Нацпроект «Село». Высокий уровень безработицы, отрицательный коэффициент миграционного прироста, неблагоустроен жилой фонд – вот лишь часть проблем сельских территорий. О проблемах села и перспективах создания отдельного нацпроекта по развитию сельских территорий - Александр Мерзлов, директор Центра устойчивого развития сельских территорий МСХА Тимирязева и Любовь Овчинцева, ведущий научный сотрудник федерального научного центра аграрной экономики". Оксана Галькевич: Итак, в ближайший час, уважаемые телезрители, мы будем говорить о проблемах 25% населения нашей страны – проблемах нашего села. Вот 37 миллионов – это ведь меньшая часть страны, меньшая, но очень важная, потому что как раз это самое меньшинство, по сути, кормит всю остальную страну, остальные 109 миллионов россиян. Константин Чуриков: Хотя недавно, кажется, нам мэром Москвы было сказано, что наоборот – Москва-то кормит, да? Оксана Галькевич: Каждый десятый получает. Константин Чуриков: Да. Но при этом российские села нельзя называть территорией благополучия. Уровень безработицы в деревнях почти в два раза выше. А те, что есть – в общем-то, там все невесело, заработные платы почти в два раза ниже, чем в городах. Люди продолжают уезжать из сельской местности, в первую очередь молодежь. Что касается жилья, жилого фонда, то по большей части он неблагоустроенный. Ну и еще продолжительность жизни на селе тоже ниже. Оксана Галькевич: Ниже, чем в городах, да. В связи с этим вот недавно к президенту обратился вице-премьер Алексей Гордеев. Он предложил разработать еще один, четырнадцатый национальный проект по развитию села. Гордеев сказал, что в сельских территориях сейчас сосредоточен мощный производственный, природный, демографический и культурный потенциал. Сельские территории, по его словам, обеспечивают территориальную целостность России, и поэтому нужен комплексный подход к развитию наших сельских территорий. Ну, сложно здесь не согласиться. Константин Чуриков: О жизни российской глубинки, сельских территорий говорим в течение этого часа. Вас призываем звонить, если как раз таки вы не в городе живете, а вот как раз в сельской местности, и вам виднее, что вам нужно конкретно. Позвоните нам: 8-800-222-00-14. Ну а в студии наши уважаемые гости – это Любовь Овчинцева, ведущий научный сотрудник Федерального научного центра аграрной экономики. Добрый вечер, Любовь Александровна. Любовь Овчинцева: Здравствуйте. Оксана Галькевич: Здравствуйте, Любовь Александровна. И Александр Мерзлов, руководитель Центра устойчивого развития сельских территорий Сельскохозяйственной академии имени Тимирязева. Здравствуйте, Александр Валерьевич. Александр Мерзлов: Здравствуйте. Константин Чуриков: Уважаемые гости, вот у нас так заведено в последнее время, что импульс к каким-то плохим сторонам нашей жизни… скажем так, попытка изменить нашу жизнь начинается с указа президента, с нацпроекта очередного. Вот вам не кажется, что у нас в последнее время как-то по умолчанию где-то как-то решилось, что с селом-то у нас, с агропромом все в порядке, там поднимается, колосится, импортозаместились – в общем, ничего особого не надо? Или у вас другое ощущение? Александр Мерзлов: Ну, как бы тут можно и согласиться, и не согласиться. С одной стороны, действительно, есть определенные успехи. Сейчас резко возрос экспорт сельхозпродукции до 20 миллиардов долларов. Об этом очень многие говорят. Но вместе с тем сельские территории, как вы уже сказали, они не отличаются благополучием, то есть там продолжает концентрироваться фактически бедность, и проблем хватает. Константин Чуриков: То есть это такая архаика, когда крестьянин обрабатывал землю, в общем, отдавал что нужно помещику, но сам жил по-прежнему в этой грязной избе и… Любовь Овчинцева: Подождите. Какая архаика? Константин Чуриков: Нет, не архаика? Любовь Овчинцева: Вовсе нет. Константин Чуриков: А что? Ну а что на селе-то? Расскажите. Любовь Овчинцева: Мне кажется, это совершенно такой процесс экономической перестройки аграрной отрасли, который происходит вообще везде. То есть все меньше людей занимается сельским хозяйством, и они производят все больше продукции сельского хозяйства. И население в сельской местности становится меньше. Это не только в России, а это… Оксана Галькевич: И это нормально, да? Константин Чуриков: И это нормально в нашем случае? Для нашей страны огромной это нормально? Любовь Овчинцева: Да. Но просто создается впечатление, что успех сельского хозяйства не равен успеху развития сельских территорий. Вот вы правильные назвали цифры вначале: действительно, сельское население сокращается, число сельских населенных пунктов сокращается. Вот у нас почти на 20% за десять лет сократилось число сельских населенных пунктов. При этом за последние пять лет каждый год 145 сельских населенных пунктов исчезает с карты России. Оксана Галькевич: 125. Любовь Овчинцева: 145. Оксана Галькевич: Но нас обычно пугают эти цифры, понимаете? Любовь Овчинцева: Да, цифры… Оксана Галькевич: Мы не видим, понимаете, за этим экономической целесообразности, так скажем. Мы видим, что деревня умирает. Так и говорим. Любовь Овчинцева: Давайте разделим. Оксана Галькевич: Давайте. Любовь Овчинцева: Первое. Процесс развития сельского хозяйства и сельского развития – это разное. Они связаны, но это не одно и то же. У нас сейчас государство поддерживает крупные формы в сельском хозяйстве. Оксана Галькевич: Агрохолдинги? Любовь Овчинцева: Агрохолдинги и успешных крупных фермеров, которые себя хорошо зарекомендовали. Ну, в основном – агрохолдинги. Подавляющая часть государственной поддержки идет агрохолдингам. Действительно, они продовольственную безопасность стараются обеспечивать. Но чем они отличаются от колхозов и совхозов, которые были раньше? Это была такая единица, которая сочетала в себе и производственные функции, и территориальные, и административные. То есть они… Константин Чуриков: Была какая-то ответственность за то, что происходит вокруг. Любовь Овчинцева: Да. И даже это подкреплялось распределением ресурсов. Они получали специальные фонды, они занимались благоустройством, жилищным строительством. То есть колхоз занимался… сельскохозяйственное предприятие на селе занималось всем. То есть у нас производство отдельно, да? Частное производство у нас. И развитием территории занимается сельское поселение. Но сельское поселение… Константин Чуриков: На муниципальном, вот этом