17 тонн еды в год - на выброс

Гости
Алексей Егармин
сопредседатель Национального союза защиты прав потребителей
Александр Бражко
координатор федерального проекта «За честные продукты»

Оксана Галькевич: Теперь – следующая тема. Не доходит, друзья, до потребителя. Ну не доходит вот, и все! Свежая продукция не доходит. 17 миллионов тонн ежегодно отправляется из наших магазинов не домой, к потребителям, а на свалку. Можно было бы, в принципе, заблаговременно скинуть, например, цену и продать этот товар, пока он еще не испортился, но почему-то все идет на выброс.

Константин Чуриков: Наверняка есть причина. Стоимость этого выброшенного – больше 1,5 триллиона рублей. Если быть точным, то 1,6. И почти половина приходится на фрукты и овощи, примерно треть – на мясо, рыбу и птицу, а оставшиеся 25% – это уже молочная продукция, бакалея и мясные продукты с коротким сроком годности.

Оксана Галькевич: Вот вы просто подумайте – 1,6 триллиона рублей! Это 1,5%, даже больше 1,5% ВВП страны. При этом больше 30% россиян с начала пандемии перешли на режим плотной экономии, так скажем, на продуктах, потому что с доходами непонятно что будет, как там дальше ситуация будет с экономикой, цены постоянно растут. Ну и экономят-то люди в основном за счет того, что чаще всего как раз и выбрасывают эти самые торговые точки: отказываются от свежих овощей, от фруктов, мяса, только по праздникам, а рыба вообще только по великим праздникам.

Константин Чуриков: Да. Кроме того, люди стали экономить уже на хлебе и хлебобулочных изделиях. По некоторым данным – на 40%. Надо тоже проверять эти данные. Конечно, это очень много.

Почему магазину в принципе выгоднее отправить товар на свалку, чем его реализовать со скидкой, пока он еще более или менее в кондиции, и продать? Что вы думаете по этому поводу? Позвоните нам и расскажите.

Оксана Галькевич: Позвоните, напишите. Телефоны у вас на экранах, они бесплатные.

А на связи с нами сейчас сопредседатель Национального союза защиты прав потребителей Алексей Егармин. Алексей Викторович, здравствуйте.

Алексей Егармин: Да, добрый вечер.

Константин Чуриков: Алексей Викторович, давайте начнем с вопроса: что мешает магазинам реализовывать эту продукцию с какой-нибудь скидкой? Ведь собственно так некоторые и делают, мы это видим. Но все равно выбрасывается много еды.

Оксана Галькевич: Почему проще? Получается, что это проще.

Алексей Егармин: Ну давайте здесь скажем, что единственного способа решения здесь нет. Почему нет? Потому что магазин не заинтересован в том, что… Если он будет продавать продукты с большой скидкой, то люди будут попросту ждать этой скидки, не приходить и не покупать. Соответственно, магазин не заработает, как они считают, столько денег. Это первый вопрос.

Второй вопрос. Некоторые продукты даже со скидкой не купят, потому что на сегодняшний день (и это, пожалуй, основное) разрыв между покупательной способностью населения и ценами в магазинах достаточно огромную разницу представляет из себя. И население просто не может их купить даже по сниженной цене.

Поэтому снижать цену производители прежде всего не хотят, магазины тоже не хотят, а потребитель просто купить не может. Поэтому замечательные продукты, как вы показали на начальной заставке, они уходят просто в песок, можно сказать, на свалку.

Константин Чуриков: Алексей Викторович, мы правильно понимаем, что вот эти 17 миллионов тонн продуктов, которые ежегодно в нашей стране оказываются на свалке, сюда мы еще не включили те продукты, которые, скажем так, контрафакт, так сказать, в обход таможни ввезены, и, соответственно, по продуктовому эмбарго мы обязаны их давить трактором?

