Константин Чуриков: Ну а сейчас будем говорить о том, как работать с молодежью, а точнее – о том, как бороться за умы молодых людей. Дело в том, что, по данным газеты «Известия», в российских вузах может появиться новый патриотический предмет «Основы российской государственности». Вообще речь идет о целой реформе высшего гуманитарного образования. Ну, еще пока не решено до конца, как это все будет выглядеть, но уже много говорится и пишется о проекте «ДНК России», который разрабатывается Минобрнауки, о том, что подрастающее поколение (можно сказать – уже растущее) должно понимать, к чему идет страна, каковы цели развития. Ну, в принципе, возникают вопросы и к самой стране: а понимает ли она, каковы цели? Вот у нас сегодня очень сложная тема, поэтому решили ей отдать целый час сегодняшнего дневного «ОТРажения». И в студии Игорь Романов, кандидат психологических наук, директор по коммуникациям РГСУ. Игорь Владимирович, здравствуйте. Тамара Шорникова: Здравствуйте. Игорь Романов: Добрый день. Константин Чуриков: Игорь Владимирович, так получается, что, наверное, каждое следующее поколение винит новое поколение, говорит, что оно какое-то не такое, что что-то у него не то с восприятием. Ну, в общем, классический конфликт отцов и детей. Вы знаете, вот мое поколение – поколение восьмидесятых – часто тоже называют потерянным. Почему? Потому что мы росли в девяностые годы: западные ценности, жвачка, джинсы, «Европа Плюс» и прочее. Как вы считаете, сейчас новое поколение – оно какое, оно про что? Игорь Романов: Ну, во-первых, новое поколение совершенно не потерянное. То есть я могу сравнивать, потому что, кроме того, что я постоянно общаюсь со студентами, у меня старшей дочери тридцать с копейками, а младшей дочери двадцать. И я просто вижу очевидную разницу. Вот нынешнее поколение, которое такое студенческое, ну, фактически поколение двухтысячных… двухтысячного, скажем так, они совершенно другие, чем те, которые приходили до них. То есть они гораздо более теплые, гораздо более семейные, гораздо более ориентированные на какие-то коллективистские ценности, как ни странно; люди, которые больше ориентированы на понимание, в том числе и на понимание патриотизма. Ну, как минимум это ребята, которых этот вопрос интересует. У нас, например, на втором курсе журфака есть такая дисциплина «Продюсирование коммуникативных продуктов», и там основное содержание – нужно снять документальный фильм каждому за семестр. И если раньше документальные фильмы на социальную тематику – это: «Ну давайте бороться с наркотиками, алкоголизмом и буллингом в подростковом возрасте»… Константин Чуриков: А с чем теперь борются? Игорь Романов: …то сейчас очень часто приходят с вопросом: «А давайте снимем, я сниму документальный фильм про понимание патриотизма. Потому что не понимают же, – говорят студенты. – Вот мне хочется показать разные точки зрения на этот вопрос, разные точки зрения на отношение к стране в том числе, к ее целям», – и еще много-много всего. То есть еще три, четыре, пять лет назад такого запроса не было, а сейчас этот запрос очень часто возникает. Тамара Шорникова: Мы выяснили ваше личное мнение, какая сейчас молодежь. Можем подбить другие, народные мнения. Наши журналисты с таким же вопросом обратились к жителям страны. «Какая у нас молодежь?» – спрашивали корреспонденты жителей Чебоксар, Симферополя и Нальчика. Мы этот видеоматериал сейчас посмотрим. Такой же вопрос задаем вам. Прямо сейчас уже можете в виде SMS или в Telegram написать, что думаете по этому поводу. Константин Чуриков: Или в виде звонков в студию. ОПРОС Константин Чуриков: Очень разные ответы. Я так суммирую сейчас, прорезюмирую, скажем так: «кайфуют», «невоспитанные», «безбашенные, но креативные», «не знают, что делать», «толерантные». Ну, тут еще про эгоизм говорилось. Игорь Владимирович, сложно будет с такими работать? Или мы неправильные мнения выслушали? Игорь Романов: Ну почему? Они правильные, но они правильные с субъективной точки зрения конкретных взрослых чаще всего, потому что все взрослые так или иначе в основном говорят о том, что: «Молодежь не такая, как мы сейчас». Но взрослые часто не сравнивают молодежь с той молодежью, которой они были. Константин Чуриков: Себя молодых с этими молодыми? Игорь Романов: Да, себя молодых с этими молодыми. Поэтому, конечно, сравнивая сейчас со взрослыми, молодежь другая. Константин Чуриков: А вот такой вопрос еще в продолжение. Многие респонденты говорили, что не понимают молодежь, куда ей идти и что ей делать. Вопрос: а взрослые сегодня понимают, куда идти и что делать? Игорь Романов: Я бы даже сказал, что взрослые гораздо меньше понимают, куда идти и что делать, чем сейчас молодежь, потому что у многих взрослых молодость как раз пришла на те самые преобразующие годы, когда было совсем непонятно. Константин Чуриков: Преобразующие? Это так называется, да? Игорь Романов: Ну а что? И так тоже. Тамара Шорникова: А давайте уточним: такой формулировкой вы какой период называете? Игорь Романов: Ну, я сейчас говорю как раз про те самые восьмидесятые, девяностые и начало двухтысячных, где эта карусель была очень разная, но она все время была. То внезапно оказалось, что ценности, которые хотя бы декларировались (да, они не всегда принимались полностью, но хотя бы декларировались), эти ценности оказались, с точки зрения общественной морали, не совсем адекватными. Потом внезапно целое поколение выпало. И оказывается, что: «Все, чему учились, моя профессия, то, как я жил, – это не позволяет мне ни прожить, ни прокормить семью, ни заработать денег. И надо полностью менять свою жизнь». И очень сложно было быть адекватным родителем в это время и дать детям ощущение некоего понимания ценностей и стабильности какой-то, потому что у тебя у самого этого не было. И взрослые сейчас – это же дети тогда, да? Это дети того периода, когда было совершенно не понятно, какие ценности позволят тебе чувствовать себя человеком. Тамара Шорникова: Сейчас обязательно примем звонок, но просто не могу не ухватиться за то, что родители занимались своими очень важными делами, насущными, обеспечивали часто просто одежду, кров, еду детям. Ну, разные, сложные были времена. И вот в связи с этим, мне кажется, очень важный вопрос, Калининградская область: «А с кем мы боремся за молодежь?» Вы как отвечаете