На работу с чистой совестью. Каждый год из российских тюрем освобождается около 200 тысяч человек. И перед ними встает вопрос: как дальше жить? ФСИН и Роструд взялись им помочь с поиском работы. Как это соглашение будет работать? Анастасия Сорокина: Федеральная служба исполнения наказаний России и Роструд договорились помочь людям, отбывающим наказание в тюрьмах и колониях. Сотрудники соцзащиты будут размещать на сайте «Работа в России» резюме заключенных, помогая им таким образом найти работу к моменту освобождения. Александр Денисов: По данным ФСИН, профессию можно получить даже в местах заключения – там дают навыки по 167 профессиям. По данным за 2018 год, у заключенных востребованы такие специализации, как мастер отделочных работ, сварщик, каменщик, бетонщик, тракторист, электромонтер. Это что касается профессионального образования. За 10 лет выросло также в 3 раза и число заключенных, которые получают высшее образование во время отбывания своего срока. Популярностью пользуются такие профессии, как экономика, менеджмент, управление малым бизнесом, а также юриспруденция, социология и психология. Тему будем обсуждать с нашим гостем – у нас в студии Андрей Владимирович Бабушкин, член Совета по правам человека при президенте Российской Федерации. Андрей Владимирович, здравствуйте. Анастасия Сорокина: Здравствуйте. Андрей Бабушкин: Добрый день. Александр Денисов: Нельзя сказать, что такой системы у нас не было в стране, что-то существовало. Социальные гостиницы для освободившихся, некоторые службы занятости в регионах действительно старались квотировать им места, региональные губернаторы решали вопрос, но в целом системы по стране не было. Андрей Бабушкин: Системы по стране не было, начиная с середины 90-х годов. Еще во времена Российской империи была такая практика: человек, отбывавший наказание, получал в качестве подарка набор инструментов и профессию. Александр Денисов: Каких инструментов? Андрей Бабушкин: Ну, если слесарь – слесарных, токарь – токарных и так далее. Человек получал с собой чемоданчик, и с этим чемоданчиком он мог прийти куда-то – в тот город или в то село, где он жил. А это были дорогие инструменты, они стоили тогда несколько месячных зарплат. И он мог стать уважаемым человеком в своем сообществе и тем самым приносить… Из хулигана и забулдыги, которым его помнили перед тем, как он сел в воспитательно-исправительное заведение для несовершеннолетних или отправился в тюрьму для взрослого спецконтингента, он мог стать добросовестным работником. В советские времена эта практика получила развитие. Я хочу напомнить, что когда человек освобождался из исправительно-трудовых учреждений, в соответствии со статьей 104-й Исправительно-трудового кодекса РСФСР, его совет местных депутатов, исполком местного совета обязан был трудоустроить в течение десятидневного срока. То есть он мог болтаться, чувствовать, вдыхать воздух свободы и ничего не делать только десять дней. Через десять дней он должен был приступать к работе. К сожалению… Александр Денисов: В те годы даже обычному человеку, не бывшему заключенному, нельзя было не работать – попадали под суд. Андрей Бабушкин: Ну, не совсем так, не совсем так. Была статья «Тунеядство», она касалась лиц, которые не работали более трех месяцев. Тем не менее мы знаем, что очень многие люди работали по частным договорам. Эта статья была щадящая, она была «полуспящая». Она «просыпалась» тогда, когда нужно было на самом деле прижать настоящего бездельника или какого-то политического оппозиционера – например, Иосифа Бродского, как мы помним. Да? Александр Денисов: Да. Андрей Бабушкин: Ну, было тем не менее 3 миллиона человек, занятых в частном секторе. Как сегодня мы их называем – самозанятые. Шабашники так называемые, которые, в общем-то, неплохие деньги зарабатывали честным трудом без официального оформления через государственные структуры. Но в 90-е годы эта система оказалась разрушенной. И действительно, со стороны ФСИН предпринимались серьезные попытки каким-то образом трудоустроить освобожденных. Ну, например, пять лет назад я очень обрадовался, когда прихожу в