Оксана Галькевич: О школе и продолжим, потому что сегодня, уважаемые телезрители, в Стерлитамаке ученик напал с ножом на одноклассников и преподавателя, а затем еще и устроил пожар. Пострадали, вы уже знаете, наверное, по выпускам новостей двое учеников, педагог и сам нападавший. В последнее время подобные чрезвычайные происшествия происходят все чаще и чаще, только в этом году было уже 3 случая. Константин Чуриков: 15 января двое учеников пермской школы напали с ножами на учащихся младших классов, в результате были ранены 15 человек, в том числе учительница, которая пыталась разнять дерущихся. Ну а через 2 дня в Челябинской области во время конфликта один из девятиклассников ударил ножом другого. Оксана Галькевич: Еще 2 дня спустя, 19 января, в Улан-Удэ подросток вбежал на урок литературы и бросил бутылку с зажигательной смесью, а затем несколько раз ударил топором учительницу, после этого стал нападать на учеников. Пятеро семиклассников тогда получили ранения, пострадали педагог и сам нападавший. Константин Чуриков: И еще один случай в подмосковной Ивантеевке: в начале этого учебного года девятиклассник после замечания учительницы относительно его внешнего вида и опоздания ударил педагога топором, а потом начал стрелять из пневматики в одноклассников и разбрасывать взрывпакеты. Оксана Галькевич: Нападения происходили в самых разных городах нашей страны в школах Нижнекамска, Усинска, Сыктывкара, Волгограда, Комсомольска-на-Амуре, Симферополя и многих-многих других. Только в 2017 году их было – задумайтесь – не меньше 12 случаев. Но давай представим нашего гостя – в студии программы "Отражение", с кем мы сегодня будем обсуждать эту тему, рядом с нами Лев Пережогин, детский врач-психотерапевт, доктор медицинских наук, ведущий научный сотрудник Центра имени В.П. Сербского. Лев Олегович, здравствуйте. Лев Пережогин: Здравствуйте. Константин Чуриков: Здравствуйте. У меня сразу вопрос к вам, уважаемые зрители: как вы думаете, почему такое происходит? Почему такая статистика вот этих случаев проноса оружия, применения оружия холодного, нехолодного в школах? Кто за это в ответе помимо, наверное, родителей этих детей, помимо, наверное, самих детей? Кто еще? 8-800-222-00-14. Лев Олегович, я обратил внимание, сейчас поступают все новые и новые данные о том, какую переписку, о чем вел этот 17-летний Артем. И, в общем, все он уже высказал в Интернете, вот я сейчас процитирую: "Ненавижу общество, это они меня таким сделали. Они должны поплатиться за это. Я буду их судить и решать, кому жить, кому умирать". Еще – это то, что он писал своим друзьям: "Я болен, но мне никто не хочет помочь. Был крик о помощи, но от меня все отвернулись. Мне просто не нравится эта жизнь, у меня нет таланта, я ничего не могу". Вот по этим словам можем ли мы сказать, что какая-то нестандартная ситуация с парнем? Ведь, наверное, многие подростки сталкиваются с такими кризисами. Лев Пережогин: Ну сказать с точностью до пункта из МКБ-10 невозможно, не видя ребенка в лицо, поэтому все, что я буду сейчас говорить, только на уровне предположений, не ожидайте, что это будет окончательная дефиниция диагноза. Но давайте проанализируем оба выражения, которые вы процитировали, по двум частям. Первое: классический, можно сказать, Родион Романович Раскольников, дословно практически воспроизведено. Вспомните типаж подобного человека: человек, который очень долго пытается что-то сделать, человек, который очень долго пытается выбиться в люди, привлечь к себе внимание, стать нужным, полезным, исключительно актуальным и у которого в принципе природой дано для этого все. Он не глупый, он трудолюбивый, он может достигать каких-то результатов хороших, а вот как ни плюнь, все время получается не так. Обычно в обществе, особенно в подростковом обществе, вы сами понимаете, такому человеку приклеивают