Тамара Шорникова: Продолжаем. Это программа «ОТРажение». Сейчас будем говорить о ценах на продукты, что с ними происходит. Если верить главе Федеральной антимонопольной службы Максиму Шаскольскому, то наценки на социально значимые продовольственные товары снижаются – с 22 до 5,5%. Об этом он сообщил на встрече с президентом. После работы, проведенной ФАС, вот такая картина в магазинах. Кроме этого, за последнее время ФАС выдала 35 предупреждений для восстановления доступа сельхозтоваропроизводителей к бюджетным субсидиям. В общем, ведомство работает. А работает ли ведомство? Спрашиваем у вас. Ждем ваши отчеты. Что происходит в ваших магазинах? Увидели ли вы какие-то скидки, снижение цен на товары? Или цены растут? Тогда – на что? Что подорожало сильнее всего? Звоните, пишите. Прямой эфир. А у нас в студии Дмитрий Востриков, исполнительный директор ассоциации «Руспродсоюз». Итак, давайте вместе с вами… Здравствуйте, во-первых. Дмитрий Востриков: Здравствуйте. Тамара Шорникова: Давайте посмотрим сначала видеоматериал. Мы спрашивали у наших телезрителей, чтобы они свой мониторинг цен провели в магазинах. Вот какие результаты с их помощью получили. Узнаем народный срез, а после обсудим все вместе. ОПРОС Тамара Шорникова: 5445 – это номер для ваших SMS. Телефон прямого эфира тоже работает. Позвоните и расскажите, что с ценами в ваших магазинах, в вашем населенном пункте. Дмитрий Владимирович, вот такой вопрос. Когда видишь новость, что наценка снизилась, причем так существенно, с 22 до 5,5%, кажется, что что-то могло бы и подешеветь, но цены лично в магазинах у меня рядом с домом как минимум остались на том же уровне. Почему? Дмитрий Востриков: Ну, потому что снижения наценки никто не почувствовал, скажем прямым текстом. Договоренность розничной торговли по этим 5% касается одного, самого дешевого предложения на полке сети, которая присоединилась к этому соглашению, то есть пообещала снизить наценку. Такие предложения действительно есть. В основном это группа товаров СТМ. Что это значит простым языком? Объясню. Если вы подходите, допустим, к полке с хлебобулочными изделиями, то один самый дешевый нарезной батон будет лежать, и он будет стоить 22 рубля. Другой хлеб вокруг (черный, белый), он будет на 20 рублей дороже, скажем так, а некоторый – на 40. То есть со всей полки, которую видит покупатель, одно предложение – оно социальное и по этой наценке. Поэтому оно есть, но тем не менее люди в общей массе вряд ли замечают. Тамара Шорникова: Ну, так как вокруг цены поднимаются, то разглядеть то самое единственное выгодное предложение на полке сложно. Дмитрий Востриков: Ну конечно. Мы всегда говорили, что, в принципе, сдерживать цены такими командными приемами: «Цены, раз-два, стоять!» – это бессмысленно. То есть надо создавать стабильные экономические условия, раз, чтобы не было у бизнеса никаких предпосылок для того, чтобы корректировать цены, потому что бизнес все-таки работает на свой страх и риск. Не дай бог, бизнесмен разорится и уволит сотрудников, во-первых, сотрудники зарплату перестанут получать, а во-вторых, у самого бизнесмена будут неприятности. Поэтому под ответственностью, в том числе и налоговой, ну ни один предприниматель не будет работать себе в убыток, потому что его же потом спросят: «Преднамеренное банкротство? Почему ты продавал дешевле, чем у тебя обходится себестоимость?» Поэтому бизнес – это штука такая, которую надо просто стимулировать к расширению предложения, а это и льготные кредиты, это какие-то льготы. Потому что у нас экономический закон свободного рынка – спрос и предложение. И от этих двух результирующих, от их баланса создается цена. И они никуда не делись. Слава богу, мы сейчас живем в довольно-таки стабильных условиях (я имею в