Константин Чуриков: Ну а начнем мы с самого насущного – с того, что касается всех нас. Я говорю, конечно же, о росте цен, который многие фиксируют. И мы говорим сейчас об ассортименте наших магазинов. Ну и самое главное, что у многих сейчас вызывает некие опасения, – это сахар, такой продукт, как сахар. Давайте посмотрим, что происходит с ценами. Это данные Росстата. Вот появились сегодня данные по поводу инфляции именно конкретно на этот продукт. За последнюю неделю – с 5 по 11 марта – сахар прибавил сразу почти 13%. До этого вырос на 3%. Ну что же? Кроме того, вообще сегодня глобально Правительство обнародовало контрплан, скажем так, план помощи нашей экономике в условиях колоссальных санкций. Этот план включает в себя больше 100 инициатив примерно на 1 триллион рублей. Завтра в эфире будем говорить подробнее. Ну а сегодня затронем как раз прежде всего ценовую составляющую, ассортиментную: что с сахаром, что с зерном. Вместе с тем, как вы знаете, буквально вчера стало известно, что ограничен вывоз сахара за рубеж, в том числе в стране ЕАЭС. При этом по квотам его можно будет вывозить, но это должны быть определенные, строго определенные квоты. Ну и чтобы никого не пугать, скажем также о том, что вице-премьер Виктория Абрамченко исключила возникновение дефицита продуктов в России. Ну а о деталях сейчас будем говорить. У нас на связи Дмитрий Востриков, исполнительный директор ассоциации «Руспродсоюз». Дмитрий Владимирович, здравствуйте. Марианна Ожерельева: Здравствуйте. Дмитрий Востриков: Добрый вечер. Константин Чуриков: Давайте мы начнем все-таки с сахара, потому что все беспокоятся. Вот Марианна уже второй день в эфире рассказывает, что в ее магазине шаговой доступности что-то с сахаром туговато. Марианна Ожерельева: Не появился. Константин Чуриков: Да. Что с ним происходит? Правда ли, что запасы на самом деле есть, просто кто-то это дело придерживает? Кто, зачем и почему? Дмитрий Востриков: Ну, действительно, если смотреть балансы производства и потребления, то у нас на 100 тысяч тонн больше производство – это раз. Второе – мы еще 100 тысяч тонн импортируем традиционно от наших соседей из Белоруссии. И плюс Министерство сельского хозяйства законтрактовало тростниковый сахар, который находится в пути. Этот объем – 300 тысяч тонн. В ближайшее время он должен подойти. Поэтому мы оцениваем ситуацию по сахару, как в первую очередь связанную с ажиотажем. То есть это продукт, который довольно-таки дешево, несмотря даже на повышение цены, стоит. Храниться он может неограниченное количество. Кроме того, сахар – продукт, который используется для консервирования, варенья. То есть это сохранение той продукции, которая будет, на год. Ну, естественно, население переживает о том, что регулировался годом ранее сахар, потом цены отпустили, сейчас цены растут. И это некоторая нервозная обстановка. То, что касается пустых полок – это больше касается логистики. У нас в магазинах очень ограниченная полка, нет никаких складов и подсобных помещений для того, чтобы там делать какой-то запас, поэтому получается, что даже несколько десятков человек, пришедших в магазин и совершивших более крупную покупку, они приводят к тому, что последующие приходят и видят пустую полку. А один магазин с пустой полкой вызывает уже ажиотаж в соседних регионах. Поэтому здесь мы прогнозируем, что будет примерно такая же ситуация, как с крупами в 2020 году, когда все закупили и боялись, что просто исчезнет продукт, а потом, ну дай бог, кто успел съесть. Константин Чуриков: Дмитрий Владимирович, мы учтем на будущее, что магазинам надо вообще сами помещения строить, чтобы там был склад, чтобы можно было где-то что-то хранить. Ну, это на будущее. А сейчас-то что делать? И как людей успокоить, которые нам пишут и волнуются? Дмитрий Востриков: Ну, сейчас, я думаю, самое трезвое – это не поддаваться панике и переждать какое-то время. Потому что мы сколько можем съесть сахара? Ну, среднестатистическая семья съедает килограмм сахара за месяц. Смысл делать