Юрий Коваленко: Ну что же, это программа «Отражение», мы вернулись. И через полчаса – наша большая тема. Россияне ждут от Владимира Путина заявлений по поводу пенсионной реформы в новой редакции. Пойдет ли государство на уступки после волны протестов против повышения пенсионного возраст? И какие же льготы для пенсионеров предоставят региональные власти? Это будем обсуждать вместе с экспертами и с вами. Марина Калинина: Ну а прямо сейчас – наша постоянная рубрика «Личное мнение». Сегодня обсудим сразу несколько тем. У нас в гостях – Антон Валерьевич Табах, главный экономист «Эксперт РА». Здравствуйте, Антон Валерьевич. Антон Табах: Здравствуйте. Юрий Коваленко: Здравствуйте. Марина Калинина: Ну и начнем, наверное, с новости, которая касается нашей большой и необъятной Родины. Напомню, что Минэкономразвития представило буквально накануне Стратегию пространственного развития нашей страны и предлагает сформировать в России 14 макрорегионов. Так вот, по задумке этого ведомства, новые регионы будут формироваться не по административно-территориальному признаку, а с учетом социально-экономических связей. И так власти хотят раскрыть социально-экономический потенциал территорий нашей страны. До этого, напомню, в России выделяли два макрорегиона – это Дальний Восток и Северный Кавказ. И вот сейчас хотят выделить еще 12. Давайте на эту тему поговорим. Вообще – зачем? Антон Табах: Ну, это, во-первых, не совсем так. Выделяли не два макрорегиона, а выделяли два, скажем так, административных района с особыми министерствами, которые ими управляли. Это, скорее, была административная мера, чем экономическая. Соответственно, в принципе, еще с советских времен, кто изучал экономическую географию, помнит такое понятие, как экономический район, который не всегда соответствовал даже границам союзных республик, потому что, например… Марина Калинина: Но соответствовал часовым поясам. Антон Табах: Ну, чаще всего. Часовой пояс все-таки больше. Условно говоря, Донбасс весь – и на территории УССР, и на территории РСФСР – он, например, был одним и тем же экономическим районом. Соответственно, это некая градация, основанная на экономических связях. Соответственно, если опять же вспоминать более древнюю историю – совнархозы и так далее и тому подобное. Соответственно, есть некая проблема: условно говоря, вся политика формируется либо на уровне регионов, которых много и среди которых есть мелкие и экономически не очень самостоятельные, либо на уровне федеральных округов, которые очень большие и тоже не всегда соответствуют экономическим районам. Соответственно, получается, что нужна какая-то промежуточная форма именно для разработки экономических программ и сопряженных вещей. В принципе, ну, достаточно здравая идея, если будет правильно использоваться. Юрий Коваленко: А вот как это все будет управляться? Три или четыре региона. Как? Монетку бросать губернаторам, кто будет управлять? Антон Табах: Это не для управления. Никто не собирается создавать еще один управленческий слой. Грубо говоря, это проблема информационной избыточности. Экономическими районами, кроме как времен совнархозов (этот опыт был признан неудачным), никто непосредственно не управлял. Соответственно, какие-то программы, например, будут формироваться с учетом нескольких регионов. Видимо, будут какие-то коллегиальные органы. Возможно, Минэкономики будет направлять каких-то представителей создавать комиссии. Пока это ничего не понятно. Но то, что действительно есть как бы межрегиональные составляющие… Например, есть, условно говоря, регионы, которые имеют настолько устойчивые экономические связи, что из себя представляют один экономический район и для этих целей могут укрупняться. Это нормально. Но речь не идет об административном укрупнении. Хотя, возможно, когда-то дойдет и до этого в некоторых случаях. Марина Калинина: Ну а насколько это скажется положительно или отрицательно на тех регионах, которые сейчас существуют? Такое разделение, которое есть сейчас. И вот это деление – оно насколько сильно поменяет жизнь людей? Антон Табах: Скорее всего, никак непосредственно. Это некий вопрос, который, ну, школьников, изучающих географию, и студентов, изучающих экономгеографию, поменяет – им придется учить еще дополнительную главу или несколько параграфов. Речь пока идет сугубо об инструментах планирования. В принципе, при правильном использовании таких макрорегионов