виду – экономических), потому что курс доллара уже полгода не особо меняется, поэтому это не создает никаких предпосылок; урожай собрали просто рекордный, поэтому проблема даже не с тем, насколько мы можем накормить страну, а проблема в том, что его еще надо выгодно продать, потому что, опять же, сельхозпроизводители – это тоже бизнес, они должны получать достойную выручку с гектара, для того чтобы у них был стимул в следующем году стремиться к рекордным урожаям. Поэтому на сегодняшний день все стабильно. Если даже посмотреть то, что показывает по цифрам FAO (это всемирная ассоциация, как раз отвечающая за продовольствие, рассматривающая во всех странах), то там мы увидим по многим позициям стремительное падение. Они мониторят растительные масла, которые с 2021 года сильно опустились в цене. Стабильной осталась молочка. Поэтому то, что телезрители говорили, что молоко чуть-чуть подорожало… Ну, оно чуть-чуть, да, может подорожать. В принципе, такой тренд международный есть. Зерновые дешевеют. И немножко как бы сахар прирастает. Я сейчас говорю о мировых рынках, потому что мы в любом случае не можем полностью себя чувствовать изолированными от внешнего мира. Потому что если у нас будет что-то очень дешево, то на это очень дешевое найдутся те, кто будут какими-то тропами вывозить. Тамара Шорникова: Я сейчас хочу ремарку… Дмитрий Востриков: Сейчас, я закончу мысль. А если посмотреть, то есть такой шикарный ресурс по ценам Global Products, и там отражаются как раз продукты… Ну, просто любой телезритель может найти в Интернете, свободно зайти и посмотреть. Ради интереса я тоже туда захожу. У нас многие продукты находятся на 90-м, на 93-м месте по дешевизне в мире. То есть первое место – это самые дорогие страны с самыми дорогими продуктами. Вот я ради интереса перед эфиром зашел и посмотрел, а на каком месте Россия находится по стоимости кофе, потому что кофе – это, наверное, один из рекордсменов поднятия цен с прошлого года, ну, существенного. Я по себе чувствую как любитель кофе, что подорожало. Мы сейчас находимся на 35-м месте из 78 стран, которые промониторила данная служба. То есть мы в серединке даже по продукту, который мы сами не производим. С учетом того, что наши предприятия, которые упаковывают и обжаривают, умудряются еще экспортировать в другие страны, то у нас далеко не самые высокие цены. Тамара Шорникова: Вы знаете, то, что у нас инфляция пониже, чем во многих странах, – безусловно, наверное, приятный факт, с точки зрения страны. Но с точки зрения рядового гражданина, ему немного фиолетово, сколько стоит кофе, не знаю, в Америке или во Франции, потому что… Ну давайте тогда сравнивать, действительно, какие зарплаты в Америке и во Франции и так далее. Ну, много есть параметров, по которым можно сопоставить, и где мы уже не так выгодно смотримся, например. Ему важно, когда… Опять же, когда начинают говорить про доллар, то тут вопрос. Доллар вспоминают обычно, когда выгодно. Ну, условно, взлетел доллар – и все говорят: «Ну а что вы хотите? Мы привязаны, мы часть мировой экономики. Вот доллар стоит 100, поэтому и наши продукты подорожали». Вот доллар уже не 100, а 69 – продукты при этом не дешевеют. Так мы зависим от доллара, наши цены в магазинах, или нет? Или только тогда, когда это выгодно продавцу, мы зависим от доллара? Дмитрий Востриков: Ну понимаете, пока у нас все-таки Бреттон-Вудская мировая финансовая система, мы в любом случае при расчетах даже напрямую (рубли в юани либо в тенге), все равно пересчитывают по курсу доллара. С учетом того, что у нас с 2020 года очень сильно поломалась логистика, и именно тогда международные агентства фиксировали просто бешеный взрыв цен на продовольствие, что и на нас тоже сказалось. Поэтому вот этот эффект, что