Виталий Млечин: Итак, все детские дома Московской области прекратили свою работу, об этом заявил губернатор Подмосковья Андрей Воробьев. Ксения Сакурова: Вот что сказал Воробьев, цитата по агентству ТАСС: «У нас в Московской области в 2013 году было 44 детских дома. Мне очень приятно, что сегодня могу сказать, что в 2021 году все наши детские дома закрыты. Это стало возможно благодаря тому, что приемные семьи пригласили в свои дома, в свои стены детишек». Виталий Млечин: Также губернатор рассказал, что в Московской области зарегистрирована почти 91 тысяча многодетных семей, за 9 лет их количество увеличилось втрое. Ксения Сакурова: Как решаются проблемы сирот в Подмосковье? И какая ситуация в вашем регионе? Пожалуйста, напишите нам, позвоните, что вы думаете по этому поводу, как нужно решать эти проблемы, если до сих пор, к сожалению, она не решена: 5445, 8-800-222-00-14, короткий номер для ваших SMS-сообщений и длинный номер для ваших звонков в прямой эфир. Виталий Млечин: Но их кое-что роднит – оба они бесплатные, не забывайте об этом. С нами на связи Елена Альшанская, руководитель благотворительного фонда «Волонтеры в помощь детям-сиротам». Елена Леонидовна, здравствуйте. Ксения Сакурова: Здравствуйте. Елена Альшанская: Добрый день. Виталий Млечин: Елена Леонидовна, вот губернатор Московской области заявил, что все детские дома в Подмосковье закрыты и все дети, соответственно, получили приемные семьи. Это положительный, наверное, момент. Вообще это соответствует действительности, так и есть? Елена Альшанская: Это, слава богу, положительный момент, но он не соответствует действительности. Я думаю, скорее всего, ввели губернатора в заблуждение, возможно, тот, кто ему готовил эту информацию, потому что все дети не устроены в приемные семьи. Я хочу сказать, что ни одна страна мира не смогла это сделать, поэтому в этом смысле мы не можем говорить, что регион с чем-то не справился, потому что, конечно же, это действительно очень сложная история. А самое главное, что решение проблемы социального сиротства не решается никаким образом устройством всех детей в семьи, а довольно большая часть этих детей на самом деле нуждаются в том, чтобы их вернули в те семьи, откуда они попали в эти детские дома, и это как бы другая работа. Но в Московской области произошла, собственно говоря, реорганизация, объединение социально-реабилитационных центров и оставшихся детских домов, потому что их такое мощное сокращение с 44, не помню, до 9 или 6 было в районе 2014–2015-х гг., и, честно скажу, тогда это было сделано крайне неаккуратно, то есть детей из более маленьких, уютных, малокомплектных учреждений просто одним днем со скандалами и криками рассовывали по машинам и увозили в укрупненные учреждения. Это была плохая история. Но де-факто за это время многое поменялось в регионе, действительно лучше стали работать учреждения и с детьми, и с семейным устройством. И сейчас произошел шаг объединения, шаг сам по себе очень правильный, потому что я думаю, что никто практически из ваших слушателей, кто не занимается этой темой, не знает, что у нас такая параллельная система. У нас есть то, что мы называем детскими домами, ну в обиходе, но там целая разветвленная сеть разных учреждений, дома ребенка для маленьких, детские дома-интернаты для детей с разными нарушениями, еще целая куча коррекционных школ-интернатов – вот это все как бы называется, условно говоря, «детский дом», то есть организация для детей-сирот. А еще есть параллельная структура, это социально-реабилитационные центры, приюты, еще одни центры, которые в регионе обычно находятся в соцзащите, куда, как считалось раньше, должны попадать те дети, чьи родители временно не могут исполнять своих обязанностей, но на самом деле и там, и там, во всех этих учреждениях находятся как дети, чьи родители временно не могут исполнять свои обязанности, так и те дети, чьи родители уже не могут не временно, а в целом не собираются это делать, и это была такая дублирующая во многом структура. Ребенок, к сожалению, чаще всего первым шагом попадал в приют, сидел там полгода-год, а потом, например, родителей ограничивали, еще что-то происходило, и его переводили в следующий шаг, уже вот в эту сиротскую систему. И все дети вот по таким этапам курсировали, это было абсолютно неправильно, их часто, с учетом того, что в Московской области, как