Леонид Млечин: Судьба послевоенной Европы решалась в Крыму, когда нацистская Германия ещё не была разгромлена, 4 февраля 45-го года открылась Ялтинская конференция трёх великих держав, а почти 8 десятилетий спустя возникает идея повторения Ялты. 4 раза пытались создать новый мировой порядок: когда подписывали Вестфальский мир в 1648 году после Тридцатилетней войны, на Венском конгрессе в 1815 году после Наполеоновских войн, в Париже в 1919 после Первой мировой и в Ялте в 45-м. Всякий раз хотели уберечься от новой трагедии, наладить межгосударственное сотрудничество, создать инструменты поддержания мира и разрешения споров и противоречий. Но привычный миропорядок вновь рушится, поэтому всё громче звучат голоса: «Либеральные демократии терпит провал за провалом и они обречены, нелепо следовать их примеру и соблюдать их правила. Необходимо составить новые правила и создать новое мироустройство, нужна новая геополитика и геоэкономика». И всё заметнее предложения провести новую Ялту, чтобы обо всём договориться, определить и сбалансировать интересы крупнейших игроков. Так что же произошло тогда в зимней Ялте? ЗИМНИЙ ВЕЧЕР В КРЫМУ. ВОЗМОЖНА ЛИ НОВАЯ ЯЛТА? Леонид Млечин: Считается, что на Ялтинской конференции в феврале 45-го великие державы поделили Европу. Соединённые Штаты и Англия взяли под своё крыло Западную Европу и позаботились о ней. А Восточную Европу отдали Сталину, после чего континент рассёк железный занавес. О чём говорили в зимней Ялте Сталин, премьер-министр Великобритании Уинстон Черчилль и президент Соединённых Штатов Франклин Рузвельт, жить которому оставалось совсем немного? Это была их последняя встреча перед разгромом нацисткой Германии, Победа была близка и очевидна, поэтому «Большая тройка», как тогда говорили, думала о том, что будет после победы, занялась послевоенным переустройством мира, а это действительно были времена, когда судьбы небольших стран и малых народов решались великими мира сего просто – по глобусу. Воспоминания о Ялтинской конференции во многом влияют на нынешнюю политику. Сталин, президент Франклин Рузвельт и премьер-министр Уинстон Черчилль были союзниками, соратниками в совместной войне против Гитлера, они обменивались поздравлениями и дружескими посланиями, встречались, договаривались о совместной стратегии и будущем переустройстве Европы, их называли Большой тройкой, остальному миру они даже казались единомышленниками. На самом деле их объединял только общий враг, они относились друг к другу с большим сомнением и подозрительностью. Президент Рузвельт предлагал Сталину встретиться на Средиземном море, Сталин отказался ехать, сославшись на запреты врачей. Тогда Рузвельт, который чувствовал себя значительно хуже, отправился в Ялту – это была последнее в его жизни и, возможно, роковое путешествие. 10 дней он плыл по Атлантике на Крейсере «Квинси» и высадился на Мальте, встречавшие его американские дипломаты нашли президента изнурённым и измождённым, делегация переночевала на Мальте и полетела в Ялту. А Рузвельта разместили в Ливадийском дворце, у него единственного была своя ванная комната. В какой степени участники встречи понимали друг друга? Будущий министр иностранных дел, а тогда посол в Соединённых Штатах Андрей Андреевич Громыко вспоминал, как Сталин его спросил: «А скажите, Рузвельт, как по вашему, умный человек?». Громыко ответил: «Рузвельт – человек большого ума и способностей, один тот факт, что ему удалось добиться своего избрания на президентский пост в третий, а затем и в четвёртый раз, говорит сам за себя. В США, можно сказать, исторически закрепилась традиция не избирать президента больше, чем 2 раза, она представлялась прочной, сложившейся традицией, которой придерживались обе партии, демократическая и республиканская, и вдруг Рузвельт её сломал и сломал эффективно». Сталин одобрил американского президента: «Как он это ловко сделал! Да, всё было сделано так, как надо». О ЧЁМ ТОГДА ДОГОВОРИЛИСЬ? Леонид Млечин: В феврале 45-го в Ялте царила атмосфера практически полного согласия. В первый же день первый заместитель начальника генерального штаба Красной армии генерал Алексей Иннокентьевич Антонов попросил союзников нанести авиаудары, чтобы помешать немцам перебросить подкрепление на восточный