Анатолий Торкунов: Здравствуйте! Я Анатолий Торкунов – ректор МГИМО, и сегодня у нас очередная программа «Ректорат». Давайте сегодня поговорим на очень интересную и, может быть, даже несколько необычную для наших программ тему – о подготовке и воспитании талантов, талантливых исполнителей. Это и музыканты, и актёры, и певцы, чтецы. Это, в общем, те люди, которые приносят нам радость, радость, которая сегодня особенно нам нужна. Во-первых, весна пришла, а во время весны, как известно, каждый пень берёзкой снова быть желает. А исполнители, артисты, люди творческие приносят нам радость в течение всего года независимо от сезона и погоды. У нас сегодня в гостях замечательные люди, которые известны, в общем, хорошо, я думаю, многим-многим любителям театра, музыки. Это Евгений Князев – народный артист, но одновременно с этим и большой руководитель известной «Щуки», Щукинского училища, потрясающего учебного заведения, которое выпустило массу талантливых исполнителей, артистов, конечно, прежде всего и исполнителей тоже, которые индивидуально выступали, чтецы блестящие. Это Валерий Ворона – заслуженный деятель искусств, известный скрипач и ректор Государственного музыкально-педагогического университета имени М. М. Ипполитова-Иванова. Владимир Тартаковский – генеральный директор Московского театра оперетты и заслуженный деятель искусств России. И чуть позже мы ждём ещё одного участника нашей программы – тоже народного артиста Николая Цискаридзе. Но прежде чем мы начнём наш разговор, я предлагаю посмотреть один сюжет. СЮЖЕТ Голос за кадром: «Командовать парадом буду я!». Экранизаций знаменитых произведений Ильфа и Петрова о приключениях Остапа Бендера было несколько. Но какой из великих комбинаторов лучше: Сергей Юрский, Арчил Гомиашвили, Андрей Миронов? Режиссёр Леонид Гайдай, прежде чем принять окончательное решение, кого утверждать на роль Бендера, забраковал два десятка Остапов. Играть чужое, то есть исполнять замысел автора или постановщика призваны не только актёры. Певцы и музыканты, дикторы и чтецы, танцоры – их талант и умения не только про безупречную технику, а ещё и про мастерство интерпретации, про способность передать. Какая постановка чеховской «Чайки» лучше? В чьём исполнении арии из «Пиковой дамы» заставит полюбить оперу? Кто в танце «Умирающего лебедя» был убедительнее: Уланова, Павлова, Плесецкая? А кто-то сможет сыграть третий концерт Рахманинова так, как Денис Мацуев? Какой баритон способен переплюнуть Дмитрия Хворостовского в «Трубадуре»? Можно ли вообще научить в рамках институтской программы не просто исполнять, а так интерпретировать и подавать, чтобы передать чужой авторский гений? Анатолий Торкунов: Мне кажется, замечательный вопрос. Ясно, что люди рождаются с какими-то талантами, но такого рода таланты и приобретают. В общем, у нас программа «Ректорат», поэтому мы говорим сегодня о том, что может сделать образование, и не только высшее, конечно, образование, но и среднее, среднее специальное образование для того, чтобы раскрыть такого рода таланты. Я хотел, Евгений Владимирович, у вас поинтересоваться как у ректора знаменитого училища, как у блестящего артиста, хочу воспользоваться моментом и сделать вам комплимент, я видел вашего Болконского, старика Болконского, по-моему, это блестящее совершенно исполнение и передача толстовских мыслей в аудиторию прямо непосредственно. Как вы считаете всё-таки, когда человек приходит в театральное училище, задатки его таланта уже сразу видны или можно что-то дать в период его учёбы? Евгений Князев: Тема, которую вы подняли, в общем-то, такая широкая, её может обсуждать любой человек на кухне, который не имеет отношения к искусству, потому как о спорте, о медицине и о балете мы всё знаем сходу. А вот когда касается профессионализма и когда касается какого-то дела – нужно или не нужно образование и можно ли этим образованием воспитать и сделать, огранить тот или иной драгоценный камень, так вот, самое главное, что в этом должен быть найден тот самый самородок или драгоценный камень. Если ты его не найдёшь, то попадается тебе булыжник, ты его ограниваешь как угодно со всех сторон, а бриллианта всё равно не получится. Нужно найти самородок, поэтому у нас и идёт большой конкурс. И в эту сферу – в драматическое искусство, исполнительское искусство, балетное искусство – то же самое, только у них там ещё прибавляется нечеловеческая работоспособность, без которой ты вообще никуда не денешься. Но я сказал «у них» эта нечеловеческая