Виталий Млечин: Сейчас поговорим об экономике. Попробуем разобраться, как она реагирует на происходящее. США и Европа грозят России новыми санкциями. Опыт предыдущих, правда, показал, что у российской экономики есть запас прочности. Но насколько он большой? Ольга Арсланова: Да. Тем более что мы понимаем, что и вызовы новые, так что запас прочности в очередной раз придется проверять. Есть мнение о том, что привычную нам рыночную модель сейчас придется перестраивать с учетом новых военных задач. Понадобится ли нам новый экономический уклад? Каким он может быть? Изменится ли то, к чему мы привыкли? Как реагирует бизнес? Что это значит для каждого из нас? Об этом поговорим прямо сейчас с нашим гостем. Виталий Млечин: Да. Игорь Строганов у нас в гостях, кандидат экономических наук, доцент кафедры предпринимательства и логистики РЭУ имени Плеханова. Игорь Алексеевич, здравствуйте. Ольга Арсланова: Здравствуйте. Игорь Строганов: Добрый вечер. Ольга Арсланова: Интересно, что уже какие-то подсчеты начались. Вот Bloomberg, в частности, экономист Bloomberg Economics по России и Центральной и Восточной Европе подсчитал, что частичная мобилизация обойдется в полпункта инфляции и четверть пункта спада ВВП, в основном ударит сокращением рабочей силы. Это очень любопытно, откуда уже такие подсчеты и насколько они… Игорь Строганов: Ну, я предполагаю, что подсчеты, в общем-то, сделаны методом из серии «мы примерно предполагаем, потому что предполагаем». Но здесь, кстати, хороший момент, что Bloomberg достаточно неплохие экономические вещи показывает и, в отличие от достаточно конъюнктурной во многом западной пропаганды… Ну, любая пропаганда – конъюнктурная, это понятно. Ольга Арсланова: Но тут не такие уж страшные цифры. Игорь Строганов: Да. Они достаточно объективно дают по нашей стране цифры. Все эти годы, несмотря на то, что разговоры о санкциях, «разрушим» и так далее, Bloomberg пишет, что ничего не разрушено, все работает. «Да, мы давим, но они как-то не давятся». Так что Bloomberg в этом плане – достаточно интересный источник, несмотря на то что западный. Ольга Арсланова: Тем не менее, якобы это может ударить в основном сокращением рабочей силы. Это то, о чем сейчас говорили. Насколько это вообще серьезный может быть вызов? Люди сменят свою привычную деятельность на что-то новое. Их нужно будет либо заместить, либо потом восстановить. В общем, пока… Игорь Строганов: Да, немножко непонятно, как это будет происходить. Вообще мы с вами сталкиваемся сейчас экономически и социально с достаточно новой ситуацией. Если, скажем, мы говорим про призывную армию, условно, Советского Союза, то мы говорим про армию, связанную с государственной плановой экономикой, когда, в общем-то, можно каким-то образом заместить специалистов, во-вторых, их можно каким-то образом релоцировать. В общем-то, государство решает, как оно платит зарплату и когда. Сейчас же мы имеем рыночную экономику, которая, в общем-то, занимается немножко другими вещами, которая зарабатывает деньги в первую очередь. И для нее отток специалистов либо на призыв, либо, соответственно, в другие страны (то, что происходит сейчас достаточно массово), конечно, он неприятен, и, в общем-то, он не решается путем: «Так, этих мы заморозили. Через полгода-год вернутся, мы их разморозим, заплатим деньги за простой – и дальше работайте». Нормальный бизнес в такой ситуации просто заменит специалистов и будет дальше работать, а пришедшие с войны люди, в общем-то, могут столкнуться с ситуацией: «А что дальше делать-то?» Виталий Млечин: А вот государство говорит, что гарантия. Игорь Строганов: Здесь вопрос: насколько государство контролирует бизнес и контролирует экономику? Потому что если мы говорим про свободное предпринимательство (а у нас Владимир Владимирович, например, про это регулярно говорит), то какая может быть гарантия государства в данной ситуации? То есть, опять-таки, выкрутить