Петр Кузнецов: Теперь давайте поговорим об аэрофобии. Каждое летное происшествие, даже со счастливым финалом, как вчерашнее, вызывает тревогу у авиапассажиров. Безусловно. В аэрофобов превращаются даже те, кто раньше вроде как не боялся летать. Ольга Арсланова: И россияне все чаще в этом признаются. В том, что летать нужно по работе или в отпуск, а страшно. По статистике почти 85% авиапассажиров чувствуют в самолете себя плохо. И это нормально. Примерно у 10% страх полета столь силен, что приводит к существенному снижению качества жизни. И в таком случае специалисты говорят об аэрофобии. Давайте мы о ней поговорим, о том, как успокоиться перед полетом, как на нас всех влияют новости об авиакатастрофах, что с этим делать. Звоните в эфир. Рассказывайте, страдаете ли вы аэрофобией, как пытаетесь с ней бороться. Петр Кузнецов: Артур Гараганов, клинический психолог, у нас в гостях. Здравствуйте, Артур. Ольга Арсланова: Здравствуйте. Артур Гараганов: Здравствуйте. Петр Кузнецов: Давайте разберемся, что же такое аэрофобия. Ольга Арсланова: Чем отличается от легкой тревоги или мандража? Петр Кузнецов: Чего боятся аэрофобы конкретно? Артур Гараганов: Вообще аэрофобы боятся летать. Но причина может быть рациональная. То есть они четко понимают, что самолет может взлететь. И чаще всего женщины говорят: «Именно этот самолет может разбиться». А мужчины говорят: «Мы боимся потерять контроль над ситуацией». То есть вдруг какие-то шумы, какие-то нештатные ситуации, и мы не можем это контролировать. И вот здесь у них начинается тревога. То есть есть рациональный страх, а есть иррациональный, то есть тот, который идет изнутри из нашего бессознательного. И мы его не можем контролировать. Он случается как некая паническая атака. Вот вы проснулись утром, и какая тревога после сна. Вроде бы не помните сон, а состояние есть. Вот здесь то же самое – то, что не подвластно волевому контролю. Вот идет изнутри. Петр Кузнецов: Можно сказать, легко входить в состояние аэрофоба, временно им быть и так же легко выходить. Артур Гараганов: Хорошо было бы так, как вы сказали, но происходит иначе на самом деле, потому что человек просто попадает в это состояние путем, например, того, что его тело напрягается или ладошки потеют. Он уже потом понимает, что что-то с ним не так, и начинает от этого еще больше тревожиться. Но он не понимает, где же корень той причины, которая привела его к состоянию избегания, например, полета или страха. Ольга Арсланова: Как правило, эти люди переживали какие-то неприятные моменты во время полета, или аэрофобия может вообще на ровном месте возникнуть? Например, человек посмотрел новости, увидел, как героически летчик посадил в кукурузное поле самолет. Он понимает: «О, это редко бывает. В основном все разбиваются». И после этого ему становится страшно, он избегает полетов. Артур Гараганов: Вы знаете, в практике встречались причины, которые уходили и глубоко в детство, то есть внутренний личностный конфликт. И были причины, которые рассказывали об истории, например, авиапроисшествий с ребенком, с родителями – вообще которые были записаны и передавались из уст в уста в этой семье. Кто-то берет информацию из простых новостных источников и начинает примерять как бы на себя, тревожа себя изнутри. А некоторые люди ведь просто подвержены паническим атакам. И по статистике 15% населения страдают именно аэрофобией. Ольга Арсланова: А можно ли сказать, что аэрофобы – это люди со специфическим устройством нервной системы. И учитывая, что новости для всех одинаковые, но страдают от них только определенные люди. У них уже есть какая-то поломка в нервной системе. Петр Кузнецов: О! Я как раз хотел спросить. Сопровождается ли аэрофобия какими-то другими обязательно фобиями типа клаустрофобии, боязнью высоты? Ольга Арсланова: Или просто есть какие-то, может быть, недиагносцированные… Артур Гараганов: Это были хорошие три вопроса. Давайте я отвечу на один из них. Да, могут быть присоединенные различные состояния. И может быть другая фобия – например, страх закрытых пространств, как