это достаточно хорошая идея. Более того, если мы посмотрим на Европейский союз, например, то там достаточно часто есть межстрановые макрорегионы. То есть, условно говоря, район, например, датско-германской границы – это разные датские провинции и немецкая земля Шлезвиг-Гольштейн, но при этом там есть приграничный макрорегион, который… Как сказать? Там нет какой-то комиссии, которая им специально управляет. Но, в принципе, когда планируют инфраструктуру, разрабатывают коммуникации, привлекают инвесторов, то, естественно, учитывают все это как бы по совокупности. То же самое, как, например, с точки зрения административной, Сан-Диего и Тихуана в Соединенных Штатах – это абсолютно разные регионы, но для экономического планирования они плотно сотрудничают, потому что очень сильная экономическая взаимосвязь. А здесь это просто как бы в пределах одной страны. Ну, как сказать? Это сугубо технический инструмент. Не надо придавать большего значения, чем это есть. Марина Калинина: Смотрите – у нас же есть в стране богатые регионы, где есть полезные ископаемые (нефть, газ и прочее, алмазы, золото), а есть регионы, которые всю жизнь дотационные, и особенно в последнее время, которые бедные, которым не повезло, и у них этого всего нет. Как было бы правильно соблюдать вот этот баланс? И на чем могли бы специализироваться регионы, которые бедны сейчас? Что бы им в первую очередь надо было бы восстанавливать, развивать и так далее? Антон Табах: Ну, опять же зависит от конкретных регионов, потому что у кого-то, условно говоря, вся сила рядом с крупными регионами. Вспомним «калужское экономическое чудо» или бурное развитие Новгородской области даже в 90-е просто потому, что тот и другой регион расположены близко от центров населения. С другой стороны, действительно, есть регионы проблемные, которые непонятно как развивать. Соответственно, тут собственно базовый принцип действует: выращивать там, где уже растет. Соответственно, где-то можно развивать туризм, где-то можно развивать сельское хозяйство. Опять же, давно ли вы слышали жалобы наших сельхозпроизводителей и рассказы про то, какие они бедные и как им нужно помочь? Скорее, жалобы на цены на сельхозпродукцию и на то, что сельхозпроизводители совсем мироедами стали. Поэтому тоже как бы спасибо антисанкциям, спасибо эмбарго – тут есть возможности. Ну и наконец – на Дальнем Востоке том же самом вполне активно пытаются развивать высокие технологии, опять же используя сравнительные преимущества: расположение рядом Китая, Японии и Кореи, специальные налоговые режимы. На самом деле для каждого – как это сказать? – для разных регионов нужны разные инструменты. И в этом отношении, если планировать не в масштабах всей страны или в масштабах федеральных округов, где может оказаться… Вот Уральский федеральный округ как бы не самый крупный и, в общем, по числу субъектов достаточно компактный. Два богатейших топливных региона, даже три, если считать саму Тюменскую область, и относительно бедная Курганская область, и две среднеразвитые промышленные Свердловская и Челябинская – вот как им одновременно разрабатывать экономический инструментарий? Правильный ответ: никак. Юрий Коваленко: То есть получается, что все это сделано для того, чтобы богатые регионы «подтянули» бедные регионы? А не «потопят» ли бедные богатых? Антон Табах: Это делается для развития… Опять же это не связано с административными границами. Я не удивлюсь, что в итоге некоторые регионы окажутся, условно говоря, поделены между макрорегионами. Возьмем ту же Тверскую область, которая сидит почти поровну между Москвой и Петербургом. Не удивлюсь, что какая-то часть уйдет для целей планирования в Москву, а другая уйдет в Питер. Опять же надо смотреть, как все это в итоге разложится. Юрий Коваленко: А точки роста? Антон Табах: Точки роста – как это сказать? – они есть, с ними надо работать и, соответственно, к ним подтягивать все остальное. Юрий Коваленко: То есть не будет новых строительств, а будет развитие старых? Антон Табах: Почему? Строительство будет. Но опять же – как сказать? – если строить в чистом поле, то это имеет свои большие минусы. Соответственно, либо надо готовить это поле (вспомним калужский опыт или белгородский и липецкий, когда подводят инфраструктуру, готовят людей, договариваются с инвесторами и дальше строят производства), или там, где уже много нефтехимии, будем развивать нефтехимическое