все подорожало, – я согласен. Чек совершенно другой в магазине. То, что раньше стоило… Я затрачивал тысячу, а теперь выходишь и понимаешь, что полторы уже. Тамара Шорникова: Я бы сказала, что сумки по-другому. То есть раньше ты с четырьмя выходил, а сейчас с одной, дай боже. Дмитрий Востриков: Да. Поэтому это, естественно, сказывается. Ну, пока доллар является неким эквивалентом пересчета валют, мы никуда от этого отойти не сможет. Я говорю: слава богу, что он сейчас на 70 рублях, потому что логистика международная очень сильно подорожала. И те цены, которые мы видим, они действительно привязаны к тому курсу, который есть. Не дай боже, он выскочит опять… А здесь мы не зависим, здесь бизнес как бы сам смотрит на Центробанк и не знает, а что будет дальше. Это к вопросу первому. У государства первая обязанность – это обеспечить стабильные экономические условия. Тамара Шорникова: У нас задача эфирная – стабильно выпускать звонки в прямой эфир, потому что нам звонят телезрители. Давайте послушаем. Сейчас у нас… Подскажите мне, кто первый? Очередь из звонков. Виктор, да? Саратовская область. Виктор, слушаем. Виктор? Зритель: Я сегодня был с утра в «Магните»… Это Саратовская область. Я пенсионер, 70 лет. Алло. Тамара Шорникова: Да, слушаем вас, говорите. Зритель: Слушаете, да? Алло. Тамара Шорникова: Продолжайте, вы в эфире. Что в магазинах? Цены какие? На что удивили? Чем хотите поделиться? Зритель: Я продолжаю. Сегодня был с утра в «Магните»… Алло. Тамара Шорникова: Виктор, давайте мы вас через минутку выслушаем, редакторы пообщаются с вами, и снова примем. Сейчас – Виктория из Магадана. Виктория, слушаем. Зритель: Здравствуйте, здравствуйте. Тамара Шорникова: Да, слушаем вас. Вы тоже в «Магните» были сегодня? Зритель: Нет, я сегодня в «Магните» не была. Я просто хочу рассказать про наши цены в Магадане. Тамара Шорникова: Слушаем внимательно. Зритель: Я хотела рассказать, какие цены у нас в Магадане. Я не знаю, что подешевело. У нас просто цены растут страшно вообще с космической скоростью! Ну, к примеру, вот просто… Растительное масло (200 грамм) 300 рублей у нас стоит. Хлеб – от 70 рублей. Яйца – 170. Тамара Шорникова: Виктория, расскажите… Вы говорите, что все подорожало. Можете какой-то отрезок времени привести? Условно, в конце года сколько стоило то же масло, хлеб? Зритель: К примеру, если масло мы еще покупали, например, 15 декабря за 245 рублей, 200 грамм, то сейчас, на сегодня, 10 января, у нас просто уже 300 рублей. Ну, прямо очень быстро растут цены! Мы не успеваем просто. И сразу на 50, на 100 рублей. Тамара Шорникова: Да, Виктория, понятно, спасибо. Магадан – это территория, где, конечно, никогда жизнь дешевой не была. Тем не менее, нам многие пишут… Вот еще SMS из разных регионов. Челябинская область: «Мясо за год – в два раза». Рязанская: «Молочные и мясные продукты подорожали. Гречневая крупа подорожала». Свердловская: «Не по зубам рыба. Налим – 400 рублей за кило. Горбуша – 450. Килька – боже мой! – цитирую я телезрителя, – 358, дороже мяса. Почему?» Дмитрий Востриков: Ну, рыба действительно демонстрировала рост. Это, наверное, перестало быть самым доступным белком – о чем переживают и рыбники. Действительно, у них и продажи, и оборот, и рыбные консервы снижаются в цене, потому что… снижаются продажи, потому что цена растет – соответственно, этот продукт перестает быть доступным для населения. Ну, при средней цене на условную банку (а условная банка рыбных консервов – это 300 грамм) 174 рубля… Я беру по Росстату, потому что, действительно, очень многие регионы имеют свои логистические особенности, и там цены совершенно другие. Ну, 300 грамм рыбных консервов либо курица за 160 рублей – я думаю, что население, естественно, выбирает курицу за 