Елена Медовникова: Идем далее. Александр Денисов: Пришли уже. «Но «панталоны», «фрак», «жилет» – Всех этих слов на русском нет». Также вслед за Пушкиным возмутился на заседании Госсовета Владимир Жириновский, что наш слог просто пестрит, не просто пестрит, а засорился англицизмами. Владимир Жириновский: Мы издеваемся, каждую неделю вносится новое слово. Вы понимаете, что нас будут не уважать? Что это за русский, за народ, культура, у них нет слов? «Селфи» ввели в свое время, я говорю: какое «селфи», давайте назовем «себяшка», сам себя фотографирует. «Локдаун» – какой «локдаун»? По-русски мы дали термин, режим «все закрыто», два слова русских, «все закрыто» – нет, «локдаун». Ну что, все мы английская колония? Александр Денисов: Так получилось, что Владимир Жириновский невольно высек сам себя, тут же на заседании спустя пару минут у него в речи и выскочил этот злополучный «локдаун». Хотя, конечно, в конкретном случае лидера ЛДПР можно извинить, речь шла о Турции, куда он предлагал не пускать наших туристов, чтобы не тащили обратно заразу. Но Турция-то имеет право называть локдаун локдауном. Владимир Жириновский: Запретить продажу путевок за границу, отозвать все путевки, и пускай люди знают, что туда ехать бесполезно, там введен режим локдаун, все закрыто, кое-где комендантский час. Владимир Путин: Спасибо большое, Владимир Вольфович. Обращаю ваше внимание на то, что вы сами употребили словечко «локдаун», так вот жизнь заставляет. Александр Денисов: Ну, честно говоря, вовремя подметили проблему, слово «локдаун» появилось не так давно, вот в первую волну употребляли выражение «полный запрет», и ничего, справлялись. И у нас на связи Максим Анатольевич Артемьев, журналист, литературный критик, писатель, – Максим Анатольевич, добрый вечер. Максим Артемьев: Добрый вечер. Александр Денисов: Да. И второй наш собеседник Максим Анисимович Кронгауз, лингвист, доктор филологических наук. Максим Анисимович, добрый вечер. Максим Кронгауз: Добрый вечер. Елена Медовникова: Здравствуйте. Александр Денисов: Уважаемые эксперты, обоим вам задам один вопрос. Вот в дневниках Сергея Есина я встретил такое выражение про неудачную постановку классическую, когда испохабили классическую русскую пьесу, он сказал, что это «кража на русской сцене». Максим Анатольевич, можем мы сказать про англицизмы, что это тоже кража русского языка своеобразная, мы обкрадываем сами свой язык, засоряя англицизмами свою речь? Максим Артемьев: Я бы сказал, что это двойная кража. Во-первых, мы воруем это все в английском зачем-то, а во-вторых, действительно обкрадываем себя, делаем язык бедным, невыразительным, ничем не отличающимся от других языков, точнее от одного другого языка. Ну и, естественно, это сказывается на, скажем так, конкурентоспособности русского языка: кто же будет говорить на языке, который перестал развиваться и живет только за счет заимствований, сам никак себя не обогащает? Александр Денисов: Вы знаете, да. Я вот на вашей странице во «ВКонтакте» посмотрел, что пишут пользователи, полемизируют с вами. Там статьи в «Московском комсомольце», которые вы публикуете, вывешены, и пишут читатели, что а что, собственно, английский – язык будущего, поэтому чем раньше перейдем, тем лучше. Вот в таком случае... Вы, кстати, им не отвечаете, ответьте сейчас, любопытно, что скажете на такое мнение. Максим Артемьев: Вообще-то я отвечаю, я даже сам это говорю. Давайте мы определимся, если мы говорим на «рашен пиджин», вот этом вот... Как, помните, во времена Пушкина говорили «смесь французского с нижегородским», сейчас вот общество все больше и больше переходит на этот «рашен пиджин», такой вот суржик своеобразный. Лучше говорить на хорошем, правильном английском языке. Вот в Сингапуре поставили задачу за два поколения перейти на английский, я думаю, в России тоже вполне можно поставить задачу. Если русский язык такой убогий и невыразительный, чем говорить на этом жаргоне, лучше перейти на литературный, богатый английский язык. Александр Денисов: Максим Анисимович, как считаете, мы обкрадываем себя, переходя на «рашен пиджин», вот как Максим Артемьев называет такой язык? Максим Кронгауз: Ну, это не «рашен пиджин». Если мы недовольны словом «локдаун», то никто не заставляет нас его употреблять, у нас есть два