вы упомянули. И на этой почве может развиться как раз страх полета. Но чаще всего люди о чем говорят? О том, что некоторые начинают тревожиться в тот момент, когда они садятся в самолет или уже приближаются к аэровокзалу, а другие говорят о том, что они тревожатся за несколько дней, как только предстоит информация о том, что нужно полететь в командировку или нужно отправиться в другой город и купить авиабилет. И вот здесь начинается стратегия избегания как раз таки этой ситуации. Петр Кузнецов: Или, знаете, когда на почту уже начинает приходить: «Не забудьте, через 3 дня у вас самолет». Артур Гараганов: Да, и возникает такая фоновая тревога. Не осознается, что же идет конкретно изнутри. Но при этом человек начинает дрожать. Он испытывает различные состояния, так называемые обсессивные расстройства. Это когда он не может управлять ни поведением, ни мыслями. Навязчивости возникают. Вот это его тревожит, это его заботит. Петр Кузнецов: О том, как с этим справиться, поговорим после того, как послушаем Елену из Москвы. Здравствуйте, Елена. Зритель: Здравствуйте. Петр Кузнецов: С чем вы к нам? Зритель: Мы только вчера прилетели из Анталии. И когда добрались до дома, услышали об этой ситуации с самолетом и были, конечно, в шоке. И рады, конечно, за пассажиров, которые не пострадали. И тоже последние 6 лет летаю каждый год с ребенком в отпуск. Во-первых, я боюсь высоты и понимаю, что если что-то случится с самолетом, то шансов выжить практически нет. Артур Гараганов: Вот видите – женский страх? «Шансов выжить нет». Петр Кузнецов: Артур, сейчас как раз когда Елена вспомнила о том, что сама прилетела и еще посмотрела, что произошло уже в Подмосковье, не связанное с их полетом, знаете, есть такая для кого-то теорема, для кого-то уже аксиома, кто как к этому относится, когда перед вылетом ты смотришь новости и видишь, что где-то самолет разбился, и вроде бы как считается, что статистика обнулилась и спокойно можно лететь – все, точно ближайшее время… Это успокаивает такой подход? Ольга Арсланова: Люди действительно прекрасно осведомлены о том, что это самый безопасный… Петр Кузнецов: Как раз аэрофобы найдут в этом: «Ой, разбился – и все». Ему еще хуже становится. Свежий пример. Артур Гараганов: Рациональный подход вы используете, когда вы говорите: «Вот была статистика. И наверняка с этим самолетом ничего не случится». Рациональный подход помогает тогда, когда мы делаем множественную экспозицию, то есть мы позволяем человеку пережить много раз взлет, посадку и какие-то внештатные ситуации. Мы их объясняем человеку, говорим, что же это на самом деле такое. Чтобы любой шорох в салоне не приводил к беспокойству и не раскручивалась тревога. А иррациональные страхи – это когда вдруг изнутри что-то происходит и мы пытаемся это перекрыть. И чем мы перекрываем? Либо музыкой, либо какими-то напитками, либо разговором или чтением книги. Но мы как-то пытаемся все-таки перекрыть это состояние чем-то другим. Состояние никуда не уходит. И при таких как раз новостях, о которых узнала девушка, как раз поднимается этот внутренний фон. Она не может им управлять. И с этим надо работать профессионально. Ольга Арсланова: А что делать, если человека накрыло, что называется, впервые в жизни? Он сидит, например, и зона турбулентности, начинает трясти самолет, большие перепады высоты, человеку плохо, у него какая-нибудь сосудистая дистония обостряется. Ему плохо. То есть он впервые в жизни испугался летать. Как ему успокоить себя? Как ему сосредоточиться на своем внутреннем состоянии, а не пытаться, сидя в кресле, мысленно управлять пилотом, самолетом? Артур Гараганов: Чаще всего человек не управляет пилотом. Ему кажется. Он рисует в голове эту картинку. Эта картинка оказывает в том числе негативное влияние, потому что он с ней справиться не может, она его вовлекает все дальше и дальше. Но есть известная методика, называется релаксация по Джейкобсону, когда предлагается именно в такие минуты расслаблять поочередно: сжимать руку и расслаблять руку, сжимать ноги и их расслаблять. Вот эта релаксация