работоспособность, а подумал: «А у нас?». У нас никто не достигает никаких успехов без той самой нечеловеческой трудоспособности. Всё достигается, мало того, что тебе Господь Бог дал какой-то дар, а теперь этот дар нужно развивать. Константин Сергеевич Станиславский последнюю свою книгу написал, и она называется «Этика». А до этого были «Работа актёра над собой» и «Остальные элементы» и вся его методология, которую он прописывал, где: как нужно делать для того, чтобы стать известным артистом? Какие элементы школы актёрского мастерства нужно постичь? И эти элементы школы актёрского мастерства можно давать всем подряд. Вот люди с улицы придут, им можно всё это рассказать, говорится это очень простыми словами: перемена отношения к месту действия – уже понятно же, правда же? Физическое самочувствие – как чувствует себя человек. И всё это можно рассказать. Но передать это сможет только человек, который обладает даром, вот этим умением лицедействовать, чуть-чуть прихватить и суметь передать это таким образом, чтобы мы как зрители… Анатолий Торкунов: Но научить этому можно или нет? Евгений Князев: Нет, это многократно можно показать, а ты можешь только развить. Можно научить, можно, и человек будет понимать эти слова, и он будет этими словами разговаривать, но стать теми, вы же нам показали блистательных исполнителей в начале фильма. Вот они – необыкновенные таланты – огранены. Они учились-учились, и вот они прежде всего воспитали в себе необыкновенную трудоспособность, работоспособность. Анатолий Торкунов: Согласен. Евгений Князев: Воспитали в себе. Они приходили в класс и у станка стояли бесконечное количество часов для того, чтобы делать эти батманы. Я общаюсь с Хиблой Герзмавой периодически, иногда, и я же вижу, сколько времени она проводит в классе, поёт. Анатолий Торкунов: Отталкиваясь от этой мысли, от потрясающей нашей оперной певицы, я хочу Валерия Иосифовича спросить. Мы знаем, как много времени и сил тратят те, кто занимается в вашем университете, для того, чтобы огранить свой талант, сделать этот талант видимым для всех. И вот, знаете, я хотел у вас поинтересоваться, мне статистика такая попалась на глаза, что сегодня чуть ли не 20% родителей хотят, чтобы их дети окончили музыкальную школу. Значительная часть просто для того, чтобы, как говорится, дети с музыкой познакомились, обрели какие-то новые знания. Но ведь часть из них поступает в музыкальные педагогические училища, в том числе в ваш музыкально-педагогический университет. Во-первых, хотел у вас узнать, вы вообще удовлетворены уровнем подготовки в музыкальных школах тех детей, которые приходят к вам дальше совершенствовать своё мастерство или приобретать даже вот такого рода мастерство? Валерий Ворона: Есть, так сказать, ключевые наши школы, где сконцентрированы лучшие силы, там хорошая подготовка, но очень большой разрыв с остальными школами из провинции. Поэтому в этом плане есть проблемы. Но вы тоже задали очень интересный вопрос. И, развивая эту тему, у нас есть особая специфика, у академических музыкантов и исполнителей. Чтобы нам добиться той степени творческой свободы и своей, как говорится, жизни на сцене подлинной, как говорил Станиславский, «чтоб поверили», нам нужно лет 20 потратить на вот эти батманы, на каждый пальчик, каждый носочек. И здесь у нас практически самородков не может быть в принципе, потому что с первого класса уже так откристаллизовалась эта система. И я считаю, что это вообще достояние России огромное, поскольку мы здесь лидеры в этой сфере, больше 150 лет генерируем вообще все процессы в музыкальной культуре, а в музыкальной сокровищнице сосредоточены высшие проявления человеческого гения. Это, так сказать, клондайк нашей цивилизации и, возможно, это какой-то космический язык, мы до конца не знаем, что это такое. Так вот, я на «Щелкунчике» высказал эту мысль, что человечество остро нуждается в великих исполнителях, потому что без великого исполнителя мы не поймём величие композитора и не поймём величие этой музыкальной сокровищницы. И я студентам говорю: «Ты определись, ты представляешь композитора, ты должен стать его мозгами, телом, душой, его мыслями, его эпохой. Либо ты подымаешься до него, либо ты его опускаешь до своего уровня». Это сложнейший процесс, поскольку накопления такие, что с пяти лет берёшь инструмент в руки, и уже расписан у тебя каждый день до того момента, пока ты не выйдешь на орбиту. Поэтому у нас вот этот тандем «исполнитель и наставник» неизбежен. Всё-таки