производство, потому что там как бы есть и люди, и ресурсы, и, скорее всего, транспортные коммуникации. Это тоже подход к стратегическому планированию. Марина Калинина: У нас есть звонок из Челябинской области, Николай нам дозвонился. Здравствуйте, Николай. Слушаем вас. Говорите, пожалуйста. Зритель: Здравствуйте. Юрий Коваленко: Добрый вечер. Марина Калинина: Здравствуйте. Зритель: Уважаемые ведущие, я вас очень-очень-очень уважаю. И мне хочется сказать: зачем это все делается? Для чего это? Для того, чтобы людям жилось очень плохо? Нам и так сейчас очень тяжело. А вы… Вот сидят ведущие, рядом человек. Вот пойдет экономику поднимать в этих регионах? Нет конечно, не пойдет. Он сидит там, уже заелся до неузнаваемости! О чем он говорит? О какой-то хреновине! Марина Калинина: Ну, понятен ваш крик души. Я не знаю… Антон Табах: Ну, кричит и кричит. Соответственно, последний год из Курганской области не вылезаю, например, еще более проблемной, чем Челябинская. Юрий Коваленко: То есть, по вашему мнению, это деление не то чтобы необходимо, а оно экономически обосновано и оно уже назрело? Или не назрело? Антон Табах: Это некоторый инструмент, который при правильном использовании может оказаться вполне разумным. А может не оказаться. Юрий Коваленко: Эксперты в нашей студии говорили о том, что это повторение опыта экономических зон Советского Союза. Тогда это сработало. Сработает ли это сейчас? Тогда с плановой экономикой, а здесь – с рыночной. Антон Табах: Возможно, сработает, потому что сейчас экономика, с одной стороны, рыночная, но с другой стороны – с сильным госучастием и сильным влиянием государства. С другой стороны, вопрос: как это будет использоваться опять же? В принципе, промежуточный уровень для целей стратегического развития представляется разумным. Дальше зависит от исполнения. Юрий Коваленко: Вот точки роста. Мы не договорили про один нюанс. Большая часть точек роста находится все-таки в европейской части России. Каким образом будут они появляться в очень отдаленных районах, где нет сообщения, кроме как железнодорожного? Ну, Магадан тот же самый – например, там только авиасообщение. Но этот регион же не забросят, его тоже надо как-то развивать. Антон Табах: Пункт первый. У нас в европейской части живет три четверти населения, если считать Ближнюю Азию, тот же Свердловск или Челябинск. Соответственно, естественно, там точек роста будет больше – просто потому, что больше живет людей. В Сибири достаточно много новых проектов, ориентированных как на внутренний рынок, так и на азиатские государства. Соответственно, если говорить о районах Крайнего Севера, то вполне возможно, что там в итоге все равно придется не искусственно растить там, где не растет, а – как это сказать? – сокращать население (собственно, уже этот процесс произошел) естественным образом. Потому что если мы посмотрим на опыт других государств северных, то в основном все-таки такие районы развиваются вахтовым методом. Но опять же люди живут. Какие-то процессы шли последние 25 лет, какие-то процессы будут идти. Это, скорее всего, будет достаточно управляемый процесс. Юрий Коваленко: То есть это доживание в этих регионах. А потом что с ними? Их забросят? Антон Табах: Что значит «доживание»? Юрий Коваленко: Ну, вы говорите, что процесс расселения этих районов, а остатки – только вахтовым методом. То есть получается, что туда будут ездить только в командировки, там постоянно жить уже никто не будет лет через 20–30, да? Антон Табах: Как один из вариантов. В некоторых случаях это является разумным решением. Переселять людей, что показывает опыт программ, например, по расселение части регионов Крайнего Севера, со всех точек зрения, в том числе для самих граждан, если мы не берем этносы, которые там исторически живут и которые действительно не хотят, – при разумных компенсациях и при разумном инструментарии это получается дешевле для всех. Проблему северного завоза, естественно, проще решать для меньшего населения и силами корпораций, чем когда есть отдаленные населенные пункты. Развитие районов Крайнего Севера – это всегда большая проблема. Я здесь не являюсь специалистом, поэтому лучше позовите на программу кого-то – как сказать? – из Полярного института, он вам значительно лучше расскажет про детали. Марина Калинина: Смотрите, давайте расширим немножко тему нашей беседы. Мы говорим о регионах. Еще одна большая проблема регионов – это долги, безусловно. Вот какая ситуация сейчас там? И что меняется, что будет меняться? Антон Табах: В этом случае можно… Как сказать? Президент говорил, что нужно больше позитива. Соответственно, здесь можно сказать позитивно. То есть если до 2016 года ситуация ухудшалась, так как у регионов и с доходами было плохо, и долги нарастали, и требовалось выполнять Майские указы, то начиная с 2016 года динамика начала улучшаться. Соответственно, за первое полугодие… Марина Калинина: То есть какой-то позитив наблюдается? Антон Табах: Да. За первое полугодие средняя температура по больнице, понятно, долг регионов уменьшился на 5%. Он все равно большой – 2,2 триллиона рублей, но все равно – как это сказать? – уже значительно более управляемый. Примерно половина долга – это кредиты федеральному Министерству финансов, понятно, что под низкий процент после реструктуризации в основном, на долгий срок. То есть это в общем то, что не тянет карман. И многие крупные регионы активно сокращают свою долговую нагрузку. Соответственно, можно говорить про достаточно позитивно идущие процессы. Марина Калинина: Давайте тогда к следующей теме – новый пакет санкций США против нашей страны, вступил он в силу 27 августа. Что туда входит? Перестанет Госдеп выдавать лицензии на экспорт в Россию оружия и продукции двойного назначения, за исключением экспорта в космической отрасли и в сфере гражданской авиации. И кроме того, Москва лишается любых кредитов, кредитных гарантий и другой финансовой поддержки, а также помощи США, кроме срочной гуманитарной. Антон Табах: Да. Соответственно, и то, и другое является абсолютно пустой угрозой. Собственно говоря, все стороны это прекрасно понимают. Россия уже достаточно давно… Марина Калинина: Тогда зачем сотрясать воздух? Антон Табах: Потому что так положено Потому что, когда мы говорим про санкции, у нас как бы мешаются в кучу кони и люди. Есть санкции, введенные специальными законами Конгресса за реальные или подозреваемые прегрешения – от «закона Магнитского», соответственно, до акта, который был принят в прошлом году и подписан президентом. Соответственно, сейчас в Конгрессе обсуждают достаточно драконовский пакет мер, который может быть принят в той или иной форме осенью. Это одна история. Есть, соответственно, санкции за нарушение нормативов использования химического оружия, которые применяются сейчас. Применяются они Госдепартаментом, решения Конгресса не требуют. Там есть определенное меню санкций, которое нужно применять, а через три месяца, если не соглашаются на выполнение определенных условий, то дальше, соответственно, вступает продолжение этих санкций, где уже меры более существенные. Но опыту, скорее всего, эти меры как раз будут достаточно декоративными. Юрий Коваленко: Чаще всего эксперты говорили о том, что нам не надо бояться осенних санкций, нам надо бояться августовских. Августовские санкции, скажем так, прошли… Антон Табах: Где были эти эксперты? Юрий Коваленко: Так получается, что ровно наоборот – теперь мы боимся того, что у нас не за горами вот уже в ноябре будет. Антон Табах: Нет, во-первых, то, что это будет в ноябре, стало понятно не так давно, потому что это достаточно свежая идея ряда конгрессменов, которая сейчас идет через Конгресс, соответственно, в рамках американского политического процесса. Юрий Коваленко: А вот выборы в Штатах – каким образом они могут повлиять, скажем, если не на мощность, то на масштабность, массивность этих санкций? Худший и лучший вариант. Антон Табах: Ну, это надо обсуждать со специалистами. Скорее всего, хуже, потому что каждый хочет себя показать большим патриотом в американском понимании. В общем-то, члены Конгресса за свои поступки не отвечают, поэтому в законопроект постараются напихать как можно больше разного рода неприятностей. С другой стороны, например, какие-то меры, которые больше негативны для американских банков или же инвестиционных фондов, которые достаточно активно присутствуют на рынке, скорее всего… Не даром Уолл-стрит тратит достаточно большие усилия, в том числе и материальные, на лоббирование членов Конгресса. Поэтому с высокой вероятностью те меры, которые наиболее драконовские, скорее всего, удастся отложить или заиграть. Юрий Коваленко: А сколько, если образно говорить, у них патронов в обойме? Сколько еще раз они могут действительно болезненно нас уколоть? Либо это процесс, который может быть