Петр Кузнецов: Ну а прямо сейчас «Личное мнение», и вот по какому поводу мы сегодня собрались в рамках этой рубрики. Россияне, как выяснилось, одобряют желание подростков начать работать до 18 лет – это свежие данные ВЦИОМ, свежий опрос. Так ответили 83% опрошенных, соответственно спрашивали у взрослых; 74% респондентов сказали, что сами начали работать в подростковом возрасте, а первый серьезный заработок получали в среднем в 16 лет. Марина Калинина: Ну вот еще немного нюансов этого опроса. Главным преимуществом раннего выхода на рынок труда россияне считают возможность заработать, быть финансово независимыми от родителей, так считают 37%. Четверть отметили в целом пользу приобщения к труду; 18% среди плюсов назвали то, что подростки заняты делом, а не шатаются по улицам и не сидят в подъездах. Петр Кузнецов: Что касается минусов, то их нет, треть опрошенных по крайней мере не видят в ранней трудовой деятельности никаких отрицательных моментов, остальные вроде бы как видят. Например, 16% указали на тяжелые условия труда, еще меньше, 11%, на нехватку времени на учебу; некоторые опасаются, что здоровью детей будет нанесен урон; 6% отмечают, что у подростков еще недостаточно развито чувство ответственности. Марина Калинина: На эту тему мы будем говорить с нашим гостем – это Алексей Валентинович Рощин, директор Центра социологии и социальной психологии при Московском институте экономики и управления в промышленности. Алексей Валентинович, добрый вечер. Петр Кузнецов: Здравствуйте. Алексей Рощин: Здравствуйте. Марина Калинина: Естественно, мы хотим присоединить, подключить вас к этой теме, к ее обсуждению. Спрашиваем вас, работали ли вы в подростковом возрасте, почему, зачем, где, кем? Вспомните, может быть, свою первую зарплату, которую вы получили. Пишите, звоните, делитесь своими мнениями. Ну и, естественно, ждем ваших суждений, рассуждений по поводу того, надо ли сейчас подросткам после 14 лет устраиваться на работу, хотя бы на какой-то период, например, летний. Алексей Валентинович, давайте немножко к цифрам, которые мы привели, вернемся. Вы сами считаете, все-таки больше плюсов в этой идее или минусов с точки зрения психологии, социологии? Алексей Рощин: Тут как бы на самом деле проблема, конечно, достаточно глубокая, разносторонняя, подходов может быть много. Я бы выделил на самом деле таких три основных фактора, причем они разнонаправленные. Первый – это, конечно, то, что в принципе трудовое, что называется, воспитание… Марина Калинина: Терапия. Алексей Рощин: Нет, именно трудовое воспитание – это такой был один из, можно сказать, фетишей советской власти, это еще идет у нас с того времени. Тогда считалось, что в принципе вообще все, что только ни делается с молодыми людьми, должно происходить в труде, вообще труд, как известно… Петр Кузнецов: И на пользу стране. Алексей Рощин: …сделал из обезьяны человека и так далее. Считалось, что дети и должны работать, что это хорошо, что в труде они, значит, обретают навыки коллективизма, именно работы на пользу обществу и так далее. Соответственно, и отношение к этому детскому труду с тех пор и идет в таком духе, что как бы да, давайте, пусть они действительно работают. Но второй тут на самом деле фактор уже такой более сомнительный, потому что ведь если ребенок работает, то получается так, что он чаще всего не учится или по крайней мере… То есть как соотнести вот эту самую учебу и работу? Ведь все-таки подростковый возраст – это возраст наиболее интенсивного обучения, приобретения знаний. Как тут соотнести это с трудом, особенно если это просто физический простой труд? Это вопрос, и тут уже возникает масса нюансов, уже становится непонятно, что делать с нашими детьми, особенно учитывая, что у нас сейчас все-таки XXI век, век сложной техники, и многие социологи говорят не только у нас, но и во всем мире, что сейчас вообще возраст детства, то есть возраст именно первичного обучения, отодвигается все дальше и дальше. Некоторые вообще говорят, что он «уехал» далеко за 20 лет, то есть до 20 лет наши дети должны учиться