Дети в приемной семье. Министерство просвещения предлагает правительству ужесточить правила подбора приемных семей для сирот. Об ограничении количества приемных детей, которых сможет усыновить одна семья, и о более тщательном психологическом тестировании будущих приемных родителей. Насколько оправдано ужесточение правил? Осуждаем с экспертом. В студии - член Общественной палаты, руководитель благотворительного фонда "Волонтеры в помощь детям-сиротам" Елена Альшанская. Константин Чуриков: И вот наша первая тема. Мы ее озаглавили словами Министра просвещения Ольги Васильевой, которые были произнесены на прошлой недели во время пресс-конференции: «Семья – не детский сад». Оксана Галькевич: И Рунет после этого захлестнул новый флешмоб, на этот раз в защиту детей. Дело в том, что глава Министерства просвещения Ольга Васильева предложила этой фразой серьезно ужесточить правила определения детей в приемные семьи. Константин Чуриков: Заявления министра Васильевой прозвучали после нескольких трагических случаев в приемных семьях, где погибли или пострадали дети. Суть предложения в том, что нужно ограничить число детей в приемных семьях тремя и не более. Оксана Галькевич: При этом включая собственных детей. То есть если у вас, например, уже есть двое детей, вы можете только одного ребенка удочерить или усыновить. И все, это точно. Надо сказать, что в последние годы численность детей без родителей в нашей стране заметно сокращалась, сокращалась и сокращалась. Посмотрите, 10 лет назад в детских домах у нас было 187 тысяч детей-сирот. Сейчас, по информации Минпросвещения, в банке данных  детей-сирот находится уже только 48 000 анкет. Константин Чуриков: По-прежнему много, но, тем не менее, видно заметное снижение. Это стало возможным в том числе потому, что россияне стали активнее забирать детей в свои семьи из детских домов и домов ребенка. При этом они заполняются, тем не менее, с пугающей скоростью. По 50 000 детей у нас ежегодно остаются без родителей. Оксана Галькевич: И вот вопрос, уважаемые телезрители. Как вы считаете, не повлияет ли такое предложение, такая идея, высказанная министром Васильевой, на эту все-таки положительную динамику? Ведь многие брали не по одному, брали двоих и троих детей в свои семьи. Это вопрос вам. Звоните нам, пожалуйста. Мы в прямом эфире. Или пишите на наш СМС-портал 5445. Ждем ваших высказываний. Константин Чуриков: И прямо сейчас я предлагаю запустить СМС-голосование. Как вы считаете, надо ли ограничить число приемных детей на одну семью. Отвечайте, пожалуйста, «да» или «нет». 5445 – наш СМС-портал. В студии наш эксперт Елена Альшанская, руководитель благотворительного фонда «Волонтеры в помощь детям-сиротам», член Общественной палаты России. Елена, здравствуйте. Елена Альшанская: Добрый вечер. Константин Чуриков: Тут буквально несколько часов назад пришло опровержение. Министр просвещения России Ольга Васильева (я цитирую «Лента.ру») высказалась против сокращения числа детей в приемных семьях: «Это неверный подход. И он, как и весь документ целиком, не был согласован ни со мной, ни с Министерством просвещения, состав которого формируется». Здесь далее в заметке сказано, что документ был подписан заместителем министра Татьяной Синюгиной во вторник 14 августа. У меня к вам вопрос. Это действительно какая-то ошибка, баг возник? Оксана Галькевич: Из уст одного человека. Елена Альшанская: Это привычный в нашей политике, мне кажется, баг, когда непродуманное решение каким-то образом начинает формироваться, и потом приходится давать ему обратный ход. Мне кажется, это хороший показатель того, что подходить к принятию любых решений, даже на уровне законопроектов, нужно начинать с серьезной аналитики, взвешенной оценки, в том числе и общественного мнения, не получая его потом в таком формате, в котором оно сейчас активно реагирует – флешмобами, петициями на все эту историю, а действительно сначала пытаясь оценить ситуацию и понять, где, собственно говоря, источник тех проблем, которые мы имеем уже в качестве результата, вот в виде тех трагичных ситуаций, которые иногда