маленьком, малюсеньком бюджете? Любовь Овчинцева: Да, совершенно верно. Бюджеты дотационные у большинства сельских поселений. Те функции, которые… Ну, как бы сказать? Они даже рады, может быть, часть функций передавать в вышестоящий орган, потому что там лучшая бюджетная обеспеченность. Постоянно меняются эти правила игры. Сельским поселениям очень сложно. Они часто не имеют достаточно ресурсов, чтобы выполнять свои функции по развитию сельских территорий. Хотя, если мы возьмем, например, статистику… И вообще, в принципе, наш институт… А я работаю в ВИАПИ имени Никонова – это филиал Федерального научного центра аграрной экономики. Мы, например, в прошлом году проводили большой социологический опрос, в 75 регионах Российской Федерации опрашивали. Это бы репрезентативный опрос. И он показал, что ситуацию, например, с развитием объектов инфраструктуры люди воспринимают отчасти как улучшение. Например, улучшается ситуация с детскими садами. Хотя, конечно, может быть, не каждый сельский ребенок может ходить в детский сад. Константин Чуриков: А давайте сейчас просто зрителей попросим, еще раз телефон большими цифрами и большими буквами назовем: 8-800-222-00-14. Что у вас возрождается на селе (если что-то возрождается)? Оксана Галькевич: Как с дорогами? Как с детскими садами, с медиками? Любовь Овчинцева: Дороги – это больное место. Дороги, медицина – это самые больные точки. Дороги и здравоохранение. Оксана Галькевич: Так это главные точки на самом деле. Мы пытаемся понять. Если здесь болит, то что же не болит, где улучшается? Любовь Овчинцева: Ну а разве вы не видите тех инициатив, которые проявляют люди, которые хотят в сельской местности что-то делать? Константин Чуриков: Вот смотрите. То, что мы видим… Я думаю, что наши зрители согласятся или нет. Как раз что-что, а инициативы мы как раз видим. Александр Валерьевич, вот Любовь Александровна говорит, напомнила о том, когда был колхоз, а лучше колхоз-миллионер, и он там все держал, у него были соответствующие функции, ресурсы. Так что нам изобретать велосипед? Вот мы не знаем, эти инициативы – что-то с ними получится или не получится. А люди из сел бегут. Может быть, колхозы давайте возродим? Александр Мерзлов: Вы знаете, я сам работал в колхозе, и со мной идет по жизни трудовая книжка колхозника. Там было очень много и положительных сторон, и вместе с тем вот так жить… Причем я в свое время работал в очень хорошем колхозе. И я видел, как люди, которые приезжали из глубинки, очень быстро теряли интерес к работе, потому что не было соответствующих стимулов. Поэтому, я думаю, мы не можем все вернуть назад, но полезные элементы, естественно, их надо использовать. Сейчас другая ситуация, другое законодательство, другие формы, но вместе с тем есть колхозы, которые остались, вот они остались колхозами и успешно работают. Все очень сильно зависит от людей на местах. Оксана Галькевич: Давайте послушаем нашего телезрителя из Орла, тоже такой аграрный регион. Алексей, здравствуйте. Зритель: Да, здравствуйте. Оксана Галькевич: Говорите, пожалуйста. Зритель: Я помню времена, когда еще у нас в городе были заводы. Так вот, все эти заводы держали на селе какие-то подсобные хозяйства – свинарники, поля картофельные и так далее. Они поставляли эту продукцию в свои столовые заводские. Кроме этого, получается, они обеспечивали людей в деревне работой. А сейчас заводы у нас превратились в торговые центры. И вот эти торговые сети, их никто не заставляет работать на селе, а я считаю – надо бы. То есть, если ритейл заставить работать на селе (а они умеют и деньги считать, и организовывать бизнес умеют хорошо), они смогли бы выращивать какую-то продукцию для своих магазинов – и тем самым мы бы получали в магазинах не египетскую, а свою картошку, и люди в деревне получали бы работу. Это как раз и было бы развитие села. Константин Чуриков: Алексей, а может быть, ритейл будет заниматься ритейлом, а каким-то образом (это вопрос ко всем нам – каким?), действительно, станет выгодно быть необязательно крупным, а мелким фермером? Оксана Галькевич: Небольшим, в меру своих сил и возможностей, клочка земли своего небольшого. Зритель: Ну, это да. Теоретически это выглядит красиво, но на практике постоянно нет то горючки, то денег нет на семена, то кредиты надо платить. И все эти проблемы наваливаются, и ничего хорошего из этого не получается. То есть если раньше заводы создавали подсобные хозяйства, те же самые колхозы, и этот ритейл мог бы также создавать хозяйство на земле. И тогда бы у них все получилось. Оксана Галькевич: Да, спасибо, Алексей. Константин Чуриков: Да, спасибо. Оксана Галькевич: А скажите, вот кооперация? Ведь есть в том числе и такие проекты у наших руководителей – помогать развивать вот эти кооперативы, которые будут в том числе и со сбытом решать проблемы. Константин Чуриков: Цепочки эти создать, чтобы в условном «Ашане» появлялась фермерская продукция. Оксана Галькевич: Да. Здесь какая-то работа ведется? И как она должна строиться? Любовь Овчинцева: Кооперативы – это очень хорошо, очень! У нас, по данным нашего опроса прошлого года, примерно 20% наших респондентов, представителей крестьянских (фермерских) хозяйств, были членами кооперативов. Но в два раза больше – от 40 до 50% по разным видам кооперативов – хотели бы в них участвовать. Действительно, кооперация помогает продвигать средним и мелким сельхозтоваропроизводителям свою продукцию на более масштабные рынки. Есть, например, хорошие примеры. В Липецкой области, например, кооператив «Объединенные производители молока», когда средние по своему масштабу сельхозтоваропроизводители объединились и могут поставлять продукцию в товарные сети. Но я бы хотела сказать, что сети не продвинуть село, потому что у них есть свои требования к продукции – это длительные сроки хранения в первую очередь, способность этой продукции храниться (то есть она обрабатывается), очень низкие цены, потому что там идет жесткая ценовая конкуренция. Здесь, наоборот, мне кажется… Оксана Галькевич: Так это же и низкое качество, простите. Любовь Овчинцева: Абсолютно. И именно об этом сейчас задумывается потребитель. Почему так востребована продукция фермерская, продукция натуральная? Как прекрасно развивается, например, сеть «ВкусВилл» в Москве и в регионе. Оксана Галькевич: Но это только в Москве и в Подмосковье, да. Любовь Овчинцева: Да, в Москве и в Подмосковье. Но аналогичные