Леонид Млечин: Все последние годы убийство Сергея Мироновича Кирова в Смольном 1 декабря 1934 года рассказывается как какой-то скабрезно-авантюрный сюжет, который постоянно обрастает все новыми пикантными подробностями. Неудачливый муж, потерявший работу мелкий партийный чиновник по имени Леонид Николаев застает свою жену в момент супружеской измены и от отчаяния стреляет в счастливого соперника. Соперником оказывается хозяин города, области и член Политбюро. Ну что такого удивительного и необычного в этой истории? А необычное состоит в том, что этот выстрел, прозвучавший в Смольном, стал трагедией для целого народа. Именно с убийства Кирова начинается массовый террор. Вот как это произошло. Руководители госбезопасности (а хозяином тогда был Генрих Григорьевич Ягода) хотели назначить виновными белых эмигрантов, белогвардейцев, которые когда-то после гражданской войны бежали из советской России. Но Сталина белые эмигранты не устраивали, ведь они бежали из страны. Ему нужен был внутренний враг. Сталин вызвал к себе секретаря ЦК, который ему очень нравился, Николая Ивановича Ежова, и сказал ему: "Ищите зиновьевцев". Бог мой, сейчас даже никто не вспомнит этого имени! Зиновьев и Каменев были соратниками Ленина, которых Сталин выбросил из большой политики. Чекисты не поняли вовремя сталинского замысла, замешкались, и Сталин злобно сказал Ягоде: "Морду набью". Не существовало никаких ни зиновьевцев, ни каменевцев. Эти люди, выброшенные из политики, мечтали только о том, чтобы о них забыли. Но не получилось. Всех арестовали – и расстреляли. Но вот что мы должны запомнить и понять: в этом самом громком политическом убийстве виновные были названы еще до того, как началось следствие. Назначенный наркомом внутренних дел, Николай Иванович Ежов доложил Сталину: "Стрелять придется порядочно. Я думаю, никакие судебные процессы проводить не будем. Проведем все в ускоренном порядке и даже без всяких судебных заседаний". Отчего Николай Иванович Ежов, этот карлик, так нравился Сталину? Оттого что Ежов не гнушался черновой работы. Один из следователей Секретно-политического отдела Главного управления госбезопасности НКВД рассказывал, как во время допроса к нему вошел нарком и спросил: "Ну как, подследственный дает показания?" Следователь говорит: "Нет, молчит". И тогда Ежов, размахнувшись, врезал кулаком по арестованному и сказал: "Вот так надо их допрашивать". В какой-то момент Николай Иванович с Лубянки приехал на Старую площадь в ЦК, и один из членов Политбюро, увидев на его гимнастерке темные пятна, сказал: "Что случилось?" Ежов сказал: "Этими пятнами можно гордиться – это кровь врагов народа". Особенность Большого террора состояла в его неизбирательности. В мясорубку попадали преданные слуги режима – люди, которые искренне любили и почитали Сталина. Когда за ними захлопывалась дверь тюремной камеры, они думали, что это ошибка, что скоро все выяснится. И они пребывали в этой уверенности до того самого момента, когда им в затылок вонзалась пуля. Но вот главный вопрос: зачем Сталину все это понадобилось? Такая система существует по определенным законам. Бывают периоды умеренности, но они всегда кратки. Вождю нужно было вселить страх, чтобы укрепить свою власть и сплотить народ. А террор – самое надежное средство упрочения своей власти. Телевидения тогда не было, и вся пропаганда проходила в основном на массовых собраниях и митингах. Градус эмоций поднимался такой, что люди уже сами начинали требовать крови! И получалось, что расстрелы – это просто воля народа. Мы себе и представить не можем, сколько людей – целые поколения! – воспитывалось в этих кампаниях ненависти, поиска "пятой колонны" и внутреннего врага. Если посчитать, то с семьями это, наверное, миллионы. Каково было потом их детям, внукам, правнукам сознавать, что их отцы, деды, прадеды на самом деле были преступниками, а многие другие помогали им убивать невинных людей? Осознать это сложно, практически невозможно. Поэтому проще исходить из того, что во время Большого террора пострадал только тот, кто был в чем-то виновен. И по этой причине общество не в состоянии признать, что все те, кто были отправлены в лагерь или расстреляны по обвинению в соучастии в убийстве Сергея Мироновича Кирова, не были виновны – помимо одного человека, странного и экзальтированного, по имени Леонид Николаев. Когда речь идет о политических убийствах, не всегда удается установить, кто нажал на курок, кто заказал это убийство. Но смысл – для чего это было сделано – всегда абсолютно ясен.