случаются в приемных семьях. Оксана Галькевич: Но интересно, что логика рассуждения властей – в первую очередь всегда какие-то карательные меры применить. Не помочь тем семьям, которые испытывают сложности. Может быть, слишком переоценили свои силы. Это психологически большая нагрузка. Причины могут быть разные – действительно, не разобраться в них, а покарать, ограничить, отобрать. Елена Альшанская: Это кажется таким простым решением: мы забор поставим – никто ходить не будет. Но на самом деле, конечно, никакой забор ничего не решает в ситуации, когда мы о таких тонких сферах говорим, как жизнь, как семьи, дети, семейное устройство. И понятно, что эти ограничения… изначально задача, которая не решается так. Оксана Галькевич: Елена, вы говорите, что нужно опираться на аналитику и на общественное мнение. Вы уверены, что общественное мнение будет в поддержку тех самых семей, которые берут детей на воспитание, а не несколько иным? Елена Альшанская: Я как раз не про общественное мнение в чистом виде, потому что мы можем путем общественного мнения голосовать за какие-нибудь законы физики, как они работают. Конечно, в первую очередь экспертное сообщество, то самое, которое сейчас активизировалось. То есть сообщество приемных детей, экспертов, которые в этой сфере работают, тех самых психологов, которых вынудят работать по новому законодательству и выполнять прописанные там нормы. То есть люди должны дать прежде всего оценку той реальности, которая есть сейчас. Мы говорим не только о тех людях, которые очень далеки от этой сферы, а прежде всего про тех, которые находятся внутри. Это их жизнь. Почему сейчас такой очень сильный протест вышел именно в сфере приемных семей? Потому что они посмотрели на свои конкретные семьи и поняли, что этих детей они могли бы не взять, не воспитать, не дать им какой-то конкретный шанс. Вот этот Вася, эта Алина, эта Маша остались бы в детском доме. Константин Чуриков: Существует распространенное мнение о том, что некоторые приемные родители на том, что они берут детей, просто зарабатывают деньги. Давайте сейчас мы посмотрим на экран. Это данные из открытых источников. Сколько в этом году в разных регионах эти пособия на каждого ребенка. Астраханская область – на ребенка до 10 лет чуть больше 7000 рублей, на ребенка-инвалида от 10 лет – 8700. И дополнительно на каждого следующего, если в семье больше 3 детей – 1500. В Москве совсем другие цифры. На каждого ребенка до 12 лет – 16500 рублей. Если ребенку от 12 до 22, это уже 22000 рублей. И так далее. Вот это все правда? Оксана Галькевич: Мы взяли два таких региона, чтобы было понятно, какая разница в финансировании этого вопроса. Елена Альшанская: Вы еще не всю амплитуду взяли. Я сейчас не вспомню регион. Мы тоже недавно смотрели. Там 2500 рублей на приемного ребенка выплачивается. Эта огромная разница связана в первую очередь с тем, что деньги региональные. Они не федеральные. И мы много раз уже об этом говорили, что это неправильно. Должна быть какая-то базовая конкретная стоимость, которую выплачивают, как прожиточный минимум. И он на самом деле должен ориентироваться именно на региональный прожиточный минимум, чтобы мы понимали, что это те средства, которые позволяют семье прожить с этим ребенком. Потому что ребенок – это дополнительный удар по доходу, по возможностям семьи. И здесь, мне кажется, тоже очень важный момент – сейчас у нас нет никакой разницы между семьями, в которых детей усыновляют или берут просто в опеку, и приемными семьями. А на самом деле нужно понимать, что это совершенно разные вещи – когда вы берете ребенка себе и вы берете и гарантируете, что вы полноценно его можете вырастить. Оксана Галькевич: Как родного, как биологического ребенка. Елена Альшанская: У вас есть для этого все основания говорить, что «Я могу быть хорошим. У родителей этого ребенка не получилось. Что-то случилось не очень хорошо в этой ситуации, а я гарантирую, что я буду хорошим родителем этому ребенку». И ситуация, когда мы нуждаемся в таких приемных, по сути профессиональных родителях, которые берут детей временно или берут