Тамара Шорникова: Сейчас время нашей постоянной рубрики «Телемедицина». В России чаще, чем в любой другой стране, умирают от инсульта – ежегодно до 200 тысяч человек. Из тех, кто перенес заболевание, к нормальной жизни возвращаются лишь 20%. Петр Кузнецов: Причем инсульт еще и катастрофически молодеет. Об этом тоже поговорим. Все, что важно знать, в этой рубрике и по этой теме – симптомы, методики восстановления – мы обсудим с экспертом в студии. Тамара Шорникова: У нас в гостях – Анна Мильто, заместитель директора по лечебной работе Российского геронтологического научно-клинического центра. Здравствуйте. Петр Кузнецов: Здравствуйте. Анна Мильто: Добрый день. Тамара Шорникова: Призываем всех звонить и писать, если у вас есть вопросы. Я думаю, что наверняка они есть. Есть прекрасный шанс, чтобы эксперт их прокомментировал. Итак, почему именно у нас, в нашей стране такие плохие показатели? Анна Мильто: Ну, нельзя сказать, что только в нашей стране. Они вообще, конечно… Инсульт – это очень тяжелое заболевание. И во всех странах это, в общем-то, такая тяжкая ноша как для самого пациента, для его родственников и вообще для здравоохранения в целом. Но у нас, конечно, много проблем. Проблемы ведь начинаются… Инсульт – не то заболевание, которое возникает внезапно и на пустом месте. Инсульт – это заболевание, которое чаще всего бывает осложнением каких-то других проблем, в частности, например, гипертонической болезни или нарушений ритма. И вот с этого нужно начинать разговаривать о проблеме инсульта с пациентами. Петр Кузнецов: Просто получается куча примеров. Я думаю, что вы с ними сталкивались. Человек здоровый, далеко не старый, ведет активный образ жизни, не курит, не пьет, живет на природе. Бац! Анна Мильто: Ну, такие ситуации… Петр Кузнецов: Такое ощущение, что природы все-таки нет общей, то есть предсказать это невозможно. Анна Мильто: Ну, предсказать это невозможно на сто процентов, но есть большое количество людей, которых можно выделить из общей популяции и сказать им, что у них очень высока вероятность развития инсульта. Петр Кузнецов: Ну, это на какой стадии можно сделать? Его ничто не беспокоит. Как он об этом узнает, что есть предпосылки, например? Анна Мильто: Ну, если у человека есть гипертония. Петр Кузнецов: Прежде всего, да? Анна Мильто: Вы знаете, когда-то, когда начали заниматься гипертонической болезнью, тогда говорили так: только 50% людей знают о том, что у них есть гипертония, из них 50% контролируют артериальное давление. Поэтому, в общем, вот с этого можно начинать. Петр Кузнецов: То есть диспансеризация? И гипертонию уж там точно выявят, да? Анна Мильто: Конечно, конечно. Тамара Шорникова: Вот тоже к предпосылкам. Вологодская область: «У мамы был инсульт полгода назад. Слава богу, восстановилась, сама может себя обслуживать. А вот подруга моя – в 54 года. Вчера похоронили. С больной головой ходила на работу, работала на двух работах, стрессы и так далее». Вот нынешняя современная гонка, действительно желание (ну, иногда вынужденное) заработать и, соответственно, необходимость вести такой активный образ жизни – это как-то влияет, подстегивает? Анна Мильто: Ну конечно. Бывает, что люди не замечают или пытаются не замечать тех симптомов, которые у них есть. Потому что не всегда инсульт – это сразу катастрофическое течение, не всегда это сразу отнимающаяся рука, нога, прекращающаяся речь или вообще человек оказывается в коме. Это не всегда такая ситуация. Бывает, что потихоньку нарастают симптомы. И вот здесь очень важна наша разъяснительная работа тоже, потому что многие люди или не хотят, или не могут обращать на это внимание. Причем это касается не только молодых. У меня недавно была ситуация, когда мне позвонили друзья и сказали, что у мамы с утра какая-то