160, потому что это белок, ну, самый доступный белок. По подорожанию мяса в два раза. Ну, это не соответствует точно аналитике. Может, в каком-то регионе… Ну, везде надо тоже разбираться в деталях, почему такое сложилось, потому что нельзя просто так сказать: «Вот мясо выросло в два раза…» Не выросло. Оно практически стабильно стоит, если смотреть год к году. Даже если смотреть тот же «борщевой набор», который был просто в апогее обсуждения информационного в прошлом году, то сейчас и лук, и свекла, и картошка дешевле, чем в прошлом году. То есть мы специально отбрасываем эмоции и следим за оптовыми ценами, потому что Росстат полочные цены считает по всей стране и по своей методике, на которую многие ругаются, но никто точнее посчитать не может. Тамара Шорникова: Ну понятно, выборка большая. Коротко перед подключением еще одного эксперта: вы можете сказать, что подорожало на входе к ритейлу, что подорожало на входе к торговым сетям? Где, в какой сфере производители стали продавать дороже? Чтобы мы понимали взаимосвязь с ценами на полке. Дмитрий Востриков: Ну давайте определимся с интервалом времени, о котором мы говорим. Потому что если мы возьмем март месяц, то там, наверное, редкий производитель на фоне скачка доллара на 62% не побежал согласовывать с розничной торговлей другие цены, потому что если не согласуешь, то это к разорению приведет. А согласовывать можно месяца. Тамара Шорникова: Давайте брать ближайшее прошлое к нам. Дмитрий Востриков: Если смотреть с осени, то понятно, что есть сезонное подорожание, допустим, того же «борщевого набора». Ну, если он год к году, действительно, несколько дешевле, то если смотреть с сентября месяца, допустим, на декабрь или на январь, то понятно, что это будет дороже, потому что ту же свеклу надо положить на склад – дополнительные расходы. Никто не будет продавать корнеплоды по той же цене, потому что надо отбивать себестоимость хранения. Тамара Шорникова: Еще раз объясню, в чем смысл моего вопроса. Сейчас огромное количество SMS, где люди пишут, что подорожало просто космически. Естественно, большинство копий летит как раз в сторону торговых сетей, мол: «С ума сошли? Наценки», – и так далее. Есть сейчас ответное слово, его возможность: «Нет, вот производители по таким ценам нам стали отгружать. Мы в ущерб себе, – условно, – наценки снижаем. Вот такие продукты, по нашим подсчетам, сильнее всего выросли». Дмитрий Востриков: Ну, если брать с сентября, то это довольно-таки стабильная ситуация. То есть сейчас никто не бежит согласовывать новые цены. И если где-то что-то отгружается, то это может быть отложенное, потому что, повторюсь, переговоры по входной цене с нашими партнерами и ритейлом могут тянуться и полгода, и год, и два года. И у каждого предприятия может быть совершенно индивидуальная ситуация. То есть кто-то посмотрел, что уже не может поставлять в убыток – у него изменилась цена. Человек покупает именно у этого производителя, и, естественно, он видит изменение цен. Но если говорить в целом по рынку, то сейчас категории, которые бы росли и в которых были бы явные факторы необходимости изменения цен, ну, мы таких не видим. Опять же, за исключением, как я сказал, фруктов и овощей, потому что они всегда зимой дороже. Самые дешевые – это получается вторая половина лета и осень, то есть тогда, когда мы на полях выращиваем их в огромных объемах. Тамара Шорникова: Подключаем еще одного эксперта к разговору. Михаил Беляев, кандидат экономических наук. Михаил Кимович, здравствуйте. Михаил Беляев: Здравствуйте. Тамара Шорникова: Итак, сдерживают торговые наценки на социально значимые товары, – отчитывается ФАС. Регионы просто закидали нас сообщениями, звонки в очереди – рассказывают, что все дорожает не по дням, а