позволяет частично сбросить напряжение из тела. Дальше нужно восстановить ритм дыхания. Потому что если вы замечаете, что вы дышите тяжело или вообще перестали дышать, сделав глубокий вдох, но не выдохнули, то как раз ситуация будет провоцировать обилие углекислого газа в организме и это будет приводить к тревоге. Это чисто физиологический механизм. Поэтому нам нужно заняться телом, но не уходить в это фантазирование. Вот эти простые вещи можно делать. А так, конечно, нужно заранее заниматься профилактикой аэрофобии, если она есть, и понять причину, по которой она произошла. У меня был случай в практике, когда это произошло только потому, что пациент, будучи ребенком, был неправильно рожден. Были трудные роды, и эти переживания записались внутренне у человека в его мемах, в его единицах эмоциональной памяти, и потом уже разархивировались через 35 лет. Вот такая история аэрофобии в 35 лет закончилась через 2 года. Петр Кузнецов: Перинатальная матрица. Я был на этой чудесной лекции. Артур Гараганов: Молодец. Ольга Арсланова: Я хотела спросить, страдают ли аэрофобией экипажи и как они успокаиваются. Там люди понимают, что может произойти. Артур Гараганов: Они просто знают все техническое устройство. Они знают, как посадить самолет именно на таком бреющем полете. Они знают, что такое воздушная яма. И они много раз проживали в своих органах чувств это состояние. Они знают, как управлять. То есть они все-таки не теряют контроль. То есть они все-таки не теряют контроль. Ольга Арсланова: То есть ощущение контроля им присуще, а мы не можем контролировать… Артур Гараганов: Они контролируют. Их психика работает совершенно по-другому. Так же как если мы сидим на пассажирском кресле в автомобиле, то мы тоже можем испугаться резкого маневра. А водитель будет достаточно опытно маневрировать, например, на дороге. Ольга Арсланова: Помогает ли рационализация мышления? Помогает ли информирование человека, страдающего аэрофобией, полное предоставление информации о том, насколько безопасен этот вид транспорта, насколько часто случаются аварии, информации о том, что происходит. То есть полная раскладка, что происходит с ним в данной ситуации. То есть насколько можно это состояние преодолеть, используя исключительно разум? Артур Гараганов: Вы знаете, статистика говорит о том, что бывают улучшения. И человек, принимая рационально и не имея глубинных психологических расстройств, может справиться, скажем так, с легкой формой тревоги. А если мы говорим про аэрофобию, то тогда человеку сложно действовать рационально, потому что включается совершенно другая область мозга, которая уже запустила нашу гормональную систему: у нас адреналин, бьется сердце, пустота в голове, и очень сложно в этот момент начать себя в чем-то убеждать. Поэтому это только для тех, кто не страдает никакими состояниями тревоги или паническими атаками. Петр Кузнецов: Мария Алексеенко, авиационный психолог, кандидат медицинских наук. Здравствуйте. Мария Алексеенко: Здравствуйте. Петр Кузнецов: Скажите, пожалуйста, изучение строения самолета и вообще принципов его полета поможет ли каким-то образом вылечить аэрофобию? Мария Алексеенко: Вылечить аэрофобию, я думаю, нет. Но снять в некоторой степени тревожное состояние, беспокойство относительно предстоящего полета – я думаю, что на практике показано, что да. Петр Кузнецов: Принято считать, что аэрофобия рождается в зоне турбулентности, то есть страхи появляются. А просто понимая, что как раз в такие моменты там в воздухе из-за этого самолет не падает, это в принципе уже поможет как-то страх погасить, что в зоне турбулентности ничего страшного на самом деле не произойдет. Происходит все при взлете и при посадке. Мария Алексеенко: Да, осознание, рационализация того, что происходит, снижает вероятность возникновения тревожных состояний, может успокоить пассажира. Ольга Арсланова: Мария, расскажите, пожалуйста, если мы говорим не о пассажирах, а об экипаже, какие бывают психологические сложности у этих людей и какие есть особенности работы с ними? Мария Алексеенко: Если мы