столовую, а там красивый симпатичный терминал. И по нему не только можно было найти изменения в законодательстве, образцы документов, но там были данные и об актуальных вакансиях. Вот прошло некоторое время, терминалы сломались, обслуживающих организаций и запчастей не было. И во многих колониях эти терминалы просто остались в качестве приятного и красивого украшения библиотеки или столовой. Александр Денисов: Извините, прослушал. Вы терминал в столовой в колонии это увидели? Андрей Бабушкин: Да, конечно, в колонии. Александр Денисов: А там кто-то стоял возле терминала? Андрей Бабушкин: Никто не стоял. Около него висела памятка, как им пользоваться. Любой заключенный… Александр Денисов: Ну, люди пользовались? Андрей Бабушкин: Конечно, разумеется. Но давайте не забывать, что, во-первых, между человеком, который не имеет навыков пользования электронным устройством, и самим электронным устройством есть мощный психологический барьер. Если вы сидите десять лет и никогда в жизни не держали в руке мобильного телефона, то, конечно, этот терминал, кроме состояния ужаса и чувства собственной неполноценности, больше ничего у вас не вызовет. Анастасия Сорокина: Андрей Владимирович, давайте как раз посмотрим, что же сейчас происходит. Андрей Бабушкин: Ну давайте посмотрим, хорошо. Я хотел, правда, закончить свою мысль, ну ладно. Анастасия Сорокина: У нас есть сюжет из Липецка как раз об освоении этих новых профессий, новых технологий. Как это происходит в Липецке? Давайте посмотрим сюжет. СЮЖЕТ Александр Денисов: А смогут ли устроиться? Потому что в том же самом ФСИН говорят, что, по-моему, 63% заключенных (поправьте меня, если я что-то неточно говорю) обратно к ним возвращаются, в места заключения. Кто его знает – то ли они не нашли работу, то ли они не искали, потому что у них другие цели в жизни. Андрей Бабушкин: Понимаете, здесь возникает обычная путаница, она связана с неправильной методикой подсчета. Действительно, сегодня в колониях 63% спецконтингента – это люди, уже ранее отбывавшие наказание в виде лишения свободы. Но это не значит, что рецидив составляет 63%. Почему? Потому что мы прекрасно понимаем, что у рецидивиста срок наказания больше, то есть ему наказание дается более суровое. Поэтому если мы пересчитаем соотношение сроков у рецидивистов и у впервые осужденных, то мы увидим, что количество лиц, которые совершают преступления в период неснятой, непогашенной судимости (то есть те, кого мы называем рецидивистами), примерно 29–33%, не 63%. Но ФСИН… Александр Денисов: Не так много. Андрей Бабушкин: Нет, это очень много. Вы что? Это очень много. Но меньше, чем… Александр Денисов: Но не 63%. Андрей Бабушкин: Да. Но меньше, чем во многих развитых странах Запада. Поэтому ФСИН сегодня поставила какую задачу? Исследования показали, что среди людей, которые вышли и не начали трудиться, уровень рецидива выше в 5 раз. То есть это самый главный… Александр Денисов: Чуть ли не 80%, говорят. Андрей Бабушкин: Ну да, 5 раз, 80%. Александр Денисов: То есть– почти все. Андрей Бабушкин: Самый главный фактор повторной криминализации, постпенитенциарного рецидива – это именно отсутствие у человека работы. Теперь – по поводу этих сюжетов. Что я хочу сказать? Ну, трудоустройство мужчины в качестве портного или швеи мне кажется достаточно проблемной задачей. Александр Денисов: Вопрос? Андрей Бабушкин: Я все-таки думаю, что мужчин скорее надо было обучать профессиям, связанным с железом, со строительством, с компьютерами. Хотя, конечно, мне известны случаи, когда парень получил профессию швеи и сегодня является успешным портным. Александр Денисов: Классический случай – «Калина красная», Егор Прокудин, тапочки шил. Андрей Бабушкин: Да-да-да, такие примеры есть, но все-таки на это делать ставку не надо. По поводу обязанности получить профессию – такой обязанности нет. Я бы, наверное, это вменил в обязанность осужденным, но с этой обязанностью очень важно право: получил профессию – срок уменьшается, например, на 10%. То есть чтобы у человека был стимул профессию получать. Получил пять профессий, понимаете, успешно, добросовестно отнесся к получению