по часам. В чем причина, по-вашему? Какой информации доверять? Михаил Беляев: Ну, вы знаете, если не расстреливать ответ по мелочам… А это всегда очень удобная позиция – начинать по мелочам расстреливать. Якобы конкретика появляется, но на самом деле только запутывается вопрос. Ну, я не специалист по ценам на све́клу (кстати, так по-русски называется этот продукт), а все остальное в общем виде – это мы знаем. Что бы нам ни говорили про логистику, зачем-то про Бреттон-Вудскую систему, которая совсем про другое, на самом деле закон ценообразования идет таким образом в рыночной экономике, особенно в монополизированной структуре. А у нас монополизированная структура торговли. Причем я имею в виду не только розничную торговлю, но и оптовую, торговлю в целом. И те, и те, так сказать, молодцы в плане повышения цен. Вот когда они занимают позицию диктата по отношению к рынку (а это эквивалент монополистической ситуации), то понятно, что они находят целую кучу оправданий для того, чтобы повышать свои собственные цены. На этот путь они становятся и с этого пути они не сворачивают никогда. А объяснений находится целая куча. Кстати, зазора этого, как он называется, по прибыли между отпускной ценой товара на полке и ценой, по которой они закупают у оптовых сетей или у производителей, вполне хватает для того, чтобы цены не вздувать. Это аппетиты монополий. Это диктат на рынке. Это повышение цен. Ну, монополии тем и отличаются, что они всегда могут найти объяснения, всегда найти какие-то причины. Еще раз повторю, что зачем-то сюда даже Бреттон-Вудская система несчастная приплетается, хотя она совершенно о другом. И самый яркий пример – падает курс доллара по отношению к рублю. Это значит, что импортные товары должны стоить намного дешевле. Логистика тут при чем? Просто при пересчете на рубли получается, что импортеру дешевле покупать эти самые товары. И, по идее, должна опуститься цена на полке, а она никуда не опускается. О чем это говорит? Это говорит о том, что розничные торговцы и оптовые торговцы реализуют свою монопольную власть над рынком и свой ресурс диктата по отношению к рынку. Собственно, тут и объяснять-то нечего. А в мелочах можно сколько угодно… Тамара Шорникова: Давайте, да, в мелочах закапываться не будем, а широкими мазками. Хорошо, вот такая точка зрения от экономиста. А какая должна быть точка зрения на все это у государства? Нужно ли вмешиваться? Может ли? И если да, то как? Михаил Беляев: Тамара, когда мы говорим… Это тоже есть такой общий момент, когда говорят: «Мы не можем ценам приказать стоять. Мы не можем. Если мы прикажем ценам стоять – значит, у нас будет дефицит». Эту мантру я слышал неоднократно. Мы приказываем, должны приказывать не ценам стоять, а контролировать среднюю норму прибыли предприятий торговых. А говорить, что это невозможно… Это вполне возможно. Изучите западный опыт – и вам все станет понятно. То есть там почему-то это получается, а у нас почему-то это не получается. Вернее, не хотим, чтобы получалось. Мы контролируем. То есть, таким образом, мы не вмешиваемся в рыночную структуру и не ломаем рыночную структуру, а мы защищаем рынок и нормальные рыночные условия от монополистического диктата. Вот чем мы должны заниматься. И вот тогда все будет в порядке. Если обоснованное повышение цен, связанное… Допустим, вот рубль упал по отношению к доллару – да, импортные товары должны подорожать. Это законно, это законные рыночные условия. Но не наоборот. И вот за этим надо следить. И этим ФАС должна заниматься. Это прямая обязанность Федеральной антимонопольной службы. Тамара Шорникова: Давайте послушаем телефонные звонки вместе. Сейчас у нас на связи Вера, Свердловская область. Здравствуйте. Зритель: Здравствуйте. Слушаю вашу передачу. Вы