к вам могут идти из школ уже начинать подготовку прямо у вас. У нас они уже должны идти с подготовкой, и у нас проблема в том, что мы их начинаем переучивать. Анатолий Торкунов: Я с вами соглашусь, конечно. Хотя хочу напомнить, что очень многие потрясающие артисты Вахтанговского театра тоже уже пришли в училище с неплохим опытом участия в художественной самодеятельности. Например, Василий Лановой, я с ним в одной школе учился, но он много раньше меня. Он же было блестящим актёром самодеятельного театра завода имени Лихачёва. Евгений Князев: Давайте не бросаться словами «блестящий артист самодеятельности». Он был артист самодеятельности. Анатолий Торкунов: Для самодеятельности он был блестящий. Евгений Князев: Для самодеятельности… Анатолий Торкунов: Народу нравился, зрителям нравился. Евгений Князев: Откуда мы знаем? Да ничего подобного. Я с Василием Семёновичем был в близких отношениях, мы общались очень много. Да, он любил свой кружок, они занимались с удовольствием, делали какие-то вещи, но это была что ни на есть самодеятельность. Анатолий Торкунов: Конечно, самодеятельность. Я просто к тому говорю, что многие готовятся к артистической деятельности и до прихода в Щукинское училище. Евгений Князев: Вы знаете, вот мы сейчас говорим о художественном образовании, и все говорят, что если ты поступил в художественный вуз – сюда ли, к нам ли, в балетный институт, в консерваторию, ты обязательно должен стать звездой. Если ты поступил ты обязательно должен стать вот каким-нибудь… Владимир Тартаковский: Поступают, чтобы стать звездой Евгений Князев: Поступают, чтобы стать звездой. А, как только ты ставишь перед собой такую цель, ты её никогда не достигнешь. Анатолий Торкунов: Я с вами согласен. Евгений Князев: Нужно ставить цель стать хорошим артистом. И если ты будешь к этой цели стремиться, то, может быть, судьба будет к тебе благосклонна, и ты сумеешь сыграть какие-то роли. Анатолий Торкунов: Это, мне кажется, совершенно правильная мысль, потому что, конечно, любой поступивший, в том числе в ваш университет, надеется стать исполнителем, так сказать, всероссийского масштаба. Но ведь люди же играют в больших оркестрах, участвуют в разного рода представлениях, спектакля театральных, балетных спектаклях, не будучи замеченными всеми, они просто исполняют добросовестно свою работу, будучи артистами. И я вот хотел Владимира Исидоровича спросить, поскольку оперетта – такое синтетическое искусство, тут и опера присутствует, тут и балет, и драматический театр очень активно. Как вы оцениваете возможность продвинуться выпускнику театрального вуза или какого-то вуза, вуза искусства, продвинуться не только в оперетте, а вообще в искусстве, стать известным исполнителем? У вас же на сцене, я с удовольствием всегда бываю, огромное количество участников представления, спектакля, но из них ведь известными исполнителями, известными исполнителями для всех становятся совсем немногие. Владимир Тартаковский: Вообще единицы, единицы. И должен сказать, что сейчас вообще время такое, что не всегда хороший артист становится звездой. А часто не очень хороший артист может стать звездой за счёт соцсетей, активности своей, сериалов, ещё каких-то съёмок, передач. Сейчас большие возможности для активных людей, но при этом они могут быть и не очень хорошими артистами, а хорошие артисты работают честно в театре, не всегда снимаются в кино, и их знает узкий круг театральных любителей этого театра или театральных любителей. Но в нашем жанре вообще это очень сложно, потому что если взять, кто вообще был известный в оперетте: Отс, за счёт того, что он снялся в фильме который показали на всю страну «Мистер Икс», его узнали, и он стал знаменитым, Татьяна Ивановна Шмыга, которая была… Анатолий Торкунов: После «Гусарской баллады» стала известной. Владимир Тартаковский: Звездой после «Гусарской баллады». Её знали в театре… Анатолий Торкунов: Конечно. Владимир Тартаковский: На неё ходили. Анатолий Торкунов: Она на телевидении бывала часто. Владимир Тартаковский: Она была народной артисткой СССР. По-моему только она и Водяной – два артиста в этом жанре, которые были народными артистами СССР. Но её узнала страна по «Гусарской балладе» При этом, удивительно, она была такой женщиной, что она вообще после этих съёмок отказалась сниматься в кино. Может быть, она была бы вообще суперзвездой, но она отказалась. Она работала в театре, были на телевидении какие-то передачи, но кино ей не понравилось, не понравилось и всё. Анатолий