Загадка второго человека

Леонид Млечин: Летом 1947 года Сталин отдыхал в Левадийском дворце, а рядом с Ялтой в местечке Мухалатка проводил отпуск кандидат в члены Политбюро и заместитель главы правительства Алексей Николаевич Косыгин с семьей. Неожиданно Косыгиных пригласили к Сталину. В послевоенные годы овдовевший Сталин приглашал к себе соратников без жен. С тем большим любопытством он разглядывал жену Косыгину Клавдию Андреевну.

Голос за кадром: Она за столом в карман не лезла. Охотно и откровенно беседовала с вождем. Клавдия Андреевна явно произвела впечатление на стареющего вождя. Ему понравилось, как на вопрос о роли жены в семье он убежденно ответила: «Жена – это судьба».

Леонид Млечин: В жизни Алексея Николаевича Косыгина это было именно так. Прожили вместе с Клавдией Андреевной 40 лет. Косыгин с ней и без нее – это разные люди. И еще неизвестно, стал ли бы он главой правительства, вторым человеком в стране, если бы рядом не было такой жены.

Евгений Чазов: Очень много значила, мне кажется, в его жизни Клавдия Андреевна. Но он говорил так: «Ну что вы, Клавдия Андреевна со Сталиным спорила». Она была очень сильный человек и очень волевой. И она много, по-моему, ему помогла в жизни. И вдруг неоперабельный рак. Она попросила: «Евгений Иванович, я хочу, чтоб вы пришли, чтоб были Алексей Николаевич, вы и я – втроем». Я пришел, думаю: «Ну, сейчас она скажет – медицина плохая». Знаете, как бывает? Я никогда не осуждаю тех людей, потому что они погибают и понимают: тут может быть виновата медицина или даже не виновата, но это такая ситуация, где ты должен сидеть, молчать и принимать возможные упреки. Я готовился к этому.

И вдруг на мое удивление она говорит: «Алексей Николаевич, ты знаешь, им очень трудно приходится. В медицине, ты знаешь, плохо, очень многого не хватает. Я хочу тебя попросить, чтоб ты всегда помогал медицине».

Леонид Млечин: Она умерла 1 мая 1967 года, когда ее муж стоял на трибуне Мавзолея, приветствуя колонны демонстрантов, которые несли его портреты.

Евгений Чазов: Я помню, когда умерла жена Косыгина, Брежнев позвонил Подгорному, сказал: «Знаешь, у Алексея беда. Надо съездить. У него жена умерла». Вот это я помню. Но он был сдержан по отношению к Косыгину. Косыгин не был его человеком, сказать прямо.

Голос за кадром: А завещание жены Алексей Николаевич исполнил. Сделал, как она просила.

Евгений Чазов: Вы знаете, когда встал вопрос о субботниках… Тогда первые субботники, по-моему, в 1970 году, а потом в 1971 году, Косыгин сказал, что субботники надо отдать на медицину. И я думаю, что, помня завет своей жены, он сказал: «Давайте построим большой онкологический центр для лечения онкологических больных». Это я помню точно. Это была память о жене. Я думаю так.

Голос за кадром: Алексей Николаевич был однолюбом. После смерти Клавдии Андреевны ни одна женщина не появилась в его жизни. Хотя ходили слухи, будто у него был роман с известной певицей Людмилой Георгиевной Зыкиной. Уже позже ее спросили, действительно ли между ними что-то было.

«Нет, - ответила певица. – Просто на каком-то официальном торжестве Алексей Николаевич произнес в мою честь тост. Сказал очень теплые слова. Это взяли на заметку. А через некоторое время умерла жена Косыгина. Я пришла на похороны, принесла цветы. И кто-то решил, что у нас тайная связь. Ничего подобного никогда не было. Я с большим уважением относилась к Косыгину, но не более».

Леонид Млечин: Немногословный и сдержанный Косыгин нравился людям, особенно на фоне коллег по Политбюро. Возможно, из всех политиков второй половины XX столетия он пользуется в нашей стране наибольшим уважением.