себе на этот вопрос? Это какое-то влияние извне, которому подвергались дети? Это какие-то наши просчеты – родителей, государства, которые долгое время решали какие-то очень насущные вопросы, не занимаясь внутренним миром детей? Константин Чуриков: Это какие-то наши молодые блогеры, на которых повлияли извне, например? Тамара Шорникова: Да. Вы как отвечаете? Игорь Романов: Вообще эта постановка вопроса, что мы обязательно должны бороться за молодежь, – это прямо очевидно, да? Мы из этого исходим? Константин Чуриков: Давайте сядем в автобус М3, прокатимся по Москве и послушаем, что они говорят. И мы поймем, что надо бороться, да. Игорь Романов: Ну смотрите. Я бы, честно говоря, начал не с борьбы, потому что, собственно говоря, тема, которая была исходно сегодня заявлена –и по поводу соответствующих курсов в школе, и потенциального курса про государственное строительство в вузах и так далее, и так далее, и так далее, – она же не столько про борьбу, а сколько про формирование правильного отношения к жизни. Да, в каком-то смысле нужно сейчас изолироваться от тех точек зрения, которые сбивают с этого правильного пути, но речь о том, чтобы скорее сформулировать эти самые основы правильности. Потому что бороться с чем-то всегда проще, чем бороться за что-то, потому что надо это что-то сформулировать. Константин Чуриков: Мы сейчас сформулируем. Давайте послушаем звонок, у нас зрительница Людмила из Москвы на линии. Здравствуйте, Людмила. Зритель: Добрый день. Константин Чуриков: Добрый. Тамара Шорникова: Слушаем ваше мнение, вопрос. Зритель: Вы знаете, я хочу высказаться по поводу поколения, нового поколения, поколения Z, как его называют, поколения 2000 года. У меня дочь, ей 19 лет, она на журфаке в МГУ учится. Вы знаете, я очень много общаюсь с ее подругами, с ее одноклассниками. Вы знаете, я у них учусь, я у них учусь тому, как надо дружить, как надо уметь сострадать другому в трудной ситуации. Я вижу, какие они позитивные, как они умеют найти в этой жизни что-то доброе, хорошее. И самое главное – у них у всех есть цель. Они понимают, что они должны прежде всего получить образование хорошее, а потом уже работать, в общем-то, на благо нашей страны. И самое главное – они дети мира, они хотят, чтобы было мирно кругом, чтобы им было комфортно жить в этом мире. Константин Чуриков: Людмила, ну а кто не хочет мира? Да все хотят мира. Понимаете? А если… Зритель: Да. Понимаете, они показывают пример нам, что надо прежде всего думать не о своих каких-то, я не знаю, благах, а о том, что если кому-то плохо в данной ситуации – значит, надо ему помочь, этому человеку. Константин Чуриков: Хорошо, спасибо большое, Людмила, спасибо за ваш звонок. Тамара Шорникова: Спасибо. Константин Чуриков: Давайте мы сейчас еще подключим к нашей беседе еще одного участника. Тамара Шорникова: Да. Сергей Казарновский, директор школы «Класс-центр», заслуженный учитель России. Здравствуйте, Сергей Зиновьевич. Константин Чуриков: Сергей Зиновьевич, здравствуйте. Сергей Казарновский: Да, добрый день, здравствуйте. Константин Чуриков: Очень простой к вам вопрос: как преподавать любовь к Родине? В школах же «Разговоры о важном» ведутся. Как вы думаете, как лучше это делать? Сергей Казарновский: Ничего себе простой вопрос! Ну вы даете! Какой же это простой вопрос? Я вам скажу, почему непростой вопрос. Вообще все разговоры с детьми о сложных проблемах, конечно, должны исходить из того, что образование – это когда факт связан с образом реальным. Вот я вам просто расскажу случай для примера, когда разговор, по сути дела, идет о том, что такое фашизм. У меня учился в школе мальчик. По-моему, он из Казахстана был… Ну, не «по-моему», а я точно про него знаю. И в какой-то момент он подошел ко мне и сказал, что один человек регулярно унижает его по поводу его косоглазия, еще чего-то и так далее. И он меня спрашивает: «Как меня себя вести в данном случае?» Ну, что я ему сказал – уже в данный момент не имеет значения. Но я понимал, что, в общем, этот разговор мне серьезно надо вести с классом, со школой всей. И я долго думал, как провести детям, которые, в общем, достаточно далеки от этого. Все-таки я 40 лет в школе и понимаю, что это такое. И я тогда придумал такую вещь: я взял первые кадры знаменитого фильма Бергмана «Волшебная флейта», где камера скользит вначале по шикарному парку, а потом оказывается в театре, где начинается увертюра этой великой оперы, и в ритме увертюры камера выхватывает лица зала: люди разного цвета кожи, разной национальности, разного, очевидно, вероисповедания. И вот с этого момента… Я уже не помню, о чем дальше говорили, но тогда пошел разговор о том, что это важная проблема. Это не просто рекомендации, которые нам дают, школе. Так к этому надо интересно подходить, творчески. И вот сейчас женщина говорила про других молодых людей. Ну, вы понимаете, за 40 лет сколько у меня людей выросло и так далее. Уже 41 год. И я смотрю… В частности, про сегодняшних девятиклассников. Я с ними делаю спектакль, сейчас закончил, «Странное дело» по стихам Олега Григорьева и Романа Сефа. Это такое воспоминание о будущем – про пионерскую жизнь, про пионерскую историю, когда я был счастлив. И я хочу тоже, чтобы они были счастливы, но очевидно, что по-другому. Они просто другое поколение. И разговор с ними – очень важный! Вы сейчас правильную тему поднимаете. Это тонкая, практически художественная работа, чтобы не набить оскомину, как это было в моем собственном детстве, а чтобы это было красиво и так далее. А разговор… Ну, я читал повод. По поводу того, что в институтах будет. Ну, скажу честно: это будет сложнее, если не происходило так что-то в школе. Но технологически могу сказать очень важную вещь, она очень простая: школа – это первое место, где ребенок, молодой человек сталкивается с государством. Это государственные школы, да и частные. Они этого пока не понимают, маленькие. Он видит, как к нему относятся, что происходит, какие там запахи, как люди разговаривают, как это выглядит и так далее. Вот он говорит: «Это мое родное место». А «родное место» – от слова «родина». Это первое столкновение ребенка с ощущением, что такое родина. И дальше он закончил школу, классное было место. И дальше должно происходить так. И в этой ситуации… Константин Чуриков: Сергей Зиновьевич, но очень мало, мне