его запасы при условии того, что по балансам у нас все нормально? Ну, сейчас Минсельхоз и Правительство предприняли еще дополнительные меры, заключающиеся в том, что у нас ограничен вывоз в страны СНГ. А у нас, если куда-то и вывозится, то только туда, потому что на мировом рынке мы несильно конкурентоспособные. Все-таки против тростникового сахара Россия слабую конкуренцию может на мировых рынках оказать: там все-таки трава, а здесь корнеплод. И гораздо проще и дешевле все-таки сахар вырабатывать из сахарного тростника. Марианна Ожерельева: А можно про баланс? Получается, что последние годы мы потребляем 5,8 миллиона тонн сахара. И получается, что у нас есть порядка 70 заводов. Я не знаю статистику 2021 года, но вот за 2020-й приводился пример: 70 заводов, которые производят 6 миллионов тонн этого сахара. Якобы за последние годы у нас сверхнормативное его количество. А зачем же тогда эта мера, раз все так хорошо? Она же тоже такая пугающая сейчас. «Запретили вывозить? Ага, раз запретили – значит, что-то не так с внутренним рынком. Это ли не сигнал?» Дмитрий Востриков: Ну, есть противоречия в восприятии принимаемых мер и поведением населения. Вот я повторюсь, что если не было бы этой штуки ажиотажной, что вот завтра не будет, то у нас по балансу абсолютно нормальная была бы ситуация, полки были бы заполнены. Здесь поведение населения, к сожалению, сложно как бы регулировать. Действительно, нервозно относятся к любой новости, которая есть. То есть сделали регулирование – значит, может отразиться. Убрали регулирование – ах, значит, сейчас отпустят цены. Ограничили вывоз – значит, действительно, с балансами все плохо. А все это влияет на поведение, которое просто ну невозможно нейтрализовать. У нас даже тот сахар, который приходит с заводов, его просто не успевают зафасовать и развести по торговым точкам. То есть банально как бы «узкое горлышко» – это действительно логистика, подвоз в магазины. Константин Чуриков: Дмитрий Владимирович, а где сейчас физически, например, этот товар народного потребления под названием «сахар»? Где его сейчас больше всего? Это какие-то склады? Где эти склады находятся? В чьих он руках? То есть с кого спросить: «Вы что не привозите сахар?» Дмитрий Востриков: Ой, ну здесь, наверное, равномерно можно распределить. Сахарный завод – понятно, что там есть склад, там есть определенные запасы. С учетом того, что пошел ажиотаж, оптовое звено здесь тоже делает некоторые запасы, потому что видит рост и считает, что он будет продолжаться, закупают уже на небольшие региональные склады. И находится на распределительных центрах сетей. Вот они периодически делают отчеты и говорят, что у них запас – от 40 до 60 дней – по долгохранящимся продуктам. Поэтому запасы есть везде. Но повторюсь: подвезти в магазин и наполнить полку, когда десяток покупателей могут ее опустошить, ну просто невозможно. Мы все эти годы привыкли работать, как раз минимизируя издержки. А склад при магазине – это тоже дополнительные издержки, за которые надо платить. Поэтому для того, чтобы минимизировать как бы расходы и издержки, магазины сейчас и строят, особенно у дома, без складских помещений. Константин Чуриков: Вот почему-то раньше, в советское время, помните, строили эти универсамы большие, магазин «Диета», и там половину этого магазина действительно склад занимал, да? Сейчас уже такого нет. Марианна Ожерельева: Ну, если разобрались с тем, что… Дмитрий Востриков: Тем не менее это не спасало в советское время от того, что были пустые полки. Марианна Ожерельева: Вот если мы поняли, где он находится, то теперь же вопрос: почему он столько стоит? Сегодня уже Генпрокуратура заявила, что займется, отреагирует на попытки этого искусственного увеличения стоимости сахаропроизводителями. Слово «производители». Возникает вопрос: то есть уже нашли, кто виноват в стоимости? То есть они виноваты – производители? Или те, кто придерживают? Я про тех, кто продают. Может быть, все-таки склад где-то маленький остался, и там держат до лучших