Виталий Млечин: Госдума сегодня обсуждает федеральный бюджет на следующий год. По словам председателя профильного комитета по бюджету и налогам Андрея Макарова, работа над подготовкой документа шла все лето. Сложности в этом процессе были связаны с прогнозом социально-экономического развития. Тамара Шорникова: Макаров отметил, что основной упор при подготовке закона делался на то, чтобы внешние условия, санкции и цены на энергоресурсы не могли помешать безусловному выполнению всех социальных обязательств. Виталий Млечин: Проектом федерального бюджета на 2023–2025 годы предусмотрен рост прожиточного минимума, МРОТ и зарплат бюджетников. При этом сам прожиточный минимум составит 14 275 рублей, МРОТ будет 16 242 рубля. Уже подсчитали, что благодаря этому зарплаты подрастут у 3,5 миллиона работников. Кроме того, в проект бюджета заложено увеличение зарплат работников бюджетной сферы. О тратах государства и их влиянии на нашу жизнь поговорим прямо сейчас. У нас в гостях Сергей Смирнов, доктор экономических наук, ведущий научный сотрудник Института научной информации по общественным наукам РАН. Сергей Николаевич, здравствуйте. Сергей Смирнов: Всем доброго дня. Тамара Шорникова: Здравствуйте, да. И обратимся тоже к телезрителям. Напишите, пожалуйста, нам, позвоните в прямой эфир. Какая у вас сейчас зарплата? И какая, по вашему мнению, сейчас была бы справедливой, для того чтобы отвечать на те цены, которые вы видите в магазинах? Виталий Млечин: Давайте разберемся. Верстается бюджет. Нам говорят, что в первую очередь – социальные расходы. Можно ли сейчас подсчитать, какими эти расходы должны быть? Ведь все это индексируется с учетом инфляции, совершенно очевидно, а инфляция – немножко прогнозы меняются. Сергей Смирнов: Меняется, собственно говоря, реальная инфляция, которая существует в магазинах. Ну или те, кто не ходят в магазины, а пользуется доставками какими-то. И есть та инфляция, которую рассчитывает Росстат. Там есть, в общем-то, дистанция по отдельным позициям достаточно большого размера, как вы понимаете. И поэтому, когда читаешь те же самые социальные сети и так далее, вы прекрасно понимаете основной лейтмотив, у кого действительно бюджет трещит по швам, у малообеспеченных и так далее: «Где вы увидели такую инфляцию?» Ну, во-первых, тут есть несколько моментов. Первое – то, что корзина для бедных дорожает (ну, это аксиома, если хотите, лемма), она дорожает быстрее, чем корзина для богатых. Вот это очень важный момент. И поэтому когда говорят: «По-прежнему мы будем выполнять социальные обязательства государства», – на мой взгляд, это важно. Что значит – выполнять социальные обязательства государства? Это в первую очередь – то, что касается пенсионеров неработающих, подчеркиваю, – опережающая по сравнению пусть и с официальной инфляцией индексация пенсий. Это действительно поддержка той же самой семейной политики. Вы знаете, это безусловно будет так. И ряд других вещей. Те цифры, которые озвучены по МРОТ, по прожиточному минимуму – это рост, конечно, в пределах официальной инфляции, ну, может быть, чуть-чуть повыше. В пределах неофициальной инфляции… Конечно, я понимаю наших телезрителей, которые будут говорить: «Где вы видели такую инфляцию?» И последнее, о чем я хочу сказать, наверное, в этой части. Специально посмотрел перед эфиром среднюю заработную плату в России. Я понимаю, сейчас будет: «Где вы взяли такую зарплату?» Ну, Росстат дает сейчас то ли 62, то ли 66 тысяч. Виталий Млечин: Неплохо! Сергей Смирнов: То ли по июлю, то ли по августу месяцу. Это средняя, это не модальная зарплата, то есть там разрывы достаточно большие. Виталий Млечин: Хорошая зарплата получается, да. Сергей Смирнов: Но это Росстат, еще раз подчеркиваю. Я не несу ответственности за эти цифры. Виталий Млечин: Естественно. Вот смотрите, по прожиточному минимуму: был 13 919, а будет 14 275 рублей. Не маловато ли? Цены даже по официальной инфляции сильнее выросли. Сергей Смирнов: Ну, выросли как? Если мы разделим первое на второе, то мы получим, в общем-то, официальную