замечательных русских слова, «карантин» и «самоизоляция». Мы, правда, их тоже заимствовали, но давно забыли об этом. Елена Медовникова: Максим Анисимович, нам пишут телезрители, Москва и Московская область: «Верно, англицизм засорил великий русский язык, противно слушать. Англичане ведь не используют русизм. Почему мы не ценим свой великий язык?» Из Тверской области: «Нет, не нужен нам иностранный мусор». Ну действительно, почему такая популярность у вот этих заимствованных слов сегодня? Александр Денисов: А разве слово «водка» не русское? Разве слово «водка» они не заимствовали у нас, кстати, вот интересно? Максим Кронгауз: Ну, когда русские делают что-то значительное, запускают спутник или предлагают миру водку, то, конечно, заимствуют и наши слова. Надо просто почаще делать важные для всего мира вещи. Елена Медовникова: Но пока другая тенденция все-таки, пока мы заимствуем больше. Максим Кронгауз: Пока мы заимствуем. Вот я говорю, что одно из последних заимствований, в словарях во французском языке лет 5–6 назад появилось заимствование из русского языка, произнесу его, «malossol». Это слово, которое появилось на банках с огурчиками, это важное вот было заимствование. Так что здесь не надо жаловаться на язык, язык тут ни при чем. Александр Денисов: Вы знаете, а насчет великих вещей, Максим Анатольевич, ваше мнение интересно, Максим Кронгауз сказал, что надо делать важные вещи. Мы сделали, вот вакцина, мы ее называем «Спутник V», я, кстати, послушал, как объясняет академик Гинцбург, что за название, потому что не всем сразу было понятно, то ли это «ви», то ли «вэ», то ли «пять», в итоге «Спутник V» от слова «victory», «победа». Это мы зачем делаем, сами называем? Мы кому хотим понравиться, свое достижение называем непонятным словом «Спутник Victory», это для чего? У вас не вызывает вопрос? Елена Медовникова: Саш, а я слышала другую версию... Александр Денисов: Лен... Елена Медовникова: ...что это 5-й «Спутник». Александр Денисов: Лен, ты слышала неверную версию, да. Максим Анатольевич? Максим Артемьев: Прежде я хочу сказать, что я абсолютно не согласен с тем, что нужно что-то изобретать: паровоз, пароход, пылесос, холодильник, самолет, вертолет – все это мы не изобретали. Изобретает кто-то один, а другие народы уже придумывают, и каждый в своем языке для этих изобретений находит свои слова, это первое. Второе. Почему так происходит? Потому что у нас правит бал, с одной стороны, полное бескультурье, вот это... То есть простой человек, ему все равно как говорить, англицизм не англицизм, он никогда об этом не задумывается, и пока Карамзин и его соратники не начинали в русский язык вводить новые слова, «кислород», «водород», которые они тоже не изобретали, все шло при Петре I потоком, простой человек это не понимает. Нужно усилие образованного класса общества, как в Израиле, которые с нуля создали иврит после того, как 2 тысячи лет на иврите никто не говорил, как вот во Франции и других странах. Но наша образованщина тоже поражена вот тем же самым пороком полного презрения к родному языку, когда все мои призывы в первую очередь упираются в чье противодействие? – людей образованных, докторов филологических наук, которые смеются над родным языком и говорят: «Нам это не нужно, не нужны никакие запреты, не нужна никакая помощь». Потому что вот на уровне вот этой как бы верхушки, образованщины все это блокируется, люди думают уже, ее представители, о том, как бы перебраться туда или хотя бы чтобы их дети и внуки жили там, поэтому перспективы неутешительные. Елена Медовникова: Максим Анатольевич, а знаете, наш телезритель из Рязанской области, как говорится, пишет: «Книги заменили гаджетами, вот и пошло-поехало». Может ли вот здесь действительно быть одна из причин того, что мы стали несколько, может быть, забывать хорошую русскую речь? Максим Артемьев: Вы ко мне вопрос? Елена Медовникова: Да. Максим Артемьев: Ну, конечно, влияние интернета и компьютерная культура очень сильно сказались, поскольку это сразу огромный вброс и англицизмов, и вытеснение кириллицы латиницей, то есть люди... Вырастают молодые люди, они убеждены, что русский язык – это что-то мужичье, недостойное, то, чего надо стесняться, всячески избегать, потому что все по-русски – это плохо, и наоборот, по-английски