времен, а пока подороже продают. Дмитрий Востриков: Вы знаете, у меня всегда был вопрос… Вот говорят «спекулянты». Ну, «добавочная стоимость», получается, имеет другой эквивалент в русском языке – как раз «спекуляция». Поэтому если подходить по-честному, то надо либо восстанавливать, как в Советском Союзе была плановая экономика, со всеми вытекающими последствиями, либо убирать эту риторику. Ну, проверки покажут. Обоснованность и необоснованность – очень такая тонкая грань. Мы считаем, что некоторый перекос в ценообразовании был допущен во время регулирования, потому что соглашения по регулированию цен, допустим, нас вообще не касались. Ну, я имею в виду предприятия пищевой промышленности. У нас кондитеры покупали сахар во время регулирования дороже, чем население могло купить на прилавке. И вот эти перекосы, наверное, внесли некую сумятицу в то, а сколько же должен по-рыночному стоить продукт. Константин Чуриков: Так, хорошо. А как вы считаете, вот сейчас, то есть в этой ситуации, бизнес все-таки все расставит по своим полкам? Или государству надо вмешаться? Ну, если бизнес сейчас не способен быстро восполнить, скажем так, отсутствие товара на полках. Дмитрий Востриков: Я думаю, что прежде всего нам надо убрать излишнюю нервозность с рынка – и, действительно, придет цена в какое-то равновесие. Наверное, этому будет способствовать, когда мы узнаем посевные площади под сахарной свеклой. Тогда можно будет первые прогнозы делать, независимо от погодных условий. Хотя погодные условия у нас оказывают довольно-таки существенное влияние на урожайность. Ну, вот эта излишняя нервозность не приводит к тому, чтобы действительно уравновесились цены. Марианна Ожерельева: Про посевную все-таки, она совсем скоро. Мы говорили о том, что посевной фонд у нас зарубежный. А как раз то, из чего мы получаем потом сахар – та же самая свекла. Все-таки здесь какие ожидания? Есть ли здесь какие-то риски, что недополучим следующий урожайный год? Дмитрий Востриков: Ну, агрохолдинги в основном контрактуются до Нового года, потому что это и ниже цена, и более спокойный завоз семенного материала. Поэтому обеспеченность посевным материалом, я думаю, на довольно высоком уровне. Действительно, сахарная свекла – используют в основном дражированные семена гибридов, которые дают большую урожайность. Но повторюсь: нормальные агрохолдинги готовы к посевной кампании гораздо раньше. По площадям сейчас сложно оценить, потому что сахарная свекла – это пропашная культура. Соответственно, сев в некоторых регионах идет сейчас, в некоторых будет чуть позже. И данные по Российской Федерации поступят спустя месяц-два. Марианна Ожерельева: Спасибо большое. Константин Чуриков: Спасибо. Марианна Ожерельева: Дмитрий Востриков, исполнительный директор ассоциации «Руспродсоюз». Мы продолжаем эту тему обсуждать. Константин Чуриков: Да. У нас еще много эсэмэсок. Нижегородская область: «А где же наша антимонопольная служба?» Ну, ей в том числе как раз и поручено с этим разобраться. Вот первый вице-премьер Белоусов поручил и ФАС, и Минсельхозу, и Минпромторгу, и даже ФНС разобраться с этими взлетевшими ценами на сахар. «Сахар в Иванове – 99 рублей». Пишут, что в некоторых магазинах его уже нет в течение недели. Марианна Ожерельева: Из Кемерова пишут: «Сахар – 100 рублей/килограмм». Константин Чуриков: Мы сейчас приглашаем в эфир Аркадия Злочевского, президента Российского зернового союза. Поговорим о зерне. Аркадий Леонидович, здравствуйте. Марианна Ожерельева: Здравствуйте. Аркадий Злочевский: Здравствуйте. Константин Чуриков: Аркадий Леонидович? Аркадий Злочевский: Да-да. Константин Чуриков: Видим вас, приветствуем. Здравствуйте. Марианна Ожерельева: Здравствуйте. Константин Чуриков: Аркадий Леонидович, ну понятно, ситуация экстраординарная. И, конечно, действительно есть логика и правильное решение насчет временного запрета на экспорт зерновых в ЕАЭС (и сахара, кстати), в третьи страны. Как вы считаете… Все-таки ЕАЭС – наши партнеры, Казахстан, Армения и так