Евгений Чазов: Он приехал на Валдай, а я приехал туда. Валдай – это была дача Сталина, там все. Там любили отдыхать. И даже министры. Я уж не говорю – писатели, актеры отдыхали. Жили большинство… 4 люкса было. А остальные жили в казарме. И он пришел, посмотрел, говорит: «Что у вас…» Я говорю: «Ну, у нас что? Денег нет». Он так это: «Да, да, да». Потом сели и поехали. А там монастырь этот известный на Валдайском озере. Мы приехали туда. Приехал потом секретарь обкома. И мы зашли, а там в этом монастыре устроили детский санаторий для туберкулезных детей. Там грязь такая. Он поворачивается ко мне: «До чего вы этих детей довели?» Я говорю: «Это не я занимаюсь» - «Вы член коллегии Минздрава. Где вы…» - «Это местного значения» - «Ты учился с меня. Через неделю чтоб тут ни одного не было. Возьмите этих детей. Отвезите к себе в Новгород, займите любое здание и организуйте там где-то детский санаторий, а этот монастырь поставим на реконструкцию». И вот тогда началась реконструкция этого монастыря. Она длилась очень-очень долго.

Правда, быстрее там построили новое здание, но уже Косыгина не было. И это здание обязано Косыгину.

Голос за кадром: Однажды Косыгин привез в Питер вьетнамского вождя, которого советское руководство очень ценило. А тот тяжело заболел. Косыгин вызвал Чазова.

Евгений Чазов: Я в самолет – прилетел туда. Прилетел, посмотрел. Говорю: «Ну, воспаление легких. Тут профессора, все». – «Нет, Евгений Иванович. Оставайтесь здесь». – «Алексей Николаевич, у меня там дела». – «Ну. Ладно. Вы так. Вы сейчас садитесь в самолет. Во сколько там самолет летит? Улетайте туда. Сколько вам надо в Москве?» - «Ну, я должен все дела прокрутить» - «Вечером вернетесь». И я вернулся к вечеру. На следующий день завтрак. И Романов пришел: «Вот, Алексей Николаевич, вот видите, случилось так, вот так. У вас в Москве Барвиха есть, там все лечатся, а у нас нет ничего». Он говорит: «Евгений Иванович, как вы считаете, что, они не могут в Москву в Барвиху приезжать?» Я говорю: «В тяжелом состоянии после инфаркта и после всего куда в Москву в Барвиху? Конечно, им здесь… Все-таки регион Северо-Запад. Конечно, хорошо на Финском заливе». А у меня были свои мысли, что на Финском заливе будет хороший санаторий. Он говорит: «Ну, ладно. Давайте, подсчитайте там деньги, но без излишеств».

«Белые ночи» прекрасны. Под Ленинградом самый лучший санаторий тоже обязан Косыгину.

Голос за кадром: В 1939 году молодой ленинградец Алексей Николаевич Косыгин стал союзным министром и членом ЦК партии. А 10 лет спустя, в 1949 году, чекисты по указанию Сталина устроили так называемое Ленинградское дело. Недавних руководителей города расстреляли. Кресло зашаталось и под Косыгиным. Уже был готов проект постановления о выводе его из Политбюро. Но в последний момент Сталин его помиловал.

Сталинские годы наложили неизгладимый отпечаток на характер Косыгина и даже на выражение лица – устало-досадливое, говоря словами Солженицына. Глава правительства казался со стороны сухим и холодным и человеком. Но он не всегда был таким.

Евгений Чазов: Моим пациентом был маршал Жуков. Я где-то описывал. Я не хочу повторять эту историю, как мы его вытащили, спасли. А потом у него было несколько кровоизлияний в мозг. И он лежал на Грановского. А я там работал. У меня кабинет был внизу. И вдруг раздался звонок Косыгина. Он говорит: «Евгений Иванович, у вас Жуков лежит?» - «Да». – «А могу бы я его навестить?» - «Алексей Николаевич, это будет прекрасно». И он приехал. Единственный, кто приехал к Жукову в эти последние... это был Косыгин. Он остался наедине с Жуковым. Сидел он довольно долго. Наверное, минут 40, если не больше. И вышел, я увидел… я говорю о человеке. У него были слезинки на глазах, когда он уходил от Жукова.