все хорошо. Ну как вот в начале XIX века, когда такая же история была с французским языком: все французское хорошо, а все русское плохо. Естественно, сейчас мы в той ситуации, когда раньше это только верхушка была, а сейчас в интернете сотни миллионов людей, они погружены в эту культуру, естественно, проникновение англицизмов гораздо шире, поскольку сейчас каждый сам себе переводчик. А поскольку простой человек плохой переводчик, он не напрягает мозги, какое слово подобрать. То есть раньше думали: ага, «паровоз», «пароход» и так далее. Сегодня этого нет, сейчас просто тупо копируют, берут из английского. И когда ты говоришь, почему хотя бы не проявить немножко смекалки и так далее, и тому подобное, на тебя выставляют бараньи глаза: «А зачем?» Действительно, зачем этим людям... Елена Медовникова: Из Кировской области пришло сообщение интересное: «Действительно, весь русский язык убрендили, затрендили и загаджетали». Вот давайте послушаем еще... Максим Артемьев: Было слово «марка», теперь «марку» на «бренд» поменяли, потому что стыдно говорить «марка», а в итальянском, французском специально как «марка» была, так и есть. Но вот у нас стыдно, надо гнаться за культурой англоязычной, тогда, думают, будет лучше жизнь. Лучше жизнь от этого не будет. Елена Медовникова: Вы знаете, как раз сотрудников СМИ и нас в том числе обвиняют в том, что мы не совсем тоже правильную культуру несем. Сегодня не далее как обсуждали хобби, и нам сказали, что есть прекрасное слово «увлечение», так что вот действительно. Давайте сейчас послушаем звонки наших телезрителей. Александр Денисов: Геннадий из Петербурга. Елена Медовникова: У нас на связи Геннадий из Питера. Здравствуйте, мы вас слушаем. Зритель: Добрый вечер. Вы знаете, эта история длится уже давно, не первый век. Началось с того, что руническую нашу азбуку поменяли на кириллицу, это был первый происк, когда два монаха поменяли ни с того ни с сего шикарную руническую нашу грамоту на новый алфавит. Потом пошла мода в основном от элиты, потому что брезговали собственным языком, говорили на греческом, на латыни, говорили на польском при дворе, потом говорили на французском, потом на немецком, теперь на английском. Доколе можно насиловать русский язык, самый богатый в мире, самый изящный, самый совершенный в мире язык? Так что ветер понятно откуда дует, кому-то выгодно, чтобы мы забыли русский язык, не только русский язык, русскую культуру, что мы вообще русские люди. Извините за горячность, это так... Александр Денисов: Да, спасибо, Геннадий. Елена Медовникова: Да, спасибо. Александр Денисов: И еще у нас Владимир из Калуги дозвонился. Владимир, добрый вечер. Зритель: Здравствуйте. Александр Денисов: Здравствуйте. Елена Медовникова: Здравствуйте. Зритель: Я хочу сказать, у нас был такой великий русский поэт Пушкин: «Латынь из моды вышла ныне, Что я могу еще сказать? Он знал довольно по латыни, Чтоб эпиграммы разбирать, Потолковать о Ювенале, В конце письма поставить vale, И помнил, хоть не без греха, Из «Энеиды» два стиха». Александр Денисов: Да, Владимир, мы сегодня «Онегина» цитировали, как раз у нас и название строчка из «Онегина». Зритель: Да. Так что не надо. Это Михаил Сергеевич Горбачев сказал, надо употреблять, ЦК КПСС рекомендует употреблять новые слова, вот и пошли у нас «плюрализм», «концепция», «альтернатива». Александр Денисов: А вот, кстати, хорошо, что напомнили, Владимир, спасибо. Максим Анисимович, вот действительно, «плюрализм» и прочее, ведь это сдуло как мусор ветром со временем, вот эти все слова, и мы сейчас вспоминаем как анекдот все речи Михаила Сергеевича, дай бог ему здоровья, уж не хотим обидеть, но тем не менее. Максим Кронгауз: Ну, какие-то слова ушли, это нормально. Но я сейчас себя чувствую, как будто я нахожусь в машине времени, мы с таким удовольствием возвращаемся в прошлое, уже нашли виновных докторов филологических наук. Странно, что Пушкина почему-то делают героем, потому что Пушкин употреблял огромное количество заимствованных слов и иронически относился к отказу от них. Уже пришла пора отказываться от кириллицы, потому что она тоже заимствована; пришла пора отказываться от всех заимствованных слов. «Марка» ведь не русское слово, как вы посмели употребить слово «марка»? «Хлеб» не русское слово, ну