Торкунов: Владимир Исидорович, интересно, что ведь в оперетте выступали, играли в спектаклях очень многие люди, которые стали потом исполнителями известными, – Винокур тот же самый, Лещенко. Владимир Тартаковский: Винокур, Лещенко – они играли… Анатолий Торкунов: А как это получается? Они играли в большой труппе театральной, а потом раз и вдруг выскочили, и стали звёздами. Владимир Тартаковский: Они ушли на эстраду. Эстрада – это тоже такая кузница популярных артистов, потому что это телевидение, это «Голубые огоньки» и всё такое прочее. Евгений Князев: Это тоже не всем даётся. Владимир Тартаковский: Не всем, но им повезло, потому что они образовали определённую такую команду: Кобзон, Винокур, Лещенко. И, безусловно, каждый в том направлении, в каком пошёл, он безусловно талантливый. Лещенко – замечательный певец, Винокур – замечательный комический артист и при этом и поёт. Но многие же пошли и не получилось, а у них получилось. Анатолий Торкунов: Да. Владимир Тартаковский: А если бы они работали в театре, неизвестно, чтобы было. Анатолий Торкунов: Да, это правда. Но вот я смотрю, когда вы ставите мюзикл, вы же проводите очень серьёзный кастинг, то есть отбор актёров. Владимир Тартаковский: Несколько тысяч человек. Анатолий Торкунов: Это не просто актёры вашей труппы постоянной, но вы ищите повсюду и в том числе в драматических театрах ребят, которые, конечно, имеют и вокальные какие-то способности. Владимир Тартаковский: Я вам скажу больше, мы даже когда ставим репертуарный спектакль, мы тоже проводим внутренний кастинг, потому что успех любого спектакля в нашем жанре зависит от правильного артиста на правильном месте. И у нас же такой, знаете, жанр: в драме героем может быть и невысокий красавец, он может быть героем за счёт внутреннего своего состояния. В оперетте это не проходит. Он может и петь и что угодно, но если он внешне не герой. Анатолий Торкунов: Но почему? Комические-то бывают персонажи. Евгений Князев: Комические, а мы говорим про героя. Владимир Тартаковский: У нас и есть: герой, героиня, простак, субретка, комик и комическая старуха. Вот, пожалуйста, весь набор. В мюзиклах шире, там по-другому, немножечко, там и материал другой, и драматургия другая немножечко. Но, кстати, мы сейчас стараемся оперетты ставить так, чтобы как-то, в общем, не было такого чёткого разделения. Но герой – это герой. У нас же курсы, благодаря Щукинскому училищу, уже третий набор мы сделали. Мы раз в 5 лет набираем курс. Зависит от года: иногда девочки приходят хорошие, мальчиков нет, иногда мальчики хорошие, девочек нет, иногда есть и то, и то. Но вот так, чтобы вошёл, и мы сказали: «Всё, герой», – это редчайший случай. Героиня сейчас есть, девочки, несколько девочек, а героя на этом потоке нет. Анатолий Торкунов: Спасибо большое, мне кажется, это очень интересное соображение. Но я хотел бы сейчас попросить Николая Цискаридзе к нам присоединиться, поскольку искусство балета, искусство танца – это особое совершенно искусство. Николай Цискаридзе: Здравствуйте! Анатолий Торкунов: Евгений Владимирович говорил о том, сколько надо трудиться, чтобы стать… Николай Цискаридзе: Но я отчасти тоже опереточный. Анатолий Торкунов: Да, вот сегодня вспоминал Володя о том, что вы танцевали когда-то… Владимир Тартаковский: Да-да-да. Анатолий Торкунов: Я хотел бы представить Николая не только как народного артиста всем хорошо известного, но и как ректора Академии русского балета имени А. Я. Вагановой. И хотел в связи с этим, Николай, поинтересоваться: мы вас блестяще знаем как артиста, как ведущего на телевидении, но как ректора, который готовит новое поколение артистов балета и не только, наверно, балета, но и для эстрады в том числе, как мне представляется. Вот скажите, что вам сегодня кажется особенно важным для того, чтобы этим ребятам передать? И я хотел, знаете, специальный ещё вопрос один задать: я знаю, чтобы не раз уже ставили вопрос о том, что сегодняшняя школьная подготовка ребят по русскому языку никак не устраивает. Вроде какая связь между балетом и русским языком? Я хотел бы, вы это прокомментировали. Николай Цискаридзе: Я уверен, что любой артист, и я точно знаю, что все мои коллеги и вы тоже подтвердите, что любой профессионал в каждом деле – это прежде всего очень образованный, высокообразованный человек. Я никогда не видел хорошего артиста-идиота. Вот сейчас упоминали Татьяну Ивановну Шмыгу. Мне довелось с ней быть не только знакомым и быть человеком, который родился с ней в один