детей без выбора в каких-то сложных ситуациях, более сложных детей. Например, тяжелого паллиативного ребенка, чтобы он не находился в условиях «15 детей на койко-место в детском доме-интернате». У нас эта ситуация сегодня совершенно в законе не ранжирована. Эту разницу, судя по всему, законодатель как не видел, так и не видит. Ему кажется, что это все одно. У нас иногда даже в некоторых регионах выплаты тоже практически одинаковые. Хотя… ежемесячных выплат нет, но в ряде регионов они есть, и тоже не сильно отличаются. Получается, действительно нет никакой разницы. Люди очень часто принимают решение, выбирая форму устройства, исходя из этих денег. Вы берете ребенка, и как не думать о том, что у вас будут дополнительные расходы? Это вызывает удивление – «как же они думают о деньгах?». Это совершенно нормальная история. Константин Чуриков: Они, конечно, должны думать о деньгах. И, наверное, папа с мамой не должны проводить все время на работе, надо уделять своим собственным, новому ребенку. Елена Альшанская: Если они берут несколько приемных детей и оба работают, извините, какой был смысл в этом всем действии? Константин Чуриков: Иначе его воспитывать в лучшем случае будет какая-то няня или тетя Маша. Елена Альшанская: Да. Тогда понятно, что это не вариант. Когда мы говорим о больших семьях, к ним действительно должно быть другое отношение. Семьи, которые автоматически не могут работать, потому что если у вас, извините, 8 детей и вы при этом с мужем полный рабочий день на ставке, то понятно, что эти 8 детей без надзора. Либо, опять же, они с посторонним человеком. Это тоже такой вариант действительно уже семейного детского дома. И, конечно, тогда мы понимаем, что эти родители должны быть освобождены от работы, они должны получать зарплату от государства. Это другая история. И усыновить маленькую здоровую новорожденную девочку. Мы должны научиться видеть разницу. А еще мы должны научиться видеть на шаг назад. Не вперед, а назад. Ситуация, как ребенок вообще появился в этой системе, почему он нуждается в семейном устройстве… Оксана Галькевич: Как он остался одинок. Елена Альшанская: Как он остался одинок, остался ли он одинок на самом деле. Потому что у очень многих этих детей есть сохранные родственники, иногда они просто не могут забрать ребенка, потому что им никакой помощи не оказывается. Константин Чуриков: А к ним нужно обратиться, их нужно найти, с ними нужно побеседовать. Елена Альшанская: У нас сейчас законодатель вводит одну полезную историю – это обучение родственников. Потому что они до этого не проходили никакой подготовки, это неправильно. Но, тем не менее, сейчас финансовые требования у нас одинаковые – что к кровной бабушке ребенка, которая опеку оформляет, что к посторонним усыновителям. И получается, что если бедная бабушка (а она скорее всего бедная, иначе бы не было ситуации, чтобы ребенок в детском доме оказался или живет в плохих условиях), она может не дотягивать до какого-то дохода, которого от нее требуют органы опеки. У нас таких историй много. Мы должны понять, что это совершенно разные истории, мы должны выстроить разную систему – для кровных опекунов, для тех по сути профессиональных семей, которые помогают растить детей, и для тех людей, которые просто берут ребенка себе и хотят с государством иметь минимальные взаимоотношения в этой истории. Нужно действительно эту систему выстраивать. Вот этой градации я там не считываю, я ее там не вижу. Оксана Галькевич: Очень много сообщений на нашем портале о том, что все-таки нужно ограничивать число детей в приемных семьях. Но есть и такие, кто против этой идеи выступают, говорят, что таким людям нужно памятник ставить. Давайте послушаем нашего телезрителя из Ульяновска, спросим, что он думает. Сергей, здравствуйте. Говорите, пожалуйста. Зритель: Добрый вечер. Я прежде всего согласен с данной инициативой, если она будет пролоббирована, потому что в добродетель и милосердие за наличный расчет я не верю. Ваш ведущий привел, к сожалению, самые минимальные цифры. Такие регионы, как Москва, Ленинградская область, Санкт-Петербург, к