профессию – уполовинил свой срок. Сегодня же мы видим, что система действует намного более проблемно. Человек может быть на хорошем счету. И вот наступает у него срок УДО – и в кармане у него обнаруживается запрещенный предмет, например, бритва или SIM-карта мобильного телефона. И все. Теперь год ему нужно зарабатывать снятие этого самого взыскания, прежде чем суд его может условно-досрочно освободить. Александр Денисов: Ну, они все звонят по телефону, это обычная практика. Андрей Бабушкин: Они все звонят по телефону, но не у всех обнаруживаются SIM-карты. Понимаете? Анастасия Сорокина: А у нас разрывается телефон от звонков, разрывается телефон… Андрей Бабушкин: Проблема в том, что могут быть обесценены те достижения, которых человек смог добиться по месту отбытия наказания. Давайте ответим на звонки. Анастасия Сорокина: Да. Нам дозвонился Михаил из Красноярского края. Михаил, вам слово. Здравствуйте. Зритель: Добрый день, девушка. У меня знакомый буквально недавно освободился, у него был срок пять лет. Дело не в том, что вот он не хочет работать. Он очень хочет работать, но сейчас у нас на всех предприятиях есть службы безопасности, и они просто не пропускают на работу. Сейчас он обязан… ну, не то чтобы обязан. Он просто там заработал тысячу рублей, там – тысячу, там – пятьсот. Дело не в том, что никто не хочет работать и в преступность возвращаться, а дело в том, что мы тупо не можем устроиться на работу, потому что сейчас все зажато. Сейчас: «У тебя клеймо, ты судимый – значит все, мы тебя не принимаем». Александр Денисов: В итоге ваш знакомый устроился на работу? Андрей Бабушкин: Ну и что, что он живет за счет случайных заработков? Михаил абсолютно прав. И вот эта программа ФСИН как раз и решает поставленную им проблему – каким образом. Эти люди получают предложения от работодателя не тогда, когда они освободились, в кармане закончились все деньги, они не знают, куда идти – то ли воровать, то ли вешаться, понимаете, а еще находясь в местах лишения свободы. Он уже знает, что у него есть место, где его ждут. И никакая служба безопасности не станет барьером непреодолимым для того, чтобы он получил работу. Александр Денисов: Есть еще один звонок, да? Анастасия Сорокина: Да, из Тамбова Амвяр нам дозвонился. Здравствуйте. Зритель: Здравствуйте. Анастасия Сорокина: Да, здравствуйте, мы вас слушаем. Зритель: В 1987 году я освободился из мест лишения свободы, отсидел за спекуляцию. Обратился, значит, я по реабилитации. Никто, конечно, никакой реабилитации, естественно, не сделал. Но я с тех пор оказался преследуемым, даже до сегодняшнего дня. Я уже на пенсии. Даже вот такие вопросы, как… Обратился я в администрацию с пилотным проектом по добыче лесного грунта или торфяного – по-разному можно назвать. Вот уже год. Я прошел семь или восемь их ведомств за год, и никто не то что не хочет, а просто я понял, что я не из их круга. Если ты осужден, то это уже на всю твою оставшуюся жизнь. Андрей Бабушкин: Ну, давайте отвечу. Анастасия Сорокина: Спасибо вам за звонок. Андрей Бабушкин: Амвяр, да, к сожалению, право на реабилитацию вы реализовать не можете, потому что на тот момент, когда вас осудили за спекуляцию, этот вид уголовного преступления был включен в законодательство. И только в том случае если вы продолжали отбывать наказание тогда, когда эта статья была отменена, только в этом случае вы можете рассчитывать на реабилитацию. Пробить бизнес-проект, особенно в регионе, безумно тяжело, вы абсолютно правы. Я бы вам рекомендовал куда обратиться? Торгово-промышленная палата, уполномоченный по правам предпринимателей и тот департамент в администрации области, который ведает поддержкой различных творческих коммерческих инициатив. Я думаю, что если вы с этой триадой сможете вступить в контакт и предложите действительно что-то интересное, вы найдете тех, кто вас поддержит. Ну, в крайнем случае обращайтесь к нам. Мой телефон: (985) 910-77-14. Звоните, буду пытаться вам помочь. Александр Денисов: Главное, чтобы они сейчас не начали уже вам звонить. Воркута на связи. Андрей Бабушкин: А сейчас у меня отключен телефон. Анастасия