кажется, у сегодняшних детей, школьников, столкновений с реальностью, с реальной жизнью. Они в телефонах. Они, кажется, ими уже, я не знаю, перепрошитые, искалеченные. Как их вернуть к пониманию реальной жизни, к любви к этой реальной жизни? Сергей Казарновский: Ну, я начал про это говорить. Ну, хорошо, хорошо. Есть несколько реальных ходов. Ну, скажем… Мы же говорим о патриотизме? Это же чувство. И оно не безусловное. Оно возникает. Оно возникает каким-то образом. Но, понимаете, сейчас по всей стране… Я буду из города в город сейчас переезжать. В Пскове собирает министр просвещения огромный всероссийский разговор о музыке в школе. В Алма-Ате встречаются люди говорить о том, как театр… Ну, в России. И это президент Путин сказал: как сделать, чтобы театр был в каждой школе? Это другое мироощущение. Вот вы спрашиваете: как оторвать от этого, условно говоря? Другая обстановка в школе. Другое отношение к тем видам, которые выскочили из школьной программы, которые связаны с искусством. Кабалевский сколько сделал для школы! Неменский – что касается художественного образования. Понимаете, это важная конструкция, такая гуманистическая, потому что мы живем в абсолютно агрессивной среде сейчас. Понимаете, в химии понятие «агрессивная среда» – это когда бетон в песок превращается, а металл – в бумагу. Тамара Шорникова: Сергей Зиновьевич, тоже про «Разговоры о важном», хочется понять. Открыла как раз сайт Министерства просвещения Российской Федерации, посвященный «Разговорам о важном». Тут цикл внеурочных занятий. Написано, что этот комплект методических материалов для педагогов носит рекомендательный характер. Ну, мне просто стало интересно, какие темы могут быть у таких разговоров. И вот здесь, ну понятно, День народного единства. Дальше – 21 ноября День матери предлагается обсудить. День знаний обсуждается… Константин Чуриков: День отца уже был, по-моему. Тамара Шорникова: Да. 19 сентября обсуждали или могли обсудить 165-летие со дня рождения Циолковского. Плюс еще «Россия – мировой лидер атомной отрасли». Это все, безусловно, важно. И здорово, что об этом идет речь. Но такое ощущение, что это пока какой-то безумный калейдоскоп, как будто мы сами нащупываем, а что же такого важного, о чем мы хотим рассказать. Константин Чуриков: Ну, что это очень формально – ты хочешь сказать, да? Тамара Шорникова: Как будто это не какой-то разговор, подводящий к чему-то или логически простроенный, а мы сами хватаем: что же важного такого в нашей стране, что мы можем обсудить с нашими детьми? Сергей Казарновский: Вы правильно говорите. Там действительно пока калейдоскопические вещи. И такое ощущение, что кто-то дал указание, а кто-то пытается как-то это смягчить, что-то такое, смикшировать эту историю, чтобы это не было резко и так далее. Ну смотрите. Важно говорить об истории своей семьи – ну как сказать? – как о примере разных поколений и так далее. Конечно, важно. Важно сказать, как это бывает у нас на 9 мая, когда все стены увешаны фотографиями своих дедов, всякими надписями и так далее? Важно? Конечно, важно говорить. Важно говорить… Ну смотрите, я вам сейчас простую вещь скажу (не знаю, простую ли). В 1967 году мой отец-строитель должен был уехать в Венгрию что-то строить, не помню. И мы всей семьей готовились поехать в этот город Сегед, никому не известный. И я вспоминаю, что я думал, как я пойду в этот город Сегед… А мы всегда ходили, не снимая пионерского галстука с себя. Я думал, что буду ехать в автобусе, и меня спросят: «Мальчик, ты откуда?» И когда я думал о том, что я скажу, что я из Советского Союза, у меня ком в горле стоял! Вот что важно, как это происходит. Что-то происходило невероятное? Конечно! Гагарин – это невероятно. У меня мама с папой в этот день, 12 апреля (а я в детском саду, в старшей группе был), пришли в четыре часа. А они не приходили раньше семи никогда за мной в детский сад. Пришли домой, они сели (я на всю жизнь запомнил) на кухне, взяли бутылку кагора какого-то… Хотя в доме это вообще никогда не происходило. Вот что было важно. Вот эти события важны, человеческие, которые потрясают. Константин Чуриков: Патриотизм и чувство любви к Родине – это что-то такое все-таки, что внутри, сидит глубоко. Это, так сказать, напоказ даже как-то выставлять иногда и не хочется. Сергей Казарновский: Мы же не заставляем мать любить. Константин Чуриков: Да. Сергей Казарновский: Потому что мы видим, как она к нам относится с утра и до вечера: гладит, покупает, любит и так далее, и так далее. У нас это безответно, то есть не безответно, а без вопросов. Так и должно быть здесь. Тамара Шорникова: Спасибо. Константин Чуриков: Спасибо большое, Сергей Зиновьевич. Сергей Казарновский, директор школы «Класс-центр», заслуженный учитель России. Так, мы хотели с вами вернуться, мы с вами хотели… Тамара Шорникова: Подожди. Константин Чуриков: Давай. Тамара Шорникова: Я хочу, пока не убежали от этого… Это очень важно! Константин Чуриков: Давай-давай. Тамара Шорникова: Это то, что внутри, во мне. Дискурс, значит, родился такой. Вот мы сейчас говорим о том, что… затронули, что родители отметили кагором важное событие в жизни страны. И мне показалось: о, наконец-то! Это то, о чем как раз хотела спросить. Можно ли рассказом побудить любить Родину? Или все-таки… Ну, мы же как в людей влюбляемся? По поступкам. Нам кто угодно может кого угодно хорошо отрекомендовать, но мы не влюбимся в него. Но если вдруг мы увидим что-то, вот зацепило это, это, это, то нам кажется, что правильные поступки, хорошие – и мы влюбляемся. Так же и в страну. Если, условно, молодежь будет видеть какие-то хорошие события, понимать, то это чувство будет рождаться автоматически внутри, без каких-то предметов и так далее. С другой стороны, ну что, у нас в стране сейчас не происходит каких-то важных событий? Что, у нас космические спутники не запускаются? И так далее. Константин Чуриков: Сейчас каждый день спутники запускают. Тамара Шорникова: Да. Но вряд ли сейчас на кухне с кагором прямо такие запуски обсуждают. Все-таки как-то в Советском Союзе по-другому об этом рассказывали, и поэтому эти события казались такими важными, семейными, а не государственными? Или что? Как вы думаете? Игорь Романов: Я не совсем уловил логику. Видимо, поступок – это отметить какое-то событие с кагором. И реагируем ли мы на эти