странная речь. И мама полдня думала, что она вчера лечила зубы, поэтому ей тяжело разговаривать. Пока наконец не позвонили мне, и я не сказала, что это инсульт, нужно срочно вызывать врача. Поэтому это, конечно, все тоже имеет значение. Тамара Шорникова: Если говорить о симптомах, то, что действительно должно насторожить, и как минимум обратиться к врачу нужно – что это? Анна Мильто: Вы знаете, вообще нужно сказать, что если либо человеку самому кажется, либо окружающим кажется, что у него инсульт, тут нужно немедленно… Понимаете, тут важна каждая минута или даже секунда. И это, в общем-то, не красное словцо, потому что действительно существует такое по-хорошему трехчасовое терапевтическое окно, в которое пациенту должна быть оказана помощь. И поэтому немедленно нужно! Не просто когда-то обратиться, а просто немедленно нужно стараться попасть к врачу. Петр Кузнецов: А что такое микроинсульт? И может ли эта штука (позвольте я ее так назову) пройти без последствий? Или все равно их не избежать? Анна Мильто: Микроинсульт – это такое сленговое название, это не медицинский термин. И здесь подразумевается… Есть, например, так называемые… то, что называют врачи транзиторной ишемической атакой. Это ситуация, когда симптомы появились, но в течение 24 часов они полностью уходят. И это, конечно, тоже ситуация, которая требует обязательного вмешательства врачей. Причем как в этот самый момент транзиторной ишемической атакой, потому что врачи могут сделать так, чтобы… ну, постараться сделать так, чтобы минимизировать ее последствия, но и в дальнейшем тоже, потому что такого человека, у которого произошла эта транзиторная атака, его нельзя просто так отпустить и сказать: «Ну все, у тебя обошлась ситуация, ты теперь будешь здоров. Иди и живи, как хочешь, дальше». Петр Кузнецов: Образно говоря, дорожка-то уже проложена, получается. Анна Мильто: Ну да, конечно. Здесь уже требуется большая совместная работа и врача, и пациента. Тамара Шорникова: Ижевск на связи, Лариса. Дозвонилась к нам телезрительница, давайте послушаем ее вопрос. Лариса, здравствуйте. Петр Кузнецов: Здравствуйте, Лариса. Зритель: Здравствуйте. Я с таким вопросом. Почему, когда уже у человека самую острую ситуацию устранили, сделали сначала лекарствами, потом определили, что это аневризма, потом через полгода из Ижевска уехали в Новосибирск, прооперировали не очень удачно, реоперация была. Потом, значит, кусок черепной кости восстанавливали через полгода. Это было девять лет назад. И вот сейчас совершенно никому не нужно. Я ходила, пока он работал, добивалась, чтобы его… ну, он на учете, чтобы его вызвали. Ну, мы сейчас не вызываем, он сам должен прийти. Почему так медицина сейчас относится? Раньше меня прямо на работе предупреждал табельщик: «У тебя последние три дня. Если не сходишь, я тебя до работы не допущу». А сейчас я ходила, просила, чтобы его обследовали. Вот он совершенно не лечится, считает себя здоровым, вообще ничего не предпринимает, не проверяет даже давление. После этой ситуации три операции – девять, восемь и шесть часов наркоза, две подряд и одна через полгода потом, восстановление кости черепной. И вот никому теперь ничего не нужно. Меня просто стали шантажировать, что это врачебная тайна, что я добиваюсь. А теперь его сократили, и он отказался в то время от группы. И теперь что делать? Вот как это восстанавливать? Группу теперь дадут, не дадут? У него клипса. К кому обращаться? Вот такой замкнутый круг. Может, подскажете? И почему вообще такое отношение? И как мне быть? Тамара Шорникова: Спасибо. Петр Кузнецов: Спасибо. Об отношении очень многие пишут. Сначала прокомментируем выступление, Анна Сергеевна, если возможно, а потом об отношении. Анна Мильто: Ну, что касается самого пациента, то действительно, вы