прежде всего. Ну и, наконец, третий фактор, он такой исключительно наш: это хорошо, если труд является именно как бы данью некоего воспитания, развития, общения и так далее, но ведь может получиться так, что дети работают просто для того, чтобы, как и взрослые, заработать деньги, грубо говоря, себе на жизнь, себе и своей семье. То есть в этом случае мы как бы с вами уже погружаемся совсем далеко, куда-то в XIX век, когда, как мы знаем, в крестьянских семьях, естественно, дети все работали уже начиная с 10 лет, мальчики были в поле и работали, собственно, практически наравне со взрослыми. Петр Кузнецов: Ну что делать, если доходы не увеличиваются… Алексей Рощин: Но они это делали ведь не из-за того, что это было у них воспитание трудовое или что это положено, а они это делали просто потому, что иначе было в селах не выжить. И… Марина Калинина: Ну а сейчас вы не проводите параллель с такой же ситуацией? Судя по нашим сообщениям, люди-то выживают. Алексей Рощин: Так вот это и получается, что как бы мы можем благостно рассуждать о том, что труд – это полезно, труд – это хорошо и так далее, что для детей на свежем воздухе это и хорошо, поработать лопатой и так далее. Но ведь получается так, что многие работают, потому что они вынуждены это делать, и это совсем, что называется, другой коленкор. Если мы, например, посмотрим на социологические опросы, которые проводились широкого плана, то, например, по одному из последних опросов получается, что до 60% нашего населения признались, что у них нет никаких сбережений, то есть это люди, которые на самом деле, что называется, живут с колес. Марина Калинина: На одну зарплату. Алексей Рощин: Получили зарплату, потратили, ждем следующую. Петр Кузнецов: Да, это наш основной зритель, кстати. Алексей Рощин: Ничего нет, да. Это, естественно, наши люди, это почти вся страна. Петр Кузнецов: Да. Алексей Рощин: И в такой ситуации получается, что работа детей есть не то что дань саморазвитию, а это, что называется, весомая прибавка к семейному бюджету. И может получиться так, кстати говоря, что, собственно, сами семьи и подталкивают детей к тому, что им надо работать. И получается, что они по сути дела «выпихивают» молодых людей на вот этот самый рынок труда. И тогда что мы можем получить? Мы можем получить то, что действительно семьи станут жить чуть лучше, но мы получим более неразвитое население, мы получим детей, которые с раннего возраста работали и из-за этого, по уважительной причине просто не получили необходимых знаний, следовательно, уже во взрослом состоянии им будет просто тяжело переключиться на какие-то современные технологии, на современную именно высокооплачиваемую профессию какую-то – просто в силу того, что у них не будет хватать базы. База сейчас очень важна. И вот в этом плане детская занятость приобретает такое я бы сказал серьезное значение именно для всего государства. Петр Кузнецов: То есть можно сказать, что и сейчас 16-летние идут работать грузчиками и дворниками, потому что есть при этом примеры того, как совсем юные становятся блогерами и свое творчество, собственно… Алексей Рощин: Это я участвовал много в таких обсуждениях… Петр Кузнецов: Не знаю, назвать ли его интеллектуальным или нет, но монетизируют его. Алексей Рощин: И особенно если это в Москве проводить подобного рода опросы, особенно передачи… Петр Кузнецов: Ну это свойственно центральным… Алексей Рощин: Естественно, можно позвать очень много гламурных молодых людей, которые говорят, что вот они зарабатывают 100 тысяч рублей в месяц, 200 тысяч рублей в месяц, миллион рублей в месяц и так далее. Петр Кузнецов: «В 14 лет я уже миллионер», есть такие истории. Алексей Рощин: Да-да, есть такие варианты и так далее. Но только за счет того, что человек ведет блог и рассказывает там, как играть в игры. Марина Калинина: Как он варит яйца, к примеру, я видела, как он мылит руки, есть такие варианты. Алексей Рощин: Ну там есть разные варианты. С одной стороны, это как бы возможность, которую предоставляет нам именно вот этот вот суперсовременный цифровой