руки бизнесу, заставив его сохранять рабочие места и сохранять минимальные зарплаты, может быть. Опять же, смотрите, такой момент. Люди сейчас уходят по мобилизации, и очень многие из них, конечно, имеют кредиты. Ипотека, кредиты, те или иные финансовые процессы, соответственно. А кто за них будет платить эту ипотеку? Жена и дети, которые не работают либо которые работают меньше и получают меньше? Ольга Арсланова: Мы сегодня тоже об этом много говорили. В общем, вспомнили о том, что этим людям деньги платить будут. Они же… Кстати, для многих эти деньги существенно больше, чем их зарплата. Игорь Строганов: Это больше, но здесь сразу возникает масса вопросов. Когда будут выплачивать? Будет ли это регулярно раз в месяц? Может ли человек с передовой перечислять эти деньги в банк? Ольга Арсланова: Как будут работать карты? Игорь Строганов: Да. И, опять же, сразу очень простой вопрос. Человек идет воевать за Россию, за страну. В общем-то, мы понимаем, что это война за Россию. Она не только экономическая, она и национальная. В общем-то, много в ней аспектов. Но при этом получается, что часть его денег будет забирать какой-то частный бизнес, у которого, да, он взял кредитный продукт, но он должен будет выплачивать из своих премиальных денег эти кредиты. Тоже немножко странно. Ольга Арсланова: А тут, понимаете, кто кого. То ли бизнес должен проявить патриотизм, в том числе и банки, может быть, даже простить кредиты. Игорь Строганов: Не будут они этого делать. Ольга Арсланова: То ли государство должно переключиться на социальную политику и каким-то образом возместить эти потери. Игорь Строганов: Помните, мы с вами достаточно много здесь про это говорили, некая эта государственная шизофрения местами: вроде как мы социальное государство, да, и государство у нас за кого-то выплачивает, кому-то прощает и так далее, а с другой стороны, частный бизнес, который совершенно спокойно зарабатывает, дает кредиты. Вот сейчас масса новостей, что люди идут по призыву, приходят в магазины, а стоимость товаров резко повышается для призывников. Почему? Потому что частный бизнес, естественно, пытается на каких-то моментах заработать. И понятно, когда он это делает. Это моменты напряжения. Так всегда происходит. Как те таксисты, что из Шереметьево по 10 тысяч до Москвы доехать в процессы неприятные и прочее. И вопрос. Либо мы все-таки говорим, что частный бизнес у нас начинает быть немножечко более ответственным… Но тогда зачем? Бизнес в принципе не склонен к патриотизму, потому что у бизнеса национальность – деньги, у бизнеса национальность – прибыль, заработок, свои возможности. И это нормально. Это, в принципе, для текущей экономической формации нормально. Да, это, может быть, ненормально, с точки зрения социума, морали и этики, но это нормально, с точки зрения капиталистической формации. А если мы говорим, что государство будет за кого-то выплачивать, то тогда возникает ситуация: вот за них выплатили ипотеку, а почему за других не выплатили? Хотя, понятно, другие не воевали. И тоже возникает немножко неразбериха, немножечко непонятно. Тогда, может быть, все-таки заняться какой-то, наверное, «подчисткой» экономики? Перейти к какому-то условному хотя бы, но долгосрочному планированию, хотя бы индексному, необязательно по параметрам. Подумать немножко, может быть, чтобы какие-то частные бизнесы наиболее важные чуть-чуть мягко национализировать. Мы не говорим про полностью собственность государства, но как во многих тех же самых западных странах государство участвует хотя бы, например, до 51%, хотя бы сидит наблюдателем, хотя бы немножко контролирует процессы. Но, например, та же самые бизнесы, в которых государство участвует, оно может им помогать. Оно может, например, давать какой-то режим благоприятствования, если бизнес делает то, что государство от него хочет в долгосрочной перспективе, например: вкладывается в нужные технологии, платит «белые» зарплаты сотрудникам, платит налоги опять же государству, не выводит деньги за рубеж лишний раз, ну и прочие какие-то мелочи делает, которые экономику нам достаточно неплохо помогут держать. Виталий Млечин: Игорь Алексеевич, а как эта ситуация, как вы думаете, скажется на желании бизнеса нанимать сотрудников? Вот раньше не хотели молодых девушек брать, потому что… Игорь Строганов: Да. И сейчас не хотят. Виталий Млечин: И сейчас не хотят, наверное, потому что они могут, соответственно… Игорь Строганов: …забеременеть. Виталий Млечин: …уйти в декрет, и надо будет кого-то нового искать. Ольга Арсланова: Сейчас за ними гоняться будут. Виталий Млечин: Получается, что и молодых мужчин как-то опасно брать, потому что они тоже в какой-то момент могут из этого процесса выключиться. Игорь Строганов: Конечно. Виталий Млечин: Вот как на это реагировать? Игорь Строганов: Я так понимаю, что сейчас бизнес находится немножко в таком раздрайном состоянии, потому что не совсем понятно, что делать. С одной стороны, явно война. И бизнес войн избегает, потому что это вредит бизнесу. С другой стороны, действительно набирают молодых людей. И, в общем-то, мы слышим, что многих специалистов достаточно нужных забрали. Часть нужных специалистов уже сбежала либо собирается сбежать в окрестные страны. И получается, что, во-первых, у нас получается недобор кадров, причем недобор, скорее всего, в отраслях достаточно ярких, как IT, медийка, я так понимаю, то есть творческие профессии – те, кто скорее склонны бежать, наверное, все-таки в большей степени. И во-вторых, мы получаем ситуацию, когда бизнес действительно не очень понимает, а что будет дальше. И здесь вопрос очень простой. У нас нет озвученной какой-то долгосрочной цели и задачи. То есть, да, мы освобождаем Донбасс. А дальше что? Да, мы вроде как собираемся гнать нацистов. А дальше что? Где какая-то долгосрочная цель, которая бы и гражданам, и бизнесу объяснила: мы собираемся сделать – первое, второе, третье». Например, благоприятный сценарий: мы делаем все пять/десять/пятнадцать пунктов. Неблагоприятный: мы делаем из них пять основных, но мы их делаем любой ценой. Совсем неблагоприятный давайте не рассматривать, потому что будет, скорее всего, средний, посередине между первым и вторым. Ольга Арсланова: Ну а такие вещи вообще кому бы то ни было может военное начальство раскрывать? Игорь Строганов: Вот это сложный вопрос, да. Ольга Арсланова: То есть тут, в общем… Игорь Строганов: Но, наверное, просто было бы неплохо, если бы кто-то от государства вышел и сказал простым языком, не Конашенков, не кто-то еще, а вышел и сказал: «Ребята, ну смотрите, у нас ситуация такая. Вот наша экономика. Вот наше состояние. Да, мы завязаны на определенные процессы. Да, мы завязаны на торговлю ресурсами. Но мы делаем – первое, второе, третье. И мы хотели бы сделать…» – что-то хотя бы глобально объяснить. Понятно, что не надо раскрывать какие-то секретные тайны. И никто этого не будет делать. Я сильно подозреваю, что все, что нам озвучивается – это тоже определенный уровень пропаганды. Ольга Арсланова: Какой-то фильтр. Игорь Строганов: Да, определенный фильтр дезинформации. Тем не менее, хотя бы какую-то основу сказать. Что мы планируем создать? Мы планируем быть в капитализме? Тогда человек человеку – волк, а прибыль – наше все. Мы планируем восстанавливать некий уровень госконтроля? Тогда, да, мы немножко ближе к социальному государству, инициативы, кому-то оплатим кредиты, кому-то гарантируем занятость и так далее. Что? Что мы хотим делать? Ольга Арсланова: А вот как кажется, что было бы правильно делать? Потому что, повторюсь, мы много говорим об однополярном мире, а, по большому счету, однополярный мир уже победил, и это мир глобального капитализма, потому что по этим законам живет любая бедная африканская страна и самая богатая страна. Игорь Строганов: Ну, по факту – да. Ольга Арсланова: Ну, с теми или иными вариациями и социальной политикой в разной степени разности. Игорь Строганов: Давайте на секунду прерву. Они живут по одним правилам, но реализуют они их совсем по-другому. Ольга Арсланова: Верно. То есть нам нужны новые правила? Вот вы говорите, что у нас будет капитализм или что-то другое. Нам важно, как это будет называться или что это будет по сути? Вот этот однополярный мир можно сейчас поменять? Игорь Строганов: Нет, называться – как угодно. Главное, чтобы оно работало. Ольга Арсланова: И для человека. Игорь Строганов: Да. «Вам шашечки или ехать?» Назвать это можно хоть коммунизмом. Правда, я боюсь, что очень много людей скажут: «Нет, ни в коем случае, не надо!» Ольга Арсланова: Ну вот! А по факту мы можем изменить этот однополярный мир? Знаете как? Он же уже устоявшийся. Нам может в нем многое и не нравиться, но это работающая схема. Игорь Строганов: Ну, капитализм тоже разный. Например, капитализм может быть, как в какой-нибудь Новой Зеландии либо Сингапуре, максимально ориентированный на свободного предпринимателя, а может быть, как в Японии или Германии, максимально жестко контролируемый государством. Ольга Арсланова: Или как в Китае. Игорь Строганов: Или как в Китае. Китай, пожалуйста, у них флаг коммунистический, Коммунистическая партия Китая, при этом это жесточайший госкапитализм. Ольга Арсланова: Да. Игорь Строганов: Очень прагматичный, очень жесткий, со своими проблемами, со своими нюансами. Где-то что-то они делают правильно, где-то они откровенно «косячат». Ну, как и все, да? Но у них хотя бы есть какой-то горизонт планирования. И если партия говорит: «В ближайшие десять лет мы переходим от всемирной фабрики к всемирной лаборатории», – они это делают. Они резко наращивают инвестиции в производство, они замещают американские технологии и они вкладываются в собственное, скажем так, благополучие долгосрочное. Другой вопрос – насколько это плюс-минус работает? Ну, это мы увидим через десять лет. Вот нам бы, наверное, не помешало тоже достаточно четко озвученное направление. И это направление может быть как капитализмом с элементами плана, так и в какой-то степени плановой экономикой, так и какой-нибудь условный коммунизм-капитализм в разных видах. То есть главное не то, как это назвать, а чтобы оно работало. А работать оно должно… Во-первых, четкое понимание направления, приоритет человека, ограничение бизнеса ровно в той мере, в которой он может вредить людям. Мы знаем про разного рода процессы, про загрязнение окружающей среды во многом тоже, про скандалы, с этим связанные, и прочее. И, наверное, все-таки какое-то направление и технологическое, и социальное. Опять же, можно сказать какие-то направления, которые, наверное, многие хотели бы, но это будет популизм. Я популизм не люблю. Виталий Млечин: В таких условиях, может быть, даже какой-то неопределенности как бизнес сейчас себя поведет? Ну, бизнес же должен развиваться все время, правильно? То есть надо доходы вкладывать в развитие. А в такой ситуации, когда, в общем, не очень понятно, сколько сотрудников сейчас может бизнес недосчитаться, где их замещать, на какой срок… Игорь Строганов: Где брать ресурсы? Виталий Млечин: Да. То есть как? Бизнес же ко всему приспосабливается, и в этом плюс рыночной экономики, но тем не менее. Игорь Строганов: Плюс рыночной экономики в том, что бизнес мог когда-то перекредитовываться, набирать разного рода ресурсы и покрывать разного рода проблемы, скажем, обходом механизмов этой рыночной экономики. Ну, не секрет, что у нас достаточно большая доля малого бизнеса либо работает «всерую», либо налоги не платит, либо совмещает с разными механизмами. Что сейчас будет делать бизнес – непредсказуемо, естественно. То есть бизнес может как послушать президента, послушать фразы и начать вкладываться в ответственное поведение, вкладываться вдолгую в промышленность в России, вкладываться сюда, потому