счастью, могут позволить себе аховые выплаты. Я напомню, когда изымали у одной из питерских семей, когда они переехали в… и купили квартиру, 8 детей они усыновили, но, тем не менее, я хочу сказать, что это, к сожалению, не тепличные условия, в которых они содержались. Я хочу вам напомнить, что содержание данных детей родителям засчитывается как трудовой стаж. Оксана Галькевич: Хорошо, Сергей. Но наш эксперт с этим не согласна. Скажите, а у вас дети есть? Зритель: Да, у меня есть свои дети. Оксана Галькевич: И вы считаете, что зарабатывать, для того чтобы обеспечивать материально, неважно в воспитании детей? Зритель: Дело не в этом. Вы посмотрите, пожалуйста, какие выплаты предусмотрены и единовременные пособия при забирании ребенка из детского дома и его совершеннолетии. Там кратное число минимальных окладов. Тем более, эта семья получала ежемесячно 700 тысяч рублей. И ваша ведущая не права. Это засчитывается в трудовой стаж. Есть поправки, в зависимости от диагноза ребенка. Константин Чуриков: Это, насколько я знаю, только в стадии обсуждения. Елена Альшанская: Сейчас об этом много идет речь, что это действительно не труд. И договор, который опека оформляет с приемным родителем, это не в рамках трудового законодательства. Про это сейчас идет много дискуссий, чтобы это действительно была работа. По факту это действительно работа, но сейчас это так не считается. Оксана Галькевич: Те семьи, которые готовы взять на себя такую ответственность, такую работу – это на самом деле требует очень большой самоотверженности. Елена Альшанская: О чем сказал ваш зритель? Что бывают ситуации, когда семьи не обеспечивают детям нормальное семейное проживание. И, конечно, у нас есть органы опеки, которые обязаны эту ситуацию контролировать. Если они передали в семью целую кучу детей, то они должны понимать, что это действительно ситуация экстраординарная, это необычная история. Оксана Галькевич: Но вы же сами только что сказали, Елена, что ситуации разные. Нужно вникать здесь, вникать там. Елена Альшанская: Но в ситуации, когда у нас большие семьи, к ним действительно должно быть совершенно особое отношение. Может быть, действительно, нужно восстанавливать уже похороненные формы, которые в 1990-е годы активно развивались в нашей стране, как семейно-воспитательная группа, семейный детский дом. То есть те форматы, которые позволяли существовать такому формату действительно большой семьи, которая была между детским домом и семейным проживанием. Но понятно, что при этом у нас еще вариант, когда, например, это просто большая группа детей. Их называют «сиблинговая группа». Это звучит немножко не по-русски. Но, тем не менее, когда много братьев и сестер. Тогда уже не детский дом, а просто действительно такая большая семья, которая осталась без родителя. Оксана Галькевич: А ведь детей нельзя брать по отдельности. Елена Альшанская: Этот закон позволяет их довольно легко разделять. Константин Чуриков: Новый законопроект. Вы о нем говорите, да? Елена Альшанская: Он довольно легко позволяет делить братьев и сестер. Я не уверена, что это плюс. В некоторых ситуациях это плюс. Если у нас сегодня приоритет, чтобы их не разделять, то здесь этот приоритет не считывается. По сути их здесь легко можно разделить. Это нехорошо. Я просто к тому, что если это большая группа братьев и сестер, то очень часто ее действительно можно устроить не к одиноким и молодым родителям, у которых нет ни одного ребенка, и они понятия не имеют, как детей воспитывать, а скорее в опытную семью, которая уже какое-то количество детей вырастила. Я о том, что нельзя этими цифрами так жонглировать. Они действительно требуют такого внимательного отношения. Но это внимательное отношение возможно, только если у вас есть кадры, которые в этом что-то понимают. А вот это ключевая проблема, которая у нас на самом деле есть. У нас Министерство образование, и теперь уже отдельно Министерство просвещения. Казалось бы, это их прямая функция. Их главная задача сегодня – вырастить эту кадровую смену, чтобы люди были, были специалисты, были на местах доступны. У нас