мир. Еще меньше 10 лет назад возможностей видеоблогинга просто не было, потому что не было такого быстрого Интернета, не было такого распространения. Но говорить о том, что молодые люди, так сказать, реально могут все таким образом зарабатывать деньги, что это вообще реальный заработок для большого количества молодых людей, конечно, нельзя. Это на самом деле единицы, это вот такая… Все эти истории – это такие чисто голливудские истории успеха, а на самом деле вот эта занятость молодых людей гораздо менее гламурная, особенно если мы берем не большие мегаполисы, которых у нас в стране буквально 2–3, а если мы берем основную территорию страны. Там молодые люди работают гораздо более приземленно и, кстати, значительно менее доходно. И действительно здесь у нас возникают проблемы, которые нас как бы мысленно перекидывают куда-то во времена царизма, что детский труд малооплачиваем, что детям стараются заплатить меньше, чем взрослым, поэтому их и берут на эту работу, потому что их легче обмануть. То, что их заставляют работать как взрослых разными правдами и неправдами, перебивают вот эти положенные 4 часа, которые вроде как у нас по Трудовому кодексу, 4 часа в день максимум, что можно для детей, и так далее. И получается так, что у нас такие возникают маленькие Оливеры Твисты. Петр Кузнецов: То есть мы когда говорим о том, что… Когда в стране распространен детский труд, это говорит... Алексей Рощин: Она проедает свое будущее. Петр Кузнецов: …о не совсем хорошей экономической модели самой страны, не о совсем хорошем устройстве страны, да? То есть это не совсем хорошо? Опять-таки это нас туда куда-то в прошлое уводит? Алексей Рощин: Да-да. Если бы… То есть в принципе именно в СССР были попытки по крайней мере наладить вот это вот соотнесение – не везде, а в некоторых передовых школах и так далее – детского и юношеского труда с потребностями роста экономики, то есть брать детей в какие-то продвинутые фабрики, продвинутые научные коллективы, где бы они, с одной стороны, помогали ученым или передовым технологам в их разработках, и сильно бы не перетруждались, и наблюдали бы реальную работу, и как-то вливались в этот коллектив, и сами приобретали бы увеличения в этой сфере. Естественно, если это делать в теории, то это очень хорошо, но в реальности получается так, что вот, условно говоря, дают в руки грабли и иди собирай мусор. Петр Кузнецов: Вперед. Марина Калинина: Давайте послушаем мнение Светланы, она нам дозвонилась из Великого Новгорода. Светлана, здравствуйте. Зритель: Здравствуйте. Петр Кузнецов: Здравствуйте. Зритель: Я хотела бы сказать, что дело в том, что я за детский труд в том смысле, что это развивает человека, это то, что школьная программа… Зря говорят, что кто-то за гуманитариев там, кто-то за техническое, за математику, кто на что способен, то и должен изучать. Я считаю, что должны изучать все потихоньку. Это зависит не только от человека, потому что это еще многое зависит от учителей. У нас там менялись учителя, оказывалось, что новый учитель преподавал по-другому. Я, например, стала очень сильно любить математику, это самый любимый мой предмет, хотя я по всем предметам очень хорошо, и русский, и до сих пор некоторые мне говорят ученики, я сколько лет не учусь в школе, что до сих пор мои сочинения приводят в пример, например. И по всем другим предметам… Дело в том, что я росла в деревне, в школу ходили, автобусов не было, как сейчас, специально для школьников, школьный автобус, возили нас на обычном рейсовом автобусе, то есть ездили из…, куда-то если по делам, но их редко отпускали, и мы с ним вместе. Автобус, извиняюсь, как банка селедки забит, и автобус частенько не приходил, и мы ходили в школу в основном, и зимой трактористы не могли трактора завести, сидели дома, когда 30-градусные морозы, а для нас заводили какой-то гусеничный трактор, фургончик и нас возили в морозы. А так мы ходили и в дождь, и в снег пешком в школу и туда, и обратно, учились, еще нас гоняли, извиняюсь, по полям, за нами следили специалисты-агрономы, которые работают, чтобы