Понимаете, с одной стороны, такое впечатление аскета, такого человека собранного. И действительно он был такой. Но внутри… я помню, в период, когда с женой, с Жуковым такой момент. Конечно, он был настоящий человек.

Леонид Млечин: Привычка скрывать свои мысли и чувства осталась у Косыгина со сталинских времен.

Евгений Чазов: Человек со сталинского периода – сколько же он пережил? А одно Ленинградское дело? Ведь он висел на волоске. А война? Он же ведал всеми вопросами эвакуации промышленности. И он рассказывал. Когда они должны были вывезти какой-то завод, не успели вывезти из Ленинграда. И они там уже с кем-то на машинах добирались туда, какими-то окольными путями, где могли погибнуть и все. Он говорил: «Я понимал, что это моя ответственность. Мне поручил Сталин».

Леонид Млечин: Роль второго человека при Брежневе оспаривали разные члены Политбюро. Они сражались за право быть рядом с генеральным и рвали друг у друга полномочия. При этом они не ладили между собой. Что поддерживал один, валил другой. Брежнева это более чем устраивало. Он боялся появления реального второго человека в стране.

Голос за кадром: Личные отношения у генерального секретаря и председателя Совета министров не сложились. Потому что уж слишком разные они были люди: и по интеллектуальному развитию, и по характеру. Леонид Ильич любил жизнь во всех ее проявлениях и просто не понимал суховатого и аскетичного Косыгина.

Леонид Млечин: Крупных противоречий между Брежневым и Косыгиным не существовало. Но и разногласия по непринципиальным вопросам перерастали в неприязненный спор. Глава правительства вынужден был подчиняться.

Евгений Чазов: Да. И Хрущев не любил его. А все руководители держали его. Если ты не любишь и руководитель плохой, разве ты будешь держать? Нет. Значит, это человек, который нужен.

Голос за кадром: Алексей Николаевич не был соперником для Брежнева. Но его популярность раздражала Брежнева. Он несколько завидовал репутации Косыгина и не возражал, когда главу правительства подвергали критике. А у Косыгина никогда не прорывалось что-то относительно Брежнева?

Евгений Чазов: Никогда. О КГБ он как-то сказал. Но никогда ни одной личности не вспоминал. Ни о Брежневе, ни о том, что какие-то там… Он был человек в себе.

Голос за кадром: Брежнев следил за тем, чтобы Косыгин оставался в одиночестве, не обрастал сторонниками.

Евгений Чазов: У меня такое впечатление, что среди этого всего Политбюро и окружения он был одинок. Понимаете, он был такой особенный человек. Может быть, он не любил эту систему комитета госбезопасности. Потому что у него как-то так проскользнуло: «Вот, даже меня прослушивают». Может быть, поэтому он не любил Андропова.

Голос за кадром: С председателем КГБ Андроповым у Косыгина обнаружилась личная несовместимость. Они схватывались на заседаниях Политбюро. Нападал Андропов. Иногда Косыгина просто пытались подставить. Приехал президент Финляндии Урво Калева Кекконен. Косыгин повез его на Кавказ.

Евгений Чазов: Оба любили похвастать своим здоровьем. Физически и так далее. А Косыгин говорил: «Знаете, Кавказские горы. Я ходил в молодости через Клухорский перевал». А Кекконену 70 лет исполнялось. Кекконен говорит: «Давайте перейдем вместе». Короче говоря, Косыгин принял это решение. Он звонит мне: «Евгений Иванович, вы знаете… Все-таки ему 70 лет. Вы посмотрите за ним». Ну, я позвонил Андропову, что такое дело. Он говорит: «А вы тут причем?» - «Ну как? А случилось что с Кекконеном – будет международный скандал. Кто отвечает? Я отвечаю» - «Вам не надо. Подождите». Прошло время. Раздается его звонок: «Евгений Иванович, организуйте медицинское все это. Вам там быть не надо».