день, но и выходить на сцену. Я с ней пел и танцевал, так скажем, несмотря на то, что у нас была огромная разница в возрасте. Это была безумно интересная умнейшая женщина. Действительно, Шмыга – это и есть оперетта, так не бывает. Плесецкая – это балет, потому что это, действительно, один из самых не только лучших артистов балета, но ещё и интереснейшая, красивейшая, умнейшая женщина. Дело в том, что сейчас все, кто присутствует, вы руководите только вузами, а у меня такое специализированное заведение, где есть и училище, и школа, и вуз. И так как мне приходится общаться постоянно со всеми учащимися, начиная с 10 лет, я понимаю, насколько мир меняется, насколько исчезает начитанность, насколько исчезает насмотренность спектаклями и так далее и так далее. Я очень переживаю за это, потому, входя в аудиторию каждый день, я же преподаю, и преподаю я 25 лет, я 10 лет был официально педагогом-репетитором Большого театра и 10 лет уже являюсь ректором и педагогом. Я просто точно знаю, что если я не возьму своих учеников, не отведу в музей, не заинтересую, не покажу, не расскажу, не дам что посмотреть, не дам что прочитать, то это не усвоится. И потому я очень ратую за то, чтобы русский язык и литература в школах проходилась очень внимательно, на это тратилось очень много времени, чтобы вернули ту систему, где писали изложения, где писали сочинения. И я привёл такой пример, что сейчас ввели во всех школах, это замечательное начало разговора о важном. Но, понимаете, когда мы проходили любое произведение, даже тоже «Не стреляйте в белых лебедей», например, или «А зори здесь тихие…», или «Война и мир», или «Преступление и наказание», когда мы постоянно писали изложения, писали сочинения по этим произведениям, это и были разговоры о важном, потому что всегда это разговоры о нравственности, всегда это разговоры о дружбе, о любви, об отношении к окружающей среде и так далее и так далее. Я за это очень сильно ратую. А то, с чем я сталкиваюсь при подготовке кадров, вы понимаете, у меня такая специфическая профессия, где без хорошего здоровья ей заниматься нельзя. И моё самое большое переживание о том, что среди детей, которых к нам приводят на просмотр в десятилетнем возрасте, очень много больных, очень много слабых, которых мы не можем принять. Бывают иногда дети способные, а мы их не имеем право принять, потому что по медицинскому показанию они не имеют права заниматься балетом. И ещё я против, я думаю, что здесь тоже мои театральные коллеги особо меня поддержат, я против того, чтобы было много учебных специализированных заведений повсюду. Они, конечно, должны быть, шанс должен быть у всех. Но самые главные, такие как, допустим, наше заведение, их не может быть много, потому что просто профессорско-преподавательский состав, который может готовить эксклюзивные кадры, а артисты балета – это очень эксклюзивный материал, несмотря на то, что в нашей стране это самое лучшее образование, самое древнее образование, особенно в театральном мире, у нас в стране сначала так исторически сложилось, что сделали танцевальную школу, а уже потом все остальные создали. Так вот, я за то, чтобы мы всегда боролись за качество, а не за количество. Анатолий Торкунов: Николай, я всё-таки думаю, что если речь вести о качестве, то надо напомнить о том, что образование в сфере культуры – это совершенно индивидуальное образование. Николай Цискаридзе: Да, согласен. Анатолий Торкунов: И огромный объём контактной работы, я думаю, что и в театральных институтах. Евгений Князев: Я это подтверждаю. Николай Цискаридзе: Но, к сожалению, нас приравнивают очень часто к учебным заведениям, где есть цифры. Ведь музыкантов учат индивидуально, артистов балета тоже должны учить индивидуально. На самом деле, когда больше восьми человек в классе, это уже много, а у нас классы по 15, по 16, потому что, как вы знаете, у нас подушевое финансирование. Я думаю, вы все с этим сталкиваетесь, и мы вынуждены так же, как и вы, держать определённое количество учащихся для того, чтобы финансирование и зарплаты наших педагогов, преподавательского состава никогда не страдали. Анатолий Торкунов: Валерий Иосифович, у вас такая же ситуация, наверное? Валерий Ворона: Конечно. Анатолий Торкунов: Для того чтобы подготовить хорошего музыканта, очень много нужно времени контактной работы, то есть наставничества, о котором вы уже говорили. Валерий Ворона: Это практически функция родителей. То есть мы с каждым отдельно, как со своим ребёнком, занимаемся, мы