делали правильно. И выполняли работу… Во-первых, это развивает ум, это знания все, понимаете? А сейчас школьники что? Они даже дрель сейчас… Петр Кузнецов: Ну вот, Светлана, мы как раз хотели спросить: вам как кажется, сейчас подход современной молодежи каков к раннему труду? Чем он отличается? Зритель: Ну некоторые, кто хотят развиваться… У меня, например, брат двоюродный работает в администрации Пскова, старается, крутится-вертится, деньги есть, детей может содержать. Но дети, например, старшая дочка, у него на данный момент четверо детей, старшая дочка, я помню, ей было 15 лет, она в итоге получила два высших образования, сейчас живет в Москве. Она говорит: «Мне в принципе это не для денег», – она даже не для денег, не из-за денег, она то яйцами пойдет торговать. Даже ее бабушка, то есть моя тетя, говорит: «Я прихожу на рынок, и все к ней, она так хорошо разговаривает, так профессионально действительно… Она профессионально объясняет». То она куда-то в детский лагерь с детьми куда-то устраивается, уже постарше была, работать. Она говорит, что это чисто для развития, чтобы все познать и все узнать, понимаете? Петр Кузнецов: Ага, да, спасибо большое, Светлана. Марина Калинина: Понятно. Давайте еще Александра сразу послушаем, из Ленинградской области звонок. Александр, здравствуйте. Петр Кузнецов: Александр, говорите, здравствуйте. Зритель: У меня такой вопрос к вам. Я, конечно, на другую передачу хотел бы попасть, о пенсионной реформе, но вот сегодня у вас такая, я всегда смотрю, сегодня у вас программа про подростков. Вот я с 16 лет работаю и до скольки теперь? Вот я 1960 года рождения, я уже не попадаю в 60, я уже должен до 62 работать. Это сколько лет человек должен в жизни работать? Вот у меня такой вопрос. И еще одно – почему нет у вас передачи, они в запрете что ли, про пенсионную реформу? Потому что меня так бесит, что вот 2 года армии людям выкинули из стажа рабочего! Он идет военным, милиционерам, пожарникам, он всем идет, а гражданским почему-то он выкинут. Петр Кузнецов: Александр, вы неправы, вы, наверное, не совсем внимательно смотрите наш эфир, мы периодически поднимаем эти вопросы, поэтому ваш второй вопрос все-таки для следующей большой темы, она обязательно будет, о пенсионной реформе тоже будем говорить. Алексей, по поводу первого вопроса я бы даже знаете как, попытался пофантазировать. У нас такой своеобразный батл вчера был, молодые со стариками, вернее с пожилыми: мы говорили о том, что мужчинам за 50 очень сложно сейчас найти работу, особенно мужчинам за 50… Марина Калинина: …но в то же время и молодым сложно найти работу. Петр Кузнецов: И в SMS-портале, значит, молодые пишут, что им пожилые места… Марина Калинина: …не освобождают, мешают. Петр Кузнецов: Другие говорят, что их молодежь выживает. Вот если взять вот совсем вот этот подростковый, у нас же по закону, по-моему, с 14 уже можно начинать работать и эти деньги уже отходят как раз самому подростку. Вот на рынке труда вот эти совсем молодые кому могут составить конкуренцию, какой возрастной, социальной группе? Алексей Рощин: На самом деле смотрите, тут же сама эта проблема, что молодые не могут найти работу, старше 50 не могут найти работу, – ведь по сути дела это о чем говорит? Это говорит о том, какие качества более всего востребованы от работника. Чем отличаются вот эти вот или слишком молодые, или слишком пожилые? – чем они отличаются от как бы среднестатистического работника? Тем, что у них просто как бы меньше сил. У молодых… Петр Кузнецов: У одного нет опыта, у другого сил. Алексей Рощин: У молодых, потому что они силу еще не поднакопили, еще не созрели, а кто старше 50, у них меньше сил, потому что они уже, как бы так сказать, на сходе. То есть по сути дела получается, что проблема-то наша скорее в том, что работа в нашей стране заточена прежде всего на физические усилия, она требует физической готовности. Если бы работа была более интеллектуальная, рассчитанная на то, что называется шариками и роликами, то тогда бы, соответственно, можно было бы работать и умным