В конце тридцатых годов Наркомат иностранных дел СССР подвергся чистке. Репрессировали 2500 сотрудников, посадили полсотни полпредов и почти всех руководителей отделов. Главе советской дипломатии Максиму Литвинову повезло – его всего лишь заменили на Вячеслава Молотова. Того самого, чьим именем скоро будет подписан договор о ненападении между Германией и Советским Союзом. Леонид Млечин: 4 мая 1939 года утром чекисты окружили здание наркомата иностранных дел СССР. Такого еще никогда не случалось. Перед войной советские дипломаты занимали 6-этажное здание бывшего страхового общества «Россия» на пересечении Кузнецкого моста и Лубянки. Голос за кадром: Это место назвали площадью Воровского – в честь одного из первых советских дипломатов Вацлава Воровского, которого в мае 1923 года в Швейцарии застрелил бывший офицер Белой армии Мориц Конради. На суде Конради рассказал, что его дядя, тетя и старший брат были расстреляны чекистами. Отец умер в тюремной больнице. Он мечтал отомстить большевикамм. Отдельный подъезд был выделен для наркома иностранных дел и его заместителей. В подвале оборудовали столовую. Завели собственное ателье, парикмахерскую и прачечную. Здесь дипломаты оставались до 1952 года, когда министерству иностранных дел передали высотную новостройку на Смоленской площади, где оно находится и поныне. Леонид Млечин: 4 мая 1939-го к дипломатам приехали глава советского правительства Вячеслав Молотов, секретарь ЦК, начальник управления руководящих кадров Георгий Маленков и нарком внутренних дел Лаврентий Берия. Они сказали Максиму Литвинову, который почти 10 лет руководил советской дипломатией, что он освобожден от должности наркома иностранных дел. Голос за кадром: Литвинова сняли и устроили чистку наркомата от «негодных, сомнительных и враждебных элементов». Леонид Млечин: И дипломатическую службу возглавил Вячеслав Молотов, член Политбюро и глава правительства. Он считался вторым человеком в стране. Голос за кадром: Заместителем Молотова назначили комиссара госбезопасности 3-го ранга Владимира Деканозова. До перехода в дипломаты он трудился в здании напротив, на Лубянке, начальником 3-го контрразведывательного отдела Главного управления государственной безопасности. Попавших в немилость дипломатов арестовывали прямо в его кабинете. После смерти Сталина Деканозова расстреляют вместе с Берией. Посол Владимир Ерофеев вспоминал: «Когда пришел в наркомат иностранных дел, там оставалось буквально 2-3 человека, работавшие с Литвиновым. Весь аппарат поменяли». Исчезло целое поколение сотрудников Наркоминдела. Их заменили молодые выдвиженцы. Некоторые из них стали блестящими дипломатами. Большинство так и остались ограниченными чиновниками, которые долгие годы задавали тон в Министерстве иностранных дел. Обычно после увольнения следовал арест. Максим Литвинов ждал, что и его заберут, но вида не показывал. Он боялся только за семью. Его сын вспоминал, как он обреченно говорил: «Вас обязательно возьмут». Леонид Млечин: Из арестованных выбивали показания на Литвинова. Бывшего заведующего отделом печати наркомата Евгения Гневина избивали палками прямо в кабинете Берии, требовали, чтобы он признался в преступных связях с бывшим наркомом. Голос за кадром: Но Сталин не разрешил трогать Максима Максимовича. Считается, что Сталин не хотел этого делать, потому что Литвинов был известен в мире и авторитетен. Вряд ли это реальное объединение. В небытие отправились куда более крупные фигуры. Видимо, все-таки было что-то личное в отношении Сталина к Литвинову. Леонид Млечин: Литвинов оставался депутатом Верховного совета, но из ЦК партии его вывели. Нарком обороны маршал Ворошилов сказал: «У вас в наркомате окопалось слишком много врагов народа». Литвинов не выдержал, сказал: «У вас не меньше». Он повернулся к Сталину и спросил: «Что же, вы меня считаете врагом народа?» Сталин вытащил трубку изо работа и ответил: «Не считаю». Молотов многие годы был ближайшим соратником вождя и считался его очевидным наследником. С новым назначением, казалось, его вес в большевистском руководстве возрастает. А в реальности это было признаком начинающейся опалы. Хотя еще ровно 2 года он оставался главой правительства. Молотову отныне отводится роль не соратника, а, как и всем, подручного вождя. Сталин продолжал обсуждать с Молотовым важнейшие вопросы, но старался ставить его на место и покончить с прежними приятельскими отношениями. Голос за кадром: В 1939 году Молотова избрали почетным академиком. Он велел в газете «Правда» напечатать