знаете, я бы хотела возразить кое в чем. Тамара Шорникова: Так? Зритель: Вот у нас очень подорожали молочные продукты. Очень! Подорожали йогурты. Мы обычно берем для внуков их, а сейчас мы уже берем их с оглядкой. Очень подорожали крупы… Тамара Шорникова: Вера, а можете с примерами? Буквально пара продуктов – те же йогурты, те же крупы. На сколько и за какое время? Зритель: Мы брали йогурт, баночка стоила 91 рубль, сейчас она стоит 129 рублей. Тамара Шорникова: Это за какое время рост? Зритель: Не поняла. Тамара Шорникова: За какое время рост? За неделю, за месяц так выросла цена? Зритель: Ну, где-то недели две, может быть, побольше, но не менее двух недель. Подорожало масло. Подорожали яйца очень. Ну что еще? Колбасные изделия тоже подорожали. Короче, у нас получается так, что если идешь в магазин, то меньше тысячи – ну, редко. А так тысяча с небольшим. Ну, в среднем как бы тысяча. Я считаю, что для нас, пенсионеров, это очень много. Подняли пенсию, получилась у нас по тысяче добавка. Получается, что за один день мы это проедаем. Тамара Шорникова: Понятно, да. Спасибо вам, Вера, за ваш отчет из Свердловской области. Еще сейчас отчет из Тулы послушаем от Людмилы. Здравствуйте, Людмила. Зритель: Здравствуйте. Значит, так. Я не знаю, где наш господин хороший видел нарезной батон за 22 рубля. У нас в Туле он стоит 35. Рыба в семейном магазине – 180. Минтай едим пополам с котами. В SPAR – 200, в «Магните» – 220. Чтобы масло подсолнечное найти и купить по цене двухмесячной давности, надо ехать в другой район километров за восемь. Ну, я имею в виду Тулу. Мы живем в Кировском поселке, где Кировский патронный завод, а это другие районы, и там есть места, где подешевле. Крупы не дешевеют, это я точно знаю. Ну, мы запаслись еще с лета, так что еще на пару месяцев запасы старые есть. Овощи подорожали все. Фрукты тоже подорожали. Бананы очень здорово подорожали, они теперь стоят 85–90, а стоили 60. Единственное, что подорожали мандарины, но на то, что съедобное, надо попасть. Извините, вот сейчас показывают прилавки, там ржаной хлеб лежит, 23 рубля, а у нас он тоже за 30, под 40. Тамара Шорникова: Людмила… Зритель: А хлеб 700 грамм – 65 рублей. Ничего не подешевело! Тамара Шорникова: Людмила, коротко… Зритель: Молоко – 120 рублей/литр. Это то, которое пьют коты. Мы всю еду проверяем на котах: едят – съедобно; не едят – ну все, пролетели на деньги. Тамара Шорникова: Понятно. Спасибо, Людмила, за такой подробный отчет. Если говорить о возможностях сокращения какой-то собственной прибыли, той же наценки и, соответственно, к более приятным ценам для нас это привело, то какие здесь есть варианты у торговых сетей? Могут ли сейчас пойти на это, чтобы продавать больше и выручку получать за счет объемов? Дмитрий Востриков: Ну, и могут, и мы видим тренд на то, что идут. Потому что сейчас крупнейшие сети понимают, что зарабатывать на наценке хорошо, но в настоящее время уже не получается. Поэтому мы видим, что лидеры запускают дискаунтеры. А магазины-дискаунтеры как раз и отличаются тем, что у них фиксированная и ниже наценка, чем у других форматов магазинов: и у магазина у дома, и у супермаркета, и у гипермаркета. Поэтому тоже чувствуют. И на этом, видимо, начинает сказываться конкуренция, которая возникает и среди крупнейших наших торговых сетей. То есть если раньше они были озабочены тем, чтобы расширять свой ареол присутствия, заходили во все новые и новые регионы, то теперь и в регионах присутствия им становится несколько тесно, поэтому уже идут по этому пути конкуренции, как снижение наценки. И я думаю, что этот тренд будет развиваться в ближайшие годы. Тамара Шорникова: Понятно, что разные продукты: на какие-то наценка больше, на какие-то – меньше. А если средняя по