фронт, он особо выделил 3 промышленных и транспортных центра: Берлин, Лейпциг и Дрезден. Союзники откликнулись – в ночь на 13 февраля на Дрезден обрушились бомбы. Сталин считал, что победитель в войне имеет право на территориальные приобретения. Он, во-первых, хотел, чтобы мир признал новые советские границы, то есть включение в состав СССР Прибалтийских республик, Западной Украины и Западной Белоруссии, а также Бессарабии и Буковины, прежде принадлежавших Румынии. Во-вторых, Сталин хотел обезопасить страну от Германии, с которой дважды пришлось воевать, для этого он был намерен создать вокруг Советского Союза пояс дружественных государств – все территории, на которые вступила Красная армия, должны были войти в советскую сферу влияния. Сталин говорил своим партийным товарищам: «В этой войне не так, как в прошлой. Кто занимает территорию, насаждает там, куда приходит его армия, свою социальную систему, иначе и быть не может». В определённом смысле британский премьер-министр Черчилль сам предложил Сталину поделить Восточную Европу, это произошло ещё до Ялты – в октябре 44-го, когда Черчилль приехал в Москву. Премьеру показалось, что «дядя Джо», так за глаза называли, проявляет большую, чем когда-либо раньше, сговорчивость, и Черчилль решил, что надо ковать железо, пока горячо. Черчилль рассказал в мемуарах, что передал Сталину листок бумаги, на котором обозначил в процентах соотношение влияния Советского Союза и Запада в различных странах Европы. «В Греции, – считал Черчилль, – Англия имеет право на 90% влияния, Советскому Союзу оставалось 10%, в Румынии, наоборот, советское влияние должно быть подавляющим, в Югославии, Венгрии Англия и Советский Союз должны были обладать равным влиянием, в Болгарии влияние Москвы должно быть преобладающим – 75% на 25%». Американцы в любом случае неодобрительно отнеслись к этим разговорам, так что не было никаких практических последствий. Одни считают это решение премьер-министра Великобритании циничной попыткой решать судьбы других народов, глядя на глобус, и Уинстону Черчиллю этого не простили, другие, напротив, называют разумной попыткой сохранить хоть какое-то влияние на судьбы стран Восточной и Центральной Европы, но в любом случае Сталин и Черчилль презрительно относились друг к другу. «Мы не забыли, кто такие англичане, и кто есть Черчилль, – говорил Сталин, – у англичан нет больше радости, чем нагадить союзникам, а Черчилль, он такой, что если е побережёшься, он у тебя копейку из кармана утянет, ей Богу, копейку из кармана! Рузвельт не такой, он засовывает руку только ща кусками покрупнее, а Черчилль – и за копейкой». На конференции в Ялте Сталин, Рузвельт и Черчилль определили дату, когда Советский Союз вступит в войну с Японией, приняли схему зон оккупации Германии, обсудили вопрос о репарациях, договорились о восстановлении Франции в роли великой державы, о создании ООН. В секретном протоколе Соединённые Штаты и Великобритания согласились, что в ООН вступит не только Советский Союз, но и входящие в его состав Украина и Белоруссия. В Ялте Рузвельт уговорил Сталина считать главу Китая Чан Кайши ценным союзником, хотя тот вёл борьбу с коммунистами Мао Цзэдуна. Чан Кайши занимал пост председателя Высшего совета национальной обороны, американцы предпочитали именовать его «Генералиссимусом». Советские представители согласились включить Китай в пятёрку постоянных членов Совета Безопасности ООН, обладающих правом вето. Подписали соглашение о выдаче Москве всех попавших в англо-американскую зону оккупации советских граждан, особенно взятых в плен в немецкой военной форме. И действительно власовцев, то есть тех, кто воевал на стороне нацисткой Германией и капитулировал перед американской или английской армией, отправили в Советский Союз. Верхушку во главе с Андреем Власовым, который изменил присяге, судили и повесили, других отправили в лагеря. Сталин, Черчилль и Рузвельт установили рубеж, на котором должны были встретиться наступающие советские войска и войска союзников. После войны эта демаркационная линия превратилась в линию раздела Европы. Можно ли было это предвидеть? НОВЫЕ ГРАНИЦЫ В ЕВРОПЕ Леонид Млечин: Западные политики осознавали, что у них мало шансов повлиять на судьбу Восточной Европы. Перед отлётом в Ялту