Алексей Егармин: Да, естественно, туда не включены. Это еще одна проблема, которая, в общем-то, требует решения. Собственно говоря, действительно, это странная позиция У нас не такое богатое население и не так шикарно оно живет, чтобы мы эти продукты просто уничтожали. Очевидно, подошла ситуация к рубежу, когда требуется какое-то новое законодательное решение, понимание. Вот сейчас показывают, как выбрасывают яблоки. Очевидно, это польские яблоки, которые санкционные. Их, соответственно, уничтожают.

Константин Чуриков: Алексей Викторович, а вот эта связь между ценами на продукты и процентом выбрасывания – она насколько прямая?

Оксана Галькевич: Ты что имеешь в виду?

Алексей Егармин: Она абсолютно прямая.

Оксана Галькевич: То, что давится под колесами? Но это не должно продаваться.

Константин Чуриков: Я имею в виду то, что выбрасывают из того, что может продаваться.

Алексей Егармин: Нет, я понял вопрос. Смотрите. Абсолютно прямая связь. Если мы получили увеличение цены, то мы одновременно получаем уменьшение объемов реализованного товара. Соответственно, этот товар – это «скоропорт». Это мясо, рыба, какие-то такие вещи, достаточно дорогие. Естественно, они подходят к сроку завершения реализации, их не покупают – и их уничтожают. Чем дороже цена, тем больше этих продуктов уничтожается.

Оксана Галькевич: Алексей Викторович, но там получается странная какая-то история. Это ведь издержки, в том числе и для сетей, в том числе и для торговых точек. Понимаете? Они приобретают этот товар, назначают определенную цену, а потом просто выбрасывают, не понижая, не снижая до себестоимости, до точки приобретения, отдавая. Ну хотя бы ты возвращаешь те деньги, которые при закупке потратил. Просто выбрасывают. Это уже в минус идет.

Алексей Егармин: Вот то, что вы говорите – это такое идеализированное представление. А оно в сетях-то не такое. Сети заинтересованы в том, чтобы получить максимально возможную наценку. И она действительно максимальная, она достигает по колбасе, по колбасным изделиям до 300%.

Поэтому они рассуждают по-другому: если 300% не удалось заработать с покупателя, то проще этот товар выкинуть. Потому что остальное им бесполезно. То есть заработать 30% или 10% – это не столь интересно. И они будут покупателя приучать к тому, что цена, возможно, понизится. Поэтому и выбрасывают.

Оксана Галькевич: Ну нет, я просто к тому, что в следующий раз, понимаете, когда вы теряете по 300% накрученных на выброшенной еде, в следующий раз вам надо 350% накрутить, потом 400% и так далее, и так далее, чтобы компенсировать вот эти самые издержки, которые пошли на свалку.

Алексей Егармин: Так и происходит. Поэтому магазины перекладывают эти издержки на производителей, производители их закладывают в стоимость следующего товара. И это кольцо практически неразрывно растет в цене.

Константин Чуриков: Алексей Викторович, тут такая ситуация… Мы даже завтра это будем отдельно обсуждать, что у нас с «борщовым набором» происходит. Всей страной как-то, понимаете, пытаемся, государство пытается снизить цены на какие-то жизненно важные продукты питания, да? В данном случае что можно было бы предпринять, может быть, даже директивно, может быть, даже сверху, чтобы ну не 17 миллионов тонн еды мы выбрасывали, а поменьше?

Алексей Егармин: Ну давайте подведем некоторый промежуточный итог. То, что происходит с едой… Это ценные продукты. И то, что мы его выбрасываем – это в любом случае глобальный экономический сбой, то есть что-то у нас в системе работает не так. Не так много чего работает. Нашей передачи не хватит для того, чтобы проанализировать и сделать выводы.

Константин Чуриков: Ну хотя бы основное, что не так, а то совсем непонятно.