инфляцию. Кроме того, есть еще один очень важный момент, на что я хотел обратить внимание. Вы знаете, что в этом году индексация некоторых видов социальных выплат проводилась два раза. Я понимаю, что где-то нужно взять деньги (и об этом мы, опять же, поговорим). Я понимаю ну не очень большое довольство наших уважаемых телезрителей, когда с 1 декабря произойдет повышение тарифов на жилищно-коммунальные услуги. Да, правительство обещает, что это как бы опережающая ситуация, и 1 июля 2023 года индексации очередной не будет. Но кто же сейчас наверняка это может сказать? Вот, собственно говоря, те проблемы, которые есть. И еще один момент, очень важный, на мой взгляд, – то, что происходит на рынке труда. Вы видите, никаких цифр по увеличению социальной поддержки безработных не происходит, во всяком случае пока. Как была минимальная… Тамара Шорникова: У нас официально низкая безработица. Сергей Смирнов: Да, низкая безработица, она действительно такая сейчас, я должен сказать, опять же, по официальным данным. Но есть некие тревожные тенденции: это в контексте роста занятых в режиме неполного рабочего времени и находящихся в отпусках без сохранения содержания. Эти цифры пока не критичные, отнюдь не критичные, но то, что тенденция начала как бы формироваться – это действительно тревожный факт. Другое дело, что, насколько я понимаю, после создания этого самого Координационного совета, я думаю, эта проблема будет решаться, в том числе и административным способом. По-моему, вчера Мишустин, глава Правительства, сказал, что для производства обмундирования и так далее нужно привлекать все, как говорится, имеющиеся возможности в легкой промышленности. Что это значит? Это значит, что будет… Мы как бы все остальное оставляем за скобками. Это будут рабочие места. Это будет гарантированный рынок сбыта, наверное, по фиксированным все-таки ценам, чтобы обеспечить возможность развития предприятий легкой промышленности. И поэтому какие-то такие меры, наверное, возможны и в дальнейшем, чтобы не допустить роста безработицы. А у нас сейчас – что официальная, что «мотовская» (по Международной организации труда) – она у нас сейчас ниже, чем в прошлом году. Виталий Млечин: Заговорили про обмундирование, не могу не задать вопрос. Наши зрители нам пишут: «Есть такой-то магазин в нашем городе, там все это продается, все обмундирование. Стоит, конечно, дороговато, но есть». А почему же тогда получается, что у государства нет? Ведь получается, что товар этот есть, его просто надо закупить и, соответственно, выдать тем, кому это положено. То есть проблема, получается, не в том, что чего-то нет, а в том, что чего-то нет у государства. Сергей Смирнов: Вы знаете, если это продается в магазинах, то мы с вами, уважаемые коллеги, прекрасно понимаем, что цены «кусаются», можно сказать. И, наверное, то заявление Мишустина, которое есть, – это увеличение предложения в первую очередь. Я не знаю, будет ли требоваться от розничной торговли продажа по фиксированным ценам. Этого мы с вами не знаем. Все-таки пока нет у нас закона о фиксации цен, как это есть в Республике Беларусь, но тем не менее. И есть ли, в достаточном ли количестве эти запасы, это обмундирование – мы пока, к сожалению, не знаем. Более того, мне на днях прислали из Костромской области, из села Угоры (ну, это отдельная песня, как-нибудь поговорим) объявление в органе местной исполнительной власти, что производится сбор разного рода вещей для участвующих в СВО. Ну, на мой взгляд, не должно такого быть. Я понимаю, какая-то благотворительность и так далее, но, в принципе, государство должно все это обеспечивать. Это же государственная политика. Мне кажется так. Тамара Шорникова: Огромное количество SMS! Сейчас звонок тоже примем. Начали присылать жители разных регионов свою реальную зарплату и какая, по их мнению, сейчас была бы действительно адекватной, в соответствии с теми ценами, которые есть. Реальные зарплаты. Москва: «Теплосеть подмосковная. Зарплата – 19–20 тысяч. Вредность сняли. Теперь хотят выслугу