благодарственную телеграмму. Сталин его отчитал: «Я не думал, что ты можешь так расчувствоваться в связи с таким второстепенным делом, как избрание в почетные члены. Мне кажется, что тебе как государственную деятелю высшего типа следовало бы иметь больше заботы о своем достоинстве». А потом Сталин нашел слабое место Молотова – его жену. Вячеслав Михайлович и Полина Семеновна Жемчужина прожили в любви и согласии до самой ее смерти. Она была столь же пламенной коммунисткой, как и Молотов, а Сталина любила даже больше, чем мужа. Жена и дочь Светлана были единственными людьми, к которым Вячеслав Михайлович относился с нежностью. Полина Семеновна родилась в Екатеринославе и с 14 лет работала набивщицей на папиросной фабрике. В 1918 году ее приняли в партию большевиков. В 1919 году взяли инструктором ЦК Компартии Украины по работе среди женщин. В 1921 году она перебралась в Москву и стала инструктором Рогожско-Симоновского райкома. В том же году они с Молотовым поженились. В те годы Сталины и Молотовы дружили семьями. Сталин прислушивался к мнению Полины Жемчужиной. Она внушала вождю, что необходимо развивать парфюмерию, потому что женщинам нужно не только мыло, но и духи и косметика. Жемчужина возглавила трест мыловаренно-парфюмерной промышленности, в 1936 году – Главное управление мыловаренной и парфюмерно-косметической промышленности Наркомата пищевой промышленности. Через год она уже заместитель наркома пищевой промышленности. В январе 1939 года Сталин сделал ее наркомом рыбной промышленности, распорядился избрать кандидатом в члены ЦК и депутатом Верховного совета СССР. Наградил орденами Ленина, Трудового красного знамени, Красной звезды, знаком почета. Но отношение Сталина к Молотову менялось. Неожиданное назначение в наркомат иностранных дел означало, что Вячеслав Михайлович отодвинут в сторону и утратил роль второго человека. Леонид Млечин: А его жены возникли куда более серьезные неприятности. На Жемчужину завели дело по обвинению в связях с врагам народа и шпионами. Голос за кадром: 10 августа 1939 года Политбюро приняло постановление под высшим грифом секретности – «Особая папка». В нем говорилось, что жена Молотова проявила неосмотрительность и неразборчивость в отношении своих связей, в силу чего в окружении товарища Жемчужиной оказалось немало враждебных шпионских элементов, чем невольно облегчалась их шпионская работа. Политбюро поручило наркомату внутренних дел произвести тщательную проверку всех материалов, касающихся товарища Жемчужиной. Начались аресты по ее делу. Нарком внутренних дел Берия и Молотов часто виделись. Лаврентий Павлович самым дружеским образом приветствовал Вячеслава Михайловича. Они были на «ты». Его первый заместитель Всеволод Меркулов почтительно кланялся Вячеславу Михайловичу. И при этом они оба из кожи вон лезли, чтобы посадить его любимую жену. Леонид Млечин: Умелые люди в НКВД подготовили показания о ее причастности к вредительской и шпионской работе. Но Сталин на тот момент удовольствовался малым: сделано уже достаточно, жена Молотова скомпрометирована связями с врагами народа. И Молотов – уже не второй человек в стране. Голос за кадром: Полину Жемчужину сняли с поста союзного наркома и с большим понижением перевели в республиканский наркомат местной промышленности начальником главка текстильной промышленности. В феврале 1941 года на XVIII конференции ВКП(б) Жемчужина лишилась высокого партийного звания кандидата в члены ЦК. Леонид Млечин: Этот эпизод описал в своем дневнике генеральный секретарь исполкома Коминтерна Георгий Димитров: «Вечернее заседание закрыто. Вывели из состава членов и кандидатов ЦК ревизионной комиссии ряд людей. Особое впечатление произвел случай с Жемчужиной. Она выступала неплохо: «Партия меня награждала. Поощряла за хорошую работу, но я увлеклась. Мой заместитель, нарком рыбной промышленности, оказался шпионом. Моя приятельница – шпионка. Не проявила элементарной бдительности. Но я извлекла уроки из всего этого. Заявляю, что буду работать до последних своих дней честно, по-большевистски»». Голос за кадром: Мир реагировал на отставку Литвинова по-разному. Бывший премьер-министр Франции Эдуар Эррио, который в свое время установил дипломатические отношения с Советской Россией, выступая в парламенте, горько отметил: «Ушел последний великий друг коллективной безопасности в Европе». После прихода нацистов к власти в декабре 1939 года ЦК принял план Литвинова – вступить в Лигу Нацию, которая была предшественницей ООН, продолжить установление