что вы, как можно употреблять такие слова? Давайте сейчас вернемся в какой-нибудь век, уж не знаю в какой, откажемся от всего, что мы получили за это время, и будем не знаю, что делать, жечь деревья и высекать искру с помощью кремня. Так что это смешные разговоры. Да, что-то действительно стоит менять, как-то следить за языком, но разговор доходит до такой дремучести, что мне становится страшно. Александр Денисов: Хорошо, а вам не смешно, вот, например, Максим Анатольевич, ехал по Аргуновской улице, обратил внимание, я слышал, в Казахстане, точнее я даже видел, там вместо «библиотека» написано «library», у меня еще вызывало смех. Я вот ехал и увидел надпись «киберлаундж». Я думаю: а что смеяться-то, у нас у самих проблемы. Вас не веселят вот эти названия, «Фуд Сити», например... ? Елена Медовникова: «Москва-Сити»? Александр Денисов: Или «Москва-Сити». С какого перепугу? Мы что, в Лондоне, что ли? Максим Артемьев: Да я все время об этом пишу. Ну вот «Москва-Сити» – это самое страшное папуасское поведение. Сити есть только одно, в Лондоне, старая часть города. У нас сперва это должно было называться по-другому, чисто по-русски, слово, которое нигде больше не применяется, «посад». Но потом сказали: нет, вы знаете, это такое мужичье слово, зачем нам нужно? Давайте мы сделаем, как вот у англичан, будет у нас «сити» тоже в Москве. Ни в одной стране мира, нигде нет, чтобы в столице было «сити», только у нас такая вот папуасская логика, то, что на английском называется карго-культ. Что касается Пушкина, то Пушкин, выросший на французской культуре, у которого французский язык был родной, писал чистым русским языком: «Моя дядя самых лучших правил...» – и так далее, и тому подобное. А вот эти вот слова, которые он упоминал про панталоны, фрак и жилет, это в порядке исключения. Вот он и отмечает, что вот этих слов нет и он их употребляет, а так он все пишет по-русски. Он был, в том-то и дело, тот человек, который отказался от господствующего в то время французского языка и решил реализовываться как русский поэт, вот в чем проблема, а этого у нас не понимают. Елена Медовникова: Максим Анатольевич, один из наших телезрителей такую версию выдвигает из Курганской области: «Иногда иностранные слова более лаконичные». Как считаете, может быть, на самом деле это так? Максим Артемьев: Во-первых, и в русском языке очень много лаконичных слов, коротких можно сделать. А у нас почему-то есть тенденция, что вот нужно, например, как вот сейчас Жириновский говорил, как он предложил слово «локдаун»... Александр Денисов: «Себяшка», «себяшка». Максим Артемьев: То есть можно придумать массу слов, и у нас обилие суффиксов, обилие приставок в русском языке, возможности не ограничены, можно любое слово придумать. Но в том-то и дело, что сама постановка вопроса «давайте придумаем русское слово» вызывает среди докторов филологических наук кривую усмешку, потому что видите, какая мужиковатость. А среди простого народа, не докторов, у них это просто опять бараний взгляд: «А зачем нам это нужно? Ну есть «локдаун», что у нас, от этого ВВП прибавится?» То есть такими вещами должны все-таки заниматься специалистами, как вот в XVIII веке занимались Ломоносов и Карамзин, когда они придумывали, сотни, тысячи слов ввели в русский язык новых, те же «кислород» и «водород» типичные примеры, – какая от этого выгода? Однако у ученых был позыв, а сейчас его нет, сейчас полностью как бы утрачена вот эта любовь к словотворчеству, к введению нового, ну нет у людей ни фантазии, ничего. Александр Денисов: Максим Анисимович, а вот вы говорите, что в этом ничего плохого нет, – не кажется вам, что увлечение англицизмами играет с нами злую шутку, как вот у Пушкина «любовью шутит сатана», вот англицизмами он тоже, мне кажется, шутит. Страны СНГ возьмем, вот было совещание, и Владимир Путин говорит: «Мы все с вами говорим на одном языке, и нас это объединяет». Казахстан стремится к латинице, они к 2025 году хотят перейти, Узбекистан уже перешел на латиницу, у них надписи, вот я говорю про Казахстан, вместо «библиотека» написано «library». Вот не теряем ли мы, во-первых, связь с бывшими республиками, то есть становимся одиноки, и сами ведь подаем плохой пример, а вы говорите, ничего в этом такого особенного нет. Максим Кронгауз: Я