Константин Чуриков: Ну что, наша следующая тема – «Взлет над свалкой». На защиту лайнеров от птиц потратят более 5 миллионов рублей. Так получилось, что вскоре, прямо через несколько дней после аварийной посадки самолета рядом с аэропортом Жуковский в Минтрансе задумались о новой системе орнитологической безопасности. Кстати говоря, есть примеры того, как это может работать. В том же аэропорте Толмачево (это под Новосибирском) уже много лет действует орнитологическая служба защиты. Для отпугивания птиц там что только ни применяют. Это всякие биоакустические методы, пиротехника, вращающиеся зеркала, ловушки, воздушные змеи. Вот результат. Столкновения с птицами там происходят (как указывается) в 3 раза реже, чем в среднем в мире. Давайте сейчас поговорим о том, какие уроки усваиваются после посадки самолета в кукурузном поле. У нас сейчас на связи Сергей Рыжов, руководитель отраслевой группы авиационной орнитологии. Сергей, здравствуйте. Оксана Галькевич: Здравствуйте. Сергей Рыжов: Здравствуйте. Константин Чуриков: Скажите, пожалуйста, это такая прямо большая проблема для нашей страны – защитить экипажи, пассажиров, все самолеты, которые взлетают и садятся, от птиц? Сергей Рыжов: Последние годы, без сомнения, проблема предотвращения столкновений воздушных судов с птицами вышла на первый план. Я думаю, что это так. Оксана Галькевич: Скажите, пожалуйста, Сергей, а вот те средства, которые мы назвали – 5.6 млн рублей, которые пойдут на разработку новой системы орнитологической безопасности – на что они, собственно, будут потрачены? Мы же привели пример с Костей Новосибирска: все уже давно придумано, все прекрасно работает. Эти деньги пойдут на что? Сергей Рыжов: По инициативе Минтранса, я думаю, необходимо подготовить некую информационную основу для того, чтобы обосновать, подготовить, сформулировать дальнейшие шаги со стороны авиационных властей для регулирования в этой области. Проблема в том, что очень долго никакие регулирующие решения в этой области не принимались. И сейчас мы видим, что подготавливается некая информационная основа. То есть, другими словами, ожидать какого-то практического результата от проведения этой работы, конечно, не следует. Оксана Галькевич: Я все-таки не поняла, Сергей. То есть эти средства пойдут что значит на подготовку неких шагов? На оформление документации, на внесение изменений в какие-то акты, документы, уставы и все прочее, которые регламентируют работу аэропортов и так далее, или все-таки деньги пойдут ученым, которые занимаются разработкой неких решений в этой сфере? Сергей Рыжов: Это очень интересный вопрос. То есть задача поставлена – прежде всего изучить российские нормативные акты в этой области. Судя по всему, Минтранс просто в них не ориентируется. И второе – это просто подготовить и научно обосновать какие-то шаги, управленческие решения, для того чтобы начать эту область как-то регулировать на другом уровне. Константин Чуриков: Сергей, а вам не кажется, что есть какое-то явное противоречие между такими двумя явлениями, как коррупция и новые технологии. Потому что когда мы понимаем, что птицы попадают в двигатель самолета – это потому что рядом все еще мусорная свалка, которой ни на одной карте нет, но она там есть. И кому-то выгодно ее там держать. Вот здесь с какого края взяться за проблему? Потому что можно вашу службу оснастить по последнему слову техники. Но чаек вокруг по-прежнему будет много. Сергей Рыжов: Вы абсолютно правы. То есть замыкаться на только, допустим, техническое оснащение этой работы в аэропортах не стоит. И замыкаться на вопросе ликвидации только свалок и на этом остановиться, конечно, тоже не стоит. Орнитологическое обеспечение безопасности полетов – это очень сложный комплекс, который включает очень многие мероприятия, и так далее. Но если мы посмотрим с вами действующую авиационную нормативную документацию, то увидим, что все требования адресованы прежде всего к низовому уровню. То есть к уровню