молодым, и опытным пожилым. Но поскольку получается, что от вас требуются прежде всего физические усилия и физическая выносливость, то вот и возникают такие проблемы. Это говорит о том, что наша экономика, как нам много раз об этом говорил наш премьер Медведев и все прочие, все еще недостаточно на самом деле достигла современного уровня, она еще очень сильно закручена на банальную физическую силу и физическую выносливость. Марина Калинина: Смотрите, давайте посмотрим на этот просто немножко с другой стороны, со стороны самих подростков. Все-таки ВЦИОМ спрашивал взрослых людей, родителей, возможно, бабушек и дедушек, они вспоминали, как они работали в подростковом возрасте в совхозах и колхозах, в частности, и на заводах, и где-то еще. А вот сегодняшние подростки вообще сами ментально готовы работать? Потому что мне кажется – я не знаю, Петя со мной согласится или нет, – что сейчас дети взрослеют гораздо позднее, и вот эта инфантильность в эти 14–16 лет, мне кажется, даже не закладывает в их мозг желание пойти работать и как-то помогать. Петр Кузнецов: Абсолютно. Алексей Рощин: Вот мы с этого начали, когда я говорил, что возраст детства как бы во всем мире все больше и больше отодвигается, все уходит… Петр Кузнецов: Уже до 30 доходит. Алексей Рощин: По некоторым даже доходит, что да, детство еще и в 30 лет. И на самом деле этот процесс, конечно, менее значим в нашей стране именно потому, что у нас экономика еще не до такой степени развита. Но, естественно, он имеет место и у нас, и получается так, что… Вот опять-таки как психолог скажу, что для психолога есть разные понятия возраста: есть понятие биологического возраста, есть понятие физиологического возраста и есть понятие психологического возраста, и они на самом деле не совпадают, их можно в принципе определять специальным образом по каждому человеку. И может получиться так, что реально подростку, допустим, 14 лет или 16, а психологически ему… Марина Калинина: …десять… Алексей Рощин: Да, ему 10 лет на самом деле. А может быть и наоборот, может быть, ребенку 12, а психологически ему все 20, такое тоже бывает, но гораздо реже на самом деле. А реально получается так, что действительно вот этот психологический возраст на самом деле все больше и больше сейчас отстает от биологического, и у нас дети до 14–16 и так далее остаются все еще на уровне ребенка. Причем это не касается сексуального развития, в сексуальном плане созревание происходит, а, что называется, в общественном плане оно остается на самом деле на том же уровне. И получается так, что да, дети не понимают, зачем им работать, зачем им прилагать существенные усилия, особенно физически утомляться, когда в принципе их родители кормят. Какой смысл в этом? На самом деле тут получается так, что взрослению способствует по сути дела только очень серьезное усложнение или даже крах ситуации в семье, то есть если семья оказывается неспособной обеспечивать элементарные потребности ребенка, тогда он выталкивается в эту сферу, но и то у него происходит сильная ломка, потому что дети не готовы воспринимать вот эти вот серьезные перемены, особенно на фоне своих сверстников и особенно на фоне окружающей медийной обстановки, где им показывают, что что делают молодые ребята? Они веселятся, поют, играют… Марина Калинина: …красиво живут. Алексей Рощин: …встречаются, так сказать, едят мороженое в кафе и, в общем, никаких серьезных проблем типа того, «что я буду есть завтра?», перед ними не стоит. Петр Кузнецов: Именно поэтому мы когда обсуждали в этой студии миллениалов так называемых, вот это вот новое поколение, мы выяснили, что у них, во-первых, отсутствуют карьерные амбиции, для них гибкий график намного важнее, чем размер зарплаты. И вот смещение вот этих приоритетов объясняется смещением возраста биологического и психологического? Алексей Рощин: Да, и вот эта вот низкая амбициозность как раз тоже, это такое растекание – это, конечно, еще во многом определяется, с другой стороны, и настроем родителей. Если в семьях родители воспитывают детей так, что они вот бьются, они