говорим об аэрофобиях у летного состава, то это надо говорить об индивидуальных случаях, потому что массово, конечно, это не встречается на практике? И, соответственно, раз это индивидуально, то это требует индивидуальной коррекции поведения. Ольга Арсланова: То есть пилотов с аэрофобией работать не берут. Естественный отбор не проходят. Мария Алексеенко: В принципе конечно. Если у человека могла выявиться боязнь летать, тогда его списывают еще на этапе учебы. Ольга Арсланова: Возникают разные нештатные ситуации, после которых, очевидно, происходят некие психологические травмы у экипажа. Как часто такое случается и как работают тогда с этим? Мария Алексеенко: Действительно, при определенном уровне стрессоустойчивости летного состава, после возникновения ситуаций, связанных с отказом, связанных с… ситуациями, может возникать такое состояние, которое в авиационной психологии называется «авариефобия». Это боязнь того, что что-то может отказать, какая-то неисправность может обнаружиться в процессе выполнения полета, что с точки зрения погодных условий может неблагоприятствовать хорошему завершению полета. В этих случаях, действительно, во-первых, это время, которое лечит. Месяц-полтора после того, как что-то произошло – как правило, в этот период тревога… предстоящей деятельности становится более четким, более подробным. То есть пилот начинает в процессе подготовки к полету уделять этому особое внимание. Или, например, если ситуация произошла не с ним, но с его коллегами, какая-то яркая ситуация, как, например, что произошло сейчас, то, конечно, какое-то время неминуемо весь этот состав испытывает повышенное внимание к определенным системам, к определенным погодным условиям, к определенным местам полета. Но, как правило, через месяц-полтора это состояние среди летного состава затихает и сходит на нет. Но если все-таки пилот становится пилотом, стал командиром, эта повышенная ответственность изменила его отношение к полету, повысила уровень стресса для него. И какое-то время он может не совладать с этой ситуацией. В этих индивидуальных случаях мы уже говорим о том, что нужна психотерапия. Ольга Арсланова: Спасибо. Авиационный психолог, кандидат медицинских наук Мария Алексеенко. Артур Гараганов: Можно добавить к словам Марии? Есть еще очень важный момент, когда мы работаем с военными летчиками. Они ведь испытывают не просто страх за аварию и возможную нештатную ситуацию. Они испытывают посттравматический, так называемый вьетнамский синдром. И здесь мы работаем более глубинно. Мы работаем с их психикой, с переживаниями и как бы утилизируем эти переживания, уходя от старых нейронных воспоминаний, этих цепочек в коре головного мозга, которые образуются, и выстраиваем уже совершенно новые альтернативные пути отхода от этих ситуаций. Вот так работаем с травмами. Петр Кузнецов: Послушаем Ларису из Ростова. Успеем. Здравствуйте, Лариса. Зритель: Добрый день. 5 июля 1996 года я летела со своей маленькой дочкой на военно-транспортном самолете. И там тоже пришлось сесть на грунт. С тех пор я всячески удерживаю свою дочь от полетов. Потому что жутко страшно было. Мы тогда тоже чуть не разбились. И даже ни загранпоездки, никуда. И если дочери все-таки приходится лететь на самолете, я вообще не сплю, не дышу, с замиранием сердца. Петр Кузнецов: Здесь есть все основания. Артур Гараганов: Да, здесь нужно, конечно, обратиться к специалисту. И нужно работать и с мамой, и с дочерью. Потому что эмоции могут объединяться в этой тревоге. Одна из таких техник – это психотерапия, которая бы позволила избавиться от того травматичного опыта и воспоминания, и, конечно, техника, которая позволит именно утилизировать непосредственно внутренние ощущения и мысли, которые появляются в тот момент, когда человек начинает думать или ассоциировать что-то с полетом. Вот это очень хорошо прорабатывается с помощью техник. Ольга Арсланова: Большое вам спасибо за советы. Клинический психолог Артур Гараганов был у нас в гостях. Мы говорили об аэрофобии, о том, как с ней бороться. Петр Кузнецов: Спасибо.