говорил не про это, я просто говорил о той дремучести ситуации, в которую я попал. Конечно, есть проблемы с языком, но только их не надо обсуждать на таком уровне. Это уровень, ну как, виноваты с одной стороны доктора филологических наук, а с другой стороны русский народ. А кто же не виноват? Елена Медовникова: Максим Анисимович... Александр Денисов: Подожди-подожди. Максим Анисимович, да-да-да. Елена Медовникова: Как раз просто в тему вопрос. Александр Денисов: Да, продолжайте, Максим Анисимович. Максим Кронгауз: Да. Поэтому, конечно, можно обсуждать и проблемы с кириллицей и латиницей. Но мы же понимаем, что тот же Казахстан пытается перейти на латиницу именно из политических причин, а мы собираемся отказаться от кириллицы, как я сегодня услышал. Так что давайте просто разумно посмотрим на нашу жизнь сегодняшнюю: либо мы хотим изолироваться от всего мира, выкинуть все слова... Ну вот вы пригласили... Пожалуйста, простой пример: вы пригласили собеседников, гостей по имени Максим – это же безобразие, это же не русское имя (я уж не спрашиваю, как зовут вас, чтобы не расстроиться). Ну как можно звать людей по имени Максим? Это нерусские люди какие-то, это латинское имя... Елена Медовникова: Но вы же говорите... Максим Кронгауз: Так вы же, вы же начали говорить такие вещи, я просто их повторяю и говорю в том же ключе, в котором вы сами рассуждаете или рассуждает звонивший... Елена Медовникова: Максим Анисимович, к вопросу... Максим Кронгауз: Поэтому осмысленный разговор я готов вести, но такой... Елена Медовникова: К вопросу о том, кто начал. Наш телезритель из Волгоградской области спрашивает: «А от кого вообще зависит принятие таких слов в оборот?» Это, может быть, высшие круги, элита закрепляет? Максим Кронгауз: Ну нет, конечно. Если опять же мы рассуждаем разумно, то слово входит в обиход. Кто может на это повлиять? Раньше влияли писатели, теперь гораздо больше влияют журналисты и блогеры. Кто виноват? – журналисты. Елена Медовникова: Да, у нас проблемы со связью. Максим Кронгауз: Разные рекламщики, массовые понятия пробираются в нашу страну и приносят нам слово, чтобы мы чувствовали себя обкраденными или что-то такое. Ну все-таки давайте говорить разумно, а не на уровне детского сада, вот как те слова, которые я слышу. Александр Денисов: Ну, вы знаете, мы говорим на уровне своего вкуса, вот нам не нравится, поэтому ну что ж, понятно, на вкус и цвет... Максим Кронгауз: Не нравится – не употребляйте... Александр Денисов: Да-да, вот мы поэтому и не хотим употреблять. Максим Кронгауз: ...и слова не войдут в русский язык. Александр Денисов: Безусловно. Максим Кронгауз: Ну и прекрасно. Не говорите слово «локдаун», и оно не войдет в русский язык, нет проблемы. Александр Денисов: Да, безусловно, мы и стараемся избегать. Константин из Бурятии к нам дозвонился. Константин, добрый вечер. Елена Медовникова: Здравствуйте. Зритель: Добрый вечер. Не бурятское и не русское у меня имя, да, тоже каюсь, грешен, как и Максимы, присутствующие в вашей студии виртуально. Смотрите, во-первых, помимо заимствования мы и собственные свои слова коверкаем. Ну вот везде слово-паразит «озвучить», но озвучивают роль в кино, а все остальное не об этом. Уже дошло до того, что «письменно озвучил что-то», пишет кто-то. Ну вот я, наверное, соглашусь со зрителем из Волгограда, SMS которого вы только что читали, что очень во многом, наверное, мы зависим от чиновников не потому, что мы их так уважаем, а потому, что их слова тиражируются, и они говорят «озвучить». Послушайте Грефа, у него сплошная «синергия» и «коллаборации», сейчас уже слово «сотрудничество» никто не говорит, говорят «коллаборация». Вот может быть бред, а может быть нет, но как-то последить за русским языком тех людей, которых цитируют, то есть, может быть, чиновников, или им просто образования, может быть, не хватает? Александр Денисов: Спасибо, спасибо. Елена Медовникова: Спасибо, Константин. Александр Денисов: Интересный вопрос. Максим Анатольевич, а есть же комиссии по русскому языку, вот недавно премьер Мишустин собрал комиссию такую, наверное, уже не первая, сколько их было... Максим Артемьев: Да нет, ну есть Совет по русскому языку при президенте, но это чисто формальные органы, ничем они не занимаются, ни на что реально не