что… А, по большому счету, куда выводить деньги? Офшоры прикрыты практически все либо под контролем той цивилизации однополярной. Выводить в европейские страны? У вас моментально отберут. Соответственно, юрлица здесь, в общем-то, не очень сильно защищены, получается. Соответственно, здесь работать. Понимать, что вы работаете здесь вдолгую. Работать минимум 15–20 лет, чтобы, например, дети наследовали бизнес и работали в этом бизнесе дальше, причем именно здесь. Ну и это цепочки, это рабочие места, это производство всего – от банальных шурупов, которые мы все равно где-то в Китае получаем, до высокотехнологической переработки, например, нефти в какие-нибудь композитные материалы. Один «Сибур» не справится, и к «Сибуру» тоже есть вопросы. То есть на самом деле масса таких моментов, которые вызывают вопросы. Почему? Вот сейчас смотрим на какие-то экономические инициативы. Такое впечатление, что нет системности. Вот здесь есть дырка – о, увидели дырку, давайте ее залатаем! Есть какое-то сложное направление – о, давайте сейчас вложимся в тот или иной завод! А так, чтобы подумать, запланировать и сказать: «Ребята, условно, у нас десять лет. Нам нужна полностью отрасль микроэлектроники». Что для этого нужно? Нужно как минимум, например, украсть технологии у голландцев и японцев по печати этих плат, потому что они нам их не продадут. Делают две фирмы в мире станки для этих плат, поэтому их нужно просто тупо украсть. Это то, что делал Китай много лет. То, что делала Япония много лет. Это, в принципе, делал Советский Союз тоже. Ольга Арсланова: И, возможно, мы на новых территориях откроем новые предприятия. Игорь Строганов: А зачем на новых территориях? На своих открываем. Зачем на рискованных территориях открывать? Ольга Арсланова: Хорошо. Игорь Строганов: Вот смотрите. В Советском Союзе мы что делали? Мы развивали нацокраины: Прибалтика, Украина, Грузия, Казахстан, Узбекистан. Мы там делали рай. А что у нас происходило в России? В России этого не было. И что произошло, когда в силу определенных закономерностей развалился СССР? Мы потеряли огромное количество производств. Либо за бешеные деньги у них покупали товары. Зачем? Давайте развивать здесь. У нас огромная территория и куча народа, который готов работать, у которого руки золотые. Здесь развивать, здесь вкладываться. А окраины пускай подключаются, работают. Никто не помешает технологические цепочки делать. Ольга Арсланова: Пишет зритель из Красноярского края: «Дело не в деньгах и не в гарантиях. Дело в том, что Родина зовет. И за бизнесом тоже стоят люди. Родине не только на фронте можно помочь, но и совместными усилиями». Игорь Строганов: Совершенная правда. Ольга Арсланова: Но такими категориями бизнес, как вы уже нам сказали, не мыслит. Бизнесу нужны какие-то интересы, да? Игорь Строганов: Но бизнес тоже разный. Я тоже читаю каких-то предпринимателей, и они пишут очень правильные вещи. То есть, да, наше поле работы… Кто-то в IT сидит, кто-то в торговле сидит. Тоже делают важное дело. Просто смотрите. Скажите мне, пожалуйста, хотя бы один продуктовый ритейл, который российский. Ну, у нас нет таких. У нас ни одна сеть не российская. Ольга Арсланова: Да вы что? Игорь Строганов: Даже тот же «Магнит» – он уже давно не российский, он офшорный. Ольга Арсланова: А «Пятерочка»? Игорь Строганов: Нет, она не российская. Ольга Арсланова: Тоже? Игорь Строганов: У них на Кипре головной офис. Ольга Арсланова: И даже сейчас? Игорь Строганов: Да, да. То есть у нас нет ни единой национальной сети продуктового ритейла – раз. У нас нет ни единого полностью национального госиздательства. Ну, даже необязательно гос, хорошо, а просто издательства литературы. Они все частные и все иностранные. Виталий Млечин: Ну а это мешает каким-то образом? Игорь Строганов: У нас практически вся медийка, в общем-то, за редким исключением, она иностранная. Мешает. Просто потому, что если у вас