Оксана Галькевич: Ну а мы переходим, пожалуй, к еще одному сюжету, за развитием которого в последнее время внимательно следила вся страна, – это переговоры ОПЕК+ по нефти. Ну а почему особенно внимательно мы за этим следили? Потому что в марте сделка сорвалась из-за несогласия нашей страны сокращать добычу нефти. Константин Чуриков: Ну, это одна из версий. Другая версия – что это, в общем-то, не мы виноваты, а партнеры «подкачали». Оксана Галькевич: И что мы получили после этого? Константин Чуриков: После этого мы получили резкий рост, в любом случае, курса доллара и евро. Ну а теперь – как одно из следствий – получаем рост цен на самые разные, как правило импортные, товары в магазинах. В итоге спустя месяц с небольшим все-таки договорились. В ближайшие два месяца нефтедобывающие страны должны будут сокращать добычу, ну, темпы добычи суммарно почти на 10 миллионов баррелей в сутки. Оксана Галькевич: Я как раз хотела добавить, что это суммарно почти 10 миллионов. Россия и Саудовская Аравия – по 2,5 в сутки. Кувейт и Эмираты – поменьше. График снижения нефтедобычи расписан на самом деле далеко вперед, на следующий год даже есть планы. Ну, если, конечно, ничто не помешает его исполнению, добавляем, потому что год весьма непредсказуемый. Правда? Константин Чуриков: Ну а что собственно может помешать? Оксана Галькевич: Политика, экономика, coronavirus… Константин Чуриков: И вообще нестабильность. Оксана Галькевич: Да. Давайте спросим об этом экспертов, друзья. Вы, кстати, тоже присоединяйтесь к нашему разговору о судьбах нефтяных держав, то есть и нашей в том числе. Номера для связи с нами у вас всегда на экранах. Все это совершенно бесплатно – то есть даром. Константин Чуриков: А у нас на связи Леонид Крутаков, политолог, доцент Финансового университета при Правительстве. Леонид Викторович, здравствуйте. Оксана Галькевич: Здравствуйте. Мы вас уже видим. Леонид Крутаков: Здравствуйте. Константин Чуриков: Леонид Викторович, разные комментарии сейчас звучат по поводу все-таки этой сделки. Как вы считаете, ну самое главное, объем снижения добычи – он достаточен для того, чтобы все-таки стоимость нефти стала уверенно расти? Или это ни о чем? Как вы считаете? Леонид Крутаков: Понимаете, дело в том, что нефтяной рынок настолько переполнен прогнозами и цифрами! Например, по поводу профицита нефти на мировом рынке (то есть превышения предложения над спросом) разные цифры фигурируют: ОПЕК называет 15 миллионов баррелей в день, а Goldman Sachs называет 35 миллионов баррелей в день. Вот такой разлет практически ничем не объясним. То ли с арифметикой у наших международных экспертов что-то не в порядке, то ли кто-то добивается своих политических целей определенных – что в случае с нефтью неудивительно, потому что нефть – абсолютно политический товар. Как можно прогнозировать? Я думаю, что, конечно, это рынок успокоит, эта сделка. Мы видим это по ценам. И потом, надо понимать, что… Вот вы называли 10 миллионов баррелей. А ведь это 10 миллионов баррелей к уровню октября 2018 года. А с октября 2018 года выросла добыча во всех странах ОПЕК, в том числе в странах не ОПЕК, поэтому сокращение будет фактически большее, если к сегодняшнему дню считать. Называют порядка 19 миллионов баррелей. Оксана Галькевич: Леонид Викторович, такая инерция огромная на этом рынке, если мы говорим сейчас об октябре 2018 года? Такая инерция? Леонид Крутаков: Нет, имеются в виду цены. За основу сделки сокращения взяты уровни добычи, которые существовали в октябре 2018 года. Оксана Галькевич: Я понимаю. Вот я хочу знаете о чем вас спросить? Когда цены на нефть падали в последнее время, сложилось впечатление, что все пытаются свои запасы как-то пополнить, пополнить, «кубышечки» свои нефтяные забить. А глубина этих запасов какова? Я