пролонгирован и продолжаться десятилетиями? Антон Табах: Так называемая поправка Джексона – Вэника, принятая, если я правильно помню, в начале… в конце 60-х годов, утратила силу только в 2012 году, больше 30 лет она действовала. При том, что уже вопрос именно о свободной миграции из Советского Союза почти как 20 лет был полностью решен. Поэтому здесь как бы сложно сказать. То есть понятное дело, что в любом пакете санкций прописывается, что президент при определенных условиях имеет право их приостанавливать. Короче, правильный ответ: возможно все. А дальше это дипломатический и политический процесс. И детали, на мой взгляд, широким слоям населения знать не надо, экспертам лучше. Марина Калинина: Вот смотрите, уже Лавров отреагировал на эти заявления Вашингтона о санкциях, и сказал он следующее: «Со своей стороны продолжим действовать спокойно и прагматично, реагируя на все выпады в соответствии с принципом взаимности». Это что? Как это понимать? Антон Табах: Понимать? А что понимать? Соответственно, министру иностранных дел положено реагировать. А дальше «взаимность» – это понятие широкое. Яркий пример – соответственно, вспомним в основном персональные санкции, наложенные в 2014 году, скажем так, на отдельных должностных лиц и российские компании. В ответ было введено эмбарго на поставки сельхозпродукции в Россию. Опять же все почему-то мешают в одну кучу санкции и ответные меры, ну, во всяком случае в сознании. Так вот, для населения сами санкции особой роли не сыграли. А вот меры, принятые нашими властями, – так сказать, можно описывать, к чему хорошему они привели (например, к процветанию наших сельхозпроизводителей), но за чей счет? Марина Калинина: Но все остальное-то у нас как-то не очень. Антон Табах: Ну вот, как бы… Поэтому антисанкции, наоборот, были собственные и доморощенные. Соответственно, что придумают – как сказать? – тут сложно сказать. Марина Калинина: Вот эти санкции, которые на сегодняшний день вступили в силу, в отношении нашей страны и вот эти постоянные заявления, что в ноябре санкции, в декабре санкции и так далее, и так далее. Нет ли такой подоплеки, что это все-таки борьба внутри США между Трампом и его какими-то противниками? И в этом противостоянии – кто больше санкций, кто мягче, кто жестче. Антон Табах: Ну, это, естественно, отражение внутренней американской политики. И именно поэтому можно наблюдать, что как бы многие из стран и, соответственно, представителей компаний и банков стоят несколько ошарашенно и продумывают какие-то инструменты. Например, ведь не только по России принимаются решения, которые, столько, ударяют по интересам европейских или японских компаний и самих стран. Собственно говоря, разговоры о создании альтернативной системы платежей – это вполне последствия как раз санкций не против России, а очередного витка санкций против Ирана. То ввели, то отменили, причем группа конгрессменов из какой-то американской глубинки. Поэтому здесь, естественно, это отражение внутренней американской политической борьбы. И опять же, лучше этот вопрос обсуждать со специалистами. Более продуктивно за пределами Соединенных Штатов заниматься – как это сказать? – снижением рисков от того же санкционного давления. Вот те же самые альтернативные платежные системы, диверсификация финансовых потоков – ну, собственно говоря, тут все достаточно известно, и эти меры обсуждаются. Юрий Коваленко: И отказ от доллара, и… Антон Табах: Ну, зачем отказ? Юрий Коваленко: Ну а каким образом можно нивелировать вот эту разницу в курсах и, скажем так, сделать рубль крепче? Антон Табах: А зачем? Юрий Коваленко: Ведь можно отказаться от доллара. Антон Табах: А зачем? Юрий Коваленко: А нам не нужен крепкий рубль? Антон Табах: Крепкий рубль? Это безработица, это меньше доходов наших экспортным компаниям и нашему бюджету. Юрий Коваленко: Поясните. Антон Табах: Например, если вы спросите представителя Министерства финансов, что нам нужно, то, может быть, на словах он промолчит, но скажет, что, конечно же, слабый доллар. Ну как? У нас экономика экспортная. Юрий Коваленко: Слабый доллар или сильный доллар? Антон Табах: Слабый рубль и сильный доллар, да. Потому что, извините, у нас продается нефть или металлы. Соответственно, когда на мировом рынке хорошие цены, а рублей за доллары дают много, то, соответственно, и у компаний, и у бюджета много денег. Юрий Коваленко: А у народа меньше денег, потому что