ярлык неудачника, либо назовем как-нибудь грубее (лузер, отстой, еще кто-нибудь), и автоматически этот ярлык становится, с одной стороны, проводником дальнейшего мышления, с другой стороны, в общем-то, ориентиром в жизни: что с меня возьмешь, если я плохой? А второе высказывание продолжает эту же мысль: "Да, я плохой". Это уже идея самообвинения, это уже депрессивный спектр аффективных расстройств: я плохой, зачем я родился, мне не стоит жить, если уж умирать, давайте умру, громко хлопнув дверью, пускай меня заметят. Вспомните другого литературного героя: "А передайте, главное, государю-императору, что в таком-то городе проживают Добчинский и Бобчинский". То есть получается ситуация, что как бы вся эта картина складывается из нескольких больших лоскутков, которые вот сшились в это единое лоскутное одеяло. С одной стороны, имеющиеся предпосылки для нормального функционирования и невозможность самореализации, с другой стороны, крайне негативная реакция окружающих на вот эти вот ситуативные по своей природе неудачи, в-третьих, очень большое желание к самореализации, в-четвертых, неудачи формируют депрессивный настрой, настроение, и как следствие соответствующие мировоззренческие установки, и в-пятых, вероятнее всего, суицидальные какие-то мысли, которые захотелось реализовать по такому истерическому сценарию путем расширенного суицида, как это обычно бывает у женщин, у молодых девочек. Видимо, молодой человек достаточно инфантильный, не понимал, как выбраться из этой ситуации, не имел достаточных внутренних ресурсов и поступил самым подвернувшимся под руку, к сожалению, таким печальным способом. Оксана Галькевич: Лев Олегович… Лев Пережогин: Но это предположение, еще раз вам говорю, потому что я ребенка не видел, судить о нем окончательно, без личного контакта я, конечно, не готов. Оксана Галькевич: Лев Олегович, вот то, что вы перечислили сейчас, загибая пальцы, это очень важно на самом деле. Это ведь говорит о том, что проблема не только в этом мальчике, не только в этом 17-летнем юноше, но и в окружении, в нас, в нашей реакции на ситуацию, на неудачи… Лев Пережогин: А проблема не может быть ни в ком из нас поодиночке. Дело в том, что мы живем не на необитаемых островах, мы живем в обществе, и это общество является, с одной стороны, зеркалом для нас, а с другой стороны, это зеркало умеет очень больно драться. Оксана Галькевич: Но работаем ли мы в нашем обществе сейчас с этими проблемами? – с негативной реакцией на неудачи других людей, особенно в школе? Работает ли наше педагогическое сообщество? Всегда ли они правильно сами реагируют? Нет ли какого-то чрезмерного давления, которое провоцирует потом вот такие последствия или не такие, но в более мягкой форме со стороны учеников? Лев Пережогин: На самом деле я вам честно скажу: педагогическое сообщество в России не является однородным по своей природе. То есть все зависит прежде всего от данного конкретного климата, который сложился в конкретной школе. Потому что в некоторых школах… Оксана Галькевич: То есть если повезло тебе со школой и учителем… Лев Пережогин: В некоторых школах да, действительно, у меня у самого двое детей школьного возраста, я наблюдаю, как один учится в одной школе, а вторая во второй, и какие бывают очень типичные подростковые ситуации, как по-разному на них реагируют педагоги, в частности. Поэтому если действительно ребенку повезло и он попал в удачный педагогический коллектив, он будет действительно замечен, он будет действительно обласкан, когда нужно, ему окажут необходимую поддержку, когда нужно, позвонят родителям, все будет грамотно и правильно. Но в некоторых школах, причем самое главное, это никак не коррелирует с принятым у нас у родителей способом оценки школ, какая из школ хорошая, какая из школ плохая, это никак не связано с этим статусом. Некоторые школы