влияют, никакой политики не проводят. Большинство членов, которые там заседают, – это вот люди, которые говорят то, что говорит мой уважаемый тезка с нерусским именем, как у меня... Кстати, мой любимый аргумент: когда мне начинают говорить, что я против заимствований, заимствования всегда были, есть и будут, и у меня и имя, и отчество, и фамилия тоже все не русские. То есть зачем все доводить до абсурда? Речь идет о том, что хотя бы в том огромном вале англицизмов, который обрушился на русский язык сейчас, в нынешней обстановке, когда каждый год происходят новые открытия в науке, технике, экономике, хотя бы 5–10% в базовой лексике можно было бы сознательно вводить новой, как «пароход» и «паровоз». Зачем все доводить до абсурда? Это же не смешно. Что касается правительственной политики, то нам нужны такие законы, как вот во Франции закон Жака Тубона, который защищает. Нужна политика, как вот в Израиле, где с нуля создали иврит после того, как 2 500 лет на нем не говорили, хотя тоже там все криво усмехались и говорили: «Вы что, с ума сошли? Кто же сейчас будет говорить спустя 2 500 лет?» Во всех странах это идет. Александр Денисов: Максим, а что они боялись вот в той же Франции и в Израиле? Расскажите, чего они боялись. Они ощущали, что это угроза национальной безопасности? Почему они так настойчиво, навязчиво заботились, заботятся о своем языке? Вот раскройте секрет. Максим Артемьев: Ну, любая страна заботится о своем языке по разным причинам: культурная причина, чтобы не было политического доминирования, чтобы была интересная туристическая привлекательность. Ведь кто поедет в Москву, в город, где фактически русский язык вытеснен, где употребляется вот этот убогий «рашен пиджин», где все вывески на английском, где даже сейчас средства массовой информации все новые на английском называются? Вы можете представить, чтобы Герцен называл свой журнал не «Колокол», а как-то там Сloche или еще как-то по-французски или по-английски. А у нас сейчас The Bell, то есть считается, что это как бы крупная находка. Елена Медовникова: И Дед Мороз становится Санта-Клаусом, кстати, Максим. Максим Артемьев: Да. Ну и когда американцы приезжают или англичане, любые иностранцы и видят вот это вот «Москва-Сити», ну это вообще предел падения человеческого, когда вот такое грубое воровство. Это как вот, знаете, когда китайские шапочки самодельные с тремя лепестками убогими делали, это вот «Москва-Сити» – это такой же поддельный Adidas. Но тем не менее люди этого не понимают. Елена Медовникова: А еще из Московской области, Максим, пишут: «Ненавижу, когда мотороллер называют скутером». Действительно, почему, откуда вдруг взялся скутер? Александр Денисов: Слово Максиму Анисимовичу дадим. Максим Артемьев: Самокат называют скутером и все остальное. Вот, скажем, «электрокар», ну вот сказать «электроавто» тяжело, что ли? Или вот «квадрокоптер» – «квадролет», хорошее слово «квадролет», но у людей аж прямо лицо сводит, потому что это огромный престиж. Вы же понимаете, что за английским языком стоит, что это богатая, счастливая, сытая жизнь на Западе и убогая жизнь в России за русским языком. Естественно, для простого человека выбор делается, потому что престиж, то есть лучшая жизнь белых господ, а русский – это все что-то убогое, мужичье. Александр Денисов: Максим Анисимович, согласны, что это дурновкусие и, в общем, даже какое-то убожество, вот пример с «Москва-Сити» – ну что это? Или вам нравится? Максим Кронгауз: Ну, «Москва-Сити» как-то меня не очень заботит, потому что это все сделано под копирку действительно с западной архитектуры, это сделано именно как нью-йоркское сити. Сити, конечно, есть не только в Англии, во многих городах есть сити, именно так они называются в англоязычных странах, это только так и есть. Понимаете, вы смешиваете в кучу все вместе и разговор становится бессмысленным. Вот это, то, что вы прочли чье-то сообщение: «Возмущаюсь, что «мотороллер» заменили «скутером», – ну это же абсурд. «Мотороллер» – заимствованное слово, «скутер» – заимствованное слово. Человек просто привык к мотороллеру, и ему совершенно неважно, что оно заимствовано. Вас не смущает, что «маклера» заменил «риелтор»? Не все ли равно? Одно заимствование, другое заимствование. Нельзя говорить на одну тему, а возмущаться