товары дорожают с повышением курса доллара. Антон Табах: Это распространенный миф. Если посмотреть на то, что происходит с ценами, а особенно с тем, что, извините, сельхозпродукция у нас под эмбарго, то если у нас в 98-м где-то сдвижка курса на 10% давала плюс 3% к инфляции, 10 лет назад давала уже 1%, а сейчас – как фишка ляжет. Единственный товар, который действительно привязан к мировым ценам и сказывается на нашем кошельке – это бензин и все, что с ним связано. Все остальное у нас уже давно отвязалось от мировых цен и курсов. Юрий Коваленко: Подождите, если доллар будет дороже… Марина Калинина: Но стоимость бензина вложена во все товары, которые продаются, от сельхозтоваров до промышленности. Антон Табах: Вложена. А дальше это уже вопрос об энергоэффективности. Соответственно, если мы посмотрим на то, грубо говоря, когда выше занятость, выше зарплаты и выше доходы бюджета – при сильном рубле или при слабом рубле? – вы с удивлением обнаружите, что при слабом. Для экспортной экономики это нормально. Юрий Коваленко: Ну подождите. Если я прихожу в магазин покупать американские джинсы, в Штатах они стоят 100 долларов. И эти 100 долларов… Антон Табах: Они китайские. Юрий Коваленко: Я прекрасно вас понимаю. Но дело в том, что политика магазина: при подорожании на международном рынке какого-то товара, который покупается Россией за границей за доллары, они вынуждены будут поднять эти цены. Либо я неправ? Либо я что-то не понимаю? Антон Табах: Ну, частью будут вынуждены, а частью их конкурент, который продает в юанях (а юань часто одновременно слабеет вместе с рублем – смотрим на последние события, когда все валюты развивающихся рынков попали под раздачу), соответственно, будет с той же самой фабрики, но без бренда или, соответственно, еще каким-то образом. Юрий Коваленко: Хорошо. А зарубежные машины – европейские или американские – они тоже подорожают? Антон Табах: Вы знаете, что у нас зарубежных машин достаточно мало? Почти все производится здесь. Локализация, импортозамещение – 15 лет над этим работают. Чисто импортных машин сейчас меньше 20%. Марина Калинина: Сергей нам дозвонился из Омской области, есть у него вопрос и мнение свое. Сергей, здравствуйте. Говорите, пожалуйста. Зритель: Здравствуйте. Вот у меня вопрос к вашему эксперту. В общем-то, есть всякие организации как бы на планете у нас – Организация Объединенных Наций и все дела вот эти. Какое отношение ко всему этому имеет Америка? Почему они одни как бы вводят санкции против любой страны? Кто они вообще такие? И почему все страны с этим соглашаются, все как бы человечество? Марина Калинина: Спасибо. Юрий Коваленко: Спасибо. Антон Табах: Соответственно, все человечество не соглашается и не обязано соглашаться. Они в данном случае составляют, по разным подсчетам, от четверти до трети мировой экономики, и еще большая доля на финансовых рынках. Соответственно, ограничения вводятся для американских компаний, американских банков, американского государства. Соответственно, в данном случае, в принципе, каждая страна имеет право делать то, что она считает нужным. В конце концов, российские власти тоже могут ввести запреты для российских банков, компаний или граждан что-то делать. А дальше, соответственно, уже просто из размерности Соединенных Штатов, важности доллара и важности платежей, идущих через Соединенные Штаты, это уже дальше по цепочке идет на весь мир. Есть, например, такой замечательный американский закон, которому вынуждены соответствовать даже российские банки, об отчетности. То есть из-за того, что они Америка борется со своими неплательщиками налогов, соответственно, все банки, ведущие хоть какие-то долларовые расчеты, обязаны подавать декларации о том, что у них таких нет или таких нет. Марина Калинина: Предоставлять информацию. Антон Табах: И всю информацию по ним. Даже российские и даже китайские банки. Почему? Потому что если они этого делать не будут, то их отключат от платежей, будут штрафовать на 30% от транзакций и так далее. Это внутреннее американское дело, но просто – как сказать? – если слон в лесу что-то скажет, что он делает, или начнет скакать, то, естественно, все будут подстраиваться под слона. Юрий Коваленко: Ну, наш телезритель, наверное, хотел сказать о том, что может ли Россия запретить Америке запрещать что-то. Антон Табах: Равно как и Америка не может запретить что-либо запрещать России. Нет, соответственно, есть