проекты реализуются и в других частях, в других регионах. Например, мы можем узнать о таких… Я не знаю, как правильно поставить ударение. Локаворские рестораны или такие рынки, которые продают продукцию местную. Вот эта локальная продукция, развитие локальности как альтернативы сетям – это очень хороший тренд. Константин Чуриков: Чем больше, тем лучше. Развитие региональных брендов – все это понятно, и с вами тут никто не спорит. Вот Самарская область задает вопрос. Александр Валерьевич, я хочу вам его переадресовать. «Очень интересно, откуда у нас такие урожаи рекордные, когда все поля заросли сорняком, а деревни умерли, а новая идея – это пилеж бюджета?» – нам пишет зритель. Вот действительно, кстати, когда мы по стране, по матушке Руси едем, мы правда обращаем внимание, что очень много бесхозных полей. Вот где эти все рекорды растут? Александр Мерзлов: Вы знаете, я совсем недавно был в Самарской области. У нас, у нашего центра есть такой проект «Ассоциация самых красивых деревень и городков России». И мы как раз в ходе отбора в Самарской области посетили молодежный фестиваль и проехались по региону. Я хочу сказать, что там разные поля есть: есть достаточно засоренные, а есть и образцовые. Как мы уже с вами сказали, все зависит от хозяина. Оксана Галькевич: В том числе, кстати, и от хозяина региона. Мы как журналисты, которые много ездят по матушке России, как сказал Константин, замечаем, что, например, выезжая из Московской области в Тульскую, видим разницу опять же в том, как распахано и сколько чего засеяно. Ну и дальше по стране передвигаясь, мы тоже, в общем, все это видим. Александр Мерзлов: Абсолютно подтверждаю, что именно так. Оксана Галькевич: И здесь какую роль, так скажем, фактор власти имеет? Александр Мерзлов: Фактор власти в нашей стране всегда имеет значимое значение. Оксана Галькевич: Ну а что может губернатор? Константин Чуриков: У нас есть фактор одной власти. Все понимают, что звонок из какой-то деревеньки Владимиру Владимировичу на «Прямую линию» гарантирует решение этого вопроса. Оксана Галькевич: И крутятся все, и вертятся. Константин Чуриков: А можно как-то, вот минуя? Оксана Галькевич: В данном случае губернатор, например, какую работу он может и должен проводить, чтобы, как мы говорим, все было распахано, все было засеяно, чтобы жизнь на селе какая-то теплилась, и не только теплилась, а и развивалась? Ну что? Он не должен же приезжать и говорить: «Работай. Поможем, поддержим». Любовь Овчинцева: Ну, здесь не только административный ресурс. Оксана Галькевич: А какой? Любовь Овчинцева: Здесь экономические есть законы. То есть в ходе перестройки аграрного сектора производство сместилось в те регионы, где производство продукции более эффективно, более выгодно, с климатической точки зрения. Константин Чуриков: То есть, с климатической точки зрения, в Московской области оно как раз выгоднее, чем, я не знаю, в Калужской? Любовь Овчинцева: Оно выгодно в Московской области, потому что рядом огромный рынок сбыта. Оно выгодно на юге, потому что там хорошие климатические условия. Оксана Галькевич: А почему оно выгодно в Финляндии, где мало людей и климатические условия такие же, как в нашей прекрасной Ленинградской области? Любовь Овчинцева: А потому что там созданы хорошие условия институциональной поддержки фермеров. Оксана Галькевич: А, вот! То есть создать институциональные условия – у нас и в Ленобласти заколоситься, да? Любовь Овчинцева: Это тоже, это тоже. Но нельзя сказать, что губернатор велел – и тут же поля заколосились. Это не тот путь совершенно. Но, конечно, поддерживать малые формы хозяйствования в регионах и поддерживать фермеров – я считаю, что это одно из важнейших направлений развития и придания устойчивости сельскому развитию. Потому что фермеры, мелкие предприниматели – они всегда ищут какие-то новые ниши, новые формы. Они вокруг себя… В деревнях, где умерли колхозы, фермеры встают на их место. Константин Чуриков: Мне кажется, эти мелкие предприниматели все-таки по-прежнему горбатятся в поле, а везет-то в Москве, так сказать, другой дядя, продает-то в Москве или где-то там, где угодно – третий. Любовь Овчинцева: Кооперация. Константин Чуриков: А ты хочешь, чтобы он разорвался просто? Сам вспахал, сам собрал, сам поехал, сам продал? Константин Чуриков: Нет, я хочу, чтобы хотя бы члены его семьи это привозили, и все шло в дом, все в семью. Любовь Овчинцева: Ну, кооператив – альтернатива, конечно. Вот самый мелкий владелец личного подсобного хозяйства – вот он, конечно, менее защищен. Хотя у нас есть и такие регионы, где как раз с поддержкой губернаторов кооперация развивается очень хорошо. Вот Липецкая область, например. Оксана Галькевич: Липецкая, да? Любовь Овчинцева: Да. Оксана Галькевич: А еще какие-то примеры есть у нас хорошие? Любовь Овчинцева: Ну, конечно. Белгородская область – как ее тут не упомянуть? Оксана Галькевич: Белгородчина. Константин Чуриков: Вы еще сказали про Самарскую область с ее красивыми деревнями. Оксана Галькевич: Давайте послушаем Калужскую область – тоже вроде недалеко от Москвы, и фактор рынка здесь благоприятный. Как обстоят дела – узнаем в Евгения. Евгений, здравствуйте. Зритель: Здравствуйте. Оксана Галькевич: Говорите, пожалуйста. Зритель: Что я хочу сказать? Вы видели хоть в одной стране мира, чтобы какому-нибудь агрохолдингу принадлежало 800 тысяч гектар земли? Покажите мне хоть одну страну на карте. Такой страны нет. Оксана Галькевич: Так и нет ни одной такой страны, где столько земель свободных. Зритель: Да. К нам сейчас пришел «Мираторг». Миллионы денег бросают на ветер, миллионы! Вопрос в том, где они их берут. Конечно же, с нас, с плательщиков. А нам за землю, у кого 30–40 соток, увеличили в разы, буквально в разы. Сейчас такая кадастровая оценка. Рядом поля, тысячи гектар заросли лесом, а с нас шкуру дерут! Вы понимаете? Вот за что обидно. И как раньше было, при Советском Союзе? Каждая речка обкашивалась. Вы посмотрите, что было: по речке идет, как по Бродвею. Все было окошено, все было скошено. Куда Россия идет? Я приехал в 90-м году в деревню, построил дом двухэтажный. Два трактора у меня своих. Еще можно было работать. А сейчас невозможно работать. На рынок не выйдешь, одни бандиты. Куда ты встанешь со своей продукцией? Куда? Константин Чуриков: Евгений, расскажите как раз. У вас хозяйство? Вы что-то выращиваете? Живность у вас какая? Зритель: Надо заплатить