я уже сказали, сократили в середине 2010-х гг. бо́льшую часть детских домов, переводили в один из оставшихся, которых на территории немного, и это было далеко от места проживания ребенка, ребенок уже терял всякий контакт со своей семьей, родственниками, школой, где он учился, то есть это вот совершенно не в интересах детей была история. То, что их объединили, даст шанс не переводить ребенка, это хорошо. То, что губернатору кто-то дал неправильную подводку, – это плохо, надо, конечно, разбираться с теми сотрудниками в пресс-службе, которые совершили такую ошибку. Но, конечно, в целом... То есть если говорить не про вот эту фразу, которая не отражает действительность, а про действительность, то объединение детских домов и приютов – это хорошая история, она может помочь лучше работать в кровной семейной территории, если мы ребенка не будем вывозить в этот единственный детский дом за 100–200 километров, и если... Вы знаете, Московская область очень неудобно транспортно организована, то есть вы часто не можете из одного района доехать, если он не прямо соседний, в другой не через Москву, это иногда занимает чуть ли не день, если вы в разных концах. И конечно, в такой ситуации даже навестить ребенка для родственников было большой проблемой. Поэтому, конечно, это позитивное изменение, которое просто очень некорректно было подано в средства массовой информации. Виталий Млечин: Ага. Ксения Сакурова: Елена Леонидовна, а что из себя сейчас представляет детский дом? Я два раза в жизни была, но это было сначала начало нулевых, потом чуть позже, спустя 5 лет, и тогда, ну мне казалось, это довольно еще советского образца учреждения. Сейчас там все так же, или сейчас как-то меняются методики работы с детьми, больше каких-то семейных форм организации этой работы, ну и т. д.? Елена Альшанская: Ну смотрите, все меняется очень сильно. Если вы были в детских домах давно, вы, скорее всего, не узнаете это учреждение, если войдете, особенно если мы говорим про крупные города. Потому что иногда мы сталкиваемся с тем, что в регионах, на удаленных территориях ситуация вообще абсолютно такая как бы не меняется даже в материальном плане. Сегодня это очень богатые учреждения, и в среднем по регионам разным содержание ребенка в месяц в детском доме стоит в районе 100 тысяч, то есть это прямо те деньги, которые тратит государство на обеспечение его всех потребностей. Естественно, сюда входит оплата штата персонала, но это большая сумма, очень большая. И поэтому на самом деле иногда вот эти социальные учреждения, условно говоря, одни из самых богатых в регионе... Виталий Млечин: А на что идут эти деньги, я прошу прощения? Я просто сейчас прикинул, я уверен, что абсолютное большинство родителей не в состоянии тратить такие деньги на своих детей. Елена Альшанская: Не могут себе такое позволить, конечно. Но это не то что вот это деньги прямо на ребенка, это обеспечение его проживания там. Это значит, что это вещи, предметы, еда, одежда, прежде всего зарплата специалистов, которые с ними работают, на это уходит львиная часть суммы на самом деле, от директора до истопника, условно говоря, как бы это все идет из этой суммы. Но в эту сумму не входят капремонты и, насколько я не знаю, не входит оплата коммунальных платежей, это вот сумма, которая считается именно на ребенка. Естественно, все, кто работают, люди взрослые, они в эту сумму входят, потому что они там для ребенка, условно говоря. Ксения Сакурова: У нас есть довольно много сообщений из разных регионов. Суть их можно свести к сообщению из Татарстана: «Детей забирают не из-за любви к ним, а из-за денег, на которые можно безбедно жить и содержать своих родных детей». Правда ли это так? Елена Альшанская: Я как бы не могу с этим утверждением согласиться, потому что на самом деле... Конечно, такие случаи есть, мы с ними тоже сталкивались, это очень печально, когда ты понимаешь, что люди относятся к детям как к источнику заработка, да. Но это, к сожалению, истории, которые связаны ровно с тем, как у нас мотивируют приемных родителей. Регионы начинают обещать какие-то выплаты, вместо того чтобы рассказывать не про выплаты, а про детей, которые нуждаются в семейном устройстве. Но вы понимаете, что вот вы взяли за деньги, условно говоря, и если это не Москва, где правда большие деньги, а какая-нибудь Калининградская область, где