являются очень разрекламированными, безумно дорогими, но при этом совершенно бестолковыми. И получается такая ситуация, что очень часто в этих школах, ратуя за образцовость и показательность, на самом деле реально забывают совершенно про ребенка, и как только ребенок начинает доставлять хоть какую-то проблему, либо от него стараются избавиться, либо стараются просто зашоренно смотреть: нет человека, нет проблемы, извините, всего доброго. Поэтому получается такая ситуация, что… Прежде всего, на мой взгляд, для того чтобы эту проблему решить, в каждой школе должен быть какой-то попечительский совет из числа родителей и специалистов. Константин Чуриков: Да есть эти советы, специалистов, может быть, там мало… Лев Пережогин: И они должны активно жить делами школы. Константин Чуриков: Советы эти управляющие есть. Еще знаете какой вопрос возникает? Это же не просто был класс, это был коррекционный класс, там все-таки учились дети, у которых те или иные проблемы есть. Лев Пережогин: Ну тогда тем более… Константин Чуриков: Где психологи в этом классе? Оксана Галькевич: У нас целый институт психологов в школе. Лев Пережогин: Ой, вы слишком много ждете, к сожалению, от психологов. Я не знаю, кто впервые создал такую традицию в российском менталитете, что психолог, дескать, спасение от всех бед. К сожалению или к счастью, психолог по своей природе не является помогающим специалистом. Психолог является диагностом, психолог является специалистом, который занимается изучением поведения человека, психолог не может, однако, при этом хорошо ориентироваться в психопатологии, психолог не может при этом оказывать помощь. Откройте самую простую вещь, самую элементарную: приказ, по-моему, правительства Российской Советской Федеративной Социалистической Республики 1982 года от 19 декабря, там дано определение психотерапии: психотерапия – это медицинская помощь при психических и соматических расстройствах, это врачебная работа. Психолог не ориентирован в этих вопросах, мы от него слишком много ждем, и оттого, что в школе станет очень много психологов, критические моменты и жизни школы никуда не уйдут. Оксана Галькевич: А скажите, тогда где нам искать, собственно, людей, которые будут с этим работать, которые будут помогать? Константин Чуриков: Кроме родителей, конечно. Лев Пережогин: А дело в том, что давным-давно существует – и в России об этом неоднократно говорилось и даже делались попытки реализации подобной концепции – идея о том, что в школе работает полипрофессиональная бригада специалистов, которую возглавляет доктор-психиатр или доктор-психотерапевт. У него в подчинении и с ним в сотрудничестве находятся группы психологов, социальных педагогов, коррекционных педагогов, педагогов-дефектологов; там же есть, кроме того, еще и юристы, и социальные работники. И каждый ребенок под взглядом многих специалистов оказывается как бы в фокусе прожекторов: такого, чтобы куда-то вдруг спрятаться из этого поля зрения, у него не получится, весь он на виду. Константин Чуриков: Тем более что школы сейчас большие, их объединяют, и конечно, нужно, наверное, чтобы можно специалистов наблюдали за детьми. Лев Пережогин: Но позволить себе содержать такую полипрофессиональную бригаду вот эти вот школьные комплексы, образовательные комплексы, как сейчас называют, конечно, могут, и найти специалистов, наверное, тоже. Дело в том, что, конечно, если этих специалистов, если им сказать: "Осмотрите каждого, пожалуйста, ребенка", – у них не хватит рабочего времени. Но существуют специальные скрининговые системы диагностики, существуют специальные приемы мониторинга ситуации в классе, и это не должны делать вот только эти несколько избранных лиц, это должен заниматься постоянно тот педагог, который на уроке, классный руководство, инициативная группа родителей, все это вместе, тогда