Ксения Сакурова: Начинаем наш самый первый и самый насыщенный информационный час. Впереди у нас четыре темы, будем говорить достаточно быстро, обсуждать все это в прямом эфире вместе с экспертами и с вами. Поэтому, если вам есть что сказать, пожалуйста… Виталий Млечин: А мы надеемся, что вам есть что сказать. Ксения Сакурова: Пожалуйста, да, поторопитесь, оставьте свое мнение, свой комментарий на SMS-портале либо позвоните нам в прямой эфир. Виталий Млечин: 8-800-222-00-14. Мы начинаем. Энергетический кризис в Китае. В ряде регионов страны введены серьезные ограничения. Вот, например, жители жалуются, что торговые центры закрываются раньше, а минимаркеты и вовсе освещают свечами. Кое-где не работают лифты, светофоры, соответственно, на дорогах пробки. Ксения Сакурова: Страдают, естественно, не только люди, но, что главнее, наверное, для мировой экономики – предприятия китайские. В чем причина этих событий? И самое главное, не приведут ли они к новому глобальному кризису, который затронет в том числе и Россию, и как все это может нас затронуть? Об этом будем говорить вместе с экспертами. Виталий Млечин: Сергей Санакоев, президент Российско-китайского аналитического центра, сейчас с нами на связи. Здравствуйте. Ксения Сакурова: Здравствуйте. Сергей Санакоев: Здравствуйте. Виталий Млечин: Скажите, пожалуйста, в чем причина того, что происходит? И насколько это такая сложная ситуация? То есть насколько часто вообще в Китае энергетические кризисы? Мы вот не припомним, чтобы недавно что-то похожее было. Сергей Санакоев: Ну, это действительно, и я не припомню, чтобы что-то такое сложилось на рынке Китая. Но тем не менее сейчас тоже не страшные какие-то вещи происходят. Образовался дефицит угля, в общем-то, это можно было предсказать в связи с тем, что, во-первых, Китай достаточно решительно… на австралийском угле, поставкам из Австралии ввиду тех санкций, которые введены против… Вы в курсе, значит, китайцы объявили, что Австралия пытается быть неким лидером в ряде тех стран, которые в регионе выступают против Китая, поэтому соответствующие меры предпринимаются. Более серьезная причина, она более такая долгосрочная, – это декарбонизация экономики Китая, где, в общем-то, предпринимались серьезные шаги, для того чтобы, в том числе по экологическим соображениям в первую очередь, уменьшить потребление угля. И особенно этот фактор играет влияние перед Олимпиадой… Ксения Сакурова: Насколько эта ситуация временная… ? Сергей Санакоев: …2022 года, в феврале… Ксения Сакурова: Да. Сергей Феликсович, надолго ли это все? Сергей Санакоев: Ну, я могу сказать, что… Виталий Млечин: Некоторые сложности со связью у нас, но мы ее сейчас попробуем… Сергей Санакоев: Я думаю, что к концу праздников эта ситуация… Обычно в начале октября, как известно, это всегда праздничные дни в Китае, где они справляют годовщину образования Китайской Народной Республики. Обычно в это время промышленность затихает, поэтому нагрузки на энергетику снизятся, и уже, можно сказать, к 10 октября мы не заметим, может, даже и не вспомним про этот энергетический кризис в Китае. Ксения Сакурова: Да, спасибо большое. Сергей Санакоев был с нами на связи, президент Российско-китайского аналитического центра. Будем надеяться, что кризис на самом деле будет недолгосрочным, но тем не менее как-то это все может и на нас повлиять в том числе. Виталий Млечин: Ну, сейчас экономика настолько глобальная, что действительно сложно себе представить, чтобы кризис в такой большой стране, как Китай, вообще никак не сказался. Собственно, что вы думаете по этому поводу? Естественно, мы ждем ваших сообщений и звонков. И спросим, зададим этот же вопрос Станиславу Митраховичу, ведущему эксперту Фонда национальной энергетической безопасности, научному сотруднику Финансового университета при Правительстве России. Скажите, пожалуйста, все-таки вот то, что происходит сейчас в Китае, – это внутрикитайская проблема, или она, что называется, отзовется на мировом рынке энергетическом и на российском в частности? Станислав Митрахович: Здравствуйте. Во-первых, надо учитывать, что то, что происходит в Китае, – это урок для других стран, которые проводят политику декарбонизации, энергоперехода с разной его скоростью. Китай, конечно, гораздо более осторожная страна, на мой взгляд, гораздо более разумно ведет себя в этом вопросе, чем многие страны другие в мире, чем многие западные страны. Тем не менее определенные просчеты, на мой взгляд, были и в Китае также. То есть китайские власти