понимаете, как бы жена, мать или сестра ни ходила, если сам пациент не решит, что ему нужно лечиться, наблюдаться, принимать препараты, то понятно же, что ничего из этого хорошего не выйдет. И так часто говорят врачи о том, что ответственность самих пациентов тоже должна быть какая-то определенная, потому что нельзя в людей вкладывать…. Государство, медицина, даже лечащий врач вкладывается в человека, который не хочет сам лечиться – либо потому, что не знает… Я, честно говоря, очень много общаюсь с пациентами, но понять так и не могу многих. Некоторые считают, что это недостаточно мужественно, мужчины, что это их унижает. Но понять это, честно говоря, не могу. Поэтому, действительно, прежде всего человек должен сам понимать, что ему нужно лечиться. Что касается медицинского персонала. Вы знаете, ситуация сложная. Я же не могу сказать, что там происходит. Всегда все зависит от людей. И раньше зависело от людей, и сейчас зависит от людей, которые находятся на своих рабочих местах. Может быть, Ларисе нужно обратиться не просто к лечащим врачам, а, может быть, обратиться к администрации поликлиники или больницы, куда они там приписаны, и попытаться с ними вместе найти какой-то правильный выход, ход событий установить. Петр Кузнецов: Иркутская область пишет: «Лечить инсульт дороже, чем похоронить». А Костромская область: «Отделения наполовину пустые, но попасть на лечение очень сложно. Вот вам и помощь». И Константин нам пишет: «По последним исследованиям, есть маркеры, по которым можно выявить риски развития инсульта задолго до серьезных проблем. Но для этого исследования надо проводить. Тех, что делают на плановой диспансеризации, – к слову, о которой мы уже поговорили, – явно недостаточно. Все упирается в деньги, как всегда. Да и люди ничего не стоят для государства. Денег на нас тратить не будут, а у самих нас этих денег тоже нет. Очередной тупик без выхода вот для таких людей». Анна Мильто: Вы знаете, даже определять маркеры нужно же не у всей популяции, а тоже выделяя группы людей, которые входят в зону риска. Поэтому мы возвращаемся опять к тому же, с чего начали наш разговор. Все-таки нужно… Врачи сейчас говорят пациентам: «Вот у вас гипертония, у вас может быть инсульт впоследствии», «У вас высокий холестерин, – скажем так на сленге тоже, – есть бляшки на сосудах, и у вас тоже может быть впоследствии инсульт» или «У вас нарушение ритма, вы должны пить определенные препараты для того, чтобы снизить вероятность развития инсульта». В общем, сейчас преимущественное количество врачей этому обучено. И я думаю, что они об этом говорят. Тамара Шорникова: Существуют ли программы медицинские, возможно, льготные лекарства, которые положены людям, перенесшим инсульт, например, как для диабетиков, и так далее? Анна Мильто: Да, конечно, такие программы существуют. Ну, во-первых, сейчас существует программа, национальная программа «Здоровье». И конечно, существуют такие программы, по которым лечатся инвалиды. Поэтому им, конечно, оказывается помощь в лечении. Петр Кузнецов: Всем? То есть там речь о квотах не идет? Не то что есть, но два-три человека, например, в регионе? Анна Мильто: Вы знаете, это же все зависит от каждой конкретной ситуации. Ну, если человек имеет инвалидность по поводу инсульта, то, конечно, он имеет возможность получать лекарства бесплатно. Но, вы знаете, в лечении инсульта же очень большую… Вернее как? Это даже не в лечении инсульта, а именно это и есть лечение инсульта. Это так называемая первичная реабилитация, которая начинается уже с того момента, как человек с развившимся инсультом в острейшей или в острой стадии попадет в больницу, в отделение реанимации, и уже с ним там начинают проводить первичную реабилитацию. И это очень важно. Петр Кузнецов: И он