офис где-нибудь в Голландии, как у «Яндекса», активы в Израиле, то, в общем-то, возникает вопрос… Как Финляндия, можно надавить и выключить сервера. Ольга Арсланова: Да, безусловно. Игорь Строганов: Во-вторых, можно надавить и задать вопрос: «Простите, с кем вы, мастера культуры? С Голландией, с Израилем, с Россией либо еще с кем-то?» Ольга Арсланова: И там мнения могут разделиться, в общем-то. Игорь Строганов: Да. А в-третьих, кто владеет, например, технологиями? Кто владеет технологией «Яндекса» на распознавание лиц, к примеру? Кто владеет технологией на автопилот? Кто владеет еще чем-то? И другой вопрос, что если, например, сеть российская и она понимает проблемы, то она, например, может контролировать цены, покупая российские продукты, соответственно, участвуя в российских цепочках поставок. А если сеть иностранная, то, по большому счету, зачем ей цены контролировать? Получил свою прибыль и ее вывел. Виталий Млечин: Ну, мы все знаем одну большую иностранную сеть, в которой цены достаточно низкие, чуть ли не ниже, чем в наших сетях. Игорь Строганов: Это какую? Виталий Млечин: Крупную иностранную. Ольга Арсланова: Не знаю. Называй уже. Мы туда пойдем. Игорь Строганов: Называйте, называйте. Виталий Млечин: Французская. Игорь Строганов: А, французская? Понятно! Ну, это политика этой сети. Виталий Млечин: Так им же не мешает их французское происхождение держать низкие цены. Игорь Строганов: Так они и зубами держатся за наш рынок. Они, в принципе, Decathlon убрали, я так понимаю, только из-за сильного политического давления. Так-то они и не собирались уходить. Ольга Арсланова: Игорь Алексеевич, понимаете, чтобы у нас тоже не складывалось ощущение, что эти компании ушли в офшоры, потому что они просто такие непатриотичные, негодяи и так далее. Игорь Строганов: Нет, это просто было нормально. Ольга Арсланова: Они же избегали каких-то проблем, да? И здесь это совместная работа бизнеса и государства – посмотреть, какие проблемы сейчас могут быть устранены, чтобы люди не хотели выводить бизнес, чтобы они вели его здесь. Это же тоже задача государства – создать им эти условия. Это выгодно всем. Игорь Строганов: Вы в какой-то степени правы – в том плане, что у нашего государства есть определенная склонность в какой-то момент встать в позу и сказать: «Так, ребята, срочно работаем «вбелую», срочно платим налоги и так далее». Бизнес смотрит на размер налогов, бизнес смотрит на требования… Ольга Арсланова: …и закрывается. Игорь Строганов: …и говорит: «А мы не можем, потому что не получится». Есть такой момент. Опять же, то, что вы говорите, что начинали все с офшоров… Так в девяностые и нулевые все так и работали. То есть стандартная ситуация была – вывести управление туда, потому что, опять же, в случае чего, зарубежным юрлицом проще управлять, проще контролировать. Все пытались развиваться за рубеж, как тот же Dodo какой-нибудь пытался уходить за рубеж, «ВкусВилл» пытался за рубеж уходить и прочее. Естественно, тамошнее юрлицо – это приятно, удобно и полезно. Ну и давайте не будем скрывать, что, в общем-то, все пытались так или иначе уходить от налогов. У нас очень известная компания с очень известным руководителем погорела как раз на налогах и на скважинной жидкости, если помните, что это такое. Теперь руководитель этой компании сидит за рубежом и пишет, соответственно, как у нас все плохо. Ну, ЮКОС же классический. Ольга Арсланова: Да-да-да. Игорь Строганов: Скважинная жидкость. И налоги с нее на порядок другие. Ольга Арсланова: Хороший эвфемизм, да. Игорь Строганов: Когда государство навело немножко порядок и попросило заплатить налоги, то начались проблемы. Ольга Арсланова: Да, да, да. Игорь Строганов: То есть здесь момент того, что историческиРоссийской Федерации со всеми ее механизмами всего 30 лет. Ну, у нас прошло всего чуть-чуть. У нас куча механизмов, оставшихся с 90-х годов, куча механизмов неотработанных, куча