информация собирается и поставляется компетентным специалистам, тогда они, конечно, смогут работать и заниматься профилактикой. Оксана Галькевич: Лев Олегович, вот вы сказали, работают с классом, работают с детьми, это должен делать педагог. А с педагогами кто-нибудь работает? Ведь мы же знаем, что педагог срывается на крик, на какую-то физическую реакцию, на психологическое давление, на создание нездоровой обстановки… Лев Пережогин: Если честно, не знаю, думаю, что нет. Оксана Галькевич: С ними ведь тоже надо работать. Лев Пережогин: Никто с ними, наверное, не работает специально. Но опять-таки, если в этой полипрофессиональной бригаде существует доктор-психотерапевт, то собрать педагогический коллектив и провести у них групповые занятия по релаксации, провести у них группы наподобие балинтовских групп, когда можно будет обеспечить психологическую разгрузку этим людям, бесспорно, да. Константин Чуриков: Да их просто разгрузить, наверное, надо, потому что у них куча отчетов, куча бумаг, они там с ума сходят. Лев Пережогин: Вообще я насколько разговаривал со своими педагогами, которых называю своими друзьями, которые меня называют своим другом, они говорят, что сегодня педагогам работать исключительно тяжело. Константин Чуриков: Это правда. Давайте послушаем Веру из Московской области. Вера, здравствуйте. Зритель: Здравствуйте. Константин Чуриков: Как думаете, почему все такое происходит? Зритель: Я вам хочу сказать, что в школе… У меня внук учился в школе в Зеленограде в 16-м микрорайоне. Такой идиотской школы, наверное, редко бывает. Это Москва, Зеленоград. Единственный, кто хоть чуть-чуть в чем-то помогал ему, была завуч, а остальные учителя безразлично относились. Они видели, как унижают ребенка его же школьные, так сказать, друзья, сокурсники, они измывались над ним, они провоцировали его, до того его задергали, забили, что, понимаете, он какой-то стал прямо зажатый весь, все время всех боялся, а ему говорили: "Иди в школу, иди в школу". Константин Чуриков: У нас же еще как, Вера, обычно на это реагируют учителя в школе? Говорят: "Это же мальчик, он же должен за себя уметь постоять, что это вы тут пришли с проблемой". Лев Пережогин: У нас учителя с большим успехом также говорят, что мальчик не мальчик, а соблюдай дисциплину, пожалуйста. У нас с мальчиками вообще отдельная песня. Вот представьте себе самую простую картину: ребеночку 5 лет, мальчик растет – какой должен быть мальчик? Сильный, смелый, умный, девочек защищать, правильно? Вот он сильный, смелый, вышел во двор, хулиган дерево ломает. Он говорит: "Не ломай дерево, а то я тебе в лоб дам". Подрались они, у хулигана два фингала, у хорошего мальчика один фингал – кто победил? Хороший мальчик. Он пришел домой, что ему мама сказала? Константин Чуриков: "Плохой мальчик". Лев Пережогин: "Ах, ты подрался, а штаны-то рваные, а завтра нам к бабушке идти, а у тебя фингал". Мальчик этот потянулся к деду: "Дед, дай, пожалуйста, топор, я пойду помогу бабушке скамеечку починить". Что бабушка сказала, если увидела ребенка с топором и ребенку, и дедушке? Понимаете, у нас мальчики воспитываются в очень странной сегодня обстановке: у нас формально декларируемые мальчишеские качества подавляются исключительно социальными признаками. Девочкам в этом плане намного легче. А потом проходит несколько лет, и есть ли в этом доме мужчина, который может забить в стену гвоздь? – откуда же он возьмется? Оксана Галькевич: Но смотрите, проблема буллинга так называемая, в переводе с английского языка, очень широко сейчас обсуждается, ставится, поднимается этот вопрос, в Европе, в Штатах эта проблема существует, она обсуждается, у нас ведь она не обсуждается практически совсем. Лев Пережогин: Ну она у нас есть, никуда от этого не денешься. Оксана Галькевич: У нас есть проблемы плохих учеников и хороших учителей. Понятно, что