преодолевают ступеньку за ступенькой, они как-то совершенствуются и так далее, там и дети тоже получаются… Петр Кузнецов: Настрой непосредственно связан с капиталом домашним, семейным? Алексей Рощин: С капиталом или вот с внутренним как бы состоянием человека. Родитель может быть и необязательно богатым, но он рвется и стремится к чему-то. А у нас получается так, что у нас очень многие люди на самом деле уже в возрасте 25–30 сдались, они уже сдались, они родили детей, живут, но у них уже нет амбиций, они уже понимают, что они вот на этом уровне, особенно если мы возьмем как раз общую Россию, что вот они попали на этот свой уровень, там в регионах… Петр Кузнецов: Это свойственно, извините… Да, как раз регионы прозвучали – как раз вот эта модель, которую вы описали, свойственна больше большим городам или как раз глубинке? Алексей Рощин: Это именно как раз средним, небольшим городам, то есть такой средней России как раз статистической. Там люди понимают, всяк сверчок знай свой шесток, особенно никуда не продвинешься, и вот на этот уровень мы попали и на нем должны просто держаться, стараться ниже не опуститься. Дети эту психологию усваивают, и они тоже не стремятся ни к чему уже с ранних своих лет. Соответственно, они и не рвутся никуда, естественно, работать. Петр Кузнецов: Это вот про это: «Твой дед работал на заводе, я работал на заводе, ты за этим же станком…» Алексей Рощин: Ну это просто про то, что все схвачено, везде свои кланы, свои семьи, и поэтому… А мы простые люди, нам вот на нашем уровне придется оставаться. Не хватает социальных лифтов. Вообще говоря, образование и есть ведь главный социальный лифт во всем мире, но у нас ситуация такая, что как раз оно так не особо воспринимается, то есть нет такой твердой взаимосвязи для наших людей, что если я буду очень образованный, у меня голова, как дом советов, то я, соответственно, буду хорошо жить. Вот даже если опрашивать тех же школьников, мы не увидим этого, наши люди этой прямой связи не видят. Они видят, кто составляет элиту, прикидывают, какое у них на самом деле образование, и они пожимают плечами, они говорят: «Собственно говоря, значит, и нам не особо надо, если они продвинулись без этого, а мы вот так и живем». У нас нет этой связи опять-таки из-за того, что экономика не очень диверсифицирована. Марина Калинина: У нас есть еще один звонок, Александр из Красноярского края. Александр, приветствуем вас. Зритель: Здравствуйте. Петр Кузнецов: Здравствуйте. Марина Калинина: Здравствуйте. Зритель: Я хотел бы спросить у Алексея, в каком году он закончил школу. Алексей Рощин: В 1984-м. Зритель: В 1984-м. Скажите, пожалуйста, сколько уже при трудовом… Раньше был предмет труда, сколько вы сделали скворечников? Алексей Рощин: Ну там у нас были не скворечники, мы, помню, ходили на телефонную станцию и там соединяли этих… Трудовая практика, тогда еще были коммутаторы, мы соединяли людей на междугородних переговорах, это вот такой у нас был труд, практика так называемая. Петр Кузнецов: Александр… А, Александр все уже? А что это за «коэффициент скворечников»? Я как человек, в 1984 году только родившийся… Что Александр хотел этим измерить? Алексей Рощин: На некоторых трудах просто был труд как предмет, там надо было в принципе во многих школах работать рубанком, то есть там было разделение мальчиков и девочек: мальчики должны были строгать и делать стулья или скворечники, а девочки должны были шить платья или готовить еду. Но в принципе у нас трудовик непрерывно пил, там ничего подобного мы не делали, вроде как никто из-за этого не переживал. Петр Кузнецов: Давайте послушаем и посмотрим на людей с улиц разных городов. Мы спрашивали у них, работали ли они в подростковом возрасте, вот что получилось. Вернемся в студию и обсудим результаты. ОПРОС Петр Кузнецов: И вот сообщение у нас в продолжение вот этого опроса: «Мой племянник не стал работать за зарплату в 7 600, уволился и нашел работу за 57 тысяч рублей. Он доволен, его все устраивает», – это город Белорецк, Башкортостан. Марина Калинина: Еще непонятно, сколько