аэропортов. Максимум – летному составу, небольшой части. То есть совершенно непонятно, чем же должны заниматься государственные органы – как они должны регулировать, кто должен контролировать и так далее. Я думаю, сейчас как раз ставится вопрос о том, чтобы создать некую систему государственного регулирования или систему управления орнитологическим обеспечением в целом в отрасли нашей страны. Оксана Галькевич: Сергей, скажите, а вот, собственно говоря, от кого зависит решение таких проблем, когда рядом со взлетно-посадочной полосой вдруг обнаруживается свалка? Мы понимаем, какую опасность это представляет. Там же всегда скопление птиц, чаек. Что здесь нужно сделать, чтобы свалка не появилась рядом с аэропортом, рядом со взлетно-посадочной полосой? Каким образом эти документы и внесенные в них изменения помогут на это повлиять? Это уже такой межведомственный вопрос. Сергей Рыжов: Если какие-то новые документы появятся. Ведь там одна из задач, которую Минтранс ставит перед исполнителями – это определить по крайней мере перечень новых нормативных требований, которые позволят на эти процессы влиять. А сейчас это зависит от чего? От низового персонала, то есть от специалиста по авиационной орнитологии. Если он есть в аэропорту, он должен прежде всего этот объект, представляющий опасность для полетов, выявить. А дальше уже переходим на уровень администрации аэропорта. Надо обращаться к муниципальным властям и как-то пытаться или ограничить деятельность этого объекта, привлекающего птиц, или добиться его перенесения. В крайнем случае – закрытия, даже через суд. Константин Чуриков: Я сейчас читаю статью в газете «Коммерсантъ». Директор департамента Минтранса России Светлана Петрова сказала следующее: «Сейчас Министерство разрабатывает законопроект о резком сокращении приаэродромной территории. В нем прописана установка 7 подзон». Скажите, пожалуйста, в этой ситуации зачем сокращать приаэродромные территории? Сергей Рыжов: Это очень сложный вопрос. Формулировка неконкретная. Сейчас установлены подзоны, на которые делится проаэродромная территория. И в отношении защиты от птиц можно назвать подзону 6. Ее параметры уже определены. Это 15 км от аэродрома. На этой территории необходимо контролировать появление объектов, способствующих привлечению птиц и массовому их скоплению, или как-то ограничивать деятельность действующих. По крайней мере в этом вопросе уже определение есть. Оксана Галькевич: Сергей, можно еще очень коротко? Пришел вопрос от нашего зрителя из Москвы: «А нельзя ли на нос самолету прикрепить какой-нибудь эффективный отпугиватель? Взлетел – и всех распугал». Есть какие-то такие решения? Сергей Рыжов: Такие случаи уже были. И мы такие предложения рассматривали и от отечественных авиаторов, и слышали такие предложения от наших зарубежных коллег. Пытались рисовать и имитировать окраску крупных перьев хищных птиц на пропеллерах прежде всего, и на носовой части самолета пытались нанести рисунок, соответствующий рисунку на лице, можно сказать, допустим, сокола. Но это не привело к каким-то ощутимым результатам. С другой стороны, популярная идея – если, допустим, мы воздухозаборник двигателя будем защищать какими-то механическими устройствами. Но в этом случае тоже все проработано давным-давно, несколько десятилетий назад. Появление любых сеток, каких-то ограждающих механических препятствий снижает мощность двигателя, что недопустимо на взлетном режиме, например. Константин Чуриков: Ну, да. Наших чаек с наших помоек просто так не испугаешь. Спасибо. Сергей Рыжов, руководитель отраслевой группы авиационной орнитологии. Оксана Галькевич: Я почему-то вспомнила. Знаешь, венецианские маски с клювиком. Константин Чуриков: Нам звонит Виктор из Алтайского края. Виктор, здравствуйте. Ваше мнение. Что делать в этой ситуации? Зритель: Просто-напросто надо дойти до того, как за рубежом – к раздельному сбору мусора. Почему-то в Дортмунде аэродром находится считай что на окраине. И