за это, надо заплатить за это. Оксана Галькевич: Евгений, у вас хозяйство? Вы фермер? Зритель: Был фермер. Сейчас все распродаем потихоньку. Вот две коровы осталось, и те, наверное, продадим. Константин Чуриков: Да, спасибо. Зритель: Два зятя у меня, и никто не стал работать, оба живут в городе. Ну, слава богу, успели купить квартиры, слава богу. Константин Чуриков: Спасибо. Зритель: Я им не желаю, чтобы они жили в деревне. Пускай лучше в Калуге живут, потому что… А вы знаете, еще как скажу, как в «Мираторге» работают? Сутки через сутки! Представляете? Двадцать два часа в тракторе! И дают два часа, чтобы поесть, и все. Вот вы поработайте сутки через сутки. Константин Чуриков: В тракторе. Да, спасибо. Оксана Галькевич: Да, спасибо, Евгений. По поводу, кстати говоря, соотношения крупных каких-то форм, бизнес-форм и мелких хозяйство. Действительно ли у нас такая уникальная ситуация сейчас в России сложилась с существенным перекосом в сторону и в пользу агрохолдингов? Александр Мерзлов: Ну, действительно. Оксана Галькевич: И как это сбалансировано в других экономиках? Александр Мерзлов: Предыдущий министр называл на парламентских слушаниях, которые в декабре были, соотношение – 80 на 20. То есть 80% получают крупные агрохолдинги, а 20% – мелкие формы хозяйствования. Дело в том, что, с одной стороны, понятно, что с крупными легче работать, договориться, но… Оксана Галькевич: Объемы больше – соответственно, цена ниже. Александр Мерзлов: Да-да-да. Вот мы сейчас производим, в прошлом году продали на 20 миллиардов долларов, как мы сказали. К 2024 году поставлена задача – экспорт увеличить до 45. Это очень большая задача. И тут есть определенные риски. Во-первых, в основном производится сырье либо такая продукция неглубокой переработки, а здесь цены очень сильно волатильные, то есть они очень сильно меняются. Тем более, по последним прогнозам FAO, не столь оптимистичные перспективы развития этих рынков. Вот здесь есть определенные… Тем более что вот они эти агрохолдинги, про которые только что говорил уважаемый бывший фермер из Калуги, у них есть свои минусы. Они действительно производят большой объем, но посредственного качества, скажем так, продукцию, которую продают по достаточно дешевым ценам. Константин Чуриков: Но это они производят. А что они дают людям, которые там работают? Не эту ли зарплату, которая в два раза меньше городской? Александр Мерзлов: При этом есть от их деятельности отрицательные внешние эффекты, еще раз говорю, их называют «экстерналии». Оксана Галькевич: Какие? Александр Мерзлов: Это прежде всего обезлюдивание деревни, потому что они используют средства механизации. Это вытесняет, как только что нам проиллюстрировал коллега, людей в города. Плюс возникают проблемы с экологией, а особенно когда строят мегафермы, допустим, свиноводческие и птицефермы. То есть это проблемы с качеством воздуха, проблемы с качеством воды. Это разрушение укладов. Вот везде в зонах крупного агро-индустриального развития мы видим очень мало наследия. То есть они обустраивают сельские населенные пункты, но обустраивают таким образом, что все наследие оказывается под сайдингом, под бетоном, под профлистом. Константин Чуриков: А что вы имеете в виду под наследием? Оксана Галькевич: Ну, наследие – видимо, деревянное зодчество, наличники, да? Александр Мерзлов: Деревянное зодчество, то есть сельское наследие. А это все качество жизни населения. Потому что когда мы говорим о комплексном подходе к устойчивому развитию (вот Алексей Васильевич сказал), то речь, на наш взгляд, должна как раз идти о переходе от узкоотраслевого, такого агроцентричного подхода с развитием агрохолдингов на решение проблем качества жизни сельского населения. И, кстати, хочу сказать, что другие страны, вот вы сказали… Допустим, та же Франция – она крупный производитель агро-индустриальной продукции. Но параллельно у них есть другая модель, которая способствует и зарабатыванию денег. Речь идет о производстве высококачественной региональной гастрономической продукции, так называемой теруарной продукции. Причем они ее производят, маленькая Франция производит ее в год на 40 миллиардов евро. То есть речь идет примерно о той цифре, на которую нас сейчас ориентируют. При этом еще есть агро-индустриальная продукция. Но, производя эту региональную продукцию, одновременно улучшается качество жизни населения: остаются рабочие места, привлекательные рабочие места для местных людей, улучшается пейзаж, обустраиваются… Константин Чуриков: В иных странах ты не замечаешь, что ты покинул столицу и въехал в сельскую местность – столица как будто продолжается. Оксана Галькевич: Но есть такие страны, где все-таки разница видна. Константин Чуриков: Ну, я имею в виду не этажность. Ну хорошо, этажность разная. Но – качество жизни. Оксана Галькевич: Вопрос. Я не могу понять, кто мешает людям, которые живут на селе, сохранять свое наследие, не обносить свой дом сайдингом, как вы говорите, а поддерживать в более или менее скромном, но приличном состоянии свой старый деревянный домик с наличниками? Александр Мерзлов: Во-первых, у людей нет осознания ценности вот этого наследия. Оксана Галькевич: Но это же не агрохолдинги виноваты. Александр Мерзлов: Нет. Константин Чуриков: Народ не тот? Александр Мерзлов: Второе. Я хочу сказать, что проблема такая существует действительно. Второе – у нас нет никакого архитектурного надсмотра. Никто вам в развитых странах не разрешит делать то, что вы хотите, что вам задумается. Допустим, в странах Скандинавии сайдинг запрещен законодательно. Но это не основная сейчас проблема для развития сельских территорий. Оксана Галькевич: Давайте звонок… Александр Мерзлов: Давайте вернемся… Константин Чуриков: Давайте дадим слово, а потом… Оксана Галькевич: Да, дадим слово Сергею из Ростовской области. Слушаем вас, Сергей. Зритель: Добрый вечер. Оксана Галькевич: Добрый. Зритель: Мне бы хотелось ваших гостей вернуть на грешную землю. Вот я проживаю в Ростовской области, аграрный регион. Сто лет здесь выращивают зерно, урожаи, вся земля распахана, от поля до поля вообще свободного клочка земли нет. И в районе не остается ничего. Абсолютно нищее население. Заработок у комбайнера в период уборки максимум – 30 тысяч. Это максимум. А зимой они не получают вообще ничего. Две структуры скупили практически всю землю в районе. Одна принадлежит бывшему главе района. Соответственно, людей он нанимает, вообще со стороны привозит. Он привозит из других мест людей, покупает им какие-то хибары, селит их в этих хибарах, и они за 20 тысяч на него работают. А местные, даже имея свои «КамАЗы», не участвуют в вывозе зерна, потому что их не нанимают принципиально. Они сейчас без работы здесь все, едут в другие места на «КамАЗах». Оксана Галькевич: Сергей, а зачем местные (у вас земля-то там золотая же), зачем они продают, как вы считаете, свои бывшие колхозные паи, которые получали в начале 90-х? Ведь скупают не просто так, не воруют же. Зритель: Потому что они не в состоянии их обработать, эти паи. Паи же надо обрабатывать. Оксана Галькевич: Они могут их в аренду сдавать. Зритель: У них берут в аренду пай, 12 гектаров, и за этот пай в 12 гектаров они получают 1,5 тонны зерна максимум. 