за него отвечаем. Мы с родителями должны играть за одну команду. И ни одного урока нельзя пропустить, я уже говорил на протяжении 20 лет. Насчёт вот этой мысли о том, что не должно быть много специализированных, наверное, вы правы. Но это зависит от того, сколько, действительно, специалистов. Сейчас китайцы уже говорят об обязательном музыкальном образовании. Мы ездили в Японию с нашим молодёжным оркестром, там более 10 консерваторий в одном Токио, везде по 2000 обучающихся, и все платят деньги, и уже на наш уровень вышли. Я говорю: «А что, они все по специальности работают?». «Нет». А зачем они этим занимаются? У них развиваются мозги, за ними гоняются работодатели. Они по-другому мыслят, они по-другому себя используют в любом направлении на более качественном уровне. Анатолий Торкунов: Да. Валерий Ворона: Мне кажется, что тут два подхода. С одной стороны, правильно, что нельзя тиражировать ширпотреб, а, с другой стороны, чтобы выявить какой-то новый сорт, надо засеять всё поле. Николай Цискаридзе: Извините, я хочу добавить. Если вы вспомните наше счастливое детство, в котором формировались и росли мы, для этого и существовали Дома культуры, Дома пионеров, где были секции. Анатолий Торкунов: Дома пионеров, да. Валерий Ворона: Абсолютно правильно. Николай Цискаридзе: Там как раз шла та селекция, когда детей уже находили, действительно, с выдающимися способностями, и именно они приходили в такие вузы, как ваш, и наш. А делать такие, как у вас и как у нас вузы, чтобы все получили этот диплом, – это, я считаю, неправильно. Валерий Ворона: Вы абсолютно правы. С точки зрения качества и рейтинга профессии люди должны понимать, что в этом музее есть ценности общемирового значения, а здесь вы можете поиграть с игрушками с какими хотите. Это правильно, конечно. Анатолий Торкунов: Я, знаете, коллеги, ещё хотел Николай к вам обратиться и к присутствующим здесь замечательным специалистам-профессионалам, не могу этого не сделать как ректор МГИМО. Вот всё-таки в культурной дипломатии и в собственной дипломатии много ведь схожего есть, но есть и большая специфика. Балет у нас всегда был впереди планеты всей. Вот как вы сегодня оцениваете культурную нашу политику, культурную дипломатию, но не только балета, конечно, а в целом нашего искусства, театрального искусства? Николай Цискаридзе: Вы знаете, я думаю, что, на самом деле, всегда в истории нашей страны культура стояла на первом месте последние 3 века и всегда приносила гораздо больше пользы, чем многие дипломаты. И мы знаем огромное количество исторических фактов, когда именно начинали с культуры, а потом уже вступала дипломатия. И это правильно. Но, вы знаете, к сожалению, за последние 30 лет с момента развала Советского Союза такая была экономическая ситуация, когда из нашей страны, что касается музыкантов, я сейчас говорю, и балета, уехало огромное количество людей по разным причинам: кто-то искал лучшей жизни, кто-то искал просто другого применения себе и так далее. Мы подарили миру на сегодняшний момент очень много абсолютно бесплатно тех специалистов, которые должны были, так скажем, работать на нашу страну. И здесь почему балет и музыка в первую очередь? Потому что, во-первых, у нас была уникальная система образования, которая не существовала нигде в мире, а во-вторых, потому что мы не связаны языковым барьером, мы можем преподавать где угодно. Вот сейчас Валерий Иосифович вспомнил про Китай, вы понимаете, китайский балет возник после Второй мировой войны, когда туда поехали все наши специалисты, и в каждом большом городе это насадили, и они по сей день держат точно так же, как и в музыке, так и в балете, держат абсолютно нашу систему советского образования. Просто другое дело, что у них гораздо больше народа. Но я вам пример приведу с Японией. Дело в том, что вы правильно сказали, что в Японии всё платное. Представьте себе японскую экономику, какая развитая экономика, но у них всего лишь в ФЦП – 4 человека в год за государственный счёт. Представляете, в Японии. А у нас только в Академию русского балета мы берём 60 человек бесплатно, а таких учебных заведений в стране очень много, поэтому наше государство бесплатно учит огромное количество людей, а Япония себе такого не позволяет, всё за деньги, пожалуйста, пусть родители платят. Анатолий Торкунов: В Китае тоже за деньги, кстати. Николай Цискаридзе: Мало того, я вам пример приведу. Франция, которая родила балет, которая создала балет, а балет надо учить обязательно 6 дней в