же, получается, там и остается до конца срока лечения? Анна Мильто: Нет, он какое-то время находится в реанимации, затем он переходит в отделение. Петр Кузнецов: Я имею в виду – в этом медицинском учреждении. Анна Мильто: Да. Петр Кузнецов: И лечится бесплатно? Анна Мильто: Да, да. Ну, существует несколько этапов реабилитации. Бывает первый этап, второй этап, третий этап реабилитации. Ну, по крайней мере в Москве это все известно, налажено Есть такие отделения, и они все работают. Тамара Шорникова: Давайте примем еще звонки. Александр, Самарская область. Здравствуйте. Зритель: Здравствуйте. Вот опять из пустого в порожнее – лекарства, лекарства. Просто, я говорю, прийти человеку… Проходит комиссию человек, ему говорят: «Вы, пожалуйста, 100–200 рублей доплатите, мы вам проверим кровь, чего лишнего в крови, чего не хватает». И человек с радостью это отдаст. И будет нормальная кровь у человека. Вот Анна говорит про лекарства. Да вы понимаете, может, человеку просто, чтобы холестерин понизить, яблоки надо покушать или апельсинчики. Вот почему у нас все в лекарства упирается? Пьешь одни лекарства – живот проходит, уши начинают болеть. Ну, просто элементарным образом, просто продукты покушать человеку, на диету сесть. Тут ничего сложного, мне кажется, нет. Петр Кузнецов: Александр, так как это должно происходить? Зритель: Ну, пришел я в больницу, допустим, прохожу комиссию. Просто хотя бы элементарно так. Мне предложили… Кровь все равно сдаешь на анализы. «Мы определим, чего хватает в крови, а чего – нет. Доплатите 100–200 рублей». Да я с радостью доплачу и буду знать, что у меня в крови. Может, мне просто лимончиков покушать – и у меня будет хорошая кровь. А будет хорошая кровь – не будет инсульта. Тамара Шорникова: Хорошо, спасибо вам. Согласны ли, во-первых, с мнением? И можно ли действительно по анализу крови или как-то экспресс-методом узнать риски и так далее? Анна Мильто: Ну, определенные риски, конечно, если у человека повышен холестерин. Но, вы знаете, это же все очень индивидуально. Все зависит от возраста пациентов, и в каждом возрасте есть свои риски. И один и тот же уровень артериального давления в разных ситуациях можно интерпретировать по-разному. Я сейчас не хочу вдаваться в эти подробности, потому что, ну, это очень индивидуально все. Единственное, что могу сказать: если бы была возможность поесть лимонов, апельсинов или морковки (что более специфично для нашей страны) и после этого перестать болеть инсультом и инфарктом, то я думаю, что уже бы все воспользовались этой возможностью и таких болезней бы не было. К сожалению, как бы вам ни нравилось слово «лекарства», но дело в том, что их все равно приходится применять. В общем-то, лекарства, которые сейчас есть в нашем арсенале, они спасли жизнь, я скажу, не одному миллиону людей Тамара Шорникова: Мы все время говорим о внимательном отношении к себе и к своему здоровью, о профилактике, о прохождении диспансеризации своевременном, о том, чтобы контактировать с врачами и, соответственно, если у тебя есть какие-то риски, купировать их, профилактику проводить. Но вот таких SMS очень много. Вологодская область: «Болею гипертонией более 10 лет. Талоны к кардиологу выпросить у терапевта не смогла. Количество мест на тысячу населения в больнице сокращают, в поликлинике врачей не хватает». Как вот этот конфликт побороть? Человек хочет заботиться о себе, но нет возможности. Анна Мильто: Ну, мне сложно сказать. Я организатор здравоохранения в небольшой организации, а не полностью в нашей стране, поэтому мне сложно сказать. Единственное, что я могу из этой ситуации сказать: для того чтобы лечить гипертонию, необязательно ходить к кардиологу. Препараты для лечения может назначить и врач-терапевт прекрасно, его этому научили. И