имею в виду – в неделях, в месяцах. Леонид Крутаков: Вы знаете, опять же по тем же данным международных экспертов (я приведу усредненные), называется, что в США, по-моему, 77 миллионов баррелей запасов осталось, пустых, которые можно заполнять. В Китае – называют от 100 до 180 миллионов баррелей пустующих емкостей, которые можно заполнять. Индия, по-моему, заявила о 15 миллионах баррелей, которые они готовы предоставить для излишков нефти на мировом рынке. Ну, даже если считать по самому нижнему профициту, о котором мы говорили, если бы не было сокращения, то есть 15 миллионов баррелей, то есть это порядка 10 дней – и все, и у нас бы «кубышка» была полная. И это было бы взрывом для всего нефтяного рынка. Из-за того, что сократили добычу, конечно, мы отодвинули этот, так скажем, «час икс», когда рынок может взорваться. На сколько? Неслучайно же договорились страны ОПЕК+, что через два месяца они опять встретятся и опять проведут встречу. Посмотрят, что будет происходить на рынке, и уже будут принимать новое решение. Пока запланировало повышение добычи по отношению к нынешнему уровню. Но ведь все покажет ситуация на рынке. Возможно, придется опять сокращать. Во всяком случае, министр энергетики Саудовской Аравии уже заявил, что они готовы будут в июне дополнительно снизить добычу, если это потребуется. Константин Чуриков: Главное, чтобы не разругались, потому что мы уже самих этих встреч боимся с некоторых пор – вдруг там что-нибудь пойдет не так. Леонид Викторович, а с точки зрения важных для нас вещей – доходов бюджета, – тут какие-то плюсы для нас есть все-таки в низкой стоимости нефти? Это извечный вопрос: какой рубль нам сейчас нужен, с точки зрения государственной экономической политики, – сильный или слабый? Леонид Крутаков: Ну, это же два вопроса в одном. Слабый рубль не имеет отношения к цене на нефть. Девальвация рубля – это ответ, защитная реакция на падение цен нефтяных, потому что бюджет у нас рассчитан из цены 42 доллара за баррель, а она упала до 25. А марка Urals падала до 20 долларов за баррель. Понятно, что это создает проблемы бюджетные. Плюс, как вы совершенно правильно заметили, несмотря на всю эту программу импортозамещения, в продовольственном секторе мы еще существенно зависим от импорта продуктов. Поэтому мы и видим рост цен. Конечно, девальвация рубля по отношению к рублю – это фактически потребительская инфляция, это сокращение бюджетного дефицита, который возникает в результате этого явления. Насколько это выручает страну? Ну понимаете, если бы девальвационные эффекты использовались для наращивания внутреннего производства и внутреннего рынка, то это был бы плюс. Но у нас, к сожалению, все складывается в «кубышку». И это проблема бюджетной политики России. Мы копим деньги, как бедная семья на черный день. Оксана Галькевич: Вот видите – день-то черный приходит раз за разом, понимаете, поэтому запасы себя оправдывают в каком-то смысле. Понятно, что вы сейчас говорите о том, что надо было, наверное, в развитие эти деньги пускать. Леонид Викторович, скажите… Да-да-да? Леонид Крутаков: Я просто хотел сказать, что у Жванецкого есть одна такая фраза: «Старость – это когда мы думаем не как заработать деньги, а как сэкономить». Понимаете? Вот мы экономим деньги. Это удел стариков и пожилых людей. Молодые должны зарабатывать. Если мы себя мыслим динамично развивающейся страной, то мы должны все заработанные деньги вкладывать, да еще и в кредит брать, развивать свою промышленность. Оксана Галькевич: Ну, это мы в «кубышку», как старики. А дверью-то мы как хлопаем? Как подростки! Константин Чуриков: Оксана Глебовна! Оксана Галькевич: Леонид Викторович, в этой истории с договоренностями ОПЕК+ Соединенные Штаты в выигрыше оказались, на каких позициях? Или они так смотрят со стороны