Черчилль сказал: «Все Балканы, кроме Греции, будут большевизированы, и я ничего не в состоянии предпринять, чтобы это предотвратить». Обсуждали будущее Польши, состав её правительства и будущие границы. Предшественник Молотова на посту наркома иностранных дел Максим Максимович Литвинов, которому вовсе не всё нравилось в сталинской вешней политике, говорил американскому послу Авереллу Гарриману: «Нельзя ставить на одну доску интересы 30 миллионов поляков и 180 миллионов русских. Когда сталкиваются интересы полков и русских, выбор должен быть сделан в пользу русских». Но и Уинстон Черчилль довольно неуважительно говорил о поляках. Когда речь шла о том, сколько немецкой земли передать Польше после войны, то Черчилль говорил: «Неразумно было бы напичкать польского гуся немецкой пищей так, чтобы он страдал от несварения желудка». В Ялте ни американцы, ни англичане не согласились на то, чтобы освобождаемые Красной армией страны перестраивались по советскому образцу, прияли Декларацию об условиях демократизации государств Европы, о западные лидеры признали особую роль Советского Союза на востоке континента. «Американцы, – говорил Молотову посол Соединённых Штатов Аверелл Гарриман, – понимают, что у Светского Союза могут быть в небольших странах Восточной Европы особые интересы, они должны быть реализованы. Всё дело в том, как преподнести это американскому обществу, чтобы у него не создавалось ощущение, что Болгария и Румыния подавлены Советским Союзом, что там нет свободных выборов и что всех местных начальников назначают из Москвы». Проблема состояла в том, что в Москве, Вашингтоне и Лондоне по-разному понимали, что такое «особые интересы», и сильно заблуждались относительно намерений друг друга. Сталин считал, что договорились так: он не строит авианосцы и не вторгается в сферы, которые Америка и Англия закрепили за собой, но и Западу незачем влезать в то, что он делает в Восточной Европе. Вернувшись из Крыма, Уинстон Черчилль выступил в Палате общин, он произнёс речь, которая запомнилась, потому что Черчилль был не только выдающимся политическим деятелем, но и очень талантливым писателем, он нашёл замечательные слова, которые я хочу процитировать: «На протяжении всей войны я ни разу не испытывал чувство такой тяжёлой ответственности, как в Ялте. Мы вступаем, – говорил Черчилль, – в царство непредвиденных случайностей, где на каждом шагу возникают сомнения, и было бы ошибкой заглядывать слишком далеко вперёд, потому что звенья в цепи судеб можно скреплять лишь по одному». Британский министр иностранных дел Энтони Иден в Палате общин говорил: «Временами трудно отделаться от гнетущего чувства, порождённого сложными проблемами, нависшими над Европой, они несомненно острее тех, которые возникали после прошлой войны. Восстановить жизнь в Европе, избавить Европу от анархии и хаоса возможно лишь совместными усилиями трёх держав». Британский министр был настроен примирительно, разумнее стараться урегулировать нестерпимое положение, чем упорствовать по принципиальным соображениям, и тем самым не только ничего не уладить, но и вообще поставить под сомнение единственную основу, на которой можно добиться урегулирования в послевоенном мире. Рузвельт считал, что после войны надо создать систему коллективной безопасности, избегая соперничества среди победителей. Президент откровенно говорил своему послу в Москве Авереллу Гарриману, что ему, в общем, всё равно, станут восточноевропейские страны коммунистическими или нет, важнее обеспечить участие Советского Союза в войне с Японией. Президент Рузвельт намеревался сразу де после победы над Гитлером вывести американские войска из Европы. Рузвельт писал Черчиллю: «Умоляю, не просите меня оставить американские войска во Франции, я просто не могу этого сделать, мне надо будет вернуть их домой, я отказываюсь опекать Бельгию, Францию и Италию, это вам следует воспитывать и наказывать собственных «детей». В последние месяцы войны, когда решалась судьба Европы, Франклин Рузвельт, переболевший полиомиелитом, уже медленно умирал от церебральной ишемии, он страдал от высокого давления, больное сердце не могло в должной степени снабжать кислородом мозг. Считается, что на Ялтинской конференции в феврале 45-го Рузвельт чувствовал себя