второе – в больнице так точно уж не нужно лежать с гипертонией. Это проблема исключительно амбулаторная, исключительно амбулаторная. Но действительно нам тоже… Я всю жизнь работаю в стационарах, поэтому нам бы тоже хотелось, чтобы амбулаторно наши пациенты, которых мы выписываем с какими-то проблемами, могли получать хорошую адекватную помощь врачей-терапевтов. Петр Кузнецов: О гипертониках пишет Красноярский край как раз: «К сожалению, у врачей нет настороженности, даже по отношению к гипертоникам, по поводу рисков инсульта». «У меня стало падать зрение. Пошла к терапевту, сделала МРТ платно. Целый год по кругу ходила, как цирковая лошадь», – это Кемеровская область. Тыва утверждает: «Катастрофически занижены суммы и заниженное количество случаев госпитализации, приемов на месяц, на год. Не дают больницам зарабатывать деньги. Планомерное уничтожение бесплатной медицины». И с нами на прямой связи Галина из Псковской области. Очень необычный случай, как мы понимаем. Не было симптомов, Галина, но инсульт был, правильно? Зритель: Да, здравствуйте. Петр Кузнецов: Расскажите, пожалуйста, как это могло произойти. Зритель: Хочу сказать, что в мае 2018 года у меня случился приступ инсульта, но никаких не было симптомов, ничего. Я просто сидела и разговаривала с подругой. Стала вставать – и у меня отказала левая сторона, рука и нога. Я просто упала. Буквально минут пятнадцать прошло, помог мне ее муж встать, я у нее как раз была. Посадили на диван. Я минут пятнадцать посидела, попытала встать – все прошло. Я встала и пошла своими ногами. Единственное, конечно, когда я пришла домой, я хотела лечь и полежать, но… Я честно скажу, что я не выпивала ничего. Петр Кузнецов: Мы верим. Зритель: Я трезвый человек и не принимаю алкоголь в таких дозах, чтобы валяться. Я решила поехать в поликлинику сама, не вызывать опять же «скорую», потому что я не сопоставила это с инсультом. Петр Кузнецов: В этот же день? Зритель: У меня речь была не нарушена, руки и ноги у меня работали. Когда я пошла, все было нормально. Я приехали в поликлинику. Там, конечно, когда доктор осмотрел, срочно вызвали «скорую». Через пять минут они приехали и меня отвезли в реанимацию. Ну, я, конечно, уложилась в этот промежуточек – два часа. Без двадцати десять это где-то случилось, а уже около двенадцати я был под капельницей. Мне проводили такую процедуру, как тромболизис. Вот мужчина, Александр, сейчас звонил, сказал про лекарства. А я хочу сказать спасибо лекарствам. Может быть, благодаря им я и живая. Тамара Шорникова: Понятно. А до этого проблемы с давлением, гипертония та же была? Зритель: Нет. Вы знаете как? Проблемы начались, раньше были с давлением. Но оно как у меня? Могло подскочить, а потом два-три, четыре месяца вообще не было ничего, давление нормальное. Потом опять. Когда раньше у меня подскакивало давление, у меня очень болела голова. А в этот раз, когда я приехала, у меня давление было 180/120. И у меня никаких симптомов, даже голова не болела. Совершенно никаких симптомов не было. Петр Кузнецов: Спасибо большое. Здоровья вам, Галина! Спасибо вам огромное. Тамара Шорникова: Спасибо. Петр Кузнецов: Мы поговорили уже о том, что катастрофически молодеет инсульт. Во-первых, так ли это у нас в России? И почему это происходит? Анна Мильто: Можно я еще к рассказу Галины скажу. Спасибо большое, что она позвонила, потому что она именно сказала то, о чем я вначале и говорила. У нее появились симптомы. То, что у нее отнялась рука и нога и она упала… Петр Кузнецов: Это и есть симптом, а не последствия? Анна Мильто: Вот это симптомы инсульта. Только, видимо, бляшка там не сразу закрыла, полностью перекрыла артерию, а немножко осталось место. Петр Кузнецов: Она все сделала правильно, да? Действовала по инструкции? Анна