поступки? Тамара Шорникова: Нет, я имею в виду – почему тогда, в прошлом, важные события в стране считались важными для семьи, личными буквально? Сейчас у нас в стране… Константин Чуриков: Победы страны воспринимались как личные победы. Тамара Шорникова: Да. И ты гордился ими, ты любил это, ты восхищался этим. Игорь Романов: Давайте начнем с того, что не будем мифологизировать прошлое. Потому что я в этом прошлом жил. Тамара Шорникова: Так? Игорь Романов: И я могу совершенно точно сказать, что то, что говорили на первомайской демонстрации, когда все были вдохновлены, когда мы несли портреты, когда там звучала музыка, и мы с удовольствием кричали: «Мир! Труд! Май!» – и что говорили потом на кухне, когда приходили с этой демонстрации, как раз в семейном контексте, – это были, что называется, две большие разницы. И довольно часто была история, когда… Причем, обратите внимание, мы были искренними и там, и там. Это такой феномен прошлого, который, честно говоря, сейчас не очень повторяется, потому что сейчас мы гораздо более цельные люди. Мы сейчас привыкли уже, что называется, не то чтобы «что думаю – о том и говорю», но «то, что я говорю в публичном поле, я чаще всего говорю и в каком-то семейном контексте, в дружеском контексте и так далее». Вот раньше эта диссоциация была гораздо более жесткой. Поэтому тут нельзя сказать, что вот раньше было лучше, мы все были такие искренние и принимали все близко к сердцу. Но вопрос понятный и вопрос по сути правильный, потому что… А что такое в целом (ну, если в широком контексте) воспитание? Это формирование отношения, правильного отношения к жизни, правильного отношения к стране, правильного отношения к друзьям и так далее. Отношение, как говорят мои коллеги-психологи, состоит из трех частей: познавательной, эмоциональной и поведенческой. И все эти три части должны быть в комплексе. Потому что если мы, например, ничего не знаем об истории своей страны… А довольно часто сейчас молодежь ничего не знает про историю своей страны. Вот ее спрашиваешь – какая-нибудь Крымская война. Они говорят: «А это кто воевал?» Константин Чуриков: Вот так. Игорь Романов: Да. Романовы и Рюриковичи. Они говорят: «Ну, Игорь Владимирович, одна фамилия точно ваша, а вторую мы еще не слышали». Хотя по истории, наверное, в школе что-то такое отвечали. То есть на самом деле вот этот познавательный компонент, причем не только исторический, а и по поводу сегодняшней политики, и по поводу того, что происходит в других странах, что на самом деле происходит в других странах, в том числе и глазами жителей этих стран, – это первый важный компонент. Второй важный компонент – это формирование эмоционального отношения. Потому что, по сути, когда мы говорим: «Мы занимаемся воспитанием», – это же про чувства, это про эмоции, это про формирование какого-то внутреннего базового эмоционального отношения. И третий компонент. Если все это на нас грузят, что называется, загружают на нашу парковку и ничего меняется, то ничего и не изменится. «Мне что-то делать надо. Мне надо в чем-то участвовать». Константин Чуриков: Вот! Очень не хочется, чтобы наша сегодняшняя беседа как раз превратилась в такой «загруз», когда мы поговорили, никто ничего не поняли, мы разошлись. Поэтому… Помните, мы остановились, что очень важно понять, какой путь правильный? У меня вопрос: а какой путь правильный? Вот мы молодежи сейчас будем объяснять, что вот было не так, должно быть так. А какой путь правильный? Игорь Романов: Уже содержательно? Константин Чуриков: Да. Игорь Романов: О’кей. У меня есть довольно четкое убеждение, какой путь правильный. Это путь формирования поведения, основанного на базовых человеческих ценностях, причем на наших базовых культурных ценностях, именно на нашей культуре. Например, на базовой ценности героизма, на базовой ценности верности, на базовой ценности важности того, что ты делаешь для других, а не только для себя, и так далее, и так далее, и так далее. Константин Чуриков: На базовых религиозных ценностях? Игорь Романов: Ну а как это связано? На самом деле… Константин Чуриков: Нет? Игорь Романов: Конечно. Есть некие базовые личностные эмоциональные ценности, которые лежат в основе любого поведения, в том числе и религиозного поведения, потому что религиозное поведение – это некая надстройка над внутренним ощущением долженствования. Что такое ценность? Это ситуация, когда я понимаю, что если я поступлю иначе, чем мне предписывает некий мой внутренний кодекс, то мне от этого будет плохо, я потеряю себя. Вот это стремление не потерять себя с каким-то набором внутренних критериев поведения – это и есть некие ценности. Потом они могут проявляться в политическом поведении, в религиозном поведении, в каком-то ином, в самых разных. Но базовые ценности гораздо глубже, они на уровне: «Если ты можешь что-то сделать для себя и что-то для другого, то что ты выбираешь?» – «Или для другого вообще, или для другого, близкого тебе?» То есть: «А на всех остальных мне плевать», – и так далее. И это базовый выбор, а на него уже потом наслаивается все остальное. Константин Чуриков: У нас сейчас звонок есть – Сергей, Приморский край. Там уже глубокий вечер, я бы сказал. Сергей, здравствуйте. Зритель: Здравствуйте, добрый вечер. У нас уже вечер. Я бы хотел сказать вкратце, времени мало, вижу. Борьба за молодежь – это понятие такое большое и абстрактное, но смысл в следующем. Молодежь – это как зеркало, она отображает действительность, которая сейчас происходит. Ну, вкратце, просто хочу быстренько на своем примере. Когда я был в девяностые студентом, я разговаривал с деканом своего института, а он был студентом семидесятых годов. Ну и такое отношение со стороны государства к молодежи было на фоне… Я спросил Владимира Михайловича: «Когда вы были студентом? Расскажите вкратце вашу историю». Он говорит: «Я закончил институт, при нем остался в аспирантуре. И, не успев родить первого ребенка, я получил малосемейку, потом сразу квартиру». То есть к 24 годам он уже имел квартиру. Ну, я в девяностых годах, как говорится, прикинул на себя рубашку и понял, что сейчас немножко какое-то другое время, так сказать, немножко более такое сложное, что ли, не знаю. Невостребованная была молодежь в девяностые. Это вкратце. А сейчас молодежь совсем другая, она более прагматичная. Ну, такой более