и ни в чем не участвуют? Леонид Крутаков: Понимаете, проблема в том, что… Ну, во-первых, у них уже идет сокращение. У них уже, по-моему, до 600 тысяч баррелей в день упала добыча. У них банкротства идут в сланцевой отрасли. И по различным прогнозам, от 2 до 4 миллионов баррелей еще будет дополнительно. Я думаю, что даже больше падение добычи в США. Кто выиграл, а кто не выиграл? Оценивать в такой категории сделку, наверное, некорректно – просто потому, что эта сделка не с точки зрения взаимных выигрышей, а с точки зрения потерь и угроз. То есть это вынужденная сделка. Мир, страны, мировая экономика оказалась перед угрозой перепроизводства и колоссального кризиса, поэтому за стол переговоров сели все враги. Они сели и вынуждены были договариваться, потому что иначе всем будет плохо. Поэтому выиграли от этой сделки все, по большому счету. Ну конечно, и Соединенные Штаты Америки в том числе. Константин Чуриков: Давайте сейчас послушаем нашу зрительницу, Любовь из Кисловодска что-то хочет сказать либо спросить. Здравствуйте, Любовь. Оксана Галькевич: Здравствуйте. Зритель: Здравствуйте, здравствуйте. Оксана Галькевич: Слушаем вас. Говорите, пожалуйста. Что думаете обо всем этом? Зритель: Да, я слушаю, я слушаю. Оксана Галькевич: Нет, мы вас слушаем. И страна вас слушает, Любовь. Вы уже в прямом эфире. Константин Чуриков: Нам ваше мнение интересно по поводу нефти, по поводу рубля. Что вас беспокоит? Зритель: Я хотела бы просто задать нашему руководству, нашему правительству вопрос. Почему во всех странах, допустим, отчисления идут от всех недр людям? А почему у нас такого нет? Почему какая-то кучка людей, допустим, руководство… В связи с чем они пользуются этим, а простые люди ничего не получают от этого? Я считаю, это неправильно, несправедливо! Допустим, взять Арабские Эмираты – у них сразу кладут на счет. Почему от нефти, от газа у нас такого нет? У нас самый дорогой газ. Почему?! Почему простые смертные люди не могут… Допустим, сейчас мы в таком кризисном положении находимся. Почему вообще не убрать коммунальные услуги? Почему не сделать это для людей? Константин Чуриков: Спасибо, Любовь, за ваш звонок. Мы сейчас Леонида Викторовича спросим. Во-первых, назовите нам, пожалуйста, страны, где действительно… Оксана Галькевич: …капает на счет. Константин Чуриков: …прямо капает на счет, да. Вот в Норвегии у них есть какой-то фонд. Он раньше назывался нефтяной, да? И туда нефтяные деньги… Леонид Крутаков: Да. Наш Фонд национального благосостояния – это калька с норвежского фонда. Ну, я хотел бы сказать, что вопрос для руководства, а я все-таки не руководство страны. Константин Чуриков: Но вы – доцент Финансового университета при Правительстве. Можете что-то посоветовать. Леонид Крутаков: Ну хорошо, хорошо, хорошо. Но я в Правительстве не работаю. Что я хотел бы в этом смысле сказать? Да, Норвегия в этом смысле очень взвешенную политику проводит. У них как было сделано? Когда они открыли колоссальные запасы нефти… Есть такое понятие «ресурсное проклятие». Понимаете, в чем специфика нефти? Нефть, не прилагая к ней труда, уже стоит, находясь даже в земле. Оценочные запасы, если их ставят на баланс той или иной компании, они дают моментальный рост стоимости ее акций на фондовом рынке. То есть цена на нефть – это дар от бога. Понимаете? Поэтому, когда в Норвегии открыли колоссальные запасы нефти, они что сделали? Они ограничили прибыльность в нефтяном секторе прибыльностью рыболовов. То есть, условно, если рыбаки зарабатывают на ловле рыбы 10%, то вот и в нефти пусть будет 10%. А все остальные деньги с нефти «срезались» в этот фонд. Почему это было сделано? Потому что если нефть приносит колоссальные нормы прибыли по сравнению с остальным производством в стране, то это производство остальное начинает