это очень сложная, очень важная работа… Константин Чуриков: А чуть ли не каждый день Интернет у нас пополняется очередными роликами о том, как кто-то кого-то, извините, мочит, все остальные это снимают, им весело, понимаете. И вот это такая откровенная жестокость. Лев Пережогин: Зачем далеко ходить? У меня сейчас кабинет в Морозовской больнице – это фактически кусочек коридора, перегороженный стеклянной перегородкой. И когда я только-только туда вселился (а это был новый корпус совсем), со мной сидит ребенок на приеме у меня, сообщает мне какие-то жалобы, а стеклянная перегородка, мимо ходят люди, кто-то проходит мимо. И вдруг я вижу мальчишку лет 14, который снимает нас с этим юношей на свой телефон и кричит: "Мам, мама, смотри, там псих у психиатра, я сейчас в Интернет все это выложу". Я говорю: "Ну подумай, пожалуйста, представь себе, что ты зашел в общественный туалет такой типа сортира на улице, а там дырка на полстены, потому что такой туалет тебе попался, и кто-то через эту дырку снимает, как ты сидишь на унитазе – тебе приятно?" Он говорит: "Нет, неприятно, но сейчас же я снимаю". Константин Чуриков: Вот. Лев Пережогин: Получается так, что вот эта вот классическая составляющая человеческой этики "Не делай другому так, как не хочешь, чтобы делали тебе" не работает. Она не работает на уровне ребенок-ребенок, она не работает на уровне взрослый-взрослый и уж тем более она не работает на уровне учитель-ученик. Когда я первый раз проводил свою психотерапевтическую подростковую группу – давно это было, честно вам скажу – естественно, мне было очень интересно, как же дети отреагировали на то, что я с ними делал в группе. И многие из ребят, поскольку это анонимный был опрос, я просто раздал листочки и потом собрал листочки, никто не подписывался, написали: "Нам очень сильно понравилось, что нас никто не унижал и не бил". Для меня возник справедливый вопрос: простите, а где же их унижали и били? Я не предполагаю, что кто-то из врачей так себя мог вести. Значит, ответ очень простой – семья и школа. Оксана Галькевич: Вот смотрите, эти проблемы во взаимоотношениях, которые возникают в любом детском, далее подростковом коллективе, дети должны решать между собой? Понятно, что они какие-то ситуации на себе примеривают, они растут, что-то новое, какие-то новые там отношения. Это нужно оставлять, что пускай сами разбираются, или все-таки это нужно выводить на арбитра взрослого, умного, на педагога? А это уже другая система. Лев Пережогин: Все зависит от того, что за ситуация. Потому что если ситуация бытовая, банальная и вы видите, что ребенок один и ребенок второй с этой ситуацией справляются, тогда вмешательство взрослого не требуется. Взрослый должен быть наблюдателем, он должен знать прекрасно, что у него происходит вокруг, он должен четко знать, какой ребенок на что у него способен, и в нужный момент, когда он видит, что ситуация стала выходить из рамок адекватного взаимодействия детей друг с другом, он должен вмешаться, не допустить эскалации ситуации, вовремя расставить все точки над "и" и перечеркнуть буковки "т", и тогда получится, что мы, с одной стороны, и дали урок поведения, и предотвратили возможные конфликты, и научили детей, как правильно друг с другом взаимодействовать конструктивно. Это и есть, собственно говоря, педагогика и воспитание. Константин Чуриков: А теперь о том, как предотвращать сам факт проноса неких предметов оружия в школы. Давайте сейчас поговорим со специалистом по безопасности, Сергей Саминский у нас на прямой линии, президент ассоциации предприятий безопасности "Школа без опасности", так и называется предприятие. Здравствуйте, Сергей Васильевич. Оксана Галькевич: Здравствуйте, Сергей Васильевич. Сергей Саминский: Добрый вечер. Константин Чуриков: Сергей Васильевич, уже вот случаев-то много и в этом