Я все-таки тайно от всех… Просто не с ними, а перед этим прилетел в Минводы. Там меня уже ждали два мастера спорта по туризму. Мы пролетели по этой… Я уже на ту сторону в Абхазию пришел еле-еле. А там есть дорога на Клухорском перевале. Она была забита камнями. Я говорю: «Слушайте, сделайте только одно. Поднимите Кекконена наверх на машине». Всегда очень трудный подъем. Спуск полегче. Поднимите туда. И там все-таки расчистили эту дорогу. И они с Косыгиным поднялись туда.

Но я говорю к чему? Что и тут было какой-то противовес. То, что говорит о том, что такой… Я почувствовал: «Кекконен едет сюда. Косыгин влип в эту историю – пусть сам и разбирается».

Голос за кадром: Но конфликт между ними имел и явную политическую подоплеку. Андропов недовольно говорил помощникам, что предлагаемые Косыгиным темпы реформирования экономики могут привести не просто к опасным последствиям, но и к размыву социально-политического строя. Юрий Владимирович, которого почему-то считают реформатором, боялся даже косыгинских реформ, более чем умеренных и скромных.

Евгений Чазов: Большинство были выходцы из партийных кругов, из власти партийной. Косыгин в партийной власти никогда не был. Он все время был хозяйственником. Он шел по этому. Соответственно, уже эта власть была… Они все выходили из партийной какой-то когорты. Но Устинов, может быть, только… Но и то он был секретарь ЦК. Понимаете? А он был всегда такой хозяйственник. Он был именно человеком не партийной закалки.

Голос за кадром: Главу правительства сильно не любил еще один друг Брежнева – Дмитрий Устинов, секретарь ЦК по военной промышленности, затем министр обороны. Тут было прямое соперничество. Косыгин сильно отличался от других членов Политбюро.

Евгений Чазов: У него была простая госдача. Когда он ехал отдыхать, я помню, он приехал… Мы только открыли тогда «Волжский утес». Очень хорошее место. Такой санаторный комплекс. И он говорит: «Я поеду в «Волжский утес». Но никаких там дач, ничего. Люкс сниму. Люкс там есть? Вот я поеду туда». Он ездил в санатории, питался вместе со всеми. У него не было никакой отдельно… Там ставили столик в закуточек со всей семьей. И он там питался.

И самое интересное, что мне оттуда звонит. Я знал его. Поехать, встретить… Я знал его стиль. Я не поехал встречать. А то бы он там поднял шум-гам: «Что вы тут пришли?» Я не поехал. Телефон у нас есть. Все. Мне вдруг звонит главный врач и говорит: «Евгений Иванович, что делать? У нас такое многотравье красивое на берегу Волги. Он сказал: «Дайте мне косу. Я буду косить». Что делать? Там же отдыхающие ходят. Как он будет Косыгин ходить с косой и траву косить?» Я говорю: «Знаешь, что? Дай косу. И не забудь еще, после того как он закончит свой сенокос, принеси кринку холодного молока, как всегда бывает на сенокосе». И был сенокос, и была кринка. Я говорю о том, что он был такой простой в жизни.

Леонид Млечин: Тем не менее, Брежнев и Косыгин проработали вместе 16 лет. Леонид Ильич понимал, что в оппозицию к нему Алексей Николаевич не станет. А вот освобождение Косыгина от должности ничего Брежневу не принесло. Не было в Политбюро такого человека, который так знал механизм советской экономики, как председатель Совета министров.

Голос за кадром: Алексей Николаевич был от рождения крепким человеком, держал себя в форме. Роковую роль в его судьбе сыграла прогулка на байдарке, когда он едва не погиб. 1 августа 1976 года Косыгин сел в байдарку. Но во время гребли потерял сознание, перевернулся вместе с лодкой и оказался под водой. Его доставили в военный госпиталь в Красногорске.