твердый взгляд, так сказать, материальный взгляд на жизнь, можно сказать. Ну, как бы, да… То есть время в любом случае откладывает отпечаток. Константин Чуриков: Да, спасибо большое, Сергей, за ваш звонок. Сейчас к нашей беседе присоединяется Артем Метелев, председатель Комитета Государственной Думы по молодежной политике. Артем Павлович, здравствуйте. Артем Метелев: Добрый день. Константин Чуриков: Как вы смотрите на обсуждаемый предмет? Как вообще, грубо говоря… Понимаете, ну нельзя же заставить Родину любить. Как работать с молодежью? У вас, наверное, есть ответ на этот вопрос. Артем Метелев: Такой широкий вопрос, ответ коротким быть не может. Константин Чуриков: Пожалуйста. У нас есть время. Артем Метелев: Ну, мы видим, как в нашей стране за последние, наверное, года четыре-пять молодежь стала действительно приоритетом. Если раньше, ну, вроде какие-то молодые люди что-то делают, на каких-то форумах встречаются, ну и здорово, то сейчас совершенно другой подход. Во-первых, и в Конституции мы закрепили в качестве одного из основных направлений работы правительства вообще реализацию молодежной политики. И мы видим… Вот я как председатель комитета Госдумы могу сказать, что у нас сейчас идет рассмотрение бюджета. За последние десять лет бюджет на молодежную политику увеличился почти в сто раз. В сто раз! И только за последний год по отношению к этому году – в два раза. Не растут так расходы в других отраслях. Это все, конечно, связано и с вызовами, которые есть, внешними, но и с пониманием того, что молодежь – это, конечно, про Запад. Константин Чуриков: Артем Павлович, извините, пожалуйста, два наводящих вопроса сразу. Это деньгами мы должны измерять? Как мы должны измерять проводимую в отношении молодежи правильную политику? Тамара Шорникова: Да. То есть результат какой от увеличения средств на молодежную политику? Артем Метелев: Если мы говорим о том, что может сказать, эффективно мы работаем или нет, то это та молодежь, которая хочет жить, учиться и работать в Российской Федерации. И на вопрос: «Есть ли в России у нее возможность для самореализации? Верит ли она вообще, что она может здесь чего-то добиться?» – она отвечает уверенно: «Да». И мы эти опросы социологические проводим вместе с ВЦИОМ. И у нас каждый год растет число молодых людей, которые не хотят никуда уезжать, которые хотят работать в России, находить здесь для себя формы самореализации, которые верят, что без блата, без денег, без каких-либо других, скажем так, историй можно добиться успеха в нашей стране. Вот если говорить про меру эффективности. А что для этого нужно делать? Конечно, нужно прививать молодежи любовь к труду (это крайне важно), и делать это еще, между прочим, со школы, чтобы молодой человек вовлекался в работу, мог зарабатывать первые деньги и таким образом рос как профессионал. Конечно, это вопросы, связанные с ответственностью к своему городу – то самое волонтерство, которое сегодня широко развивается в нашей стране. Это говорит о том, что молодые люди не только смотрят и наблюдают за тем, как кто-то решает какие-то проблемы, а они сами готовы брать ответственность за происходящее в своем городе, поселке, стране. Они готовы выходить с альтернативными решениями к органам государственной власти и многое другое. Константин Чуриков: Артем Павлович, еще такой вопрос: а как поднять уровень культуры у молодежи? Потому что… Я думаю, что все мы выходим на улицу, все в общественном транспорте ездим. И можно констатировать, что уровень культуры, ну прямо скажем, невысок. Артем Метелев: Ну знаете, молодые люди – как губка. Они впитывают все то, что происходит вокруг: в их семье, в среде их родителей, в образовательных организациях. Поэтому вопросы, конечно, надо задавать в первую очередь не молодежи, а нам всем как обществу, потому что молодежь – это просто яркое проявление всего того, что в нашей стране происходит. Но что касается культуры, то я вам должен сказать, что… Я часто изучаю разные исследования, которые проходят. Растет число тех, кто читает российскую литературу, вообще в принципе не бросил читать, причем печатные книги – что тоже важно. Константин Чуриков: Артем Павлович, вы знаете, извините, вот ремарка буквально. Все опросы показывают, что молодежь стабильно читает один роман, называется «Мастер и Маргарита», всегда из года в год на первом месте. У меня ощущение, что в стране одна книга. Ну хорошо, «Война и мир» Толстого. Все! Артем Метелев: Не знаю. У нас проходил сейчас фестиваль «Таврида» (может быть, слышали про такой) в Крыму для творческой молодежи. Константин Чуриков: Слышали. Артем Метелев: И мы там предложили участникам фестиваля привезти книги для библиотек Донбасса, свою любимую книгу. Ну, подумали, что человек триста-четыреста что-нибудь привезут. Восемь тысяч человек привезли книги! Всего было, по-моему, 12 тысяч участников. Две трети. Каждый привез свои книги, не купил, а из дома, любимые, которые сейчас поехали на Донбасс. Это просто в качестве примера. Не только «Мастер и Маргарита». И последнее, что, наверное, скажу. Это очень важно просто. Связано это с культурой и патриотизмом. Очень важно молодым людям показывать нашу страну, развивать туризм. Это крайне важная история – молодежный туризм. Чтобы молодой человек мог бесплатно получить возможность хотя бы раз в жизни (а желательно несколько раз) поехать на Камчатку, в Калининград, на Кавказ. И, увидев, прочувствовав все то, что есть там, он точно будет менять отношение к своей стране, если вдруг оно по каким-то причинам еще не сформировалось. Константин Чуриков: Абсолютно! На сто процентов присоединяюсь к тому, что вы сказали. Спасибо большое, спасибо, Артем Павлович. Артем Метелев, председатель Комитета Государственной Думы по молодежной политике. Тамара Шорникова: А у меня короткая ремарка. До этого было личное мнение Константина Чурикова. Потому что… Константин Чуриков: Ой, простите! Тамара Шорникова: Потому что, мне кажется, в любой год, в любое время есть умная молодежь, есть люди, которым интереснее выпить что-то у подъезда. Константин Чуриков: Нет, она разная. Я говорю конкретно про маршрут М3. Может, мне так везет. Я не знаю. Тамара Шорникова: Куда он едет? На рабочие окраины, да? Константин Чуриков: Да. Серебряный Бор – «Семеновская». Неважно. Тамара Шорникова: Сейчас, в ситуации, когда