сворачиваться. Какой смысл производить и за 2% работать, если нефть дает 60% прироста? Это фактически то, что произошло у нас в стране. Когда Советский Союз развалился, мы вдруг сделали ставку на нефть и газ – и забыли об обычной промышленности. «Ну почему? От нефти такие колоссальные доходы!» «Норильский никель», да все, что экспортоориентированное, приносит бешеную прибыль. «Зачем мы будем стиральные машины собственные производить? Мы продадим и купим». Была же эта логика. Ну вот теперь, когда наступили кризисные времена, выясняется, что за деньги не все можно купить. А когда наступает период голода, так это не просто не все, а ничего. Константин Чуриков: Подождите, а в этой тяжелой ситуации ограничить прибыль нефтяных госкомпаний – это шаг в правильном направлении сегодня был бы? Оксана Галькевич: Ну, это же социальные платежи в том числе. Леонид Крутаков: Понимаете, можно, конечно. Если я зарабатываю 60% прибыли и плачу с этого налога, то можно говорить, что я, конечно, еще и плачу социальные платежи. Да, «Роснефть» колоссальные деньги платит, это безусловно. Здесь ведь вопрос в том, что когда возникают трудные времена, то наступает вопрос социальной справедливости. Вот человек об этом говорил, женщина. Тут возникает вопрос: кто распоряжается этой природной рентой? Одно дело, если она идет на пользу государства, если мы развиваем промышленность, если мы строим новые заводы, если мы начинаем осваивать Арктику, Дальний Восток, Восточную Сибирь. Это одна история. А если на природную ренту некоторые люди решают вопросы, как обучить своего наследника, в какую школу на Западе его пристроить, то это совершенно другая история. Люди же это оценивают с этой позиции. И говорить здесь… Оксана Галькевич: Леонид Викторович, так я вас и хочу спросить. Логика, как говорится, она теперь изменится? У нас начнется другая история? Леонид Крутаков: Ну, я же в самом начале сказал, что я не из Правительства… Константин Чуриков: Не из Правительства, Оксана. Леонид Крутаков: Я не руководитель страны. Оксана Галькевич: Ну, вы как эксперт… Леонид Крутаков: Я вам могу высказывать только предположения. Я считаю, что, конечно, вот этот стресс, который для мировой экономики, конечно, он существенно изменит многие подходы. С 90-х годов и так много меняется. Я думаю, что, конечно, это серьезный вызов. Мы видим, например, что структурное системное взаимодействие с нашими союзниками восточными – с Китаем и Индией – строится через госкомпании, не через частные, а через госкомпании. Почему? Потому что частная компания защищает свой статус перед глобальным рынком через прибыль и убытки. Государственная компания защищает перед государством свой статус. То есть она иногда (или часто) действует вопреки конъектуре рынка, потому что добивается социальных эффектов в более широком формате. Например, та же «Роснефть» строит «Звезду» на Дальнем Востоке, новую верфь. В Советском Союзе не было судостроения развитого такого уровня. Это и приборостроение. Это и металлургическая отрасль. Это и образование. То есть колоссальные социальные эффекты возникают от таких проектов. И в этом смысле, конечно, то, что центр тяжести из частного бизнеса сместился в пользу государственных крупных компаний – это уже во многом перелом. Константин Чуриков: Леонид Викторович, с вами есть о чем поговорить. Давайте по окончании режима самоизоляции встретимся в этой студии и продолжим. Спасибо. Леонид Крутаков, политолог, доцент Финансового университета при Правительстве. А у нас сейчас уже отраслевой эксперт – Александр Хуршудов, эксперт Агентства нефтегазовой информации, кандидат технических наук. Александр Григорьевич, здравствуйте. Оксана Галькевич: Здравствуйте, Александр Григорьевич. Александр Хуршудов: Добрый вечер. Оксана Галькевич: Александр