всем в нашей жизни. Елена Медовникова: Максим Анисимович... Максим Кронгауз: Русский язык процветает, русский язык входит в шестерку самых популярных языков в мире. Все языки, кроме английского, испытывают давление английского языка, это факт, английский язык сегодня проник... Елена Медовникова: Ну вот есть опасения, Максим Анисимович, что вот эта тенденция будет уходить, что скоро мы язык потеряем. Тогда зачитаю вам сообщение из Краснодарского края: «Послушайте, как разговаривают школьники, у них вообще тарабарский разговор». И я как мама, честно вам скажу, сама это слышу, потому что у них хорошей русской речи уже не осталось. Максим Кронгауз: Ну, в разных семьях по-разному. Елена Медовникова: Нужно ли прививать вот эту культуру речи? Или пустить все на самотек? Максим Кронгауз: Вот, наконец замечательный вопрос. Отвечаю: нужно, и нужно это делать в семьях прежде всего. Елена Медовникова: Как? Александр Денисов: Лен, ну как мама бы и занялась. Елена Медовникова: Как? Вот ответьте мне на вопрос, как. Я как мама интересуюсь. Максим Кронгауз: Как это делать? Как вообще... Опять же простейшие ответы на важные вопросы... Елена Медовникова: Как воспитывать ребенка, как научить ребенка красиво говорить, хорошо говорить? Максим Кронгауз: Объясняю, рецепт элементарный: говори с ним хорошо и красиво, общаться со своими детьми на хорошем русском языке. Язык жив, пока на нем общаются, пока на нем пишут, пока на нем разговаривают. Если вы перестанете это делать, то и плохо будет русскому языку, пока мы на нем общаемся регулярно. А то, что в нем появляются заимствования... Если хотите, заимствования – это как раз прививка от перехода на английский язык, и лучше программисты будут говорить на жаргоне, наполненном английскими словами, чем перейдут на английский язык. Гораздо менее устойчивы те языки, где профессионалы (бизнесмены, программисты) перешли на русский язык, где все билингвы, где все говорят на родном и чужом языке. И вот когда язык вымывается из целых областей, из науки, из бизнеса, это катастрофа. А заимствования, которые язык обрабатывает... Вот мы взяли главное английское слово «окей», заимствовали, так оно превратилось в «океюшки», русский язык его взял сразу и начал использовать. Недавно, несколько лет назад заимствовали слово «хайп», какой ужас, так уже появились глаголы «хайпануть», «хайпожор» и так далее. Русский язык справляется с этими заимствованиями, необязательно все это заимствовать, но это гораздо важнее, чем перейти на английский язык, что советует мой собеседник, тогда действительно некоторые области русского языка станут мертвыми. Елена Медовникова: Есть, кстати, еще один, Максим Анисимович, действенный способ прививать хороший, грамотный язык детям – это читать русские сказки, причем без... Максим Кронгауз: Конечно, конечно, потому что сегодняшние дети не знают, кто такой Кощей Бессмертный и Баба-яга, зато знают, кто такой Дамблдор, и это гораздо бо́льшая опасность. А посмотрите, вот мы сидим в чем? Мы сидим в Zoom. Что сделал с ним русский язык? Он придумал глагол «зумиться», «отзумились на сегодня», «пойдем позумимся» и так далее. Что, нам стало плохо от слова «зумиться»? Нет. Александр Денисов: С другой стороны, Максим, вы же не будете в приличной компании козырять такими словечками «отзумиться», «хайпожор» и прочие. Это в какой-то мере такой маркер интеллектуальный, некое скудоумие в этом проглядывается, вам не кажется? Я вас не хочу обвинять, но в общем сделают выводы тут же о таком человеке, который... Максим Кронгауз: Ответьте мне честно, использовали ли вы когда-нибудь слово «хайп». Александр Денисов: Нет, ни разу, ни разу, абсолютно. Максим Кронгауз: Никогда? Ни разу? Ну я преклоняюсь перед вами, я преклоняюсь. Александр Денисов: А вы его регулярно используете, да? Максим Кронгауз: Не регулярно, но иногда я его использую, когда действительно по делу. Это не то что слово из моего лексикона, которое я постоянно использую, но оно вошло в русский язык, это молодежное слово, и когда рядом со мной говорят «он поднял хайп», я понимаю, о чем идет речь. Александр Денисов: А слово «реакция», «отклик» вам не подходит? Максим Кронгауз: Ну это другое слово. Значение слова «хайп» не совпадает со словами «реакция» и «отклик». Слово «хайп» ближе к молодежному