летают все самолеты и на Москву, и все. И нету никаких птиц. Дело в том, что это убирается, им питаться нечем. Константин Чуриков: Кормовая база исчезает. Зритель: А у нас свалки везде. Слава богу, у нас самолеты не летают. А то давно бы уже на воду упал. Константин Чуриков: Спасибо за ваш звонок. Сейчас у нас следующий спикер. Это уже, собственно, летчик. Альфред Малиновский, вице-президент профсоюза летного состава, пилот, заслуженный работник транспорта России. Здравствуйте, Альфред Августович. Альфред Малиновский: Здравствуйте. Я слышал контекст, начало этой дискуссии. У меня есть конкретное предложение. Коротко, если не будете перебивать. Не нужно изобретать велосипед, чем мы часто занимаемся. Нужно обратиться к опыту зарубежных продвинутых авиакомпаний, аэропортов. Это раз. Второе. Если эти 26 миллионов выделяются в целом на решение проблемы, то это чушь собачья. Это все равно что слона искупать ведром воды. Поэтому намерение благое, но мы знаем, куда ведут такие намерения. Поэтому что я предлагаю? Нужна карта миграции чаек. В основном проблема в чайках. Это миграция от свалок к отстойникам, к водоемам. И не в радиусе 15 км, а гораздо больше. Дальше. Суточный режим миграции – когда, во сколько летают на водоем, с водоема, пересекают взлетно-посадочные курсы. Есть такая наука этология. Это наука о поведении животных. Нужно привлечь этологов. Я думаю, что они у нас есть. И подключить сюда орнитологов. Вот эти 26 миллионов должны пойти на это. Если же будут их адресовать на решение в целом всей проблемы, это будет размазано и абсолютно неэффективно. Константин Чуриков: Тонким слоем. Там, кстати, речь шла всего-навсего о 5.6 млн рублей. Оксана Галькевич: Альфред Августович, а чем опыт нашего новосибирского аэропорта Толмачево плох? Мы в самом начале рассказывали, что у них в среднем в 3 раза реже, чем по миру, происходят подобные ситуации с птицами. То есть результат выше. Альфред Малиновский: Дело в том, что мы не знаем, почему там в 3 раза ниже. Может быть, миграция идет в 3 раза ниже. А, может быть, действительно, у них опыт какой-то уникальный. Я еще раз повторяю. Нужно, не изобретая велосипед, сравнить наши меры и меры зарубежные. И тогда будет ясно, заниматься какими-то новациями… Но самое главное, повторюсь: 26 млн – это ведро воды на слона. И они должны быть израсходованы на режим суточной миграции, карту, где мигрируют эти чайки. Оксана Галькевич: Причем, в рамках всей страны нужно эту работу проводить. Константин Чуриков: Скажите, вот в вашей летной практике, вот, перед рейсом вам сообщают о птицах, о том, что они могут лететь, что надо проявлять внимание? Есть такое оповещение? Альфред Малиновский: Иногда сообщают, иногда нет. Дело в том, что в период весенних и осенних перелетов я встречал целые стаи северных гусей (казарок) прямо на полосе. Потому что полоса освещается ночью. И гуси часто идут на блестящие эти блики, принимая их за водную поверхность, и садятся там. Все это нужно поручить этологам и орнитологам, разработать карту миграции, режим миграции. Оксана Галькевич: Альфред Августович, а в такой ситуации, когда вы получили информацию о том, что возможно скопление птиц, такая опасная ситуация, что может сделать пилот, как отреагировать… Альфред Малиновский: Пилот должен ждать, когда этой миграции не будет. Это неплохая идея. А вот быть готовым к отказу двигателя, одного или двух, и готовым к посадке на площадку, находящуюся в секторе курсе взлета, он должен быть готов. Вот и все. Оксана Галькевич: Да, спасибо. Константин Чуриков: Спасибо. Нам активно пишут зрители. Ленинградская область: «800 м до взлетающих самолетов от городской застройки. И распугивают не птиц, а жителей моей Ульянки». Кстати говоря, тут хотели ввести в эксплуатацию эту третью взлетно-посадочную полосу в Шереметьеве и пока не ввели, потому что она находится вблизи жилых зданий, вблизи частного сектора. Тоже есть о чем поговорить. Но мы переходим к следующей теме. В Москве 12-46.