому самих разведчиков берут одного за другим . Борис Гудзь: В 1936 году я работал в разведывательном управлении. Все шло хорошо. Наконец начался вызов Карина в ГПУ. Один раз вызывают, другой раз вызывают. Он нервничает. А у меня тоже несчастье: сажают мою сестру. И начальник разведки Урицкий Семен Петрович вызывает меня: "Давай, Гудзь, понимаете какое дело? У вас сестра арестована. К вам никаких претензий вроде нет. А уж вы сами понимаете: оставаться… может быть, временно. Посмотрим, что с ней". Я говорю: "Конечно, понимаю". - "Так что мы вас уволим с пособием, как полагается". И меня увольняют с пособием. Голос за кадром: Старшая сестра Бориса Гудзя Александра до ареста была ответственным секретарем газеты "Фронт науки и техники". Она погибла на Колыме. Младшая сестра Галина вышла замуж за выдающегося русского писателя Варлама Шаламова, которого полжизни держали в лагерях. Шаламов был убежден, что именно шурин сдал его, написав донос в 1937 году. Борис Гудзь действительно родственника терпеть не мог. Мало того, что Шаламов – сын священника, так еще и Сталина презирает. Борис Гудзь: Я поступил временно на работу в учреждение, которое было все-таки подведомственно ГПУ. Там начальником был мой приятель, с которым я работал в Иркутске. Это контора, которая снабжает Колыму продовольствием. А Колыма – это же целая область, которая подчиняется ГПУ и там золото добывает. Там чекистский аппарат, все административные функции. Проходит неделя, я иду с докладом моему приятелю. А мне говорят: "Арестовали". И тут же буквально через несколько дней партсобрание. Партсобрание получило характеристику от парторганизации разведывательного управления. Там написано, что такой-то, такой-то работает хорошо, знает дело, опытный, но работал с врагами народа – Артузовым. Уже Артузова арестовали. "В секретных объектах не полагается". "Какие будут предложения?". - "Исключить из партии за связь с врагами народа". Проголосовали – все за. Партбилет на стол. "До свидания, товарищи". И ухожу. Голос за кадром: Семен Урицкий, Артур Артузов, Федор Карин – все руководители военной разведки были арестованы в 1937 году и расстреляны. Гудзь принял правильное решение: сменил профессию и выпал из поля зрения чекистов. Это и спасло ему жизнь. Борис Гудзь: Читаю объявление: "Первому автобусному парку требуются водители I и II класса". Захожу туда, предъявляю там права. У меня водительские права II класса. "Никаких вопросов, имя, отчество. Где родился, то, другое". И сразу на работу, на автобус сажают. И я работаю шофером линейного автобуса. Вожу пассажиров в течение 2,5 лет. А эта работа была, сами по судите: колеса здоровые… Чуть не каждый день баллоны лопаются. Значит, мне нужно высаживать пассажиров. Они на другой автобус с билетами. А я гайки отвинчиваю, домкратом поднимаю, это колесо снимаю, запаску выдвигаю, наталкиваю двумя воротками. Но я был в форме. Я спортом всегда занимался. Выдержал я это испытание. Голос за кадром: Его единственный сын ушел на войну и не вернулся. По документам младший лейтенант Юнак Гудзь, переводчик штаба 5-го гвардейского танкового корпуса, покончил с собой в 1944 году и похоронен в венгерской земле. А Борис Гудзь большую часть своей жизни горевал из-за того, что в 1937-ом его убрали со службы: завидовал товарищам, продолжившим службу на Лубянке. Но их всех расстреляли. Настал момент, когда из чекистов первого поколения он остался один. Борис Игнатьевич Гудзь прожил 104 года.