неделю, не может себе позволить шестидневку, у них учат балет по 5 дней, и половина предметов, которые учим мы, это нужно для того, чтобы создать уникальный организм как артиста балета, Франция себе позволить не может. Во-первых, нет специалистов, а во-вторых, государство на это не выделяет деньги. И при всём том, что происходит в мире, я могу сказать, что, к сожалению, например, в той же Франции и в Италии закрываются балетные театры, потому что это стало дорого, это не окупается, это нерентабельно, понимаете, потому всё очень меняется в мире. Я много раз говорил во многих интервью, что столько, сколько наша страна тратит на культуру, ни одна страна в мире столько не тратит. Я говорю сейчас про театры, про консерватории, про балет, про оперу и так далее. И другое дело, что моё большое опасение как человека, который уже давно занимается педагогической деятельностью – я переживаю за качество, потому что я хочу, чтобы русский артист, как и 50 лет, как и 100 лет назад, был самый-самый лучший. Анатолий Торкунов: Спасибо большое, Николай! Мы очень рады были вас видеть мне кажется очень важные и интересные мысли. Евгений Князев: Я не могу не поддержать Колю. Я просто абсолютно в этом, я с этого начинал, собственно. Ведь, чтобы у нас бриллиант получился, нужно найти самородок сначала, а потом уже помогать ему развиваться. Я кричу на всех углах, на всех перекрёстках: «Не открывайте в огромном количестве в неспециализированных вузах наши специальности. Они не умеют преподавать, у них нет базы основной, у них нет методологии, у них нет школы». Вот то, о чём говорит Николай, это всё так и есть. И мы от того, что мы «ах, как мы расточительны, ах, как бы щедры», я абсолютно поддерживаю, мы так много бесплатно всё отдаём, а потом мы также бесплатно и добро всё это отпускаем, разрешаем всем поехать куда угодно. Владимир Тартаковский: Проблема ещё в том, что самородки иногда попадают не в те руки и не в те вузы. И к нам приходят, мы видим, что материал-то потрясающий, но испорченный уже, и мы иногда годами пытаемся выправить, если этот человек нам нужен, и не всегда удаётся. Валерий Ворона: Мне кажется, Николай затронул очень важную тему. Евгений Князев: А с самого начала можно было сделать вообще как надо. Валерий Ворона: Да. Анатолий Торкунов: Мы, к сожалению, согласно жанру, который существует, должны Николая поблагодарить за участие. Спасибо, пламенный привет Санкт-Петербургу! Николай Цискаридзе: Спасибо вам огромное! Мне очень приятно, и, вы знаете, я правда очень хочу, чтобы мы объединились в этом плане и, действительно, как-то нас уже услышали, мы не должны распыляться. Вы знаете, дело в том, что, Анатолий Васильевич, когда я был просто артистом, до того как я поступил в МГЮА и получил ещё и юридическое образование, я по-другому смотрел на мир. Но когда я поучился всем юридическим нормам, когда я стал, действительно, ректором, когда я попал на производство, я понимаю, что есть стандарты, есть обязательства, есть бюджет и так далее. Но если мы не будем бороться за то, что образование в культуре и культура – это гораздо больше, в России особенно, нежели где-либо, то мы всё потеряем. И у нас есть замечательные слова, которые сказал Наполеон, это, на самом деле, приписывают разным людям, но я знаю, что это сказал Наполеон, что то государство, которое не кормит собственную культуру, оно кормит чужую армию. Анатолий Торкунов: Спасибо большое! Я только хочу добавить, что, конечно, культурная дипломатия и дипломатия классическая должны работать рука об руку, только тогда будет и большой эффект. Ещё раз спасибо, Николай, счастливо! Николай Цискаридзе: Спасибо! Валерий Ворона: Спасибо-спасибо! Анатолий Торкунов: Дорогие друзья, я всё-таки хотел бы, чтобы мы немножко развили мысль Евгения Владимировича. Дело в том, что в последнее время я вижу такой серьёзный тренд открытия филиалов театральных и вообще институтов искусства в разных местах нашего Отечества. Вы, Евгений Владимирович, несколько раз сказали, что вообще множить сущности не имеет никакого смысла, что лучше сосредоточить усилия на каких-то крупных, важных и имеющих большой опыт, соответствующую методологию работы центрах. Валерий Иосифович, вы эту мысль разделяете, которую Евгений Владимирович высказал сегодня? Валерий Ворона: Конечно, вообще всё, что мы высказываем, это нами пережито много раз, и это откристаллизовано, мы же всё понимаем. Здесь просто подходы. Сейчас мы на таком краеугольном этапе развития очень важном. Вот то, что