1,5 тонны зерна он получает. А с 1 гектара при урожайности 50–60 центнеров с гектара, которую здесь легко берут, получается 5 тонн зерна. А этот несчастный человек имеет за свой пай… В основном бабушки. Ну, у бабушек уже давно все скупили, у бабушек, у дедушек, у алкоголиков, у кого угодно. И все эти паи сконцентрированы в руках у двух, по существу, хозяйств. Константин Чуриков: Вы говорите, что как раз обрабатывают землю, приезжают работать вахтовым методом. А откуда приезжают? Зритель: Нет, не вахтовым методом. Это где-то берут, с какой-то Саратовской области людей. Приезжает какая-нибудь семья, их селят в этот домишко, который им купили. Они, как рабы, там работают на него, и все. 20 тысяч зарплата у них, за 20 тысяч он работает. А зимой они не получают и 20 тысяч. Ну, если он тракторист, то летом у него будет зарплата 20–25 тысяч, это в уборочную, а зимой не будет и этого. Константин Чуриков: Спасибо, Сергей, за ваш звонок. Оксана Галькевич: Да, спасибо. Константин Чуриков: Можно я сформулирую? Смотрите. Если учитывать, во-первых, а) сезонный фактор работы (лето не круглый год в нашей стране), и б) фактор концентрации капитала в одних руках, – как повысить зарплату на селе? Простой вопрос, казалось бы. Любовь Овчинцева: Диверсификация занятости. Видите, о чем говорит человек? Константин Чуриков: Так, диверсификация занятости? Слышали, да. А в каком ключе? Любовь Овчинцева: Он говорит, человек сказал о том, что все захвачено в две руки, альтернативы нет. Где фермеры? Где разные формы хозяйствования? Оксана Галькевич: Любовь Александровна, так захвачено-то своими же, соседями. Он сказал, что захвачено таким-то, таким-то. Он знает этого человека. Он, может, с ним ходил в соседнюю школу или еще что-то. Константин Чуриков: Бывший глава района. Или что сказал зритель? Оксана Галькевич: С одной стороны, мы говорим, что… Константин Чуриков: С применением ресурса захвачено. Оксана Галькевич: С применением ресурса. Мы говорим о том, что нет какой-то инициативы, нет какой-то активности на селе. А с другой стороны, обсуждаем примеры каких-то очень активных, пусть и бывших, глав районов, но уже в негативной ключе. Любовь Овчинцева: Ну, если агрохолдингам, действительно, никаких рамок не ставят. Никто даже не знает, что такое агрохолдинг. У него нет ни определения, нет такой категории в законе, в статистике. Вот есть отдельные исследователи, например, которые пытаются эту категорию выделить, отследить с помощью различных методов. Мы знаем этих ученых, знаем их публикации. Или, например, как господдержка распределяется? Ее получают, действительно, в значительной степени отдельные, самые крупные предприятия. Константин Чуриков: Хорошо. Но развитие страны, ответственность за страну – это прерогатива не агрохолдинга, а государства. Любовь Овчинцева: Конечно. Константин Чуриков: Вот государство здесь где? Оксана Галькевич: А почему государство делает ставку на поддержку крупных агрохолдингов? Любовь Овчинцева: Потому что ему, наверное, так удобно, удобно ему так, так проще. Оксана Галькевич: А так удобнее какие-то потоки финансовые распределять, да? Любовь Овчинцева: Потоки распределять удобно, за результативность отчитываться удобно, показывать хорошие предприятия удобно. Я не хочу сказать, что все агрохолдинги и все современные сельскохозяйственные предприятия – это вред. Нет, напротив, это очень хорошо, что у нас есть современные высокоэффективные сельскохозяйственные предприятия, есть социально ответственные. Вот уважаемый зритель рассказал печальную историю, но мы знаем и другие примеры. Например, предприятие «ТРИО» в Липецкой области. И даже данные нашего опроса показали, что половина опрошенных сельскохозяйственных организаций согласны поддерживать и давать средства на развитие сельских территорий, а где-то процентов двадцать согласились бы даже это делать на регулярной основе. Да. Константин Чуриков: Ну, обещать – не значит жениться. Любовь Овчинцева: Не значит. Но тем не менее мы имеем такие примеры, когда сельхозпредприятия участвуют в развитии села. И такие примеры тоже есть. Я бы не хотела, чтобы наш сегодняшний разговор сводился к одной «чернухе», что ничего хорошего нет. Оксана Галькевич: Нет, нет, нет! Константин Чуриков: Нет, ни в коем случае. Если кто-то что-то хорошее делает – пожалуйста. Оксана Галькевич: Знаете, мы называемся «Отражением», поэтому отражаем жизнь, как она есть. Она не всегда черна, не всегда бела. Давайте посмотрим, какая она увиделась нашим корреспондентам из Пермской края и Самарской области, где дороги есть, но не везде, школы тоже есть, но их все меньше, интернет еще не всюду дошел. Вот два сюжета из разных регионов. СЮЖЕТ Константин Чуриков: А то, что много читают, совершенно верно, потому что у нас регулярные экспедиции ОТР, мы ездим в разные поселки, деревеньки – и действительно, люди там читают. Вот смотрите, два сюжета… Оксана Галькевич: Нашли позитив просто, правда? Константин Чуриков: Да, кстати, о котором мы говорили. Тем не менее, смотрите. Дети есть – школы нет. Люди есть – поликлиники нет. Оксана Галькевич: Люди есть – врача нет. Константин Чуриков: И прекрасная история в первом регионе, деревня Чуваки… Кажется, так называлась, да? Оксана Галькевич: Пермский край. Константин Чуриков: …где школы нет, но избирательный участок зато есть. Вот это с кого спрашивать? С агрохолдинга? Оксана Галькевич: Это, кстати, какое отношение к качеству жизни, как вы говорите, имеет? Константин Чуриков: С районной администрации, которая скажет: «А у нас денег нет»? Или с губернатора, у которого бюджеты совсем другие? Александр