далее, ближайшие нам соседи, Беларусь. Тем самым, скажем так, мы им не навредим, нет? Аркадий Злочевский: Ну смотрите. Решение, которое сейчас объявлено, должно было быть принято, когда еще вводились пошлины. Все это время, пока пошлины действуют, существует практика вывоза из приграничных районов Казахстаном нашего отечественного зерна. И даже часть этого зерна декларируется как казахского происхождения. А дальше либо поступает напрямую это зерно в третьи страны (скажем, Узбекистан, Таджикистан, соседние с Казахстаном), либо, соответственно, оно съедается внутри Казахстана, а замещающие объемы казахского производства поступают опять же в эти третьи страны, причем все это без пошлин. Ну, само собой, такая практика не может быть нормальной и не может долго существовать. Наконец-то ее прикрыли, но просто прикрыли крайне несвоевременно, потому что объявлено это как запрет на экспорт. Из самого текста постановления не очень понятно, а что за запрет и как он будет действовать. А для крестьян, которые в этом не сильно разбираться, не сильно разбираются в технологиях и в том, как теперь будет осуществляться… Константин Чуриков: Так, что-то связь у нас пропала. Марианна Ожерельева: Аркадий Леонидович? Константин Чуриков: Да-да-да. Аркадий Злочевский: Для них это сигнал, с точки зрения доступа к рынку сбыта. То есть им говорят: «Все, мы вам за рубеж продавать не дадим». Поэтому вот те культуры, которые перечислены в постановлении (а там пшеница, ячмень, кукуруза), сеять не надо. Вот такой сигнал рынку дан. Марианна Ожерельева: А с точки зрения потребления объемов? Аркадий Злочевский: Это надо было сделать еще в начале сезона, когда вводились пошлины. Почему ждали до нынешнего момента, до самого неудачного момента? Марианна Ожерельева: Видимо, какая-то черта подошла. А с точки зрения объемов? Хочется понять, какое количество мы как раз в эти страны ЕАЭС продавали. Если уж мы говорим о пополнении казны, то что мы за это имели еще? Аркадий Злочевский: Ну, там продавалось просто по более низкой цене. Она больше привязана к внутренней цене, в частности закупки Казахстаном. Цена минус пошлина, собственно говоря. Для казахов это, конечно, выгодно, для операторов в Казахстане. Ну и выгодно, в общем, для тех, кто перепродает внутри Казахстана в третьи страны. А для третьих стран это не очень выгодная операция. Константин Чуриков: Аркадий Леонидович, а сориентируйте. Вот эти третьи страны – видимо, страны недружественные? Уже так их можем называть официально. Мы туда прекратили поставки зерна? Потому что вот такой окончательной ясности нет. Что сейчас? Вот смотрите. Мы столько зерна производим, сколько нам самим в принципе не нужно, да? Скажем так, у нас много зерна. Аркадий Злочевский: Много. Ну, мы и не продавали особо третьим странам. Вернее, скажем так, только отдельные товарные позиции, такие как, например, твердая пшеница в Италию. Ну, это тоже палка о двух концах, потому что мы поставляем ту же твердую пшеницу в Италию, а потом из Италии затаскиваем на свою территорию те самые пресловутые спагетти, сделанные из нашей же твердой пшеницы. Так что это вещь такая достаточно условная – эти поставки. И это не очень большие объемы. Марианна Ожерельева: А кто в больших объемах покупал? Аркадий Злочевский: А с точки зрения массовых поставок, мы как раз поставляли в те территории, в те страны (а у нас свыше 100 стран в географии поставок), которые не ведут санкционную политику по отношению к России. В основных покупателях у нас сейчас три страны. Константин Чуриков: Египет и Турция, по-моему, да? Аркадий Злочевский: Самые крупные покупатели отказались от введения санкций, включая Турцию, которая на втором месте по закупкам. У нас эти три страны – это Египет, Турция и Иран. Константин Чуриков: А вот чисто логистически? Все-таки это тоже доходная часть бюджета. И мы, в принципе, всегда гордились тем, что как раз у нас растет экспорт продовольствия. Вот сейчас как туда поставлять эту продукцию с учетом того, что и с авиасообщением все сложно, и