Алексей Егармин: Ну, основное, что не так. Люди, которые отвечают за баланс возможности купить и стоимости товара, то есть покупательского спроса, они этот баланс уже давно как бы просмотрели, потеряли ориентиры – как угодно назовите. То есть они не создали какие-то альтернативные вещи.

Где программа импортозамещения? Вот вы сейчас показываете помидоры, допустим. Очень хорошо. Но у нас до сих пор огромное количество помидоров завозится. Почему? Своих не хватает. Морковь в цене растет. Это же тоже можно было предусмотреть, да? И это можно по всем категориям товаров: по мясу, по рыбе, по молочным продуктам. Ну просто система тех людей, которые управляют этой системой (простите за тавтологию), она не работоспособна в том виде, в котором нам требуется. Поэтому это главная и большая задача. А дальше существуют производные.

Оксана Галькевич: Люди, кстати, говорят о том, что: «Не выбрасывайте, отдавайте хотя бы на прокорм, – я не знаю, – животным куда-то, в какие-то сельскохозяйственные, аграрные производства. Там это тоже влияло бы на цену товара будущего, который потом поступит».

Константин Чуриков: Ставрополье пишет нам: «В СССР не зря называли «капитализм со звериным лицом». Это зверь и есть». Кстати, многие как раз пишут нам про капитализм, про его гримасы

Оксана Галькевич: Слушайте, ну звери есть разные. Слушайте, звери есть разные и с разными мордами.

Константин Чуриков: С добрыми лицами, да?

Оксана Галькевич: Есть даже вполне себе симпатичные.

Сергей из Иркутска у нас на связи. Там тоже глубокая ночь, давайте его выслушаем. Здравствуйте, Сергей.

Константин Чуриков: Сергей не дождался.

Оксана Галькевич: К сожалению.

Вот нам Ленинградская область пишет: «Мы пенсионеры. Покупаем продукты только по скидкам и всевозможным акциям». Это я просто к тому, что есть определенная ниша, так скажем, возможностей. Только нужно, конечно же, все это делать заблаговременно, не дожидаться того дня, когда срок годности полностью истечет. Нельзя рисковать здоровьем людей. Просто, видимо, никто не хочет этим заниматься. Может, администрирование какое-то сложное, слушайте, надо ходить, кликать, смотреть?

Алексей Егармин: Вы совершенно правы, администрирование сложное. Больше того, давно назрели программы, чтобы эти выбрасываемые продукты… А их же можно переработать в корм для животных достаточно просто. Но для этого тоже нужны решения, для этого тоже нужна определенная сила воли, чтобы это все запустить. Намного проще забыть эту проблему.

Потребитель, производитель и продавец остаются сами в этом порочном круге. Ну, одни не должны давать в реализацию просроченные продукты, и они их выбрасывают. Другие, соответственно, думают, как бы компенсировать, потому что выбросили много. А потребитель сидит и грустит, потому что для него все дорожает. И это главная проблема этого всего. И он разгоняет этот порочный круг дополнительно.

Константин Чуриков: А иногда это еще просто человеческий фактор. Вот насколько хорошо все администрируется внутри самого магазина? Есть один магазин (не буду сейчас называть его имя), и там всегда люди, вот эти сотрудники, они около полок. Они следят, чтобы товар, у которого уже срок годности скоро будет истекать, чтобы он поближе, чтобы тот, у которого еще запас есть по сроку годности, чтобы он был от покупателя подальше – что дает возможность, вообще-то, не допускать реализации совсем уж, извините…

Оксана Галькевич: Костя в плохие магазины не ходит. «Имя, сестра!»

Константин Чуриков: Это демократичный магазин.

Оксана Галькевич: Ольга из Санкт-Петербурга.

Константин Чуриков: Здравствуйте, Ольга.

Оксана Галькевич: Здравствуйте, Ольга.

Зритель: Здравствуйте. Я хотела бы ответить вашему эксперту. Вот он говорит, что если будут уценять, люди будут только приходить и ждать этого. Но это – глупости. Человек идет в определенное время в магазин. Что, он там будет стоять и ждать?