молодой человек может проверить любое твое слово, начнет в Интернете искать, а что было, альтернативные источники, подбор этих источников, которые ему выпадают в поиске в первую очередь, на что он ориентируется, – как этому противостоять, как с этим работать? Любую формулировку выберите. Игорь Романов: Давайте вернемся к самому первому вопросу: как бороться за молодежь? И как, например, этому может помочь тот самый курс про государственное строительство, с которого собственно все началось? Смотрите. Мне кажется, что вообще самая главная опасность – это формализация всего. То есть если мы, например, в курсе про государственное строительство для наших студентов будем рассказывать опять, что есть Государственная Дума и Совет Федерации, как они устроены, совершенно не спрашивая, а надо ли это вообще знать конкретной студентке 19 лет от роду… Может быть, ее сейчас очень мало это интересует. Но ее интересуют, очевидно, совершенно другие вещи. Студенты не очень хотят знать формальные вещи. Они хотят, чтобы им объяснили – объяснили, почему происходит, объяснили причины. И вот мне кажется, что… Мы довольно много у себя в университете обсуждаем вопросы, как раз связанные с информацией политикой, с воспитанием и так далее. Есть три процесса, которые должны реализовываться в рамках и государственной политики по отношению к молодежи, и, соответственно, тех курсов, которые читаются в университете. Во-первых, это должна быть организованная нормальная пропаганда. Вот то, что… Константин Чуриков: Пропаганда? Не надо бояться этого слова? Игорь Романов: Не надо абсолютно бояться этого слова. Более того, чем слова точнее, тем они полезнее. Потому что хорошая пропаганда – это не лозунги. И молодежь бежит от лозунгов, и мы когда-то бежали от лозунгов. И это то, что мешает нашему пониманию жизни. А вот нормальное объяснение, что происходит, какие причины этого всего… Понятно, что с государственной точки зрения. Потому что есть очень разные точки зрения: индивидуальная точка зрения, других государств, других культур и так далее. Но демонстрация этого, с пропагандистской точки зрения, с пропагандистской энергией, скажем так, – это первый и самый главный, наверное, процесс. Второй процесс – это воспитание. Это то, про что мы только что говорили. Это и воспитание чувств, и воспитание действий, и участие в каких-то процессах, свое физическое участие. Вот у нас сейчас довольно много студентов ходят и помогают, есть такой госпиталь «Солдатское сердце». И это ребята, которые не только с социальной работы, а они отовсюду: социология, психология, IT и так далее. И они физически понимают, что там они реально могут помочь. И когда у них ценности выливаются в это поведение, то это совершенно другое отношение формируется. И третий процесс, который еще больше… Вы сейчас опять скажете, что не надо этого бояться. Совершенно не надо этого бояться. Это процесс цензуры. Потому что, опять же, нормальная цензура – это не запрет на мысли, а это запрет на определенное поведение в информационном пространстве, причем не в любом, а в государственном информационном пространстве, на государственные деньги. Как у нас часто бывает? У нас театры получают гранты государственные, а потом ставят какие-то постановки, которые отрицают полностью те ценности, на которых выросло наше государство. То есть в данном случае государство выступает как нормальный заказчик, оно имеет право требовать заранее, еще до того, как информация вышла в публичное поле, да, имеет право требовать, чтобы эта информация соответствовала той системе ценностей, которая в государстве существует. Константин Чуриков: В Китае запретили это вульгарное блогерство, запретили в искаженных каких-то видах там появляться. То есть, грубо говоря, вообще вымели, вот вымели их как класс из публичного поля. У нас, кажется, еще пока, знаете, аллергия на вульгарщину как-то не сформировалась. За несколько дней до сентября можно было ехать по Москве и видеть рекламные щиты, рекламу нового сериала: там учительница, и у нее два глобуса, вот она их так держит. Понятно, про что эта реклама, да? Понимаете, все вокруг одного и того же, так сказать, ниже пояса, около пояса. Вот все находится там. Это же тупо. Игорь Романов: Ну смотрите. У нас же есть… В свое время пришла очень серьезная ценность – быть не таким, как все. И вот это типа хорошо – быть не таким, как все. Но ведь что такое «не такой, как все»? У нас ЛГБТ – это примерно от 5 до 11%, да? Константин Чуриков: А, уже подросло так, да? Игорь Романов: Ну нет, от 5 до 11% – в зависимости от ситуации, в зависимости от того, насколько позволяется о чем-то высказываться. Ну, это в лучшем случае каждый десятый. Но подразумевается, что это должно быть, эта точка зрения должна присутствовать в информационном поле наравне с точкой зрения большинства, подавляющего большинства. Ну, это как минимум история нерепрезентативная, потому что никто же… Вот в этой ценности «быть не таким, как все» никто не говорит о том, что надо быть лучше, о том, что надо быть более развитым, более умным, более талантливым и так далее, и так далее, и так далее. Надо просто быть не таким, как все. Соответственно, надо просто отрицать ценности большинства. Соответственно, это просто как бы… Вот сама по себе ценность «быть не таким, как все» – это мина под развитие ценностей того большинства, которое эти ценности уважает. Константин Чуриков: Я проще скажу. В классе, где хотя бы три-четыре двоечника, не остальные отличники как бы их дотягивают до своего уровня, подтягивают, а, как правило, отличники сползают до уровня двоечников. Игорь Романов: Ну, потому что двоечники еще гораздо более агрессивные. Константин Чуриков: Вот! Игорь Романов: Любое меньшинство гораздо более агрессивное в трансляции своей ценности. Константин Чуриков: Еще звонок у нас есть. Тамара Шорникова: Да, давайте поговорим теперь с Натальей, Московская область. Здравствуйте, Наталья. Зритель: Здравствуйте. Константин Чуриков: Да, пожалуйста. Тамара Шорникова: Слушаем вас. Зритель: Вы знаете, я по этому вопросу хотела бы сказать. Мне кажется, что бороться за молодежь нужно ежеминутно, ежесекундно, ежечасно. Тамара Шорникова: А как, Наталья? И с чем бороться? Константин Чуриков: Как вы это делаете, Наталья? Поделитесь секретом. Зритель: Бороться? Ну, своим примером, допустим, своим