дипломатических отношений со странами-членами Лиги Наций, создать региональный пакт о взаимной помощи от агрессии Германии. В это соглашение предполагалось вовлечь Польшу, Чехословакию, страны Балтии, Финляндию, Францию, Бельгию. Леонид Млечин: Идея санитарного кордона приобретала иной смысл. В 1920-х годах Запад пытался отгородиться от советской России. Теперь Москва хотела использовать те же восточно-европейские страны, чтобы отгородиться от опасности, исходившей от нацистской Германии. Стало ясно, что особую ценность приобретают и хорошие отношения с Прибалтикой, где нельзя было допустить укрепления сил, дружественных Гитлеру. Решили продлить с этими странами пакт о ненападении еще на 10 лет. Установить отношения с балтийскими военными, пригласить их в Москву. Дипломатическая жизнь в Москве стала более активной. Часто давали приемы, самые значительные в Георгиевском зале Кремля, по случаю очередной годовщины Октябрьской революции. Приходили все советские руководители – танцевали, пили, ели до самого утра. Иностранные гости быстро убедились в том, что в этом им не надо соревноваться с хозяевами. К утру многие иностранные гости были в очень плохом состоянии и с трудом добирались до дома. Голос за кадром: В середине 1930-х Сталин задумался об исторических связях славянских народов. О том, что давние симпатии можно использовать в текущей политике. Леонид Млечин: Но отношения с соседями не складывались, особенно с Польшей. Это вообще было время, когда в восточной и центральной Европе все друг друга ненавидели и боялись, и предъявляли соседям претензии, часто территориальные. Голос за кадром: Границы были установлены странами-победительницами в Первой мировой войне. Они хотели, чтобы восторжествовала справедливость и народы, прежде входившие в состав Австро-Венгерской, Османской и Российской империй, обрели самостоятельность. Но провести идеальные пограничные линии не удалось. Появление множества новых государств породило огромное количество проблем, которые улаживались с трудом. К тому же внутри этих стран происходили сложные процессы, формировались авторитарные националистические режимы, иногда фашистского толка. А у Литвинова возникли и кадровые проблемы. Эпоха массовых репрессий не обошла и наркомат иностранных дел. Дипломатов брали одного за другим. Выжившие вспоминали: «Сговоришься с коллегой встретиться по какому-то вопросу – а на другой день его уже нет в наркомате. Арестован». В Наркоминделе репрессировали 2500 сотрудников, посадили полсотни полпредов, почти всех руководителей отделов. Нормальная работа прекратилась. Некоторые советские учреждения просто закрылись. После ареста полпреда в Саудовской Аравии посольство там закрыли в 1938 году, а открыть его смотрели уже только во время Перестройки при Горбачеве. В период репрессий сотрудники НКИД стали избегать встреч с иностранцами, старались даже пореже ходить на приемы в посольство. Литвинову приходилось их заставлять посещать приемы. Но нарком не мог защитить ни своих подчиненных, ни самого себя. Его дни на высоком посту были сочтены. Литвинов был реалистом, вполне приземленным человеком. Он старался делать все, что мог. Но обстоятельства были сильнее. Его попытки объединить европейские страны против гитлеровской Германии оказались бесплодными, потому что европейцы не доверяли Сталину. Позорные политические процессы в Москве, информация о массовых репрессиях, коллективизации и голоде привели к тому, что Сталину перестали верить. Хуже того, западным политикам нравилась циничная мысль - столкнуть между собой двух диктаторов, Гитлера и Сталина. Столкнуть своих противников лбами надеялись и в Москве. В марте 1935 года член Политбюро и председатель Президиума ВЦИК, то есть формальный глава государства, Михаил Калинин откровенно говорил: «Мы не против империалистической войны, если бы она могла ограничиться, например, только войной между Японией и Америкой, или между Англией и Францией». Максим Максимович Литвинов был англофилом. Долго жил в Англии, был женат на англичанке. Он считал главными партнерами России Англию, Францию и США. А зрела идея вернуться к партнерским отношениям с Германией. Выступая на XVII съезде партии в январе 1934 года, Сталин говорил, фактически обращаясь к берлинским политикам: «Конечно, мы далеки от того, чтобы восторгаться фашистским режимом в Германии. Но дело здесь не в фашизме, хотя бы потому, что фашизм, например, в Италии не помешал СССР установить наилучшие отношения с этой страной. Если интересы СССР