снять». Костромская область: «Ставка учителя – 11 300. Не индексируют много лет». Нижегородская область: «Завод, станочница. По 12 часов работаем, ночные. Зарплата – 24 тысячи рублей». А теперь – что было бы адекватным. Тверская область: «Для двоих доход – не менее 50 тысяч на семью». «Зарплата должна быть 50 тысяч на одного», – это уже мнение телезрителя из Курганской области. Вот около 50 – пока из того, что я вижу сейчас, чаще всего именно такая величина фигурирует. Виталий Млечин: И, что характерно, это ниже этой средней зарплаты, по Росстату. Сергей Смирнов: Да, меня тоже удивляет. Может быть, я не туда… Но, по-моему, я смотрел ту самую таблицу – основные показатели социально-экономического развития России то ли в июле, то ли в августе. Не суть. Виталий Млечин: Не суть, да. Тамара Шорникова: Давайте послушаем теперь телефонный звонок – Валерий, Волгоградская область. Здравствуйте, Валерий. Виталий Млечин: Здравствуйте, Валерий, вы в эфире. Зритель: Работаю в охране, город Волжский, Волгоградская область. Зарплата – 13 тысяч. Тамара Шорникова: Понятно. Зритель: Будет ли вообще какое-то улучшение? И вообще будет ли оно когда-нибудь? Виталий Млечин: А сколько бы вам хотелось получать, работая охранником? Сколько бы вам хватило? Зритель: Ой, я работаю сутки/трое. Ну, хотя бы 20. Виталий Млечин: Понятно, спасибо большое. То есть, в общем, тут ни о каких 60 речь не идет, а хоты бы 20. Тамара Шорникова: И в целом, если посмотреть на SMS, люди не говорят какие-то заоблачные суммы, то есть не 200 тысяч рублей. Нет. Тут даже 50 на двоих предлагают. Виталий Млечин: Так может, в этом проблема? Может, надо хотеть 200 – и тогда будет 50? Сергей Смирнов: Ну да. Главное, чтобы у работодателя были деньги. Скажем, зарплата частных охранников в ЧОПах достаточно сильно варьируется по стране. Я не знаю, какая зарплата у чоповцев (я с уважением, без всяких, как говорится) в Москве, но я думаю, что она все-таки больше 13 тысяч. Тамара Шорникова: Опять же, человек получает 13 тысяч и говорит: «Неплохо хотя бы 20». Это не такой большой прирост. Сергей Смирнов: Вот это грустно на самом деле. Тамара Шорникова: Если мы говорим о возможностях государства и бизнеса увеличить на небольшую, в общем-то, величину, чтобы людям как-то более или менее, я уж не говорю, чтобы комфортно, а нормально жилось, то что для этого все-таки можно сделать? Сергей Смирнов: Вы знаете, если рассуждать в экономических, как говорится, сюжетах, то сейчас, в данный момент, я думаю, принципиально ничего изменить нельзя. Почему нельзя принципиально? Потому что есть некие общие тренды развития экономики. И если, скажем, у нас валовой внутренний продукт падает, если реальные денежные доходы падают (ну, пока не очень намного, по официальным данным), то, в принципе, повышать зарплату ни один работодатель не будет. Почему? Тут в действие вступает второй факт – неопределенность экономическая. Понимаете? Ну посмотрите, что произошло с тем же самым бюджетным правилом. Раньше это было 40. По-моему, в этом году устанавливали 44 доллара за баррель, а все остальное – в Фонд национального благосостояния. Сейчас перешли к абсолютным цифрам. То есть Силуанов, министр финансистов, спрогнозировал, что 8 триллионов рублей мы должны как бы (ну, не должны, а прогноз такой) получить от экспорта нефти и газовых ресурсов. Будет оно или не будет? Не очень понятно. Если больше этой величины – значит, пойдут средства в Фонд национального благосостояния. Если нет, то, естественно, бюджет Фонда национального благосостояния будет сводиться с дефицитом. Собственно говоря, вот так. И поэтому все меняется на глазах. И делать какие-то долгосрочные прогнозы я бы сейчас не стал. Я понимаю, закладывается тренд. Ведь как у нас по федеральному закону? Бюджетная трехлетка у нас есть, да? 2023 год, 2024-й и 2025-й в данном конкретном случае. В принципе, по прогнозам того же Минфина, Минэка и так далее, дефицит у нас будет сокращаться. В будущем году – 2% ВВП. Через год – там, по-моему, 1,7%, да? Или 1,4%. А потом – вообще 