Григорьевич, скажите, пожалуйста… Вот мы посмотрели на график сокращения нефтедобычи – там получается, что Россия и Саудовская Аравия в одинаковых пропорциях должны сокращать добычу. Почему так? Александр Хуршудов: Ну, вы хотели, чтобы Саудовская Аравия больше сократила? Или наоборот? Оксана Галькевич: Ну, мы – меньше. Александр Хуршудов: Мы же добываем примерно одинаково. Оксана Галькевич: Вот и поясните, да. Александр Хуршудов: Россия добывает 11 с небольшим миллионов баррелей в сутки, а Саудовская Аравия добывает 10,5 – немножко меньше. Ну, они очень много «быковали», что называется. Наши пошли на уступки, поэтому сокращаем мы поровну. Но я вам скажу, что ни того, ни другого сокращения не состоится, потому что реально это до 1 мая. Значит, до 1 мая кто-то сократит, кто-то – нет. Начнутся взаимные упреки, обвинения. Но вопрос в том, как будет вести себя цена. Тем не менее вот сейчас биржевые «медведи», которые хотели бы еще играть на понижении нефти, они насторожились. Они будут смотреть в апреле, в мае, в июне, они будут следить за тем, как взаимодействуют страны ОПЕК и присоединившиеся к ним экспортеры. Константин Чуриков: То есть мгновенного эффекта от этого соглашения ждать не стоит в плане цены на нефть? Александр Хуршудов: Конечно. Больше того – после самого соглашения цены немножко упала, а сейчас она снова подрастает. Она и будет колебаться в этом пределе – 30 долларов за баррель. Константин Чуриков: Александр Григорьевич, а можно как-то отмониторить, кто соблюдает это соглашение, а кто – нет? Или это невозможно? Александр Хуршудов: Это самый сложный вопрос, понимаете, потому что даже те ежемесячные отчеты ОПЕК, там есть две цифры добычи: одна – по данным самой страны, допустим, Саудовской Аравии, а другая цифра – по данным из других источников. И они сильно различаются. Оксана Галькевич: А что это за другие источники, Александр Григорьевич? Александр Хуршудов: Это, скорее всего, контракты, соглашения какие-то. Понимаете? То есть это по данным партнеров, не самого добытчика, а его партнеров. А там очень разные цифры, и никогда у них эта бухгалтерия не бьется. Константин Чуриков: С технической точки зрения, пожалуйста, скажите нам, не приведет ли это сокращение добычи, может быть, даже к остановке каких-то месторождений? И насколько это, в общем, опасно для отрасли самой? Александр Хуршудов: Вы знаете, об этом сейчас кричат все, но это полная чепуха. Никакой проблемы, чтобы сократить добычу, нет. Образно выражаясь, можно все скважины прикрутить. Там спущены насосы. Можно уменьшить частоту вращения насосов – и все скважины будут работать на 20% ниже. Но это, конечно, не выгодно. Выгоднее наиболее слабые скважины остановить, которые дают полтонны нефти, а наиболее эффективные, где самая дешевая добыча, сохранить на полную катушку. Вот такая работа будет. Константин Чуриков: У нас в стране много нефтяных компаний – есть государственные, есть частные. Скажите, тот же «Лукойл» это затронет? Вообще как внутри страны будет это квотирование регулироваться? Александр Хуршудов: Безусловно, крупные компании это затронет. Об этом будет договоренность. Она уже предварительно есть, потому что, посовещавшись с нефтяниками, и договорились. В отношении мелких компаний мне сказать трудно. Понимаете, есть такие компании, которые если и сократят на 20%... Они уже банкроты, по сути дела, при таких ценах, они уже лежат. Понимаете? Ну куда им еще сокращать? Пусть банкротятся. И пусть их покупает кто-то другой. Константин Чуриков: Будем следить за нефтью и за рублем. Оксана Галькевич: Александр Григорьевич, спасибо большое. От этого очень многое зависит, в том числе благосостояние в нашей стране. Эксперт Агентства нефтегазовой информации был у нас на связи, кандидат технический наук Александр Хуршудов.