механизмов, которые по принципу «работает – не трогай». И вроде как, пока было хорошо, тепло и сытно, их никто не трогал. А сейчас надо трогать, потому что надо налаживать процессы. Посмотрите… Сейчас договорю. Ввели программу «Честный знак». Что это такое? Любой продукт из большого списка. Наводишь телефон, считываешь QR-код – и видишь, где произведено, когда произведено, кто привез и где вы его купили. Ну, это немножко в будущем, где купили, но большую часть показывает. Что сейчас делает наш представитель бизнеса? Он просит в каждом интервью «Честный знак» убрать. Это нагрузка на бизнес. Но эта нагрузка на бизнес – одновременно гарантия «белого» и качественного товара. Но при этом, например, со странами СНГ «Честный знак» не работает, потому что у них там у каждого своя собственная программа, а наша с ней не бьется, у нас нет общих протоколов. Поэтому любой импортер, который работает, например, с Арменией, с Казахстаном, с Узбекистаном и так далее, привозя через границу, он садится, сверяет коды там, вбивает коды сюда, привозит на границу таможенный протокол, в котором все это вбито. Соответственно, это оформляется, переводится в наш «Честный знак», и он это ввозит. Ну, это действительно идиотизм. Почему этого до сих пор не сделали? Я так понимаю, потому что саботируют все, включая наши страны-партнеры, потому что им это не нужно, потому что они прекрасно живут на потоке контрабанды нам. Вот такие механизмы надо убирать. Это часть экономики. Соответственно, сейчас прекрасно время, чтобы запустить проверку всех разных прекрасных бизнесов, прекрасных механизмов, унаследованных с 90-х, прекрасных уважаемых людей, которые на этом сидят годами и десятилетиями, и аккуратненько начинать это выпихивать в «белую», прозрачную среду. Сделали «Платон» – отлично! Сделали ЕГАИС. Сколько народ орал про ЕГАИС? Все работают, прекрасно себя чувствуют, алкоголь «белый» контролируемый. «Платон» – «белый» и контролируемый. То же самое, «Честный знак» сделают. Я надеюсь, государство «продавит» его по всем основным группам товаров. То есть сейчас прекрасный момент, чтобы бизнес выводить «вбелую», но при этом ему, естественно, помогая. То есть мы понимаем, что… Ольга Арсланова: То есть у нас и банан как бы, и тигр сзади. И то, и другое. Игорь Строганов: И тигр, да. И тигр должен вовремя рычать, а банан должен быть прекрасным и спелым. А еще мы прекрасно понимаем как экономисты, что если весь бизнес заставить работать сейчас «вбелую», честно и платить все налоги и так далее, то очень многие компании просто с рынка вылетят со свистом, потому что они не готовы к этому. И государство может тоже здесь немножечко как бы подработать. Ольга Арсланова: Как вам кажется, получится в ближайшей перспективе? Игорь Строганов: Очень сильно зависит, к сожалению, от воли сверху. У нас огромная инерция. У нас очень большая проблема региональных князьков и баронов, которые торпедируют любую инициативу. Извините, с призывом, например, что происходит? У нас очень большая инерция у системы. Это как тот диплодок, да? Ему хвост уже сожрали, уже подбираются к спине, а он только-только получил сигнал, что что-то не так. В этом, кстати, очень хорошо помогает гражданское общество. У нас с вами у всех телефоны, каждый может сообщить куда-то. Посмотрите, как реагируют на проблемы с призывом. Ольга Арсланова: Да, очень оперативно. Игорь Строганов: Посмотрите, как реагируют на экономику. Очень оперативно! Научились, да? Будем надеяться, что с экономикой будет то же самое. И потихонечку наш «диплодок» начнет отращивать ноги побыстрее, мозг побольше и активности побольше. Ну и хотя бы поймет, куда он идет. Ольга Арсланова: А мы ему в этом будем помогать. Игорь Строганов: Конечно. Ольга Арсланова: Спасибо большое вам за это. Виталий Млечин: Спасибо большое. Игорь Строганов, кандидат экономических наук, доцент кафедры предпринимательства и логистики РЭУ имени Плеханова.