Мерзлов: Нет, это действительно имеет прямое отношение к качеству жизни. И это ответственность, в общем-то, всех ветвей власти. И надо сказать, что немало делается в этой области сейчас. И сейчас, хотя нет, действительно, нацпроекта по устойчивому развитию сельских территорий (я выступаю, естественно, за то, чтобы он был), но в других проектах предусмотрены отдельные меры по названным проблемам. Но лучше, когда это все будет решаться в комплексе. Поэтому, видимо, и было предложение Алексея Васильевича Гордеева, чтобы сделать именно проект комплексного развития сельских территорий, чтобы эти проблемы решались системно. Константин Чуриков: А в комплексе – это как? Это с агрохолдингом договориться? С кем договариваться? Оксана Галькевич: И как вообще должна эта комплексная программа выглядеть? Любовь Овчинцева: Мне кажется, вот то, что мы сейчас видим – это результат действия парадигмы эффективности, которая просто удушила все. Упав на село, эффективность имеет такой негативный эффект, потому что территории большие, населения меньше. И что делать, например? Раньше была как бы территориальная такая единица, хозяйственно-территориальная – совхоз или колхоз, который занимался всем: поддерживал школы, поддерживал ФАП. Да? Сейчас это все разбито по ведомствам, и каждое ведомство озабочено эффективностью своей работы. Значит, что у нас происходит? Школы закрывают, потому что маленькие школы, содержать дорого, неэффективно. Школы крупные – они хорошо оснащены. Вы слышали, что возят деток на школьном автобусе далеко, да? То есть – доступ. Оценивают по показателям эффективности деятельность министерств, но их не оценивают по тому, как люди имеют доступ к этим учреждениям образования либо к учреждениям здравоохранения. Вот в чем дело. Константин Чуриков: А мне интересно, когда народ массово, извините, «валит» из деревни в город – вот как оценивают эффективность этих чиновников и этих ведомств? Любовь Овчинцева: А кто за это отвечает? Чиновники… Константин Чуриков: Говорят: «Это же урбанизация, это общемировой процесс, все в порядке». Любовь Овчинцева: Нет, губернатор отвечает за развитие региона в целом. Вот мы уже сколько раз говорили, и мы тоже подавали такие предложения, что в оценке деятельности губернатора должны быть выделены показатели именно по развитию села. А у него – в целом по региону. И в целом по региону все хорошо. Константин Чуриков: То, что KPI называется, да? Вот эти ключевые показатели. Оксана Галькевич: То есть такого оттока населения из сельских территорий – такого нет в этих отчетах? Этого никто не видит, соответственно? Любовь Овчинцева: Ну, они видят картинку в целом по региону. А что происходит на селе – никто не видит. Вы же сказали, и всем известны эти цифры, что ожидаемая продолжительность жизни на селе хуже, доступ к сельским населенным пунктам. Дорог с твердым покрытием 30% сельских населенных пунктов не имеют. Если они меньше 500 человек, то их уже 45%. Сельское жилье – оно гораздо хуже благоустроено. Интернет – только 60% сельских населенных пунктов. И так далее. Оксана Галькевич: Хорошо, Любовь Александровна, вы понимаете… Любовь Овчинцева: А в целому по региону – хорошо. Оксана Галькевич: Вы несколько раз сказали, что раньше были коллективные формы хозяйства, совместные формы хозяйства – колхозы и совхозы. И вот они были такой полноценной единицей, которая и хозяйственная деятельность вела, и административными вопросами занималась. Ну, так или иначе, у нас сейчас уже сложилась несколько другая структура. Любовь Овчинцева: Этого не будет больше. Оксана Галькевич: Этого не будет. Любовь Овчинцева: Да. Оксана Галькевич: Так вот, как нам, собственно, на какие точки нажать, чтобы то, что создавалось в последние годы, ну, как-то нормальные формы приобрело, чтобы муниципальные власти начали все-таки строить дороги, имели для этого возможности, чтобы, может быть, люди как-то активнее принимали участие в местном самоуправлении? Что сделать-то нужно? Любовь Овчинцева: Во-первых, проект по сельскому развитию, такой межведомственный – это было бы очень хорошо. Вот сейчас об этом говорит Гордеев. Я считаю, что если бы такой проект, была бы такая программа принята, именно межведомственная, то это было бы прекрасно. Но важно отделить сельское развитие от сельского хозяйства. Потому что у нас же есть федеральная целевая программа «Устойчивое развитие сельских территорий», но последняя ее редакция свела развитие социальной инфраструктуры к сельским населенным пунктам, где есть сельское хозяйство, точки инвестиций, то есть фактически заузила все. Потому что есть показатели деятельности ведомств и Министерства сельского хозяйства. И оно не должно распылять бюджетные средства нецелевым образом. Оксана Галькевич: То есть просто жить в этом населенном пункте, а работать где-то в соседней деревне, в соседнем селе – это уже так нельзя, да? Любовь Овчинцева: Нет. Имеется в виду, что поддерживается развитие социальной инфраструктуры там, где есть, например, сельскохозяйственное предприятие, которое успешно развивается. Оксана Галькевич: Я понимаю. Любовь Овчинцева: А что касается малых деревень, к которым нет дорог с твердым покрытием? Ну, они как бы не охвачены этой программой. В этой программе, например, есть… Константин Чуриков: Не охвачены этой эффективностью? Любовь Овчинцева: Да, не охвачены этой поддержкой государственной, не охвачены вниманием государства. То есть у нас сейчас вообще такая тенденция, мне кажется, ситуация очень сильно изменилась в обществе в целом: все очень укрупняется, монополизируется – и потоки информации, и потоки ресурсов. Может быть, так проще управлять, но при этом очень большие потери. Понимаете, в потерях те люди, которые живут в малых населенных пунктах, теряют мелкие сельхозтоваропроизводители. Константин Чуриков: Об укрупнении еще поговорим. Эсэмэска из Омской области. Вот не знаю, из какого населенного пункта. Зритель пишет: «До 91-го года у нас в селе было, – внимание! – аэропорт, военкомат, киносеть, маслодельный завод, заготконтора, колхоз, комбинат кооппромышленности, лесничество, метеостанция, райпо, комбинат бытового обслуживания, – тут еще что-то, не знаю, что это такое, – санэпидстанция, «Агропромэнерго», «Агропромхимия», ветстанция и семенная инспекция. Даже кулинария была и телерадиотранслятор. Сейчас этого нет». Оксана Галькевич: А теперь из Белгородской области тебе для контраста: «Коротко