это, по-моему, меньше 6 тысяч в месяц вы получаете за ребенка, то есть вот за эти «огромные» деньги у вас дома поселится совершенно посторонний человек с травмированным опытом, он будет у вас там каждый день есть, спать, вы каждый день его будете водить в школу, разбираться с его проблемами, тогда это реально в основном совершенно того не стоит. Правда, вот это в подходе «десять старушек – рубль», конечно, можно набрать сто двадцать детей, но они тоже будут жить все в вашей квартире с вами. То есть настолько усложнять себе жизнь из-за не очень большой суммы... Ну, я хочу сказать, что есть люди, которые правда так делают, мне кажутся они крайне неумными, и, конечно, к сожалению, мне жаль, что такое вообще происходит с детьми. Потому что дети, которые уже были травмированы, они снова попадают в ситуацию, где их не принимают, не любят, не знаю, все равно в шкаф не запрешь, все равно с ним приходится взаимодействовать каждый день, взаимодействовать без должной заботы и хорошего, какого-то человеческого отношения, конечно, это очень тяжело ребенку, который уже обычно какой-то травматический опыт, и отвержение, и плохое обращение, уже переживал. И здесь задача государства сделать так, чтобы он не попадал в это второй раз, чтобы если уж мы гарантируем ему какую-то заботу государственную после того, как он попал в детский дом, и государство же здесь является тем субъектом, который назначает опеку, то, конечно, они должны следить за тем, чтобы права ребенка в этой семье не нарушались, чтобы... Мы не можем заставить людей полюбить чужого ребенка, и здесь речь не о любви, а о хорошем отношении в первую очередь, хорошем, уважительном, заботливом. Будет любовь, не будет – другой вопрос. Виталий Млечин: Да, спасибо, спасибо вам большое. Ксения Сакурова: Спасибо большое. Виталий Млечин: Елена Альшанская, руководитель благотворительного фонда «Волонтеры в помощь детям-сиротам». Послушаем наших зрителей. Ксения Сакурова: Ирина из Москвы с нами на связи. Виталий Млечин: Ирина, здравствуйте. Ксения Сакурова: Ирина, здравствуйте. Зритель: Здравствуйте. Мне кажется, что детские дома – это, конечно, позор государства и общества. В Израиле, например, детских домов нет. Я была у родственников, и там, во-первых, никто от детей не отказывается, стараются во всяком случае, а во-вторых, если остается совсем без родителей, то берут или родственники, или религиозные люди. А у нас даже имеются тети, дяди, и то не берут. Вот все, что я хотела сказать. До свидания. Виталий Млечин: Спасибо большое. Ксения Сакурова: Да, спасибо большое. Ксения Сакурова: Ну, кстати, есть вот еще очень интересное сообщение из Ленинградской области: «В Абхазии нет ни одного брошенного и бездомного ребенка, там это считается недопустимым». Вот так ли это, давайте спросим. С нами на связи Александр Гезалов, член Экспертного совета при Министерстве просвещения России по вопросам детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей. Это правда так, Александр Самедович, правда ли у нас есть регионы, где нет детей-сирот? Александр Гезалов: Дети-сироты на самом деле есть практически везде. Это связано с тем, что происходит с его родителями. Ведь что такое ребенок-сирота и ребенок, оставшийся без попечения родителей? Это ребенок, который либо лишился родителей, либо родители не в должной мере исполняют свои обязательства. Поэтому во всех, во всех странах мира есть дети, с которыми такая история приключается. Другой момент, каким образом государство реагирует на ситуацию, когда ребенок оказался без попечения родителей или стал сиротой. И вот здесь у нас есть вопросы относительно того, что действительно, например, в Чечне нет детских домов, хотя есть дети-сироты, дети, оставшиеся без попечения родителей, в Израиле нет детских домов, потому что их забирают родственники, а у нас есть детские дома, которые сегодня называются центрами содействия семейному воспитанию. Поэтому мы еще только в начале пути, поэтому вопрос остается острым. Ксения Сакурова: А как тогда там работают социальные службы? Ведь неблагополучные семьи наверняка есть везде, вот, например, в этих регионах, где нет детских домов тоже. И когда возникает ситуация, что ребенку опасно оставаться в родительской семье, и понятно, что, увы, не то чтобы лучше, но другого выхода нет, приходится его из этой семьи забирать, как там работает система? Куда этого