Я до всех этих ковидных ограничений ездила в Финляндию. В Финляндии зайдешь в магазин, в Хельсинки – и там продукты, срок годности которых подходит, их сразу видно, там стоит «минус 50%». И почему-то финские магазины не задаются вопросом: будут у них там стоять, не будут у них там стоять? Они просто уценяют их. И людям хорошо.

Кстати, у нас тоже… Я не знаю, может быть, это инициатива директора. Вот у нас там, где я живу, магазин «Дикси». Там тоже придешь и… Буквально вчера я покупала мясные продукты, два дня до окончания сроки. И я покупаю совершенно спокойно. Они с 50-процентной уценкой. И это правильно. И никто не ждет. Вот я зашла, увидела, я посмотрела срок и купила. Я принесла домой, они нормальные, свежие. Я их уже приготовила. И я не понимаю, почему нужно все так сложно возводить в такие квадратные кубы. Ну я не знаю, наверное, этот директор магазин сам…

Оксана Галькевич: Ольга, понимаете, это же должен быть человек, который подходит, проверяет срок годности, клеит вот эту бирочку с 50-процентной скидкой, переставляет это на отдельную полку. Это работа, это процесс определенный, логистика какая-то внутри этого магазина.

Константин Чуриков: Это сложно и невозможно, Оксана, да?

Оксана Галькевич: Может быть, это не все магазины могут позволить себе, Костя.

Зритель: Ну а что тут сложного? Ну что сложного? Это же какая-то прибыль, это же не выброшено, это же идет прибыль магазину.

Константин Чуриков: Да-да, понятно. Спасибо большое за ваш звонок, Ольга.

Оксана Галькевич: Мы об этом и говорим.

Константин Чуриков: Вы знаете, вот сейчас пишет Мордовия: «Какая же мы безалаберная страна!» Я просто хочу подчеркнуть (и это, кстати, очень важно), что в мире-то, по статистике, как говорят эксперты, выбрасывается не 12% всего оборота продуктов питания, а все 20%.

Оксана Галькевич: То есть мы не двоечники на самом деле в этой истории.

Константин Чуриков: Мы не двоечники, да? У нас все не так плохо? Алексей Викторович, вы согласны с вашими коллегами?

Алексей Егармин: Да я согласен. Здесь все зависит от уровня жизни. Понимаете, те страны, которые имеют большой уровень жизни, могут себе позволить немножко другую планку – 20%. Те, у которых поменьше… А мы явно не относимся к тем странам, у которых побольше. Соответственно, нечем нам гордиться, одним словом, в этом процессе.

И хотел бы добавить. Вот телезрительница правильно сказала и заметила, что те магазины, которые работают, где есть товароведы, где магазин работает как магазин, конечно, они более рачительно относятся к реализации этих продуктов. И у них, наверное, коэффициент потерь меньше. Но, к сожалению, таких магазинов мало. Ведь магазин на сегодняшний день – это что? Это просто какое-то промежуточное, выставочное звено между производителем и покупателем. То есть там, по сути дела, утерян тот классический вариант анализа товара, работы товароведов.

Оксана Галькевич: Вы сказали ключевой слово – «товаровед». Это уже какая-то штатная, кадровая проблема.

Спасибо. Алексей Егармин, сопредседатель Национального союза защиты прав потребителей, был у нас в прямом эфире.

А теперь побеседуем с Александром Бражко, координатором федерального проекта «За честные продукты». Александр, здравствуйте.

Александр Бражко: Коллеги, добрый вечер.

Константин Чуриков: Здравствуйте.

Оксана Галькевич: Вы занимались этой проблемой, изучали ее: сколько у нас уходит на свалку, что с этим делать. У вас есть какие-то соображения и предложения по этой теме? Расскажите.