о жизни на селе. Работы нет. Учат батюшки, лечат бабушки». Давайте послушаем нашего телезрителя Андрея из Нижнего Новгорода. Андрей, здравствуйте. Зритель: Здравствуйте, добрый вечер. Константин Чуриков: Добрый. Зритель: Вы знаете, никто из экспертов не рассматривает денежные потоки, которые идут между селом и федеральным бюджетом, центром. На самом деле здесь, конечно, грандиозные диспропорции, что приводит к одной из фундаментальных болезней нашей страны (надо сказать, что не только нашей) – к деградации периферии. Ну, смотрите сами. Чем выше активность деловая в каком-нибудь удаленном населенном пункте, тем больше собирается налогов, которые поступают в федеральный бюджет. Это налог на добавленную стоимость и целый ряд других. А какой поток денежных средств направлен обратно, на село? Ответ: это та продукция, которую этот населенный пункт может продать в центр, а также пенсии, зарплаты учителям, медикам, что называется «социальная поддержка». Таким образом получается, что чем дальше региональный пункт отдален от центра, тем хуже у него обстоят дела. Он не может туда поставлять ни сметану, ни молоко, ничего из того, что они производят. Выживают только те, извините меня, регионы, где они могут продавать то, что востребовано центром, что-нибудь исключительно такое специфическое. А во всем остальном получается все плачевно. Это приводит к целому ряду таких отрицательных результатов. Константин Чуриков: Андрей, извините, вы единственное не упомянули – все-таки имущественный налог (о нем отдельный разговор), все-таки это идет в местный бюджет, справедливости ради. Зритель: Да-да-да. Ну, неважно. Пусть даже 1% денежных средств уходит в федеральный бюджет. На селе-то деньги не печатают. Он должен обязательно вернуться назад. Константин Чуриков: Печатают в Москве, конечно. Оксана Галькевич: И в Петербурге. Константин Чуриков: Да, в Петербурге тоже. Зритель: Таким образом, давайте рассмотрим вот это. Поэтому имеется страшнейший дефицит оборотных средств на селе. Вот именно была попытка… Знаете такую историю с калионами? Оксана Галькевич: Что за история? Коротко. Зритель: С калионами? Это ввели местную валюту на селе. Константин Чуриков: А, это мы показывали сюжет. Там фактически долговые какие-то обязательства, то есть сертификат на продукцию. Зритель: Да-да-да. И чем меньше страна, тем больше развиты регионы. Почему? Потому что население работает в центре и возвращается назад, в свой регион. Константин Чуриков: «Ну, денежки в Москве, да, а вы там, в общем-то, как-нибудь живите», – думают у нас. Оксана Галькевич: Спасибо, Андрей. Это к вопросу, кстати, о налоговой политике нашего государства. Любовь Овчинцева: Не в пользу села. Оксана Галькевич: Не в пользу села? Любовь Овчинцева: Не в пользу. Оксана Галькевич: Вообще не в пользу регионов и не в пользу, естественно, села как самого такого земного, первого уровня. Александр Мерзлов: Безусловно. Самые нищие бюджеты – они внизу. То есть у них сейчас много обязанностей. И главам сельских администраций можно только посочувствовать. Константин Чуриков: Слушайте, мы снимаем постоянно сюжеты, нам корреспонденты присылают. Люди там возмущаются, нет дороги (вот самое частое). А глава поселения говорит: «Слушайте, ребята, у меня на дорогу заложено, в бюджете у меня в этом году есть 400 рублей, например. И как я? Что? Я дорогу вам рожу или как?» Оксана Галькевич: А вот интересно. Еще же по правилам пользования этими бюджетными деньгами: если ты эти 400 рублей, Костя, не использовал на строительство дороги, то у тебя их государство… Константин Чуриков: Тебе их и не дадут. Оксана Галькевич: Да, все. Константин Чуриков: То есть ямку-то надо присыпать, одну хотя бы. Оксана Галькевич: В следующем году не получишь и 400. Константин Чуриков: Давайте еще Геннадия из Москвы послушаем. Вот что скажет столица по поводу состояния деревни? Геннадий, здравствуйте. Зритель: Алло. Здравствуйте. Это Геннадий. Я проживаю в столице, а родители живут в деревне. Ну, не деревня, а Красное Село – это 130 километров от Москвы, «Золотое кольцо России» теперь, от города 10 километров, от дороги 500 метров, кусочек асфальтирован, даже автобусная остановка есть. Село имеет значение, то есть можно прописаться, такое нормальное. Земли вокруг продаются. Ну как? Продали кусок земли, люди построились. А по поводу дороги говорят: «Ребята, вы построились. Вот как хотите – так и живите дальше». Константин Чуриков: «Это же вам надо жить», да-да-да. Зритель: Да. Автобусная остановка есть, а автобус отменили, потому что нерентабельно, хотя от города 7 километров – ну, сделать крюк, заехать. И вот бабушки, дедушки, если нет машины, то договариваются со школьным автобусом, который один раз приходит и в обед возвращается обратно, детей привозит. Константин Чуриков: Слушайте, тогда надо остановку сносить, потому что это неэффективно: остановка есть, а автобус не ездит. Зритель: Да. Ну, школьный автобус приезжает иногда, детей возит. И вот как бы глава администрации тоже: «Денег нет». А земли продаются, и сотка (от Москвы недалеко, 130 километров) стоит недешево. А вот куда денежка дальше пошла – вопрос. Константин Чуриков: Да, спасибо за ваш звонок. Вы знаете, уважаемые гости, а вот я подумал: а не заболтается ли сама проблема? Смотрите, когда у нас не стало в прежнем количестве ФАПов, этих поликлиник, больниц в сельской местности, начали говорить о телемедицине. Когда с селом совершенно очевидная тенденция – миграция в города, вымирают деревни – стали говорить: «Ой, зачем? У нас теперь будут сити-фермеры, теперь крестьянин будет жить в городе, ездить к себе в поле на работу, и то присматривать за техникой. И вообще зачем это надо?» У нас вообще было предложение – создать крупные агломерации, загнать людей и, в принципе, ни о чем другом не думать. Как вы считаете, вот эти новые тенденции в управлении сельскими территориями имеют право на жизнь? Любовь Овчинцева: Мне кажется, это ужасно. Это такой подход, который разрушает сельские территории. У нас страна огромной площади, а сельского населения у нас немного. На этих площадях расположены богатейшие природные ресурсы. И если у нас редеет поселенческая сеть, люди уходят из села… Это все мы бросаем. Но мы бросаем это кому? Это просто так не валяется, это подберут. Понимаете? И мне кажется, это очень недальновидно – считать, что наша страна будет развиваться только городскими агломерациями. Если мы