0,7% ВВП. Будет ли это на самом деле? Ну, вы знаете, на месте господина Силуанова я бы голову на отсечение не давал. Тамара Шорникова: Сергей Николаевич, а это так страшно, с экономической точки зрения, дефицит бюджета в 2%, 4%? Нет прецедентов, когда бюджеты каких-то других зарубежных стран дефицитные? Сергей Смирнов: Нет, в странах… Тамара Шорникова: Мы так боимся этого всегда! Сергей Смирнов: Мы боимся, мы страшно этого всего боимся. На самом деле это не так страшно. Почему? Потому что при обсуждении бюджета что было сказано? Мы будем ориентироваться на государственные заимствования. И вот здесь… Что такое государственные заимствования? Это облигации федерального займа. И вот сейчас тормознутые (извините, нехорошее слово), заторможенные – перестали размещать с февраля или с марта этого года– облигации федерального займа для населения, которые были вполне привлекательными по процентам ставкам и по всему прочему. И вот сейчас мне кажется, что если взят курс на какие-то внутренние государственные заимствования, то это четкое выполнение обязательств по срокам, по доходности, по тем обязательствам, которые уже есть у государства. И тогда это будет для населения некоторым, скажем, дополнительным побудительным мотивом финансировать какие-то проекты. С другой стороны, вы сами знаете, на том же совещании этого Координационного совета, которое вчера, по-моему, проходило, уже говорилось о том, что мы по-прежнему по ряду позиций будем ориентироваться на плановую убыточность. Это все абсолютно понятно. Почему? Потому что если замещать то же самое медицинское оборудование, то это немножко по-другому устроено, потому что должен быть рынок сбыта. Если вы что-то вкладываете и действительно разрабатываете хорошее оборудование, то российского рынка будет недостаточно. А куда его поставлять при закрытых границах? То же самое и по лекарствам. По простым лекарствам все будет нормально, никто не сомневается. А вот по дорогостоящим каким-то лекарствам – это совершенно другие технологии разработки, это многомиллиардные инвестиции. И поэтому вот здесь действительно палка о двух концах. С одной стороны, мы заимствуем эти деньги, а с другой стороны, какая-то часть проектов должна быть все-таки прибыльной, чтобы рассчитаться с займодавцами. Виталий Млечин: Иначе не получится. Давайте побеседуем еще с директором Высшей школы финансистов РЭУ имени Плеханова Константином Ордовым, он с нами сейчас на прямой связи. Константин Васильевич, здравствуйте. Константин Ордов: Здравствуйте. Виталий Млечин: Константин Васильевич, где государству взять деньги на то, чтобы покрыть дефицит бюджета, на то, чтобы всего хватило? Константин Ордов: Ну, соблазнов много. Прежде всего, конечно же, обычно простой способ – это выпустить дополнительные долговые ценные бумаги либо увеличить налоги. Но, как мы понимаем, это все является, мягко говоря, не антикризисной мерой. Хотя увеличение государственного долга, а особенно такого незначительного, который у нас в Российской Федерации, наверное, ответ очевиден: этот инструмент активно использовался в 2018–2019 году. То есть для нас это вполне приемлемый инструмент финансирования дефицита бюджета, направленный на поддержку экономики, на создание условий для перехода к перманентному такому стратегическому развитию и росту экономическому. Виталий Млечин: А речь идет о внутреннем долге или о внешнем тоже? Константин Ордов: Ну, видите ли, внешний был соблазнителен, но мы урок 98-го года должны помнить, когда, ну, отчасти в связи с тем, что он достался нам в наследство, но вот тот дефолт, который имел весьма разрушительный характер, был связан ровно с тем, что мы, с одной стороны, имели колоссальный внешний долг и пытались при этом нарастить еще внутренний, непропорционально развитию финансов и экономики страны. И сейчас мы с вами все-таки понимаем, особенно глядя на тех же европейцев и американцев, что внутренний долг нивелирует валютные риски. То есть в этом смысле у нас получается, что нет перспективы столкнуться с каким-то экстремальным изменением