примером подавать хорошее, своими рассказами об истории навевать им тоже что-то хорошее. Это надо… Ну я не знаю. Мне кажется, плана такого, чтобы бороться за молодежь… А как можно спланировать и бороться за молодежь? «Вот у нас план такой, у нас такой. Надо то сделать, то…» Ну, так не получается, так нельзя. Человека нельзя менять в 18 или 20 лет. Его нужно уже с малолетства воспитывать, направлять куда-то. Ну, это мое мнение. Тамара Шорникова: Понятно. Константин Чуриков: Да, спасибо большое за ваше мнение. Игорь Владимирович, сейчас еще у нас есть возможность поговорить с еще одним участником эфира. Тамара Шорникова: Джомарт Алиев, первый проректор РГСУ. Здравствуйте. Константин Чуриков: Джомарт Фазылович, здравствуйте. Джомарт Алиев: Добрый день, добрый день. Константин Чуриков: Джомарт Фазылович, можно ли сейчас говорить о серьезном, скажем так, духовном кризисе после сильного продолжительного периода духовного вакуума? Джомарт Алиев: Я бы так не стал говорить. Кризисом здесь и не пахнет. Скорее есть некоторый запрос на освежение, обновление повестки, и он обоснованный, потому что, действительно, у нас какое-то достаточно большое количество времени, десятки лет, в последнее время существовал такой, скажем, режим поводыря. То есть мы находились в определенном следовании концептов, которые нашими не являются. Поэтому кризисом это я точно не назвал бы. Константин Чуриков: Хорошо, а что это тогда? Вот смотрите. Власть, разные органы власти сейчас понимают, что нужно – ну как сказать? – воспитывать, в правильном направлении вести молодое поколение. А почему до этого оно шло не туда? Если вы говорите, что, в принципе, кризиса серьезного-то и нет, как так получилось, что куда-то не туда шла молодежь? Кстати, даже если посмотреть, между прочим, социологические опросы, в общем, достаточно прозападно настроены те, кому нет 25 лет, например. Джомарт Алиев: Это правда. Но немножко не очень понятно, почему вы противопоставляете эти два факта. Они, мне кажется, являются… Одно – следствие другого. Потому что на сегодняшний момент времени мы, скажем так, находимся в фазе прозрения. Я еще раз говорю: кризисной ситуации я не вижу. Есть ситуация напряженного внимания. Нужно обратить это внимание на то, что складывается. Нужно, в конце концов, уже понять, что мы последние годы жили в навязанном нам понятийном аппарате, который нашим не является. Ну и слава богу, что власть обратила на это внимание. Для этого есть все, как говорится, внешние обстоятельства, все основания, потому что цинизм достиг предела, и власть на это отреагировала. Тамара Шорникова: Хорошо, такой еще вопрос. Зрители пишут, что ребенок воспитывается в семье. Были здесь еще сообщения по поводу… Вот, Башкортостан: «Какие кумиры – такая и молодежь». Речь о том, что даже если государство сейчас решает, что есть какой-то определенный план, оно хочет, как вы говорите, поменять понятийную повестку и прилагает к этому усилия в доступных ему институтах, в том числе в образовательных учреждениях. Помимо этого, ребенку прививают какие-то черты, какие-то понятия, какой-то базис в семье, телевидение, интернет и так далее. Насколько результативной будет в данном случае работа государства? Джомарт Алиев: Тамара, это зависит от того, насколько эффективным и емким будет наполнение, которое государство вложит в эту уточняемую понятийную повестку. Потому что, на мой взгляд, очевидно, что у нас есть определенные упущения, касающиеся воспитания. Мы много упустило касаемо пропаганды. И есть определенный интерес в нормальной, современной, не деструктивной и, может быть, даже немножко не канонической, но цензуре. Константин Чуриков: Да, спасибо, спасибо большое. Джомарт Алиев, первый проректор РГСУ. Игорь Владимирович, ваш коллега сейчас выступал, и я подумал: а какие сейчас у молодежи идеалы? И какими мы хотели бы видеть эти идеалы у молодежи? Что на что будем менять? Игорь Романов: Ну, начнем с того, что довольно долго, практически в течение десятилетий само по себе слово «идеалы» было в такой отрицательной коннотации. То есть идеализм – это плохо, нужно быть прагматиком, нужно ставить перед собой приземленные цели, определенные цели. И это прежде всего про себя, про свое развитие, про свою карьеру и про свое личное счастье, скажем так. Идеалы всегда немножко дальше, немножко глубже, чем вот это прагматическое понимание своих целей, скажем так. Потому что великий, как мне кажется, психолог и философ Виктор Франкл в свое время сказал замечательную мысль: «Смысл человеческой жизни всегда трансцендентен существованию». Он всегда немножко вовне. Он не про то, что ты сегодня вечером ешь на ужин и что нужно сделать для того, чтобы тебе добавили 10 тысяч в месячную зарплату. Константин Чуриков: Он дальше этих бытовых границ. Игорь Романов: Он дальше этих бытовых границ. Более того, он дальше тебя самого. Он про то, ради чего ты это все делаешь. И мне кажется, что очень большой шаг мы сделаем, если сейчас мы все (и здесь Артем совершенно правильно говорил по поводу того, что молодежь – это отражение общества в целом), а потом и молодежь как наше отражение внезапно начнет (важный момент – внезапно) думать чуть дальше, чем сегодняшний вечер, чуть дальше, чем завтрашнее утро, и чуть дальше, чем свое личное успешное существование, чем своя собственная успешность, скажем так. Константин Чуриков: Ну, чуть дальше, чем сегодняшний вечер… Кто-то побежит за гречкой. Кто-то пойдет в библиотеку и возьмет книгу. Кто-то сделает и то, и другое. Я вот о чем хочу спросить: а идеалы без идеологии бывают? Я про идеологию как про государственную идеологию хочу вас спросить. Игорь Романов: Давайте скажем так. С одной стороны, идеология – это всего лишь механизм формирования идеалов. То есть на самом деле это что-то такое меньшее, чем идеалы, это путь к ним. С другой стороны, идеология – это гораздо шире. То есть это весь набор знаний о мире, скажем так, причем знаний, поданных в определенном ракурсе. Идеология – это эмоционально заряженное представление о том, как надо правильно поступать. Константин Чуриков: Эмоционально заряженное? Отметим это. Игорь Романов: Эмоционально заряженное, да. Потому что, опять же, возвращаясь к разговорам на кухне 30 лет назад, мы все примерно понимали, что такое «правильно», при этом… Ну, это было то, что