Сорокина: Давайте пока еще примем звонок, пока звонят нам в прямой эфир. Из Воркуты дозвонилась Татьяна. Здравствуйте. Александр Денисов: Татьяна, добрый вечер. Анастасия Сорокина: Татьяна, здравствуйте. Зритель: Расскажу такую историю. В 2007 году у меня сын был осужден за попытку угона автомобиля, в 2009-м он освободился. В местах лишения свободы он получил специальность «монтер путей». Когда он вернулся в Воркуту, я лично сама ходила с ним, чтобы его взяли по этой профессии монтером путей. Ему везде отказывали, просто отказывали. Александр Денисов: И в итоге чем закончилось? Зритель: В итоге закончилось… Он опять попал за решетку у меня, потому что… Я не знаю. Он хотел, я ходила и даже просила, чтобы как бы взяли его в армию, ему было 19 лет всего. И в армию не берут, потому что он осужденный, и на работу нигде. Как только узнавали, что он осужденный – все, отказ! Андрей Бабушкин: Татьяна, сейчас он где находится? Что сейчас с ним? Зритель: Он сейчас в местах лишения свободы опять. Андрей Бабушкин: Когда освобождается? Зритель: Через четыре с половиной года. Андрей Бабушкин: Шансы на УДО есть или нет? Зритель: Я не знаю. Наверное. Ну, он будет писать… Андрей Бабушкин: Татьяна, это зависит не от него, это зависит от вас. Вы как мать должны контролировать. Вы должны знать, сколько у него поощрений, взысканий, как он характеризуется, с кем дружит, чем интересуется, какие у него жизненные цели, как меняется его позиция по отношению к своему прошлому, какие у него планы на будущее. Когда вы эти вещи отслеживаете вместе с администрацией колонии, тогда у вашего сына есть реальный шанс освободиться по УДО и реальный шанс начать нормальную новую жизнь. Так что, пожалуйста, приложите здесь собственные усилия к тому, чтобы ваши слезы… я понимаю ваше горе, но они должны быть конвертированы в конкретную реальную помощь своему сыну. Александр Денисов: Андрей Владимирович, какой вы душевной человек! Вот нам бы таких в систему ФСИН, чтобы трудоустройством занимались. Я думаю, проблема была бы решена. Андрей Бабушкин: Вы знаете, очень много людей порядочных, честных и высокопрофессиональных в системе ФСИН. Но мы с вами прекрасно понимаем, что, с одной стороны – несовершенство законодательства, с другой стороны – страх многих начальников, начиная с начальника тюремного и заканчивая начальником на производстве. Почему не берут заключенного? Вроде нормальный человек, руки хорошие, взгляд добрый, биография не самая страшная, сел за какую-то ерунду. Но мысль какая сидит в глубине души? «Как бы чего не вышло. Вот возьму я десятерых – помогу им. А один что-нибудь совершит – с кого спросят? С меня». Вот то, что люди не хотят брать на себя ответственность, то, что люди не хотят, понимаете, идти на риск, на благородный риск ради другого человека – конечно, это резко снижает социальный потенциал нашего государства. Анастасия Сорокина: А как же будет реализована эта программа ФСИН и Роструда с организацией рабочих мест для людей? Не будет ли ситуации, что их формально зачислят на какую-то работу, а потом, через несколько месяцев скажут «до свидания»? Андрей Бабушкин: Ну конечно, такие ситуации тоже будут возникать. Мы прекрасно понимаем, что идеального работодателя мы нигде не найдем. То есть, конечно, нужны будут такие работодатели, которые хотят их взять на работу, которые умеют работать с этим контингентом. Это очень тяжелый и сложный контингент, объективно. Понимаете? Это люди с другой ценностной ориентацией, с другим взглядом на мир, понимаете, который для нас покажется непонятным и где-то, может быть, диким. И они должны уметь, скажем так, не просто этого человека рассматривать как производственную единицу, а они должны уметь заглянуть ему в душу, потому что… Представим такую ситуацию. Есть некое производство, там половина занятых – это бывшие осужденные. Одно преступление совершили, второе, третье. Завтра жители приходят и говорят: «Ребята, мы понимаем, что у вас из 100 человек только трое совершили преступление, что остальные 97 реабилитированы, но, извините, они совершили преступления против нас. Вы нам здесь не нужны, уходите». И