так далее, на авиатехнику накладывают санкции, и так далее? Марианна Ожерельева: По воде. Аркадий Злочевский: Ну, самолетами мы зерно не таскаем. У нас в основном водный транспорт. С лодками пока все не очень понятно, как будет выглядеть рынок фрахта, как можно будет заходить в наши порты под иностранными флагами. Ну, я думаю, какая-то технология будет найдена. Вопрос сейчас в другом. В постановлении перечислен некий возможный вариант поставки за рубеж по специальным лицензиям. И сейчас надо, конечно, организовывать эти специальные лицензии как раз для наших традиционных покупателей. Если это будет сделано оперативно и в достаточном объеме, то особо критичной ситуации не возникнет, с точки зрения обеспечения этих потребителей. Ну, для того же Ирана надо открыть поставки. Нужны поставки в Армению, ну, по этим специальным лицензиям. Белоруссия, слава богу, исключена, то есть она там отдельно перечислена – в рамках Союзного государства. В Белоруссию продолжаются поставки, там проблем нет. Константин Чуриков: Так, смотрите, с сахаром сложно. А что у нас с мукой? Я понимаю, конечно, что это лучше, скажем так, мукомолов спрашивать, но какая у вас информация? Хватает ли им зерна? Аркадий Злочевский: Ну, проблем с мукой у нас нет. У нас все проблемы, как обычно, со стоимостью того или иного продукта, а не с наличием его. То есть муки более чем достаточно, а стоимость растет. И это объективная вещь, и деваться от этого некуда. И зерно тоже растет, именно на последней волне. У нас цены падают на зерно до 24 февраля, а с 24 февраля растут. Марианна Ожерельева: То есть получается, что этот запрет спровоцирует рост? Аркадий Злочевский: А? Марианна Ожерельева: Этот запрет сейчас спровоцирует еще больший рост? Потому что мировое сообщество наблюдает и понимает, что где ушло, там надо восполнять. Аркадий Злочевский: Ну конечно. И мировые цены выросли, и риски выросли. Более того, очень сильно растут издержки. Для производства, для того чтобы произвести… Вот следующий сезон, сейчас у нас сев будет, соответственно. Ну, половина, скажем так, сева, ярового сева (озимый уже отсеяли), по яровому севу сейчас уже ресурсы – большая часть – просто подорожали в разу. Не то что на какие-то проценты, а просто в разы! Вот сейчас кинешься что-нибудь покупать, те же семена… А у нас очень много, в том числе в зерновом производстве, импортозависимых семян. Вы, может быть, удивитесь, я, может быть, открою Америку, но рожь, традиционная наша культура, российская, на 70% с лишним – это немецкие семена. Константин Чуриков: А почему так? Почему так? Аркадий Злочевский: Потому что… Константин Чуриков: У нас в Москве Тимирязевка есть, у нас тут ученые. Что, мы не могли, так сказать, разобраться? Марианна Ожерельева: Поля есть. Аркадий Злочевский: Свои сорта есть, но они так эффективно не работают, как иностранные. Рожь мы сеем сейчас в основном гибридную, а своих гибридов у нас нет. У нас моносорта, соответственно, негибридизированные, и они дают гораздо меньшую урожайность и продуктивность. Марианна Ожерельева: То есть эта проблема носит именно научный характер, да? То есть это дорогие разработки, в исследования деньги надо вкладывать? Аркадий Злочевский: Да. А у нас не было создано условий для нормальной селекционной деятельности, поскольку никогда государство не надзирало за соблюдением авторских прав на рынке семян, а всегда надзирало за качеством. Вот это вообще непонятно. И до сих пор у нас надзор за качеством семян. Как можно надзирать за тем, что является рыночной категорией? Это же не безопасность. Ни одного параметра безопасности по семенам у нас не надзирается, там другие надзоры – фитосанитарный надзор и так далее. На рынке семян есть надзор за качеством. Абсурд, но факт. Марианна Ожерельева: А как вы думаете, сейчас-то восполним эту нишу, как-то вернемся в прошлое? Насколько я понимаю, в Советском Союзе все было хорошо с семенным фондом. Аркадий Злочевский: Нет. Марианна Ожерельева: Тоже были проблемы, да? Аркадий Злочевский: Ничего