настолько плохо, что не понимал Сталина. «Мы действительно всем сердцем верили, что занимается заря нового дня, о наступлении которого все мы молились, – вспоминал советник Рузвельта Гарри Гопкинс, – ни у президента Рузвельта, ни у кого-либо из нас не возникало ни малейшего сомнения в том, что мы сможем мирно жить и ладить с русскими». Возвращаясь после конференции в Ялте, каждой член «Большой тройки» чувствовал себя победителем. Сталин пришёл к выводу, что его западные партнёры – слабовольные лицемеры, на которых можно давить и добиваться своего. Не прошло и полутора месяцев после Ялты, как Черчилль и Рузвельт заговорили о том, что соглашения, достигнутые в Ялте, потерпели неудачу. Выходит, холодная война была неизбежна? Рузвельт верил, что накал напряжённости можно снизить с помощью доброй воли, и у него это получалось. Если бы Рузвельт ещё пожил, возможно, накал и масштабы холодной войны были бы меньшими. Но мастер очаровывать людей и находить компромиссы, Франклин Делано Рузвельт 12 апреля 45-го ушёл в мир иной. Понятие «Железный занавес» Черчилль впервые использовал в письме новому американскому президенту Гарри Трумэну 12 мая 45-го, он писал: «Железный занавес опустился над их фронтом, мы не знаем, что за ним происходит». 18 мая премьер-министр Черчилль пригласил на рабочий завтрак советского посла Фёдора Тарасовича Гусева и сказал ему, что предлагает провести встречу «Большой тройки» уже на территории поверженной Германии. Черчилль добавил: «Без личной встречи трёх руководителей невозможно разрядить создавшуюся обстановку. Вы держите в руках европейские столицы и никого туда не пускаете, – говорил послу Черчилль, – польские дела загнаны в тупик, общая атмосфера накалена – всё это не может не вызывать у нас тревогу. Я знаю, вы являетесь великой нацией и своей борьбой заслужили равное место среди великих держав, но и мы, британцы, являемся достойной нацией, и мы не позволим, чтобы с нами обращались грубо и ущемляли наши интересы». Посол Гусев доложил в Москву, что Черчилль с трудом сдерживал себя, так что разговоры о том, что «Большая тройка», Сталин, Рузвельт и Черчилль, собравшись в Ялте, поделили мир или, по крайней мере, Европу – всего лишь легенда. Если бы Ялтинская конференция не состоялась, Европа всё равно была бы после войны поделена на Восточную и Западную, капиталистическую и социалистическую. СЕМЁРКА, ВОСЬМЁРКА, ДЕСЯТКА Леонид Млечин: Запад и Советский Союз неверно понимали друг друга, всем казалось, что другая сторона уже приступила к осуществлению к хорошо продуманному дьявольского плана переустройства мира, и декларативные заявления принимались уже за конкретные действия и тут же разрабатывались ответные меры. Чего хотел Сталин? Он хотел создать в Восточной Европе пояс дружественных государств, вместо того антисоветского «санитарного кордона», который существовал до войны, и превратить Центральную Европу в буфер против нового возможного нападения. Но Запад видел, что Сталин установил прокоммунистические правительства во всех странах, где была Красная армия, и что свободными выборами в Восточной Европе не пахнет. Президент США Гарри Трумэн заявил, что Америка берёт на себя глобальную миссию – обеспечить безопасность всех демократических стран, для которых Советский Союз может представить угрозу. И тогда был создан военный блок НАТО, Европа раскололась. Линия раздела прошла через оккупированную Германию, поделив её на Восточную и Западную, и через немецкую столицу – город Берлин, который тоже был разделён. Западные политики отмечали, что советские вожди ни разу не вышли за определённые в Ялте границы. 30 лет назад, когда окончилась холодая война, оказалось, что разделение на Запад и Восток ушло в прошлое, но очень быстро европейский континент опять пришёл в движение. Одна только война за передел границ внутри распавшейся Югославии показала, что борьба за территории, за сферы влияния вовсе не завершилась, и современные политики, что бы они ни говорили с трибун, всегда готовы пустить в ход испытанное средство – военную силу. «Как вы собираетесь помешать Германии господствовать в единой Европе?» – спросили в своё время у президента Франции Шарля де Голля. «С помощью войны», – хладнокровно ответил де Голль. Как Ялту воспринимают в