Всемирная торговая организация, которая некоторые запреты запрещает вводить всем сторонам. Юрий Коваленко: Но не против России. Антон Табах: Почему? Извините, если мы посмотрим, то, соответственно, например, санкции в виде пошлин дополнительных, именно конкретно против России, вводятся очень аккуратно, потому что есть требования ВТО. А, например, финансовые санкции – это как бы под международную торговлю не подпадает, поэтому это внутреннее дело. То есть опять же надо понимать, что в данном случае эти права дает – как сказать? – не международное право, а право экономически сильного. Юрий Коваленко: А мы экономически несильные настолько, что не можем? Антон Табах: Мы сильные в военном плане, но у нас доля в мировой экономике – опять же смотря как считать – 2,5%. Это хорошо означает значение. При этом на рынке нефти – существенно больше. На рынке металлов – еще больше. На рынке поставок титана – совсем много. Именно поэтому поставки титановых сплавов исключаются из санкционного режима. Почему? Потому что компания Boeing активно опирается на поставки из России. Соответственно… Юрий Коваленко: Так а если мы контрсанкциями просто перекроем титановый поток за границу, мы же больно им сделаем? Антон Табах: Да. А вы подумаете о жителях Свердловской области, которые полностью зависят от этих поставок? За вас счет будут компенсировать? Это вот то самое «отморожу себе уши, чтобы бабушке плохо было». Марина Калинина: Да. Так мы плавно переходим к доллару и, собственно, к его судьбе в будущем как мировой резервной валюты. Давайте на эту тему поговорим. В общем, тоже это важно. Антон Табах: Ну да. Тут дело в некотором смысле темное, потому что… Марина Калинина: Дело ясное, что дело темное. Антон Табах: Да, дело ясное, что дело темное, потому что переход от одной резервной валюты к другой, доминирующей, – это процесс очень долгий. Если мы посмотрим, как, например, переходили от фунта к доллару, несмотря на то, что в основном был золотой стандарт, то есть как бы все происходило медленнее, и это заняло порядка 50 лет, когда доллар стал доминирующей валютой, и две мировые войны. Соответственно, естественно, активное применение санкций, навязывание правил и, скажем так, грация слона в посудной лавке не улучшают перспективы Соединенных Штатов как финансового центра. И понятно, что потихоньку роль и значимость американского финансового рынка уменьшается, а, например, тот же Китай или Сингапур, соответственно, их рынки растут. Но это все процессы достаточно медленные. Можно сколько угодно бить себя пяткой в грудь и рассказывать, как мы откажемся от доллара, и доллар перестанет быть резервной валютой, но это процесс достаточно длительный. Юрий Коваленко: То есть нам можно подготовиться к переходу финансового центра в Азию уже сейчас? Либо лучше не рисковать и пока жить современными реалиями? Антон Табах: Жить надо современными реалиями. Проблема другая. То есть можно думать о каких-то будущих перспективах – для этого есть футурологи, они собирают целые стадионы и делают свою копеечку. Реально есть некие проблемы. Как избежать санкционных рисков? Как диверсифицировать те же платежные системы? Потому что если есть одна общепринятая платежная система SWIFT – да, недорогая и удобная, но зависит от чесания в левой ноге сотрудников американского минфина или же конгрессмена от штата Северная Дакота, – то, соответственно, в этом случае, наверное, лучше иметь альтернативную систему, не привязанную к доллару и не привязанную к Соединенным Штатам. А может, даже лучше две – например, условно европейскую и условно российско-китайскую. Всегда хороша конкуренция. Вот развивать конкуренцию, диверсифицировать риски – это нормально. А задумываться о том, что будет через 30 ил 40 лет – ну, как бы… Марина Калинина: Бессмысленно? Антон Табах: Достаточно бессмысленно. Марина Калинина: У нас есть звонок из Башкирии, Данияр нам дозвонился. Данияр, здравствуйте. Зритель: Добрый вечер. Юрий Коваленко: Добрый вечер. Зритель: У меня вот такой вопрос. Ваш эксперт говорит, что доллар должен быть сильным, а… Марина Калинина: А рубль – слабым. Зритель: …рубль должен быть слабым. Почему же тогда в Южной Америке, где национальная валюта падает, почему же они тогда живут так хуже? Должно же быть все хорошо у них. Юрий Коваленко: Спасибо большое. Марина Калинина: Спасибо за ваш вопрос. Антон Валерьевич? Антон Табах: Ну как? То растет, то падает. Мы