больнице? Вот Михаил Кимович предлагает какую-то такую среднюю наценку выявить и то, что превосходит ее… Михаил Беляев: Не наценку, а прибыль. Тамара Шорникова: Прибыль, прибыль, да. Прошу прощения. Михаил Беляев: Это разные вещи. Тамара Шорникова: Да. Чтобы от супербольшой прибыли уберечь предприятия и, соответственно, от супербольших цен – нас. Сколько зарабатывают сейчас торговые сети? Какая в среднем, не знаю, если самый дешевый продукт и самый дорогой, какая в среднем наценка выдвигается? Дмитрий Востриков: Ну, в принципе, по продуктам питания, по нашим подсчетам, это где-то порядка 70%. То есть, если проще говорить, треть либо половина стоимости образуется на полке. Я не беру сейчас эти социальные товары, на которые демонстрируются 5%, потому что это, говорю, присутствует, но это в гомеопатических дозах и по одной позиции. Если говорить в экономических терминах, то достаточно зайти на сайт Ассоциации компаний розничной торговли, у них там есть график по добавленной стоимости. Добавленная стоимость получается в пять раз выше, чем у производителей продуктов питания. То есть это тот график, который у них же лежит на сайте. Поэтому… Михаил Беляев: Так добавленная стоимость и прибыль – это, извините, совершенно разные вещи. Дмитрий Востриков: Ну, с прибылью я не соглашусь, потому что прибыль – как посчитать. Михаил Беляев: Добавленная стоимость – это добавленная стоимость, а прибыль – это прибыль. Вот что это такое. Не надо путать термины-то. Тамара Шорникова: Михаил Кимович… Михаил Беляев: Добавленная стоимость – это то, что вы увеличиваете стоимость товара вследствие того, что вы его перерабатываете и превращаете в другой продукт. И вот это увеличивает его стоимость. А прибыль – это то, что вы закупаете у кого-то и продаете по какой-то цене, не улучшая его качества. Вот что это такое. Не надо путать-то вещи. Тамара Шорникова: Да. Михаил Кимович, хочется понять сейчас из первоисточников, сколько зарабатывают на тех или иных товарах торговые сети. И чем могут поделиться? Михаил Беляев: Вот 70%, вам же говорили. Вам назвали – 70%. И 30% вам назвали. Треть цены добавляется на полке. А средняя прибыль по промышленности – 10–15%. Вот как считают. Тамара Шорникова: Мне как обывателю кажется, что это как-то многовато. Действительно, когда обвиняют люди в больших аппетитах торговые сети, говорят не зря. Дмитрий Востриков: Ну, здесь есть факты, да. И я повторюсь: поэтому сейчас и пошли форматы дискаунтеров, потому что при такой добавочной стоимости сети понимают, что у них есть куда идти в конкуренцию по цене. Михаил Беляев: Добавленная стоимость уперлась просто в тот потребительский спрос, который уже просто не переваривает эти аппетиты монополий. Не добавленная стоимость, а эта самая наценка. Уже и меня запутали тоже. Тамара Шорникова: Да, спасибо, что разъясняли нам по ходу эфира. Михаил Беляев, кандидат экономических наук, у нас в эфире был. И буквально 10 секунд. Дмитрий Владимирович, ваш прогноз – что дальше будет с ценами на продукты? Можем ли мы в ближайшее время увидеть снижение? Дмитрий Востриков: Ну, я думаю, летом мы в любом случае увидим снижение. Это традиционно сезонное. Тамара Шорникова: Ну, до лета еще дожить надо. Дмитрий Востриков: А так цены будут довольно-таки стабильными. Небольшие изменения – да. Ну, мы сразу сказали, что сахар и немножко молочные продукты. Но там не сильные колебания, поэтому больших изменений мы не увидим. По другим группам товаров мы увидим стабильную ситуацию. Поэтому каких-либо изменений не будет. Вот здесь я абсолютно согласен с предыдущим выступающим, что просто реальные доходы населения не позволяют расти ценам. Тамара Шорникова: Спасибо. Дмитрий Востриков, исполнительный директор ассоциации «Руспродсоюз». Спасибо.