Восточной и Центральной Европе? Текущая европейская политика – наглядный пример того, как история, историческая память, прошлое влияет на день сегодняшний. Страх перед второй Ялтой, перед новым разделом на сферы влияния заставил восточноевропейские страны стучатся в двери НАТО, они боялись, что если не обретут сильного покровителя, не вступят в Североатлантический блок и будут предоставлены сами себе, то превратятся в «охотничий заповедник» для более сильных западных и восточных соседей. Раскол на Запад и Восток вновь стал реальностью. В ноябре 75-го года в Рамбуйе в резиденции президента Франции под Парижем встретились руководители 6 наиболее развитых стран: Англии, Соединённых Штатов, Италии, Западной Германии, Франции и Японии. На следующий год к ним присоединилась Канада. «Шестёрка» превратилась в «Семёрку» – сообщество, которое играет важную роль в современной жизни. Президент Борис Ельцин настаивал на полноправном участии России в совещаниях «Семёрки». Тогдашний президент Соединённых Штатов Билл Клинтон счёл правильным пригласить Ельцина и не в качестве гостя, а равноправным участником встречи, чтобы избавить русских от ощущения, будто ими пренебрегают. С 97-го года «Семёрка» превратилась в «Большую восьмёрку», но в 2014, после Крыма, Россию на встречу лидеров наиболее развитых стран не пригласили – «Восьмёрка» опять стала «Семёркой». Президент Джордж Буш младший считал Америку великой державой, которая обязана во всё вмешиваться и отстаивать свои ценности, но Соединённые Штаты переоценили свои возможности. Неудача попытки Буша младшего преобразовать жизнь в Афганистане и Ираке усилила позиции изоляционистов, возможно, это была последняя попытка Соединённых Штатов изменить мир к лучшему в соответствии с идеалистическими представлениями американцев. Президент Дональд Трамп не верил, что Соединённые Штаты должны быть частью какого-то альянса. Надо понять грубую простоту Трампа: «Мы же – Америка». Что это означает? Друзья не нужны, врагов не стоит бояться. Устав играть роль «мирового полицейского», американцы проголосовали за Дональда Трампа в надежде больше не заниматься чужими делами. Одни этому радовались, другие пришли к выводу, что рушится мировой порядок, выстроенный после Второй мировой войны ради того, чтобы избежать следующей. Премьер-министр Великобритании Борис Джонсон объявил о грандиозном проекте формирования нового альянса демократии, для этого пригласить на встречу «Семёрки» ещё и лидеров Индии, Австралии и Южной Кореи – единомышленников для продвижения общих интересов и решения общих проблем. Для премьер-министра – это способ показать, что даже после выхода из Европейского союза Британия всё ещё глобальный игрок. Но идея Бориса Джонсона совпадет с намерением нового американского президента Джо Байдена – укреплять союз либеральных демократий по всему миру и противостоять автократам и диктаторам. 30 лет назад Запад уверился в том, что торжество либеральной демократии неостановимо, но всё вышло иначе, более того, международные альянсы и соглашения, которые помогали формировать глобальную внешнюю политику во второй воловине XX столетия, рухнули, поэтому очень многие политики вслед за Борисом Джонсоном приглашают к сотрудничеству все крупнейшие демократии и призывают отказаться от самой опасной болезни, которой страдает западная либеральная демократия – от неуверенности в собственных силах. Оптимистам нравится идея превратить «Семёрку» в новый блок из десяти крупнейших демократий, которые станут координировать свои стратегии в современную эпоху. Пессимисты подсчитывают численность населения Китая и его темпы эконмического роста и считают, что эта задача невыполнима. Но совокупное богатство демократических стран в Северной Америке, Европе и Азии намного превышает все достижения Китая, и за пределами Китая мало желающих принять мировой порядок, формируемый Пекином. Впрочем, очевидны и подводные камни. Скажем, Индия – самая большая демократия в мире, но её националистически настроенное правительство крайне жёстко относится к религиозным и этическим меньшинствам. Приверженность демократическим нормам и либеральным ценностям – необходимое условие, но всплеск популизма и национализма ставит Запад перед вопросом: как сохранить эти ценности?