же смотрим… На курс нельзя смотреть в отрыве, например, от инфляции. Если инфляция относительно низкая и валюта ослабла – это хорошо для экспорта. У нас экономика экспортная. Соответственно, в Южной Америке нет такой страны. Есть разные страны, которые по-разному там живут. Если речь идет конкретно о Венесуэле, то у них, извините, «дохрюкались» до гиперинфляции и полного развала валюты. Это не называется – валюта ослабла на 20 или 30%, скажем так, от условной обоснованной стоимости. Это значит, что экономика пошла вразнос. А если мы говорим про те страны, которые сильно зависят от экспорта, то ослабление валюты – для них это, скорее, выгодно. Юрий Коваленко: То есть нам выгоднее высокий курс, потому что мы продаем и мало покупаем? Антон Табах: Да. Если мы посмотрим на наш платежный баланс, то… Собственно, почему считают, что Россия очень хорошо подготовлена к нынешней волне кризиса на развивающихся рынках, в отличие от той же Турции или Аргентины? Потому что у нас действительно большой приток валюты за счет экспорта, и не очень большой импорт, относительно, то есть большой профицит торгового баланса. У нас низкий уровень государственного долга, самый низкий среди сколь-нибудь крупных стран – всего лишь 13% от ВВП (это суммарный – внутренний и внешний), потому что ушиблены 98-м годом. Соответственно, с тех пор долг скорее сокращали, чем наращивали. И, соответственно, плюсы из-за цены на нефть, потому что для России, естественно, высокая цена на нефть – это скорее хорошо, чем плохо. Юрий Коваленко: То есть ваш прогноз, что мы будем смотреть на мировой кризис небольших стран, который сейчас прогнозируют, мы будем смотреть на него с позиции продавца на прилавке? Антон Табах: Нет. Юрий Коваленко: Без последствий? Антон Табах: Нет, последствия, естественно, будут. Естественно, рубль будет трясти. Естественно, это все неприятно. Опять же для каждого ситуация своя. Соответственно, для нефтяных компаний – один расклад, для человека, который активно ездит за границу – другой расклад, а для человека, который потребляет исключительно российское – третий расклад. Но опять же это уже не мое мнение, а, скорее, мнение международных агентств и аналитических структур, что, скорее всего, ущерб от кризисных явлений (мы не берем санкции, а мы берем именно мировой кризис) будет меньший, а выход из сложной ситуации будет быстрее, чем у других стран. Марина Калинина: И, наверное, наших зрителей волнует вопрос: вообще что дальше будет с долларом по отношению к рублю в ближайшее время? Антон Табах: Соответственно, дальше… Марина Калинина: Какой-то прогноз можно? Антон Табах: Прогноз? Во-первых, будет трясти – как из-за ситуации на мировых рынках, так и из-за ситуации с санкциями. Юрий Коваленко: Трясти больше вверх или и туда, и сюда? Антон Табах: Трясти будет и туда, и сюда, но, скорее, трясти будет вниз. Юрий Коваленко: Дешеветь? Антон Табах: Да, к более слабому рублю. Почему? Потому что, во-первых, когда на мировых рынках возникают кризисные явления, то стадный инстинкт требует бежать в доллар (мы говорим про инвесторов). Если в разнос идет Аргентина или Турция, а есть большие риски, что в разнос пойдут Бразилия и Мексика, крупные рынки – соответственно, инстинктивно будут перекладываться в доллар. Соответственно, Россия просто одновременно попадет под раздачу. Юрий Коваленко: Вы сказали по поводу Аргентины и Мексики. А ведь Штаты заключили ряд торговых соглашений с Мексикой. То есть у них есть какие-то торговые интересы, скажем так. Не говорит ли это о том, что действительно в Мексике будет кризис, и Штаты на этом нагреют руку? Антон Табах: Штаты обычно Мексику, как бегемота из болота, из кризиса вытаскивают. Надо разделять долгосрочные торговые соглашения и краткосрочные финансовые кризисы – это про разное. Соответственно, да, Мексика может быть уверена, что ее вытащат. А, например, Аргентину могут не вытаскивать, как уже бывали прецеденты в последние десятилетия. Но самое важное – понимать, что сейчас на международных рынках ситуация плохая, и даже дорогая нефть рубль не вытаскивает. Соответственно, скорее, мы увидим рубль на нынешних значениях или слабее до конца года. Вот это такой разумный и обоснованный прогноз. Марина Калинина: Ну что же, спасибо большое. О последних событиях мы сегодня разговаривали с Антоном Валерьевичем Табахом, главным экономистом «Эксперт РА». Это была рубрика «Личное мнение». Спасибо.