говорил Николай, это бизнес по-русски. Мы 20 лет воспитываем бесплатно специалиста, потом он уезжает на Запад, дивиденды идут западным продюсерам, и мы его же покупаем у западных продюсеров, получаем разрешение сделать его запись или концерт, и ещё ему и платим за это. Вот эту историю можно повернуть в нашу пользу и наладить такой бизнес. Мы можем ассимилироваться в этот рынок, где у нас будут закреплены права, как это делают также западные все эти продюсерские компании. Сейчас вот мы переориентируемся на азиатскую сторону, вот нам надо здесь не потерять в этом плане своё лидерство. Анатолий Торкунов: Да, чтобы в Азию не начали уезжать, а уезжали лучше в Европу и Америку. Это, кстати, очень правильное замечание. Мы знаем, что по айтишникам, например, такая ситуация сегодня присутствует. Раньше Запад перетягивал айтишников, а теперь они на Восток едут, в том числе в Китай, кстати, говоря. Валерий Ворона: Вот-вот-вот. Я хочу сказать, что эпохи все отражаются именно в культуре. Мы по культуре, по их достижениям судим о том или ином периоде человеческой истории. И вот то, что делает Россия, это, я считаю, её миссия. России столько пережила, столько этапа прошла – и трагедий, и взлётов, такого опыта ни одна страна не имеет. Что касается культуры, то последние 150 лет ни одна страна рядом не стоит. Сколько мы дали великих композиторов, писателей, актёров, философов, художников, ни одна страна рядом не стоит, и мы не можем потерять это лидерство. Мы все эти западные ценности изучаем уже много веков, и даже марксизм – это западная ценность, мы её на себе, что называется, испытали. Ни одна страна такого опыта не имеет, он имеет общечеловеческое значение, и мы должны стать очагом культурным. И Россия давно в сторону культуры сделала выбор, и сейчас нам надо не потерять это, сейчас такой этап, что мы можем потерять. Анатолий Торкунов: Замечательная мысль! Владимир Исидорович, я уверен, вы поддерживаете эту мысль. Владимир Тартаковский: Да, безусловно, конечно. Единственное, что я хочу сказать, что от балета и от музыкального обучения театральное, на мой взгляд, немножко отличается тем, что оно не настолько индивидуально. Вот я смотрю, как ребята учатся, их 20 человек, 30 человек, и они превращаются в определённую команду с какой-то внутренней конкуренцией. И, мне кажется, артистами становятся именно в каком-то массовом своём обучении, а дальше уже как-то распределяются. Анатолий Торкунов: Спасибо, спасибо! Дорогие друзья, мне кажется, интересный разговор получился такой даже взволнованный, я бы сказал. Евгений Князев: Вот вы сказали о филиалах. Я поддерживаю то, что предлагает сейчас государство относительно филиалов в дальневосточных округах, потому что нельзя, чтобы готовили опять же не специалисты. Анатолий Торкунов: Только в центрах, да. У нас, кстати, была программа, посвящённая филиалам, здесь, и мы об этом тоже говорили. Валерий Ворона: Сейчас ещё важная вещь, чтобы масштабировать наши эти достижения и лучшие методики, их же нельзя сокращать, их надо развивать. Сейчас новые технологии могут в этом помочь. Если мы сейчас своё лидерство в том числе в новых технологиях не сохраним, мы потеряем и нашу школу. Евгений Князев: А самое главное в художественном образовании – это всё-таки наша страна, потому что в нашей стране рождается очень много талантливых детей, которых определить бы правильно, научить бы правильно… Анатолий Торкунов: Вот золотые слова! Евгений Князев: И найти им в дальнейшем, после того как они окончат, правильное, достойное применение, чтобы они не рвались поехать туда или сюда, чтобы они могли работу здесь найти, потому что это тоже достаточно проблематично. Владимир Тартаковский: Надо создать условия. Анатолий Торкунов: Создать условия. Валерий Ворона: И у нас уже это было. Анатолий Торкунов: Дорогие коллеги, дорогие друзья, я должен вас сердечно поблагодарить за участие в этой программе, мне было очень интересно. Я не знаю, было интересно телезрителям или нет и вам. Валерий Ворона: Мы хотим ещё. Анатолий Торкунов: Да, хотим ещё. Спасибо большое за участие! Евгений Князев: Спасибо! Анатолий Торкунов: Хочу поблагодарить телезрителей за то, что они потратили своё время, побыли с нами здесь, поучаствовали в дискуссии. Может быть, дискуссия ещё и продолжится после этого, тема-то всех волнует. И хочу пожелать вам, уважаемые телезрители, здоровья, благополучия и всего самого доброго. До свидания! Евгений Князев: Да, мы присоединяемся. Владимир Тартаковский: Спасибо!