в фонде есть горячая линия по семейному устройству. Есть телефон, на который люди могут звонить со всех регионов России, задавать какие-то свои вопросы по семейному устройству. И мы знаем, как во многих регионах просто на сотни километров нет ни одного специалиста, например, по сопровождению, к которому семья могла бы обратиться. Просто нету. А мы сегодня требуем, чтобы у нас какому-то стандарту соответствовали приемные родители, кто-то проводил это все обследование. А этих кого-то по факту нет. Константин Чуриков: Давайте сейчас посмотрим репортаж о приемной семье из Москвы. Это репортаж Елены Тимоновой. А после продолжим наше обсуждение в студии. СЮЖЕТ Оксана Галькевич: Я продолжаю читать СМС-сообщения на нашем портале. Кто-то говорит, что всегда берут только ради денег. Очень устойчивый на самом деле миф. Кто-то говорит, что нужно ограничивать, потому что эмоциональной привязанности никогда не будет. Константин Чуриков: И пишет Краснодарский край: «Есть родные хуже мачехи. Кто-то же бросает своих детей». Давайте сейчас пообщаемся с многодетной мамой Светланой Строгановой. Светлана у нас из Москвы. Светлана, здравствуйте. Вы нас слышите? Светлана Строганова: Да, слышу. Константин Чуриков: У нас целая дискуссия развернулась со зрителями по поводу того, почему такие, с их точки зрения, очень большие деньги в Москве, почему действительно совсем другие цифры, совсем другие пособия в регионах. Расскажите, пожалуйста, какие в Москве пособия. Светлана Строганова: В Москве самые разные. Здесь зависит от того, откуда этот ребенок. Сейчас Москва платит только на московских детей. То есть если ребенок из московского детского дома, то на него идут выплаты. Его можно усыновить, его можно взять под безвозмездную опеку, его можно взять в приемную семью. Константин Чуриков: Какие цифры? Приведите сумму. Светлана Строганова: Например, у меня сейчас ребенок 5 лет. Он получает 16500 рублей. Это пособие. И 13000 – это моя зарплата как приемного родителя. То есть это он у меня на форме устройства «приемная семья». У меня есть девочка-инвалид, которая в приемной семье. У нее серьезные диагнозы (ДЦП и ряд других). На нее идет выплата 27000 – это пособие. И заработная плата порядка 23000. Еще одна девочка у меня усыновлена из Красноярска. То есть там какие-то совсем минимальные выплаты. Константин Чуриков: Это потому  что из Красноярска, а не из Москвы, да? Светлана Строганова: Ну, да. И одна девочка у меня находится под безвозмездной опекой, потому что она региональная. Это подросток. Там случилась любовь. Я не могла ее не забрать, хотя понимала, что выплаты у меня на нее тоже будут минимальные. Там 18 000 рублей.  В общей сложности получается что-то в районе 90 000 на всех детей выплаты в сумме. Но надо понимать, что у меня есть один ребенок-инвалид, требующий постоянной дорогостоящей реабилитации. Естественно, они все едят, пьют. Например, девочка-подросток не знала таблицу умножения. В 14 лет нужно, конечно же, брать репетиторов и активно догонять школьную программу. Понятно, что нет одежды никакой. Ни обуви, ничего. То есть полностью все надо заново брать. Оксана Галькевич: Светлана, скажите, а некая административная нагрузка есть ли на вас? Государство требует от вас отчитываться за каждую копейку, выспрашивает… Или нет? Светлана Строганова: Я каждый год пишу отчет о средствах, которые я получаю на детей. При этом я расписываю все – питание, культурные какие-то мероприятия, кружки, одежду, ремонт, мебель, обувь. При этом иногда опека может спросить: «Покажите эти дорогостоящие гаджеты или еще что-то». Я их предъявляю. Естественно, я прикладываю все чеки. У меня дома на полке стоит специальная коробочка. Я туда в течение года складываю все чеки. И потом я их прикладываю, естественно, к отчетам. Плюс к отчету всегда прикладывается банковская выписка – сколько у меня пришло, сколько я сняла. То есть когда говорят, что приемные родители эти детские дети пускают на какие-то кредиты, это невозможно. Детские пособия невозможно использовать на кредит, просто потому что я должна за них отчитаться с приложением