слову «движуха» или к слову «ажиотаж», заимствованного из французского языка. Александр Денисов: Ну кстати, слово «движуха» все-таки русское, вот надо отдать должное, тут мы сами, это мы сами придумали. Максим Кронгауз: Да-да, замечательно. Я тоже не то чтобы большой поклонник слова «движуха», но тоже в своей жизни когда-то его использовал. Поэтому, когда я вижу человека, ни разу не сказавшего слово «хайп», я им восхищаюсь. Александр Денисов: Максим Анатольевич, а вы бы стали употреблять слова «хайпожор» в компании, допустим, сверстников? Вам бы не показалось, что это как-то немного странно услышать? Максим Артемьев: Я хочу... Вот мой собеседник как бы упорно чего не хочет понять? Что дело не в заимствованиях, я говорю, они всегда были, есть и будут, те, которые были, они и есть, изгонять из русского языка слова «Максим», «конструкция» или любой другой латинизм, грецизм грубо, я к этому не призываю, не в этом дело. Дело именно в том, что русский язык сейчас не развивается, не создает ничего, а сейчас во всем мире мода на мультикультурность (или многокультурность хотите назовите), на аутентичность, на то, чтобы было свое, не как у всех. Вот какая-нибудь бабочка вымирает на каком-нибудь острове Новой Гвинеи, создается фонд, спасает. То есть во всем мире идет борьба за оригинальность, за неповторимость, за уникальность, а у нас этого нет, и нам предлагают смириться. Ну да, мы проглотили слово «хайп» и все, и давайте мы будем этому радоваться, что это молодежный жаргон и что можно сказать «хайпануть» и «хайпожор», не в этом дело. А почему русский язык ничего не создал нового своего? Почему Карамзин создавал, Ломоносов создавал, а мы сейчас не создаем? Вот в чем вопрос-то. Почему он перестал развиваться и все развитие свелось именно к хайпожорству такому? Вот пускай мне мой собеседник ответит, почему нет «самолетов», «вертолетов» своих, «пароходов», «паровозов»? Что поменялось по сравнению с Карамзиным? Максим Кронгауз: Поскольку вы стали говорить гораздо более понятные для меня вещи, я с вами соглашусь. Я согласен, что русский язык стал ленивым, и приведу простой пример. Вот сегодня появилось большое количество названий для экстремальных видов спорта, и там есть разные бейсджампинг и другие джампинги. Вот почему не перевести как «прыжки»? Действительно, если бы мы были так ленивы сегодня, как век или чуть больше назад, то у нас бы никогда не было видов спорта «прыжки в высоту» и «прыжки в длину», а был бы какой-нибудь хайджампинг. Максим Артемьев: Легкая атлетика... Максим Кронгауз: Я согласен, с этим я согласен, это разумный разговор. Но когда вы начинаете бороться с заимствованиями и обвинять как профессоров, так и русский народ, то это неразумный разговор. Поэтому я полностью поддерживаю вашу мысль, действительно мы ленивы и не очень любопытны, как сказал классик. С этим надо бороться творческим людям, журналистам. Ну боритесь, и я буду поддерживать эту борьбу. Александр Денисов: Спасибо большое. Максим Кронгауз: Но я не хочу впадать ни в Средневековье, ни в какой-то там уже не знаю, какой век, чтобы отменять кириллицу и заменять ее, возвращаться к руническим... Максим Артемьев: Про кириллицу никто не говорит. Вот вы мне объясните, почему во Франции действуют законы, защищающие язык, в Израиле действует, в Турции и так далее, и тому подобное. Почему в России? Как вы думаете? Максим Кронгауз: Вот сейчас опять вы начинаете валить все в общую кашу. Такая политика, как во Франции, мы почему-то привязались к Франции, не можем от нее отвязаться. Максим Артемьев: Ну а что, плохое государство? Максим Кронгауз: Такая политика, как во Франции, а может быть, еще более жесткая, есть, скажем, в Исландии. Но такие страны можно пересчитать по пальцам. Александр Денисов: Спасибо большое. Однозначно сошлись во мнении, что проблема существует. Не будем ленивыми, будем выметать из языка мусор, локдауны... Елена Медовникова: А еще из Ленинградской области пишут нам: «Читайте хорошую русскую классическую литературу, будем хранить язык». Александр Денисов: Да. Лен, ты спрашивала как, вот видишь, тебе зрители отвечают... Елена Медовникова: Вот как раз. Александр Денисов: ...как работать со своими детьми, как их учить хорошему русскому языку. Спасибо большое. Переходим к следующей теме.