дальше – жалобы, которые пойдут к губернатору области, в Администрацию президента, куда-то еще, в прокуратуру. И они поставят крест на этой хорошей инициативе, понимаете? Поэтому эти риски, эти опасности – совершенно реальные. Работодатель это должен прекрасно понимать. Но, слава богу, такие работодатели есть. У меня моя организация, которой я руковожу, у нас каждый третий – это человек, ранее отбывавший наказание. Александр Денисов: А что у вас за организация? Андрей Бабушкин: Комитет за гражданские права. Александр Денисов: У вас работают как раз освободившиеся? Андрей Бабушкин: Да, да, да. Александр Денисов: А что они делают? Андрей Бабушкин: У меня юристы, люди, которые занимаются на довольно-таки высоком уровне. У каждого третьего из тех, кто у меня работает, за спиной, к сожалению, срок лишения свободы. Это не то что мы не можем найти юристов в другом месте. Это наша сознательная позиция – показать, что с этими людьми можно работать, им можно доверять, на них можно делать ставку, и они не подведут. Анастасия Сорокина: Ну а мы не подводим наших зрителей, даем им возможность высказаться. Сейчас нам дозвонилась Наталья из Астрахани. Наталья, здравствуйте. Зритель: Здравствуйте. У меня вот такой вопрос. У меня сын освободился. У него жена, ребенок. Он отсидел 12 лет. И вот сейчас никак не может устроиться на работу. Он устроился на одну работу, они узнали, что он судимый – его не взяли. Вот он сейчас ходит и нигде не может устроиться, кругом его кидают. А я сама пенсионерка. У него ребенок. И вот что делать? Андрей Бабушкин: Ситуация понятна. Смотрите, первое – идите в центр занятости. Пускай он встанет на учет в центре занятости и получает хотя бы минимальное пособие по безработице. Там же он может пройти переобучение по востребованной профессии и на время переобучения получать не очень большую, но стипендию. А то, что он судимый, скрывать не надо. Если даже он идеальный человек, как только работодатель узнает, что вы скрыли от него факт судимости, он сразу станет для него персоной нон гранта. Поэтому надо взять характеристики, в том числе из колонии, где он живет, с места жительства. Желательно, чтобы человек не имел вредных привычек, чтобы к концу рабочей недели не напивался так, что путал уже жену с сыном, с соседкой и фонарным столбом. Сделать резюме, написать положительные стороны, навыки человека, производственные способности, чем он владеет, какие производственные характеристики, сделать визитку. Пришел к работодателю и сказал: «Здравствуйте. Вот у меня такая ситуация, вот такая у меня была беда. Пожалуйста, я вам оставляю свое резюме. Когда можно позвонить по поводу возможного трудоустройства?» Я убежден, что если он таким образом пойдет, то из десяти работодателей от двух-трех он обязательно получит предложение. Но не надо скрывать судимость. Надо рассказывать о своих реальных положительных чертах. И надо так с людьми общаться, чтобы людям хотелось вам поверить. Анастасия Сорокина: Очень много вопросов, Андрей Владимирович. Вот сейчас задают те, кто, например, устраивается на работу, а потом включается служба безопасности, которая их проверяет, и они теряют работу. Андрей Бабушкин: Ну, мы про это уже говорили. Человек должен начинать со службы безопасности. Нужно приходить и говорить: «Товарищи, вот у меня такой был штрих в моей биографии – я, к сожалению, был судимый. Я очень прошу мне поверить. Можете запросить колонию, где я отбывал наказание. Они вам скажут, что я с криминальными авторитетами не связан». Александр Денисов: Характеристика. Андрей Бабушкин: И характеристика. Какими-то, может быть, оперативными данными поделятся. Понимаете? В характеристике все не укажешь. А сотрудники службы безопасности – это сами бывшие оперативники. Оперативник оперативника всегда найдет. Поэтому если этот человек действительно в колонии взял курс на свое исправление, то у него шансы неплохие. Другое дело, если человек и в колонии постоянно не вылезал из штрафного изолятора и помещения камерного типа. Для такого человека… Он необязательно нарушитель. Может быть, у него был конфликт с администрацией колонии. Понимаете? Но