Александр Бражко: Да. Предложения достаточно простые. Дело в том, что на сегодняшний день именно сетевая и складская (не назову его торговлей) система хранения, она не заинтересована абсолютно в правильном товарообороте. Дело в том, что все вот эти потери заранее закладываются в цену. В нашей стране никто не занимается управлением наценкой, поэтому она может быть и 30, и 50, и 100, и 200, и 300%. Соответственно, для собственника этой сети складов, которую мы на самом деле ошибочно сейчас продолжаем воспринимать как розничный сетевой магазин, ему абсолютно все равно, что будет происходить. Ему на самом деле нужно сделать так, как хуже.

Константин Чуриков: Интересно!

Александр Бражко: Почему? По одной простой причине: он не доверяет тому персоналу, который остался. И он считает, что если будет возможность эти продукты получать по-другому, персонал промаркирует, заберет, ну и будут какие-то разные процедуры.

И еще, уважаемые коллеги, я вам хочу рассказать про один факт, достаточно важный. Мы должны понимать, что практически на свалку в нашей стране ничего не вывозится. То есть вот эта так называемая якобы просрочка или продукты с истекающими сроками, оплаченные потребителями и производителем показанные как списанные, на мой взгляд (конечно, я могу ошибаться, но факты говорят о том, что, к сожалению, ситуация такая есть), они поступают в систему общественного питания. И самое страшное, что они попадают в школы, больницы и детские сады. Ну смотрите, какой соблазн…

Оксана Галькевич: Да что вы? Это уже прямо какая-то криминальная схема.

Константин Чуриков: Это чересчур совсем.

Александр Бражко: Подождите. Это модель. Поймите, нет никакого контроля. Вот нужно школе закупить 10 тонн творога. У нее есть 300 рублей за килограмм. А прохиндеи предлагают по 40 рублей. Поймите, в последний день реализации это нормальный творог. И когда вы сделаете сырники, никто ничего не заметит. И эта возможность украсть у детей, к сожалению, в последние десять лет…

Оксана Галькевич: Подождите, Александр, а насколько часто эта схема используется? Давайте вот так тоже. Это прямо сплошь и рядом, сто процентов? Или все-таки встречается иногда, но…

Александр Бражко: Я вам предлагаю отдельный сюжет посвятить так называемому рынку московской просрочки. Есть два специализированных сайта, на которых предлагают даже просроченные продукты не по 10–20 килограмм, а по 20, 30, 40 тонн за раз – партия. И прямо пишут: «Для социальной сферы». Я, к сожалению, вижу, как каждый день появляется новый приход, а буквально через два дня объявления уходят, то есть партия…

Константин Чуриков: Александр, ну давайте так…

Оксана Галькевич: Интересно!

Константин Чуриков: Действительно, это просто вообще – ну как сказать? – детектив целый. Мы просто в следующий раз под это зарезервируем еще больше времени. Спасибо вам большое. Интересно в этом разобраться, ну и важно, потому что мы понимаем, в какой момент времени мы живем. Спасибо большое. Александр Бражко, координатор федерального проекта «За честные продукты».

Нижний Новгород пишет: «Это называется «ни себе, ни людям». Волгоград: «Беда в том, что у нас народ, который рулит в торговле, он жадный». Воронеж: «Это бездушие к своему народу. Почему так поступают?»

Оксана Галькевич: Кемеровская область пишет: «Есть просрочку просто унизительно и недостойно для человека. Будем к этому и детей приучать?» Друзья, мы не говорим о том, чтобы продавать просрочку, кормить этим взрослых и детей. Не об этом речь. А о том, чтобы заблаговременно сети могли бы, например, снижать цены – и тогда уже тот, кому надо, это бы купил.

Константин Чуриков: Через две минуты – еще одна тема. То, о чем сейчас все говорят. Все-таки прививки – грубо говоря, какие риски? Потому что после истории в Краснодарском крае опять все стали бояться.