требуют сближения с теми или иными странами, не заинтересованными в нарушении мира, мы идем на это дело без колебаний». Но Гитлер на эти слова не откликнулся. В Москве не знали, что второй человек в Рейхе, Герман Геринг, проводил тайное совещание с членами правительства и процитировал указание фюрера: «Надо исходить из того, что столкновение с Россией неизбежно». Выступая на XVIII съезде партии в марте 1939 года, Сталин говорил, что западные державы пытаются поднять ярость Советского Союза против Германии, отравить атмосферу и спровоцировать конфликт с Германией без видимых на то оснований. Сталин предлагал договариваться. Но и этот сигнал в Берлине не был замечен. Леонид Млечин: 21 апреля 1939 года в Кремле обсуждались отношения с Германией. В кабинет вождя вызвали Молотова, Литвинова, первого заместителя наркома иностранных дел Владимира Потемкина, полпреда Великобритании Ивана Майского и полпреда в Германии Мерикалова. Спросили мнение Мерикалова. Он ответил, что Гитлер все равно будет стремиться к агрессии против Советского Союза, и из этого надо исходить. Поэтому сближение невозможно. Сталин думал иначе, и в Берлин Мерикалов не вернулся. Голос за кадром: Максим Максимович Литвинов как еврей не мог питать к гитлеровскому режиму ничего, кроме ненависти и презрения. Впрочем, если бы Сталин поручил ему наладить отношения с нацистской Германией, Литвинов не только не посмел бы отказаться, но и убедил бы себя, что это необходимый шаг. Однако же смена наркома иностранных дел была для Сталина выгоднее. Трудно было придумать более ясного сигнала Гитлеру о готовности к немедленному сближению. В день, когда Литвинов был смещен, военный атташе немецкого посольства в Москве Вернер фон Типпельскирх отправил в Берлин шифротелеграмму: «Это решение, видимо, связано с тем, что в Кремле появились разногласия относительно проводимых Литвиновым переговоров. Причина разногласий предположительно лежит в глубокой подозрительности Сталина, питающего недоверие и злобу ко всему окружающему его капиталистическому миру. Молотов, нееврей, считается наиболее близким другом и ближайшим соратником Сталина». В конце июля 1939 года занимавшийся в немецком МИДе внешнеэкономическими вопросами Карл Шнурре пригласил советского поверенного в делах Георгия Астахова на обед и прямо сказал: «Что может вам предложить Англия? Участие в войне в Европе и враждебное отношение Германии. А что можем предложить мы? Нейтралитет. А если Москва захочет, то и взаимопонимание, основанное на взаимной выгоде». Георгий Астахов обратил внимание на то, что официальная пропаганда нацистской Германии считает Советский Союз враждебным государством. Карл Шнурре пустился в долгие объяснения насчет того, что все это в прошлом. Это было следствием борьбы национального социализма против немецкого коммунизма, который получал поддержку от Коминтерна. Но борьба уже закончилась. Коммунизм в Германии искоренен. Изменилась и советская политика. Особенно с тех пор, как Сталин отложил на неопределенный срок мировую революцию. Леонид Млечин: Советские партийные руководители в течение долгого времени отказывались встречаться с иностранными государственными деятелями и дипломатами. Только в 1939 году в Кремле стали принимать некоторых иностранных послов. А первым европейским министром, которого приняли в Москве на высшем уровне, был англичанин Энтони Иден, тогда лорд-хранитель печати и будущий министр иностранных дел. Ездить за границу Сталин категорически отказывался. Но любые ключевые заявления дипломатов, тексты документов и переписка с другими странами, директивы советским делегациям на международных переговорах должны были получить предварительное одобрение вождя. Голос за кадром: Для Сталина Молотов в наркомате иностранных дел был находкой. Он идеально подходил для сталинской дипломатии. Один из бывших советских дипломатов так отозвался о Молотове: «Играет в Политбюро роль Луны: светит только по ночам, отражая на партию сталинские лучи. Сталин ценит его трудолюбие, чиновную добросовестность, но доверяет ему мало и не любит». Леонид Млечин: В наркомате иностранных дел Молотов занимал целый этаж: зал заседания коллегии с длинным столом, рабочий кабинет и комната отдыха с ванной и кроватью. Вячеслав Михайлович был в отличной физической форме. Вообще он был очень здоровым человеком. От всех стрессов его спасало умение засыпать мгновенно, едва его голова касалась подушки. Он очень часто говорил помощникам или начальнику охраны: «Пойду прилягу. Разбудите меня через 15 минут». И