лет племяннику. Алексей Рощин: Неплохая зарплата. Петр Кузнецов: Да, и тут, например, не указывают… Например, Москва пишет: «Первые 100 рублей внук принес в 10 лет, а в 12 надорвал спину, работал из-за нужды». Архангельск: «В 14 лет носил кирпичи на стройке, заработал на костюм к выпускному». И Краснодар: «На Кубани рано начинали работать, поэтому и регион процветающий, вот и едет вся сюда страна». Марина Калинина: Давайте, у нас еще есть пара минут, послушаем Елену из Калуги, ее опыт. Елена, здравствуйте. Зритель: Здравствуйте. Я по поводу детского труда. У нас семья не была нищая, не богатая, но и не нищая, и у нас все четверо детей учились и работали. Я должен сказать, что это им помогло в дальнейшем найти хорошее место работы. Сейчас они все взрослые семейные люди, успешные в своих специальностях. Я нисколько не жалею, что послала их в 14 лет, после 9 класса послала работать. Марина Калинина: Спасибо. Петр Кузнецов: Спасибо. Марина Калинина: Вот такое позитивное завершение нашей сегодняшней дискуссии. Пару слов буквально, у нас пару минут есть еще, как подведение итогов. Алексей Рощин: Ну на самом деле получается как? В принципе, конечно, при той экономике, которую мы здесь имеем сейчас, наверное, я как бы скажу в противоположность тому, что говорил раньше, что действительно в этой ситуации ранний детский труд, если он не является совсем изнурительным и совсем из-под палки, он на самом деле поможет. Потому что ситуация такая, что хорошего образования все равно приобрести трудно, за исключением нескольких городов, а навыки именно преодоления себя, навыки взаимодействия с другими людьми в процессе достижения цели, навыки реальной ответственности опять-таки за свой труд – это все-таки помогает, это может пойти на пользу. Единственное, что человек теряет время на то, чтобы по-настоящему хорошо научиться, но действительно может выйти и так, что человек будет учиться, получит хорошее образование, а все равно в итоге займется тем же самым. Марина Калинина: Но можно ведь не постоянно работать, есть же летние каникулы достаточно длинные, устраиваться временно. Алексей Рощин: Ну летние каникулы тоже… Я считаю, что в принципе и в каникулы, сейчас они сократились очень из-за всяких экзаменов, тоже хорошо было бы детям на самом деле отдохнуть плохо. Но если немного поработать, особенно как вот девушка из музучилища работала концертмейстером, то есть она как бы и работала, и с другой стороны навыки себе приобретала… Петр Кузнецов: Совершенствовалась. Алексей Рощин: Да, это было замечательно. Если человек любит программирование, изучает все эти языки и заодно еще и программирует где-то… Марина Калинина: Ну если может применить свои знания где-то. Алексей Рощин: Да, это самый оптимальный вариант. Петр Кузнецов: Ну занятость подростков, опять же Марина верно указала, на самом деле мы-то у них пока не спрашивали. Тем не менее занятость подростков должна быть государственной задачей? Алексей Рощин: Мне кажется, что здесь на самом деле главная задача государства – это следить больше всего за тем, чтобы не было того, что называется эксплуатацией детского труда. Петр Кузнецов: Нелегального детского труда. Алексей Рощин: Чтобы строго соблюдались все нормы. У нас получается так, что государство из очень многих сфер ушло, пустило это дело на самотек, пусть люди как хотят, а именно в плане детства это особенно опасно, потому что здесь ребенка можно не просто, так сказать, лишить будущего в плане учебы, но и просто погубить. Здесь очень важно за этим строго следить, и к этому я хочу призвать именно государство. Петр Кузнецов: Спасибо большое. Марина Калинина: А еще можно платить родителям хорошую зарплату, чтобы дети не вынуждены были работать, потому что им есть нечего. Алексей Рощин: Это совсем хорошо. Петр Кузнецов: Отлично. Знаешь, как закончить, Марина. Марина Калинина: Да, я старалась. Петр Кузнецов: Да. Спасибо. Марина Калинина: Спасибо. Алексей Рощин, директор Центра социологии и социальной психологии при Московском институте экономики и управления в промышленности.