курса, которое приведет к кратному увеличению обслуживания, сумм по обслуживанию этого долга. Ну и в довершение: действительно, наш внутренний рынок достаточно емкий, с точки зрения накоплений, сбережений населения, которое сегодня вынуждено под депозитные ставки в банки относиться, не знаю, под 4–5%. А все-таки мы видели, что такой инструмент, как народные ОФЗ, которые мы с вами эмитировали и имеем уже опыт их обращения, был с гораздо более высокими ставками, гораздо более надежный, с более длительным характером,тем самым гораздо более интересным для экономики, потому что у нас острейший дефицит на самом деле долгосрочных средств. И здесь тоже альтернативные программы, связанные с тем, что пересмотр бюджетного правила, финансирование из Фонда национального благосостояния. Все это как раз сейчас будет более чем уместно, востребовано и, опять же, не приведет к нарушению такого финансового баланса. У нас любит Центральный банк всегда заботиться о финансовой устойчивости. Вот мне кажется, что это те меры, которые не нарушат эту финансовую устойчивость. Тамара Шорникова: Константин Васильевич, вот SMS от очень подкованного телезрителя из Пензенской области. Мы как-то обсуждали тоже это в эфире. Возможно, и не зря. Вот какое предложение: «Борьба с бедностью – это прежде всего справедливое перераспределение доходов, сокращение разницы, коэффициента Джини. Это возможно». Виталий Млечин: Ух ты! Тамара Шорникова: Да, того самого коэффициента. Мы даже с вами, по-моему, обсуждали. Это разница между тем, что получают самые богатые и самые бедные в стране. Так вот, что с этим коэффициентом делать, как сокращать? Константин Ордов: Ну, здесь справедливости ради надо сказать, что коэффициент Джини в России, мягко говоря, не самый большой в мире, во вполне приемлемых рамках. Но, действительно, как наши с вами телезрители подмечают, перегибы существуют, с точки зрения ну каких-то очень низких заработных плат, прямо вызывающих, естественно, какое-то несогласие и негодование. В этом отношении, с точки зрения будущего бюджета трехлетнего, мы видим, что возрастет налоговая нагрузка на нефтегазовый сектор. И это как раз то самое перераспределение природной ренты, о котором мы достаточно много говорили, – что действительно является некой справедливой, что ли, в настоящее время мерой, которая позволит обеспечить дополнительные доходы бюджета. Опять же, в случае если благоприятная рыночная мировая конъюнктура на товары сырьевые, которые мы экспортируем, будет, то это обеспечит в том числе дополнительные меры. Мы говорили, что из мер поддержки это вполне может быть все-таки отказ от подоходного налога для зарплат ниже, к примеру, 20 или 30 тысяч рублей. Это тоже мера, которая, по крайней мере, сделает эту систему более справедливой. Пока не заходит разговор о прогрессивной системе подходного налога, хотя сейчас мы видим, что наши миллиардеры оказались, в общем-то, более заинтересованными в российской экономике и стараются свои сбережения вернуть, так сказать, в родную гавань. И вот здесь, наверное, появляется возможность именно справедливой, с точки зрения перераспределения будущих доходов на капитал, которые будут зарабатываться в российской экономике, так сказать, в сторону слоев населения с наименьшими доходами. Ну, это такая социальная функция государства. Инструментов достаточно много. И двигаться, наверное, надо действительно аккуратно, но двигаться точно необходимо. Виталий Млечин: Спасибо, спасибо вам большое. Константин Ордов, директор Высшей школы финансов РЭУ имени Плеханова, был с нами на прямой связи. Сергей Николаевич, если брать заимствования (и неважно откуда – извне или изнутри), отдавать-то все равно придется. Сергей Смирнов: Ну конечно, придется. Поэтому мы и говорим о том, что должны быть какие-то проекты, которые приносят прибыль в российскую экономику. Да, опять же, тот же самый… Ну извините, если вы реализуете какой-то проект, то это рабочие места, это тот же самый подоходный налог – то, о чем говорил Константин Васильевич, насколько я