это все не расскажешь. В лицах, что было за 12 лет в колонии, не изобразишь. Ну, здесь, конечно, необходимо, чтобы человек вызывал доверие. Но обязательно надо действовать через центр занятости. Я могу вам сказать ситуацию по Московской области. Они направили… по-моему, это был 2016-й… 2017 год, направили 800 уведомлений осужденным из Московской области, отбывавшим наказание в других регионах, о том, какие есть вакансии. До них из 800 человек дошло 55. А остальные… Александр Денисов: То есть администрация не передала, что ли? Андрей Бабушкин: Передала. Ну, люди освободились… Анастасия Сорокина: Это нежелание самих осужденных? Андрей Бабушкин: А чего идти трудоустраиваться? У них не было желания устроиться. Понимаете, должна быть определенная установка. Вы не забывайте, что в местах лишения свободы сегодня работают 37–38% из тех, кто должны быть трудоустроены. Понимаете? А остальные – это трудоспособные люди, которые годами не работают, трудовые навыки утрачиваются. Понимаете, человек привыкает быть винтиком в этой системе: подъем, туалет, в столовую строем, на построение, вместе просмотр телепередач. Он отвыкает самостоятельно принимать решения. Он не просто утрачивает трудовые навыки, а он перестает быть членом производственного коллектива. Он эти навыки должен получать заново. Понимаете? И для него это психологический барьер. Это всегда был психологический барьер, скажем, и 100 лет назад, когда мир не так быстро менялся. А сегодня мы видим, что прохлопал поколение – и мир совсем другой и внешне, и с точки зрения подходов, и с точки зрения установок людей. Понимаете? Поэтому этот мир пугает освобожденного. Грубо говоря, этот человек, может быть, умнее, чем мы вместе взятые, но он нуждается после 12 лет отбытия наказания, чтобы его первые месяцы взяли за руку и просто привели его в магазин, в химчистку, на биржу труда, в службу безопасности. Он утратил навыки самостоятельного общения. Понимаете? Александр Денисов: И мне кажется, главное… Хорошо, меня порадовало, что звонят родственники осужденных. Потому что, когда человек возвращается, зачастую его дома никто не ждет и на порог его не пускает, потому что он… Анастасия Сорокина: Ты знаешь, судя по сообщениям, которые к нам приходят в SMS-чат, то это люди с семьями, с детьми, действительно, которым необходима помощь. Александр Денисов: И это помощь. Андрей Бабушкин: Тем не менее нужно понимать, что 35% сегодняшних осужденных – это лица, утратившие социально полезные связи. К сожалению, их либо никто не ждет, либо те, кто их ждет, им не доверяют. Они так себя уже повели в своей семье… Александр Денисов: Накуролесили, конечно. Андрей Бабушкин: …что люди иногда боятся открыть дверь. Человек здесь зарегистрирован, а они боятся впустить его в квартиру, они не знают, чего от него ждать. Поэтому мы видим, что это большая, серьезная и комплексная проблема, где найдется место и специалистам по трудоустройству, и психологам, и социальным работникам, и правозащитникам, и, наверное, всем неравнодушным членам нашего гражданского общества. Анастасия Сорокина: В общем, получается, что каждый – кузнец своего счастья. Если ты хочешь найти работу, ты должен себя сам замотивировать. Андрей Бабушкин: Ну, я бы не сказал так, нет. Люди не могут быть кузнецами своего счастья. Без очень серьезной государственной и общественной поддержки значительная часть из них, к сожалению, обречена. Анастасия Сорокина: Вы знаете, прочитала про высшее образование. Многие свой бизнес открывают и, в общем-то, устраиваются хорошо. Андрей Бабушкин: Хорошее дело – высшее образование. Но нам нужно поменять закон. Сегодня среднее образование рассматривается как один из основных факторов исправления осужденных, а высшее образование в этом качестве не рассматривается. То есть ты можешь получать высшее образование, но, грубо говоря, ни одного поощрения ты можешь за это не получить. Анастасия Сорокина: Ну что же… Александр Денисов: Спасибо, Андрей Владимирович. Проблему трудоустройства освободившихся из мест заключения мы обсуждали с Андреем Бабушкиным, членом Совета по правам человека при президенте РФ.