году, и в предыдущие годы. Каждый раз какие-то меры принимаются, какие-то заявления, Минобрнауки и другие высокопоставленные лица, и вот по-прежнему попадают колюще-режущие в школу. Это почему? Оксана Галькевич: Даже огнестрел. Сергей Саминский: Есть 2 основных документа, которые определяют безопасность в образовательной организации. Это закон об образовании, во-первых, и постановление 1235 от 8 октября 2017 года, это требование по антитеррористической защищенности образовательных организаций. Вот в этой школе оно было выполнено, это постановление. Константин Чуриков: Но юноша еще пронес с собой вот эту горючую смесь, мы пока не знаем, какую, то есть он же еще поджег класс. Сергей Саминский: А это надо разбираться, понимаете. Может быть, это маленькая емкость какая-то, бензин налит в какую-то емкость из-под лекарств, еще из-под чего-то. То есть пронос… При желании, если мы говорим о системе охраны, пронести в школу, конечно, можно. Можно через друзей, можно через окно, вариантов очень много, как просто пронести запрещенное в школу. Однако я все-таки убежденный сторонник того, что необходим все-таки пропускной режим, необходима продуманная согласно опять-таки постановлению положение о внутриобъектовом пропускном режиме, именно там оговаривается порядок добровольного предоставления. Очень много сейчас тут рассуждений идет, что нельзя проверять, можно проверять – можно проверять, это надо обговорить положения о внутриобъектовом и пропускном режиме, что учащийся добровольно показывает свои вещи и имущество. Константин Чуриков: Сергей Васильевич, нам обычно на это отвечают директора школ, например: "Ну как тут проверишь, у нас в школе больше тысячи учеников, знаете, какие у нас очереди при входе в школу с утра?" Что им ответить на это? Сергей Саминский: Да, я не закончил свою мысль. Да, проверять обязательно, но выборочно, начиная по ряду категорий. Всех, конечно, не проверишь. Первая категория в этом году… Оксана Галькевич: То есть, получается, не только психологи и педагоги, как сказал сейчас наш гость, должны знать, какой ребенок на что способен, но и служба безопасности определенной школы должна тоже быть в курсе… Константин Чуриков: …какой ребенок на что способен. Сергей Саминский: Охрана обязательно должна знать, это входит… Вот с неадекватным, девиантным поведением как раз входят в одну из этих категорий. Первая категория – это опаздывающие. Все эти 4 случаи, все действия делали опаздывающие. Константин Чуриков: Вот так. Сергей Саминский: Вторая категория – это старше 6 класса, потому что, к сожалению, пока среди малолетних не было ни поножовщины, не попыток поджогов. Говорить о том, что этих случаев не будет, неправильно, они будут, потому что все, вот перед этим только что говорил врач, и вы все это говорили, к сожалению, общество, школа и среда, где присутствует ребенок, будет подталкивать к этому. Константин Чуриков: Да, спасибо за ваш комментарий. Оксана Галькевич: Спасибо большое. Константин Чуриков: Спасибо. Это был Сергей Саминский, президент ассоциации предприятий "Школа безопасности". Оксана Галькевич: Вы знаете, в социальных сетях сегодня посмотрела, какая реакция. Конечно, понятно, все обвиняют этого ребенка, даже нас тут упрекают в том, что не надо делать из него святого. Конечно, никто святого из него делать не собирается, понятно, что этот ребенок 17-летний совершил преступление. Но вот один комментарий буквально под статьей в Интернете: "Печально все-таки, что в 17 лет ты затравлен, обозлен, не видишь никаких перспектив, и никому до этого нет дела". Лев Пережогин: Конечно, печально. Константин Чуриков: Но извините, мне кажется, все-таки для такого сложного переходного подросткового возраста довольно частая ситуация. Ведь именно тогда происходит слом. Лев Пережогин: Это, наверное, довольно частая ситуация для подросткового