ребенка помещают вот до того момента, как найдутся какие-то люди, родственники и т. д.? Александр Гезалов: Прекрасный вопрос. Там все работает в ранней фазе, не тогда, когда уже ситуация критическая, а социальные педагоги, социальные работники, социальные службы выходят в семью гораздо раньше и, соответственно, стараются предотвратить то, чтобы семья пала на колени, и ведут работу и с родителями, и сделают так, чтобы ребенок не выпадал из круга семьи, потому что главный мотиватор семьи и родителей – это ребенок. У нас, к сожалению, детоориентированный подход, и когда ситуация заходит уже в тупик, там есть разные сложности, бедность, кстати, тоже является одной из причин, которая сегодня приводит к тому, что дети оказываются в детских домах. Соответственно, для того чтобы спасти ребенка, наши социальные службы или органы опеки предлагают карательную функцию. Они как бы не ограничивают, не лишают прав, а предлагают путевку родителям, для того чтобы отправить ребенка на передержку в детский дом. До этого, по сути говоря, эта семья, допустим, в поле зрения не попадала, сложности были, и с этой семьей социальные службы не работали. Это приводит к тому, что уже, согласно 77-й статье или 120-й статье, ребенка либо изымают, либо отправляют, значит, в сиротское учреждение. Пока у нас не будет качественной социальной работы и обращения внимания не на самого ребенка, а на семью, на родителей, папу и маму, у нас до тех пор будет, значит, поступление детей в различные учреждения, которые могут менять названия, но содержание будет оставаться: дети будут там жить без родителей. Ксения Сакурова: Да. Александр Самедович, очень хочется успеть еще услышать нашу зрительницу. Елена из Москвы с нами на связи. Елена, здравствуйте. Виталий Млечин: Здравствуйте, Елена. Зритель: Здравствуйте. У меня ребенок 13,5 лет. Я слушаю вас – я борюсь с государством! Я была рентгенологом страны, не дай и не приведи господь в наше время взять ребенка! Я еще бы взяла бы детей, понимаете, еще, но что происходит в наших... ! Органы опеки, я даже не хочу произносить. И чтобы вы сейчас говорили, что кто-то что-то помогает... ! Вы знаете, вот что социальная служба, меня сейчас всю трясет. Вот дали президентские деньги детям – вы знаете, я 18 раз ходила в Пенсионный фонд, чтобы их оформить, первый раз и второй раз. Виталий Млечин: Ага. Ксения Сакурова: А вы взяли опеку или усыновили? Александр Гезалов: Это как раз ответ... Зритель: Нет, это у нас ребенок, с первого дня у меня ребенок, с первого дня. Ксения Сакурова: Усыновленный? Зритель: Органы опеки... Вы знаете, сколько я бумаг писала! Грубо говоря, за 14 лет (меня сейчас всю трясет, извините) ни одну бумагу... Ксения Сакурова: Понятно... Виталий Млечин: Понятно. Спасибо. Ксения Сакурова: Да. Тут, видимо, проблема в том, что есть разница в поддержке людей, которые брали детей в опеку и усыновляли, что несправедливо, конечно. Александр Гезалов: Ну, дело в том, что действительно не хватает ресурсов у сотрудников органов опеки, для того чтобы качественно, не на глазок, не сиюминутно разобраться в ситуации, а тем более оказать качественную поддержку человеку, который либо оказался в трудной жизненной ситуации, либо взял ребенка из детского дома. Конечно, требуется, еще раз повторюсь, насыщение сферы социальными профессиональными работниками при содействии и помощи общественных организаций, потому что одни органы опеки с этим не справляются. И это не их вина, это их беда. Ксения Сакурова: Еще очень много, конечно, проблем в этой сфере. Спасибо большое. Виталий Млечин: Да уж... Ксения Сакурова: Александр Гезалов был с нами на связи, член Экспертного совета при Министерстве просвещения Российской Федерации по вопросам детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей. Что пишут наши зрители? Саратовская область: «Нельзя закрывать детские дома, потому что ребенку может и не подойти ни одна семья, ему лучше именно в таком коллективе. Все зависит от директора детского дома и его подбора воспитателей и учителей». Из Башкирии: «Это замечательно, когда детишек берут в семьи. Плохо, что холостым или вдовцам не дают, как было после войны. Не должны быть детские дома». Виталий Млечин: Сейчас прервемся совсем ненадолго, после этого будем говорить о вашей личной инфляции, наша рубрика «Реальные цифры». Никуда, пожалуйста, не уходите, будет интересно.