хорошего в семенном фонде не было. Марианна Ожерельева: Я помню, что пшеницу закупали. Аркадий Злочевский: И если вспомните советские времена, то Советский Союз был крупнейшим покупателем зерна в мире. Константин Чуриков: Кстати, да. Аркадий Злочевский: Это как раз благодаря крайне низкой эффективности и непродуктивности технологий, которые мы применяли. Возвращаться к старым технологиям будет себе дороже. Константин Чуриков: Аркадий Леонидович… Аркадий Злочевский: Мы все 90-е сеяли товарное зерно, то есть не семена нормальные, а именно товарное зерно, и все 90-е. И что в результате получали? Крайне низкие валовые сборы. Потому что одно дело – ты посеял товарное зерно и получил в лучшем случае какие-нибудь 11–12 центнеров с гектара, а другое дело – посеял нормальные семена по нормальным технологиям и получил 30–40 центнеров с гектара, то есть в три раза больше. Понимаете? Константин Чуриков: Аркадий Леонидович, с высоких трибун слышим, что сейчас открылась возможность повернуть наконец экономику к своим гражданам в силу, скажем так, тех событий внешних, которые происходят, импортозамещение и прочее, и прочее. Вопрос по поводу зерна. Вот эта частая история, которую мы обсуждали, частая жалоба, в принципе, наших зрителей и вообще многих россиян на качество хлеба. Сейчас есть возможность улучшить качество хлеба, чтобы то, что мы покупаем в магазинах, напоминало хлеб? Аркадий Злочевский: Послушайте, это все досужие разговоры от людей, которые не знают, почему качество хлеба упало, даже по сравнению с советскими временами. Марианна Ожерельева: А почему оно упало? Расскажите. Аркадий Злочевский: Никакого отношения к качеству нашего зерна это не имеет вообще отношения. Вот прошлый сезон, нынешний урожай, который мы сейчас едим, собственно говоря, у нас качество взлетело до беспрецедентного уровня! В составе пшеничного урожая у нас более 80% продовольственного зерна. Обычно эти показатели – в пределах 70%, то есть 67% и так далее. А сейчас – более 80%. Пшеница III класса – ее больше, чем нужно стране в принципе. Не знаем, куда ее девать, потому что мы поставляем на экспорт только IV класс. Но не покупают даже наши мукомолы чисто III класс. Они уже давно научились (и это экономически более обоснованно) покупать ту же пшеницу IV класса и потом добавлять при хлебопечении так называемые улучшители. В результате буханка хлеба просто дешевле получается. Константин Чуриков: В итоге она «улучшается» так, что нам жалуются зрители. Да и мы сами тоже в магазин ходим. Марианна Ожерельева: Да и мы видим. Аркадий Злочевский: Зрители правильно жалуются. Я вам объясняю: это же экономический параметр. Это не потому, что у нас нет зерна хорошего, так печется хлеб. Марианна Ожерельева: Выгодно просто. Константин Чуриков: А потому что денег хороших у нас нет, да? Аркадий Злочевский: Потому что денег нет. Потому что товары очень дешевые. Поэтому и жертвуют качеством. Это первое, чем можно пожертвовать. Константин Чуриков: Да, спасибо. Аркадий Злочевский: Это проблема совсем другого свойства, не сырья, понимаете, а экономики. Константин Чуриков: Да, проблема экономики, проблема бедности. Марианна Ожерельева: Спасибо большое. Константин Чуриков: Вот будем с ней разбираться тоже. Спасибо. Аркадий Злочевский, президент Российского зернового союза. Ну что, уважаемые зрители, вы прямо мониторите ситуацию, я думаю, что не хуже, а может быть, даже и лучше Росстата. Марианна Ожерельева: Все ценники предъявлены. Константин Чуриков: Значит, Алтайский край: «Бурлинский район. Цена сахара – 110–120 рублей за килограмм. И то сахара уже неделю нет». Марианна Ожерельева: Тольятти: «Сахар – 110. Гречка – 150». Когда вижу трехзначные значения, как-то становится не по себе. Хочется пойти в магазин и купить все сразу. Константин Чуриков: Так, спокойно! Марианна Ожерельева: Я здесь. Константин Чуриков: Мы следим за развитием событий, в том числе на полках магазинов. Через пару минут продолжим, поговорим о том, а что там с инфляцией и ассортиментом на Западе.