рассматриваем с точки зрения эффективности – конечно, дорого, развивать местный авиационный транспорт, дороже стоят сельские ФАПы. Сельская медицина дороже, чем городская, у нее ниже эффективность, но она необходима тем людям, которые там живут. Константин Чуриков: А медицину эффективностью как померить можно? Оксана Галькевич: Александр Валерьевич… Любовь Овчинцева: А есть критерии эффективности оценки деятельности медицинских учреждений. У них есть свои критерии, и они под это гонят. Они делают больницы более оснащенные, там есть хорошее оборудование, но ты до этой больницы должен ехать, не знаю, 70 километров – доступность для населения снижается. И люди переселяются в те населенные пункты, где это есть. У нас статистика показывает, что у нас население концентрируется в самых крупных населенных пунктах. Константин Чуриков: Статистика по-прежнему показывает, что смертность – 100%, так или иначе. Оксана Галькевич: Хочется цивилизации, может, каких-то удобств населению, правильно? Александр Мерзлов: Вот недавно вообще договорились, что у нас 15 миллионов, условно, «лишних» людей в сельской местности. Дело в том, что сейчас остальные нацпроекты, в общем-то, готовились по программе, предложенной ЦСР и Правительством. И эта программа ориентирована на процесс урбанизации для повышения производительности труда и роста ВВП, так вот считают. Дело в том, что это устарелый подход, и он, вообще-то, рассматривает рост городов и промышленности как такой некий локомотив экономики, а сельским территориям отводится такая скромная роль как поставщикам дешевой рабочей силы и дешевых продуктов питания. Многие страны, многие развиты страны и развивающиеся уже поняли, что это не работает, что если происходит так, что рано или поздно экономика, промышленность тоже начинает замедляться, либо возникают колоссальные диспропорции в росте экономики, рост бедности, нищеты, неравенства, безработицы. Поэтому в новом национальном проекте устойчивого развития сельских территорий надо сместить акценты с агрохолдингов на качество жизни местного населения, надо более комплексно задействовать потенциалы сельских территорий. Причем я хочу сказать, что наши сельские территории в меньшей степени сельскохозяйственные, а в большей степени лесные. У нас просто таков климат, и у нас леса в два раза больше, чем сельхозугодий, по статистике. И там еще колоссальные неиспользуемые потенциалы есть. Но эти потенциалы должны быть использованы для населения, потому что, в конце концов, мы являемся по Конституции социальным государством, где основным выгодополучателем должно быть население, а не агрохолдинги. Константин Чуриков: Мы – российский народ. Республика Коми пишет: «В селе первобытнообщинный строй, государство только в телевизоре». Видим. Давайте еще звонок. Оксана Галькевич: Давайте Галину из Оренбургской области послушаем. Галина, здравствуйте. Зритель: Здравствуйте. Оксана Галькевич: Слушаем вас. Зритель: Я хотела бы к вам обратиться знаете по какому вопросу? Вот слушаю вас, допустим, передача у вас такая «Деревня в проекте». У нас деревня не процветает, а наоборот – угасает. Работы нет, дороги нет. Молодежь не хочет в деревне. Не с чем жить, понимаете? Нет работы. А если даже и есть работа, то в основном выезжают и вахтовым методом работают. А что такое вахтовый метод? Муж уехал, жена дома. Жена заработала деньги, приехала – муж набрал, как говорится, долгов. Дороги у нас нет, мы живем в селе. Нет у нас воды. Представляете, какую мы из колодцев пьем воду? Обращаем постоянно внимание администрации, а нам говорят: «Нет средств». Нам сделать анализ воды – денег нет. Уже обещают лет пять, чтобы провести воду. Хотелось бы, чтобы вы как-то были заинтересованы действительно в поднятии сел. Я за то, чтобы деревни процветали. Всю жизнь испокон веков было так, что село кормило город, правильно? Оксана Галькевич: Да, Галина. Спасибо большое. Константин Чуриков: Так оно так же и кормит, просто себе в убыток. Оксана Галькевич: Кстати, нам пишет Воронежская область, как и Оренбургская: «Нужно возрождать программу «Чистая вода». Давайте коротенечко еще выслушаем один регион – Воронежская область, Игорь. Константин Чуриков: Здравствуйте, Игорь. Зритель: Здравствуйте. Можно, да? Константин Чуриков: Нужно. Оксана Галькевич: Если можно – коротко. Зритель: Да. Я просто хотел о крестьянстве… Константин Чуриков: Ну вот, связь нас подвела. Оксана Галькевич: Очень жаль, да. Вот видите, начертили мы с вами целый круг проблем самых больших. И нам наши телезрители только подкидывают и подкидывают идеи, как нужно строить эту работу. Любовь Овчинцева: Вот то, что говорят люди, совпадает с данными нашего социологического опроса. Когда мы задавали вопрос «Какие приоритетные направления вы видите в развитии сельской местности?», на первое место вышли дороги. Оксана Галькевич: Дороги. Любовь Овчинцева: На второе место – вода. Оксана Галькевич: Вода. Любовь Овчинцева: Третье место – это строительство нового жилья, особенно сельхозорганизации за это ратуют. Оксана Галькевич: Жилье. Любовь Овчинцева: Расширять сеть медицинских учреждений. Оксана Галькевич: Медицина. Любовь Овчинцева: Люди очень остро чувствуют сужение доступа. Сделать повсеместно доступным интернет и мобильный телефон. Оксана Галькевич: Конечно, конечно! Константин Чуриков: Я еще подумал, что молодежи, чтобы она не убегала из деревни, нужны разные формы досуга. И молодежи нужна молодежь, иначе с кем продолжать? Оксана Галькевич: Да, это правда. На танцы. Любовь Овчинцева: Ну, из развития инфраструктуры еще газификация. Пока она идет очень хорошо, но тоже это важно. И поддержка малых форм хозяйствования. Вот такие приоритеты назвали люди. Оксана Галькевич: Потому что агрохолдингами всю страну невозможно заполнить, да? Любовь Овчинцева: Да. Оксана Галькевич: Спасибо, уважаемые гости. Константин Чуриков: А чтобы нас не обвиняли в «чернухе», в красивые деревни мы регулярно ездим. Еще съездим и в Самарскую область тоже. Оксана Галькевич: И, кстати говоря, об этом мы тоже говорили в прямом эфире. Спасибо нашим гостям. В студии сегодня были – Александр Мерзлов, руководитель Центра устойчивого развития сельских территорий Сельскохозяйственной академии имени Тимирязева, и Любовь Овчинцева, ведущий научный сотрудник Федерального научного центра аграрной экономики. Константин Чуриков: Спасибо. Мы через минуту к вам вернемся, через секунду, я бы сказал.