центральные стали требовать от региональных резко сокращать тот самый пресловутый карбоновый след, уменьшать энергопотребление и при этом сохранять уровень жизни, сохранять уровень производства и т. д. А получилось, что невозможно одновременно делать так, чтобы меньше тратили электроэнергии, чтобы восстанавливали экономику после COVID, чтобы у вас была занятость, чтобы у вас работали предприятия и чтобы при всем этом у вас снижалось потребление энергии. То есть получается, что надо чем-то здесь жертвовать. И по факту региональные власти стали жертвовать уровнем производства, то есть они стали уменьшать выработку электроэнергии, а это привело к ограничению работы ряда предприятий, ну и эксцессам для жителей, включая плохо работающие светофоры, закрывающиеся быстро супермаркеты. Что касается влияния на международный рынок, здесь как бы, если говорить про Россию, есть те отрасли, которые могут потенциально выиграть, и есть отрасли, которые могут потенциально проиграть. Если мы с вами говорим про тех, кто могут выиграть, это, например, производители металлов, которые столкнутся с тем, что их конкуренты китайские окажутся в худшем положении. Например, алюминий – это очень энергоемкая отрасль экономики, Китай производит очень много алюминия; соответственно, если Китай снизит выработку алюминия, российские компании могут постараться занять часть рынка. То же самое касается многих других металлов и еще ряда производств. Виталий Млечин: Ну понятно, это то, что касается производителей. А скажите, пожалуйста, я правильно вас понял, что, в общем, любая страна фактически, в том числе и наша, если захочет начать вот этот самый переход к возобновляемой энергии, она столкнется с такими же проблемами? Сергей Санакоев: Любая страна столкнется с проблемами. Есть страны вроде Западной Европы, которые более резко ломанулись в эту историю, и сейчас у них, очевидно, бо́льшие проблемы, чем в Китае, Китай – страна, которая, на мой взгляд, справится с текущим кризисом. Но в дальнейшем им придется корректировать свою линию поведения, потому что ну вот не получается одновременно, чтобы все было хорошо, чтобы и энергии меньше тратили, и производили как раньше, и уровень потребления у вас не изменился. Ну просто сами подумайте, условно говоря, ведь если вам только рассказывают, что энергопереход – это просто пересесть с одной машины на другую или перестроить производственные цепочки, это одна история. А если энергопереход – это просто ограничить свое потребление, меньше пользоваться электричеством, меньше ездить на машинах любых, хоть бензиновых, хоть электрических, меньше летать на самолетах, меньше потреблять продуктов, меньше потреблять одежды, я не знаю, и все остальное, отдыхать около того места, где вы живете, никуда не ездить далеко, то это другая история. Поэтому опыт Китая здесь придется, конечно, всем учитывать тоже. Ксения Сакурова: А нам что-то подобное грозит? Ведь я так понимаю, что у нас тоже есть определенные планы в этом направлении, может быть, не такие масштабные, но тем не менее. Станислав Митрахович: У нас тоже есть дискуссия, скажем, даже внутри правительства о том, как реагировать на новые реалии, и ответы пока разные даются. Вот, например, надо ли строить новые железнодорожные мощности в направлении Китая, надо ли расширять БАМ и Транссиб? Потому что, с одной стороны, мы с вами видим, что Китай потребляет очень много угля… Китай, кстати, в прошлом году ввел угольной генерации в 3 раза больше, чем весь остальной мир вместе взятый, то есть, по идее, Китаю будет нужен российский уголь. Но есть ли точно гарантии, что они будут его использовать, например, через 20–30 лет? Зачем тогда мы будем строить магистраль железнодорожную? Так у нас в правительстве одновременно обсуждаются эти магистрали, и одновременно есть комиссии по переходу к низкоуглеродной энергетике. Вот мы сейчас как бы и зависли в решениях, что нам делать, допустим, с БАМом или Транссибом. То есть это сложный вопрос, как говорится, надо рассчитывать. Виталий Млечин: А вот нам пишут наши зрители из Ростовской области: «У нас много атомных электростанций, чего нам опасаться энергетического кризиса?» Так ли это? Действительно ли атомные электростанции всю страну обеспечивают? Какая структура вообще у нас сейчас получения энергии? Станислав Митрахович: Ну, если огрублять, у нас атом 20%, большие гидростанции 20%, дальше в основном газ, в меньшей степени уголь и в очень небольшом количестве, в узком смысле слова возобновляемая энергетика, это