Мильто: Вообще, нужно было в этот момент вызвать. Вот в этот момент ее друзья должны были вызвать «скорую помощь». Но слава богу, что ее вызвали через полчаса, и она попала в окно, и действительно ей провели современное лечение. Это замечательно. И действительно, пусть она будет здорова и пусть дальше лечит свою гипертонию, которая у нее есть тоже, по ее рассказу. Петр Кузнецов: Давайте про молодых теперь. Анна Мильто: Ну, вы знаете, что касается молодых, то действительно всякие ситуации бывают. Но в эту группу инсультов у молодых еще входят и всякие ситуации измененных сосудов, о которых не всегда знают люди. Это бывают врожденные ситуации с различными формациям сосудов головного мозга, которые тоже могут проявляться инсультами. Правда, происходит разрыв, допустим, аневризмы, и там уже инсульты будут другого вида – это будут геморрагические инсульты. И вообще существует много заболеваний, и болезнь крови… ну, много всяких патий так называемых, тромобоцитопатий и других болезней, которые тоже могут приводить к разным инсультам. Петр Кузнецов: Ну, так как мы говорим, что все-таки сейчас молодеет – значит, мы можем как-то объяснить современными вещами какими-то? Анна Мильто: Ну, жизнь меняется, да. И раки молодеют, и гипертония молодеет, и инфаркты молодеет. Ну, вот так, каким-то образом… Петр Кузнецов: То есть даже до 30 уже может произойти? Анна Мильто: Да, конечно. Раньше это была для нас редкость, и это каждый раз вызывало удивление. Ну, все-таки инсультов таких очень молодых, например, меньше, чем инфарктов миокарда. Тамара Шорникова: У нас осталось совсем мало времени, но если кратко. Я просто понимаю, что раз есть звонки, когда люди с симптомами инсульта говорят о том, что «у меня не было никаких симптомов», – это значит, что до конца какие-то очевидные вещи люди все-таки не знают. Вот коротко. Когда точно нужно вызвать «скорую»? Анна Мильто: Нарушения речи, причем даже когда человек начинает вдруг не очень внятно говорить. Любая слабость, даже незначительная, внезапная. Вот человек проснулся утром и почувствовал слабость в верхней конечности, допустим. Ему кажется, что рука как-то немножко не своя. Он начинает думать: «Не то отлежал, не то что-то такое с ней происходит». В этой ситуации тоже лучше обратиться к врачу. Пусть лучше врачи приедут и скажут: «Нет, знаете, это не инсульт». Иногда бывает, что выраженное головокружение. Иногда бывает, что человек начинает вдруг – ни с того ни с сего – заикаться. Бывает головокружение и рвота. Бывает внезапная рвота без головокружения. То есть такие очень многообразные симптомы, но… Тамара Шорникова: Но требующие острого внимания и реакции. Анна Мильто: Требующие реакции. Петр Кузнецов: А если человек один, что ему делать? Набирать родственника или сразу напрямую звонить? Анна Мильто: У нас, к сожалению… Вот это я тоже хотела сказать, обратить внимание всех телезрителей. Часто очень живут родственники одни. И много в больницах бывает случаев, когда привозят человека, который двое или трое суток пролежал один, потому что он не мог дотянуться, а ему не позвонили. Вот это, конечно, такие страшные ситуации. Из них всегда очень тяжелые исходы, из этих ситуаций. Поэтому на это тоже нужно обращать внимание. Если человек может дотянуться, то он скорее должен дотянуться до телефона и звонить. Если он не может дотянуться, но он находится в сознании, он должен как-то пытаться, я не знаю, доползти, постучать по батарее. Петр Кузнецов: Докричаться до соседей. Анна Мильто: Ну, как-то привлечь к себе внимание. Петр Кузнецов: Спасибо. Это рубрика «Телемедицина». Говорили об инсульте. Это Анна Мильто, замдиректора по лечебной работе Российского геронтологического научно-клинического центра. Спасибо. Тамара Шорникова: Спасибо. Анна Мильто: Спасибо.