документов. Другое дело, что эту свою зарплату, которая у меня идет, так называемая выплата мне как приемному родителю, я могу, конечно, потратить на какие-то кредиты и прочее. Но на самом деле у меня на детей уходит денег больше, чем я получаю. Оксана Галькевич: У вас четверо. Константин Чуриков: Получается, и этих средств в вашем конкретно случае недостаточно, да? Светлана Строганова: Да, но я работаю, муж работает. Константин Чуриков: Спасибо. У нас на связи была Светлана Строганова, многодетная мама из Москвы. Вот нам зрители очень активно пишут. Астраханская область: «А почему на приемных детей выплачивают такие суммы, а на родных – мизер?». Елена Альшанская: Здесь тот момент, где я могу абсолютно согласиться с вашем читателем, слушателем или зрителем из Астраханской области. Потому что, конечно же, эта история довольно несправедлива. И, конечно, в кровных семьях бывают дети с инвалидностью, тяжелые и проблемные подростки. Точно так же государство должно оказывать помощь. Здесь вопрос, конечно, не к приемным семьям, а к государству, почему поддержка огромных семей существует в таком мизерном формате. Когда у нас пособие маме-одиночке на ребенка до 1,5 лет, если она не работала до того, как она родила, если она не в декрет вышла, например, после вуза родила ребенка, могут быть 150 рублей в месяц в каком-то из регионов. Это совершенно позорная ситуация. Она требует своего решения. Но понятно, что это не те же самые деньги. Их не перекладывают из одного кошелька в другой. Это вопрос к совершенно другой сфере государственного управления, который нужно очень громко и серьезно ставить. И собирать миллионные петиции к вопросу «а почему у нас кровным родителям, которые находятся в трудной жизненной ситуации, финансовая помощь настолько мизерная, настолько зачастую несерьезная?». Константин Чуриков: Вы же сами говорите, что даже элементарно в законе у нас непонятно, что написано. Вот некоторые градации… Елена Альшанская: Кровная градация, понятно, есть. Кровная – это кровная. Это те, кто родили. Но родственная опека… Когда родственники забирают ребенка или посторонние люди… Практически одни и те же требования. Там есть нюансы. Но эти нюансы не очень большие. Там сейчас по жилью они пытались ввести очень высокую норму квадратных метров. Но кровных от нее освободили. Например, финансовые требования те же самые. Что я хочу сказать? Что у нас вообще действительно вся эта сфера не урегулирована и не решена. Огромные проблемы связаны с тем, что иногда у нас попадают дети в детский дом ровно потому, что родители не справились в том числе с каким-то материальным обеспечением, то понятно, почему возникает это ощущение несправедливости: «Как же так? В кровной семье не было средств, а тут есть». У нас была история, по-моему, в Московской области несколько лет тому назад, когда история дошла до прокуратуры. Две мамы. У мамы родился ребенок с инвалидностью. У нее подружка-соседка. И она от своего ребенка написала отказ, отдала его в детский дом, а вторая его забрала под опеку возмездную, а на самом деле его мама продолжала растить. То есть они эту схему придумали, потому что мама одинокая с ребенком-инвалидом получала такие копейки, на которые она даже лекарства… Оксана Галькевич: Пошла под суд, наверное? Елена Альшанская: Да, пошла под суд. Это было в СМИ. Мне не удалось разыскать этих родителей. Я не знаю, чем закончилась эта история. Но она дошла до суда. То есть это вопрос к государству очень большой. Константин Чуриков: То, о чем мы еще не успели поговорить и что есть в этом законопроекте – это некий более тщательный отбор родителей, психологическое тестирование и прочее. Оксана Галькевич: Подведем итоги. Мы вас спрашивали «нужно ли ограничивать число приемных детей в одной семье?». 75% считают, что это делать нужно, и только 25% считают, что нет, не стоит ограничивать. Такие итоги. Спасибо. В студии программы «Отражение» у нас была Елена Альшанская, руководитель благотворительного фонда «Волонтеры в помощь детям-сиротам», член Общественной палаты. Константин Чуриков: Мы продолжим через несколько минут.