солнце и ветер, около 1%. Если, кстати, мы говорим про наш диалог с Европейской комиссией, то мы им объясняем, что у нас на самом деле, если брать низкоуглеродный сегмент энергетики, то это почти 40%, то есть если брать атом и гидру. Мы атомную энергетику развиваем активно, ничего не закрываем, в отличие от некоторых наших коллег в Европе. В российской компании «Росатом» очень масштабные планы по экспансии в зарубежные страны, мы гораздо эффективнее это делаем, чем какие-нибудь французы или американцы. Но вместе с тем надо тоже понимать, что атомная энергетика не может быть везде, универсальным решением, где-то приходится все равно использовать другие ресурсы. И тут надо тоже понимать, что мы-то только начинаем нашу «зеленую» повестку, вот буквально мы где-то 1 год в ней живем, вряд ли больше. Вот те страны, которые раньше в нее пошли, они уже столкнулись с проблемами. У нас тоже есть вызовы: что делать с БАМом и Транссибом, что делать с углеродным налогом, вводить его или не вводить, если вводить, то в какой форме. В Китае есть уже торговля углеродными сертификатами, в России она только-только собирается зарождаться, у нас пока углеродного налога нет, а в Европе есть. Это, кстати, одна из причин действительно энергетического кризиса: у них за тонну выброса СО2 надо платить 60 евро. Из-за этого уголь оказывается дорогой, его тоже, оказывается, не хватает, и все остальные тоже отрасли промышленности страдают. То есть это был их выбор, да, такой ускоренный энергопереход, ускоренная декарбонизация. Нам бы тоже нужно делать это, но как бы без фанатического ключа, то есть не в ускоренном варианте, а скорее в разумном и постепенном. Ксения Сакурова: Нас как-то это заденет? Вот их энергокризис в Европе, их энергокризис в Китае на нас как-то скажется, на наших конечных потребителях? Станислав Митрахович: Конечные потребители зависят от общего состояния экономики. Общее состояние экономики зависит в том числе от экспортных проектов. Если говорить про высокие цены в Европе, то наши производители выигрывают от того, что уголь стал дорогим, что газ стал дорогим, что нефть дорогая, мы от этого, конечно, выигрываем. Если говорить про поставки из Китая, то у нас китайские товары могут использоваться и как конкуренты нашим товарам, и тогда наши выигрывают вроде металлургов, а бывает, когда наши компании используют китайские комплектующие для своей технической цепочки… Ксения Сакурова: Вот! Не станет ли, как с автомобилями, когда не хватает микрочипов, соответственно, нет автомобилей, они дорожают и т. д.? Вот как на нашем рынке все это может сказаться? Станислав Митрахович: Ну так это уже сказывается. Кто-то выигрывает, как я сказал, металлурги, а кто-то проигрывает. Если у вас китайские товары используются в технологической цепочке, значит, ваша конечная продукция станет более дорогой. Или если вы завозите товар из Китая уже конечный, продаете конечному потребителю, то он тоже может оказаться более дорогой. Это может быть хоть iPhone, хоть какая-нибудь установка, допустим, которая используется для производства табуреток, или установка по бурению нефти и т. д., это же глобальное производство. Ксения Сакурова: Хорошо, но самое важное – на внутренние цены на газ, на энергию это никак не повлияет, на наши российские? Станислав Митрахович: Внутренние цены на газ в России есть разные. Есть сетевой российский газ, стоимость устанавливается по тарифу Федеральной антимонопольной службы. Есть газ, который заливается в машины, это сжиженный углеводородный газ, это рынок нерегулируемый практически, там цена растет. Она растет не столько из-за того, что она выросла в Китае или в Европе, а из-за того, что в России была авария под Новым Уренгоем, из-за того, что в стране есть инфляция, и альтернативные товары тоже дорожают, поэтому и газ автомобильный вслед за ними дорожает. И также газ, который в газгольдерах, он тоже дорожает, естественно. Ксения Сакурова: Но главное, чтобы у нас не было как в Италии, где сегодня новость, на 30% подорожал, там написано «всего на 30% зимой подорожает электричество». Виталий Млечин: Да, не хотелось бы… Ксения Сакурова: Спасибо большое! Виталий Млечин: Спасибо большое! Станислав Митрахович, ведущий эксперт Фонда национальной энергобезопасности, научный сотрудник Финансового университета при Правительстве России. Мы говорили о сложной ситуации в Китае, там энергетический кризис, но пришли к выводу, что по крайней мере напрямую и по крайней мере сейчас на нас это не скажется, ну и слава богу.