понимаю. И тут мы, по-моему, с ним дудим в одну дуду, согласитесь. Что-то я сегодня народными оборотами сыплю, извините. И плюс, если это прибыльный проект, понятно, что это налог на прибыль, это где-то, если выход на рынок, и НДС, и вся прочая система налогообложения. Ну а дальше надо конкретно считать. Я отнюдь не противник идеи ликвидации… ну, не ликвидации, а обнуления, скажем так, подоходного налога для малоимущих. Но, опять же, здесь нужно считать просто. И я не уверен, что это будет сделано сегодня. Скорее всего, сейчас государство будет ориентироваться при разработке бюджетной политики, при разработке прогнозных показателей именно на социальный блок все-таки, вы сами понимаете, потому что ситуация не очень легкая в экономике. И давить на население… Правильно сказал Константин Васильевич насчет нефтегазового сектора. Это перераспределение. Это они будут, в общем-то, во многом оплачивать социальные программы, ну, через перераспределение то самое. И поэтому я думаю, что никаких социальных, скажем так, наступлений на наши с вами права в ближайшее время не будет. Виталий Млечин: А если просто напечатать деньги? Сергей Смирнов: Ну извините, это тот же самый разгон инфляции. Мы это проходили, и не раз. Вспомните последние годы существования Советского Союза, эти не обеспеченные ничем сбережения. Это абсолютно… Ну, экономика – она, в общем-то, наука, и там есть свои законы. Вот нельзя туда прийти и административно ударить кулаком по столу, потому что должна работать система. Тамара Шорникова: Хорошо, ищем антикризисные меры, как говорил коллега. Сначала – зарплаты реальные. Опять-таки, из регионов приходят сообщения. Пермский край: «У топ-менеджера зарплата – два миллиона, а у охранника – 10–13, у рабочего – 20–30, у учителя – 15. А по стране средняя – 62 тысячи». Сергей Смирнов: 62 тысячи и 200 рублей. Я уточню. Тамара Шорникова: Это варианты, как возникла такая сумма, предлагаются. Архангельская область: «Медицинская сестра, 22 тысячи получаю». Саратов пишет: «Зарплата – 30 тысяч рублей. Экономист в известном коммерческом банке, часто рекламируемом. Подняли в июле, была 20. Желаемая при этом – 50–70 тысяч рублей». Виталий Млечин: Нормально, в полтора раза подняли зарплату сразу. Тамара Шорникова: Да. И вот мера, которую предлагают телезрители: «Не нужно ничего больше повышать, – Тамбовская область предлагает. – Все очень просто: государство должно убрать в квитанции по ЖКХ строчку «за отопление». И экономика поднимется, и людям станет легче жить». Ну, экономика поднимется… Сергей Смирнов: Непонятно. Виталий Млечин: Да. Только отопления может не стать после этого. Тамара Шорникова: Да. Возможно, поднимется экономика, если людям станет легче жить, они начнут что-то лишнее покупать, позволять себе в магазинах. Наверное, такая логика. Но если говорить… Сергей Смирнов: Но тогда рухнет вся коммунальная инфраструктура, извините, если не платить. Виталий Млечин: Да. И без отопления в нашей стране… Есть, конечно, регионы, где можно жить без отопления, но их очень немного. Тамара Шорникова: Если говорить все-таки о каких-то вот таких мерах, о субсидиях, льготах, то что в этом смысле может себе позволить государство? Если не прямые выплаты, то сокращение наших трат. Сергей Смирнов: Вы знаете, я не уверен, что здесь можно, опять же, сделать что-то кардинально революционное. Я думаю, что надо просто держать ситуацию пока, потому что не очень понятно, что будет с доходами. То есть понятно по проектировкам, что будет с доходами бюджета, но что будет реально с ними – это тоже не очень понятно. И поэтому вот те меры социальной поддержки переводить на какой-то новый революционный уровень я бы очень поостерегся. Нужно, да, безусловно, поддерживать самых бедных. Нужно, конечно же, реализовывать, индексировать выше, пусть даже на уровень номинальной инфляции, которая есть, а не реальной. Но вот революционных вещей я не вижу, к сожалению. Тамара Шорникова: Сергей Николаевич, я понимаю вашу осторожность, но мне хочется в данном случае раскачать эту дискуссию, что