один мой коллега назвал «только знаемые мотивы». То есть они как бы есть, но они не являются мотивами моих действий. Поэтому здесь, действительно, очень многое про эмоции, про действия и возможность для молодежи в сегодняшнем поле совершать героически поступки, совершать идеалистические поступки, которые отказываются от своей сиюминутной выгоды ради того, чтобы… ради счастья наших детей, ради того, чтобы наша страна процветала и так далее. Потому что если мы будем говорить только о том, что это правильно, и не давать молодежи возможности делать это, причем делать ежедневно, ежечасно… Константин Чуриков: А давайте проще объясним. Ну что надо делать? Я не знаю, получил пятерку на экзамене – уже помощь стране? Игорь Романов: Это зависит от контекста. Ради чего ты ее получил, опять же? Если ты ее получил ради того, чтобы просто родители отстали, потому что они тебя достают, потому что эта пятерка позволит тебе немножко сэкономить денег для родителей, – это тоже хорошо, но это как бы не про идеалы, это не про идеологию. Тут скорее про то, опять же, что делать. Как вариант, например. У нас сейчас достаточно много семей остались без кормильцев. И это происходит ежедневно, ежечасно и так далее. Есть такая всероссийская акция «Мы вместе», когда студенты собираются и все вместе помогают женам тех, кто ушел сейчас, родителям, детям и так далее, и так далее, и так далее. Собирают нечто полезное, помогают просто в магазин сходить и так далее. Но очень многим студентам само по себе слово «акция» не нравится, потому что: «Мы участвуем…» Константин Чуриков: Оно и мне не нравится. Оно какое-то казенное. Игорь Романов: Оно какое-то казенное, совершенно верно. А особенно когда хештэг там еще. Везде это суют… Константин Чуриков: Это вообще! Китайская грамота. Игорь Романов: Да. И ты участник какого-то такого совершенно прогосударственного образования. Но если каждый из нас задастся вопросом… Рядом люди, которые сейчас волею судьбы оказались в незащищенной позиции, и их становится все больше и больше. Что ты для этого сделал, чтобы им стало легче? Есть очень разные формы. Сейчас активно пропагандируются все эти формы в рамках российского информационного поля. Вот если время идет, а ты ни для кого ничего, кроме себя, не сделал, то тут уже вопросы на самом деле к твоим идеалам, к твоей системе ценностей и так далее. Константин Чуриков: Ну, мы обычно под теми, для кого, во имя кого надо что-то сделать, понимаем семью. А как уйти от этого исключительно такого родоплеменного в чистом виде понимания? Игорь Романов: Ну, родоплеменное – это гораздо шире, чем семья. Потому что семья – это вот то, что несколько десятилетий, ну, максимум столетие назад начали называть нуклеарной семьей, то есть: я плюс мои родители плюс мои братья и сестры. С этой точки зрения, семья – это практически я. Делая что-то для семьи, для нуклеарной семьи, я делаю это для себя. Но родоплеменные представления гораздо же шире, да? Это ты делаешь что-то для других людей, которые думают так же, как я, у которых такая же система ценностей, которые, в свою очередь, помогают мне и моей стране, моему городу, моей улице, в конце концов. Причем это же необязательно как бы идеология, чисто идущая от коммунистического прошлого. Ну, всякие западные героические комиксы очень часто транслируют почти то же самое: «Я спасу этот город! Я пришел, чтобы спасти!» – и так далее. Вот этот элемент героизма – он такой общечеловеческий, он не совсем идеологически зашоренный. Тамара Шорникова: Чтобы понимать, что рядом с тобой есть те, кому требуется помощь сейчас, что у вас одни интересы, все-таки ты должен понимать, что и о тебе, в свою очередь, заботятся. И снова вопрос о справедливости. Вот сообщение очень резкое на самом деле, не буду полностью его цитировать, но смысл: «Очень легко разглагольствовать, если у тебя зарплата чуть побольше, чем 15 тысяч». Как заставить себя помогать, объединяться ради общих усилий, если кто-то живет на 10 тысяч, кто-то… Константин Чуриков: Если ты развращен зарплатой больше 15 тысяч. Тамара Шорникова: …а кто-то живет на 10 миллионов? И ты это видишь. Сложно почувствовать себя в одном племени. Игорь Романов: Вы знаете, мне кажется, что если нужно заставлять себя что-то сделать, то лучше не заставлять. Потому что, опять же, это идеология, пришедшая с Запада, по поводу того, что надо выйти из зоны собственного комфорта – и тогда ты будешь развиваться. Да невозможно выходить из зоны собственного комфорта. Если тебе здесь хорошо, ты будешь сидеть здесь. Вот тебе должно стать некомфортно, когда ты никому не помог, ты ни для кого ничего не сделал, кроме себя. Вот когда тебе от этого становится плохо – тогда ты начинаешь выходить и развиваться. И задача пропаганды, задача воспитания, задача цензуры, о чем мы говорим, – это создать такой информационный контекст, в котором, делая все только для себя, тебе будет некомфортно. Тамара Шорникова: Вы в эту сторону повернули, а я бы хотела в другую. Не должно ли в данном случае государство позаботиться о том, чтобы условия как-то поровнее, что ли, были? Игорь Романов: А государство – это вообще кто? Тамара Шорникова: Под государством я сейчас имею в виду не нас всех, потому что мы все – это тоже государство, а условную власть, допустим. Давайте на этом сконцентрируемся. Константин Чуриков: Исполнительная и законодательная. Судебная еще есть. Игорь Романов: Да-да-да. Мы все время рассматриваем власть как некое такое эзотерическое явление, которое существует независимо от нас. Вот есть какая-то такая власть, которая должна людям помогать, а мы должны смотреть на это, в общем, как-то со стороны. Но власть на самом деле, так же как и молодежь, – это зеркальное отражение общества. Власть – это тоже зеркальное отражение общества. Если мы будем сидеть и ждать, что власть что-то такое сделает, ожидать, власть всегда будет делать меньше, чем наши ожидания. Ну, просто потому, что ожидания – это фантазия, а у власти есть конкретные ограничивающие ресурсы. Константин Чуриков: Мы должны помогать друг другу? Игорь Романов: Мы должны делать все для того, чтобы власть за нами тянулась. Константин Чуриков: Спасибо. Интересно, интересно, Игорь Владимирович! Тамара Шорникова: Спасибо. Константин Чуриков: Игорь Романов, кандидат психологических наук, директор по коммуникациям РГСУ.