возраста и не только для подросткового. Понимаете, человеческая жизнь представляет собой качели. Сначала вы находитесь в самой нижней точке, вы только что родились. Проходит некоторое время, вот вы уже ходите, вот вы уже неплохо говорите, вот вы уже кого-то помладше оттолкнули в песочнице, а вот вы уже 3-летний, вы кричите: "Я, мама, дай, я сам!" Вы наверху. Но тут вас ждет детский садик, и вы снова самый младший в группе, а там ребята 7-8-летние самые старшие, и опять вас оттолкнули из песочницы, и вы потихоньку карабкаетесь, карабкаетесь, карабкаетесь вверх, и вот вы первоклассник, вы снова внизу. И вот вы в 11 классе, все первоклашки с завистью на вас смотрят, а все шестиклашки вас боятся, потому что в туалете не дай бог что-нибудь случится, вы так и покурили в туалете немножко, и отдохнули, и молодой учительнице глазки построили. А потом вы студент-первокурсник, и по сравнению с вами пятикурсники гиганты и герои, и так вся жизнь. Константин Чуриков: Да. Лев Пережогин: До тех пор, пока мы окончательно не состаримся. То есть вот эти вот кризисные периоды переходные преследуют человека регулярно. И про все, скажем так, эти периоды все давным-давно прекрасно знают. Естественно, если заботиться хорошо о своих людях, то создаются специальные профилактические группы. Оксана Галькевич: Подождите, Лев Олегович, а кто об этом знает, кроме человека, уже прожившего, прошедшего, специалиста? Ребенок-то в 17 лет этого не знает. Лев Пережогин: Ну это же… Ребенок-то не знает. Оксана Галькевич: В 14 лет он этого не знает, в 7 и в 3 года он этого не знает. Лев Пережогин: Но в районной поликлинике-то знает подростковый врач. Константин Чуриков: Ну и родители, папа с мамой, должны знать, как сложна эта жизнь, непроста. Лев Пережогин: И родители опытные люди, и тот же самый заведующий учебной частью, вот похвалила наша телезрительница такого, тоже об этом в курсе. И кто-то же должен просто подойти на ушко шепнуть: "Дорогой мой, я вижу, что с тобой что-то не так. Может быть, вечерком с тобой поговорим на эту тему? Я тебе, может быть, подскажу, как правильно выбраться из ситуации". Оксана Галькевич: А вот вы знаете, что для этого нужно? Все-таки, наверное, эмпатия какая-то, да? Нужно как-то к своей профессии относиться и к детям, людям? Лев Пережогин: Да не только к профессии, понимаете. Есть первобытные народы, в которых нет никаких профессий, кроме профессии землепашца и охотника, и они до сих пор живут на планете Земля. Так вот у них выработана система, каким образом в кризисных ситуациях – например, при смерти близкого, или погиб кто-то на войне междоусобной между кланами – реабилитировать членов его семьи, каким образом помочь им выйти из этой ситуации. Они приходят в гостя, они совместно молятся, они приносят жертвы своим идолам, они в конце концов помогают продуктами, берут детей на воспитание нянчить. Это у первобытных народов было, а вот мы сегодня, цивилизованные люди, почему-то забываем об этом и прячемся, что это не моя профессия. Сами понимаете, нет такой профессии "родитель", но все мы родители, у кого-то один ребенок, у кого-то два… Константин Чуриков: Кстати, многие наши зрители – мы мало читали сообщений – как раз именно родителей и винят. Почему я говорил, кто виноват в этом помимо папы с мамой – потому что слишком очевидно, что, конечно, родители здесь очень, мягко говоря, недосмотрели. Конечно, обвиняют и телевизор, и культ насилия, и много чего еще. Тема просто неисчерпаемая. Лев Пережогин: А вся жизнь состоит всегда из плюсов и минусов, в конце концов Земля – это предмет борьбы между добром и злом. Оксана Галькевич: Да. Спасибо большое. Константин Чуриков: Спасибо. Оксана Галькевич: Лев Олегович Пережогин, детский врач-психотерапевт, доктор медицинских наук, ведущий научный сотрудник Центра имени В.П. Сербского был сегодня у нас в студии.