называется. Сергей Смирнов: Давайте, давайте. Тамара Шорникова: Потому что мы все время говорим: «Нужно осторожнее. Нужно откладывать. Нужно беречь». Такова была наша экономическая политика последние годы. Поэтому мы накачивали деньги, отправляли их (тоже по-народному скажу) в «кубышку», причем желательно за рубеж. И в итоге лишились этих денег. Ни экономика не воспряла, ни денег этих мы теперь не видим. Сергей Смирнов: На самом деле… Виталий Млечин: Да, «черный день» наступил, а… Сергей Смирнов: В том же Фонде национального благосостояния… Давайте выйдем за скобки геополитику. На самом деле политика была вполне разумная. Почему? Потому что… Для чего создавался Фонд национального благосостояния? Для того, чтобы туда скидывать излишки, чтобы предотвращать излишние бюджетные расходы. Понимаете, сегодня год благоприятный… Ну, мы же это проходили в 2005–2006-м. И вдруг 2008 год наступил, цены на нефть рухнули. И как выполнять социальные обязательства? Вы говорите: «Давайте напечатаем деньги». Да? Не надо было тогда печатать деньги, потому что можно распечатать Фонд национального благосостояния. Я говорю, что где его размещали – это другой вопрос. Плохой год наступил, цены на нефть рухнули, предположим, – и ты лезешь в Фонд национального благосостояния, по-прежнему выполняешь социальные обязательства перед российскими семьями и так далее и тому подобное. Сейчас просто вмешался другой фактор, поэтому вот сейчас есть опасность критиковать нашу прежнюю политику. Я бы не стал. Тамара Шорникова: Хорошо. А если бы, скажем так, государство тратило деньги, например, в том числе и на повышение зарплат тем же бюджетникам, у которых было бы больше денег, и меньшее количество людей в кризисный год оказалось бы в плохом положении, меньшему количеству людей государству нужно было бы помогать в качестве выплат каких-то, пособий и так далее. Раз. Второе. Сейчас мы говорим о том, что нужно переориентировать предприятия на внутренний рынок, нужно выпускать как можно больше продукции своими руками. А кто это будет покупать, если человек получает 13 тысяч рублей? Кто? Для чего будут работать эти предприятия? Сергей Смирнов: Ну, они будут работать на потребительский рынок по-любому. У нас, кстати, вот что еще произошло? Это тоже очень важно. Люди обратились к сбережениям. Вы знаете, что, по тем же самым данным Росстата, объем продаж на розничном рынке сократился в августе месяце этого года… Это совсем свежие данные. Там идет по нарастающей. По сравнению с августом прошлого года – на 8% с лишним. Кто-то действительно ушел в сбережения, они действительно выросли. А у кого-то просто 13 тысяч, вы сами понимаете, нет средств тратить. Да, можно разовые выплаты сделать. Вы вспомните, что было в ковид: тогда все семьи с детьми, независимо от их доходов, получали по 10 тысяч на ребенка. Это действительно стимулировало тех же самых производителей – есть спрос и так далее и тому подобное. Но, опять же, откуда взять деньги, чтобы их раздать? Можно проиндексировать зарплаты бюджетникам. По-моему, там приводилась цифра – около 4 миллионов человек. А что такое 4 миллиона при занятых, я извиняюсь, ну не в 20 раз, но в 15 раз больше, условно? Поэтому это не решает проблему. Да, это поддерживает отдельные семьи, но не решает проблему в целом. Понимаете, экономика должна развиваться. Если в этом году у нас спад, в прошлом году у нас был рост у нас. Медленный, да, но нормальный рост, реальные доходы росли и так далее. Но, к сожалению, сейчас все происходит по-другому. Тамара Шорникова: Понятно. Виталий Млечин: Спасибо вам большое. Сергей Смирнов: Извините за печаль. Виталий Млечин: Ну, как есть. Будем следить и дальше с вашей помощью. Спасибо вам большое. Сергей Смирнов: Спасибо. Виталий Млечин: Сергей Смирнов, доктор экономических наук, ведущий научный сотрудник Института научной информации по общественным наукам РАН, был у нас в гостях. Сейчас прервемся буквально на минутку и вернемся в студию. Тамара Шорникова: Да. Будем говорить о ценах, на что у нас хватит нашей зарплаты.