разбудить его следовало ровно через 15 минут. Голос за кадром: Работал он много и с удовольствием, переваривал огромное количество бумаг, производимых бюрократической машиной. В первую очередь Молотову докладывались документы, которые требовали срочного ответа. Потом шли записки от Сталина. Их передавали, не вскрывая. Разведывательные сводки, расшифрованные телеграммы послов. Они с вождем были охвачены манией секретности. Не доверяли даже людям из ближайшего окружения и ограничивали им доступ к заграничной информации. Леонид Млечин: Но ни Берлин, ни Москва никак не могли решиться на откровенный разговор о политическом сближении. Наступило время хитрого дипломатического маневрирования. Голос за кадром: 5 июня 1939 года немецкий посол в Москве Шуленбург написал в Берлин статс-секретарю Эрнсту фон Вайцзеккеру: «В Берлине создалось впечатление, будто господин Молотов в беседе со мной отклонил германо-советское урегулирование. Я не могу понять, что привело Берлин к подобному выводу. На самом деле господин Молотов почти что призывал нас к политическому диалогу». Граф Фридрих-Вернер Эрдманн Маттиас Иоганнес Бернгард Эрих фон Шуленбург провел в Москве уже 7 лет. Он многое сделал для сближения Германии с Россией. Леонид Млечин: В середине августа 1939-го Гитлер, который уже готовился к нападению на Польшу, понял, что нуждается в тесном сотрудничестве с Советским Союзом или, как минимум, в благожелательном нейтралитете. Посольство в Москве получило указание форсировать сближение. Голос за кадром: Рано утром 15 августа посол Шуленбург получил из Берлина указание немедленно посетить Молотова и сообщить, что имперский министр иностранных дел Иоахим фон Риббентроп готов прибыть в Москву с кратким визитом, чтобы от имени фюрера изложить господину Сталину точку зрения фюрера. Молотов сказал Шуленбургу, что для продолжения торговых переговоров необходима политическая основа. Он объяснил послу, что пакт о ненападении будет подписан только при наличии специального протокола, в котором оговариваются все важные вопросы, интересующие Советский Союз. В Берлине Гитлер и Риббентроп не отходили от телетайпа, дожидаясь сведений из Москвы. Поздно ночью Молотов ответил, что если торговое соглашение будет подписано на следующий день, 20 августа в воскресенье, то через неделю, 26 или 27 августа, Риббентроп может прилететь. Леонид Млечин: Гитлер промаялся до утра, ожидая подробного отчета от Шуленбурга. Он не мог отложить на неделю выяснение отношений с Москвой. Договоренность нужна была ему немедленно. Если бы Англия, Франция и Советский Союз объединились, он бы не рискнул напасть на Польшу. А генералы торопили его, говорили, что напасть на Польшу можно не позднее последних чисел августа, иначе сентябрьские дожди могут сорвать планы военной операции. Сталин согласился пойти на переговоры с Гитлером в последнюю минуту, когда у того уже уходило время. И фюрер вынужден был соглашаться на сталинские условия. Днем 20 августа Гитлер написал Сталину личное письмо: «Я принимаю предложенные председателем совета народных комиссаров и народным комиссаром СССР господином Молотовым проект пакта о ненападении. Дополнительный протокол, желаемый правительством СССР, по моему убеждению, может быть по существу выяснен в кратчайший срок, если ответственному государственному деятелю Германии будет предоставлена возможность вести об этом переговоры в Москве лично. Я считаю, что при наличии намерения обоих государств вступить в новые отношения друг с другом является целесообразным не терять времени. Поэтому я вторично предлагаю вам принять моего министра иностранных дел во вторник 22 августа, но не позднее среды 23 августа». Голос за кадром: От себя министр Риббентроп отправил отдельную телеграмму послу Шуленбургу: «Пожалуйста, сделайте все, что можете, чтобы поездка состоялась». Слов Гитлера о готовности подписать совместный протокол было достаточно. В понедельник Сталин ответил фюреру: «Я благодарю вас за письмо и надеюсь, что советско-германский пакт о ненападении ознаменует благоприятный поворот в политических отношениях наших стран. Советское правительство поручило мне довести до вашего сведения, что оно согласно перенести визит господина Риббентропа в Москву на 23 августа». Леонид Млечин: Когда Шуленбург сообщил в Берлин, что Кремль готов принять нацистского министра иностранных дел Иоахима фон Риббентропа в Москве, Гитлер пришел в необыкновенное возбуждение, он воздел руки к небу и воскликнул: «Ну все, теперь весь мир у меня в кармане!».