Евгений Чазов: Вдруг раздается звонок архангельского госпиталя: «Вы знаете, Евгений Иванович, к нам попал Косыгин в тяжелом состоянии, после того как он утонул». Спасло то, что на байдарке ноги крепятся. И байдарка перевернулась. Но хорошо – у него был такой очень сильный Карасек, начальник охраны, он его просто с байдаркой поднял оттуда. А оказалось, что у него излияние, но не в мозг, слава богу, а в субарахноидальное пространство. Это между мозгом и черепной коробкой. Это более спокойное. Его привезли. Мы его восстановили.

А тогда не было компьютерных томографов. Мы что-то говорили с моим другом, академиком Шмидтом, известным невропатологом. Идем мы, разговариваем. Я говорю: «Вы знаете, сейчас есть такой аппарат. Мы возились. Не знали, какой поставить диагноз. Столько было проблем. А сейчас это все просто решается». – «Как решается?» А он был очень любопытен в отношении нового, где что появилось. Мы говорим: «Вот появилась такое оборудование» - «Где?» - «Английское». – «Сколько стоит?» Тогда это был маленький аппарат. По нынешним делам он недорого стоит. Он говорит: «Да. Дороговато, конечно. Давайте купим два. Но один вам в Кремлевку, а второй в Институт неврологии к академику Шмидту для народа». И были закуплены два аппарата. И он был всегда такой.

Голос за кадром: Напряжение на работе закончилось для Алексея Николаевича обширным инфарктом. В октябре 1979 года Косыгина уложили в спецбольницу на Мичуринском проспекте. Он свалился надолго. 10 дней не приходил в сознание.

Леонид Млечин: Фактически он уже не мог работать. Но не хотел этого признавать и не хотел уходить на пенсию. Ему было обидно. Брежнев в столь же плохой форме. У Кириленко тяжелые мозговые нарушения. Почему же он один должен уходить? Но все решали уже без него. Пока он лежал в больнице, убрали из правительства единственного друга Косыгина академика Владимира Кириллина, заместителя председателя Совета министров и главу госкомитета по науке и технике.

Евгений Чазов: Вы знаете, ведь у него и друзей было… Были знакомые.

Голос за кадром: Брежнев попросил врачей уговорить Косыгина перейти на пенсию. Семья Алексея Николаевича обиделась за это на медиков.

Евгений Чазов: В это время уже был Тихонов, которого рекомендовал Брежнев. Это был его друг. И все шло к тому, чтобы ушел Косыгин и был Тихонов. Я искренне… потому что после кровоизлияния в мозг и после этого мы сказали, что «знаете, вам так… председатель Совета министров». И, вы знаете, сейчас у меня бывает такое чувство, я всегда говорю то, что думаю, я откровенен. Вот бывает – не подыграли ли мы здесь, рекомендуя Косыгину сменить стиль работы, не подыграли ли мы Брежневу, его окружению и все? Но там действительно была такая ситуация. Меня такой иногда червь гложет. Но, с другой стороны, он же очень быстро погиб после инфаркта.

Голос за кадром: На пенсии Косыгин не прожил и 2 месяцев. 18 декабря 1980 года произошла внезапная остановка сердца. Усилия бригады реаниматоров не увенчались успехом.

Евгений Чазов: Я думаю: «А если бы мы его вот так, а он бы погиб где-то в кабинете у себя за столом, я бы себя больше проклинал». А так я знаю, что мы делали все, для того чтобы сохранить его жизнь хотя бы. Но он погиб в больнице внезапно. У него был очень обширный инфаркт. Так что для меня Косыгин – это и прекрасный организатор, и необычный человек.

Леонид Млечин: На следующий день Леонид Ильич Брежнев отмечал свой день рождения. Чтобы не помнить Леониду Ильичу праздник, сообщение о смерти Косыгина отложили.