Реальные цифры: чего мы боимся? Социологи составили рейтинг фобий россиян. Лидируют - взрыв бытового газа, резкий рост цен и новая гонка вооружений. А мы решили узнать, что пугает зрителей ОТР. Всю неделю вы в сообщениях описывали свои страхи. Рассказываем о результатах и обсуждаем их вместе с экспертом. Ольга Арсланова: Ну а мы продолжаем, время нашей рубрики «Реальные цифры», мы будем подводить итоги. На этой неделе мы спрашивали вас, чего вы боитесь. Дело в том, что недавно был опубликован «Национальный индекс тревожностей» агентства КРОС, давайте посмотрим, какие данные получились. Оказывается, как выяснили эксперты, мы боимся терактов, волнуемся из-за плохой экологии, которая может нанести урон нашему здоровью. В списке также беспризорные собаки, эпидемия кори, изоляция российского Интернета и гипотетическая война с Украиной. Виталий Млечин: Наш рейтинг выглядит несколько иначе. Вот по нашим данным, то есть по тем сообщениям, которые вы нам написали, больше всего россиян пугает рост цен. Наши зрители отмечают, что взлетают цены на все: на товары, на жилищно-коммунальные, медицинские услуги, на образование. На втором месте боязнь заболеть и умереть, а этот страх тоже связан с материальной необеспеченностью. Ольга Арсланова: Вот что пишут наши зрители. «Боюсь серьезно заболеть, – это SMS из Свердловской области. – Нет денег, бесплатно не вылечат». Краснодарский край пишет: «Боюсь умереть, надо дать образование, воспитать 5-летнего внука». На третьем месте рейтинга тревог боязнь власти. Вот как объясняют свой страх авторы сообщений: «Боюсь фантазии депутатов», «Боюсь нынешней демократии», «Боюсь, что чиновники продадут страну всем желающим за свою сладкую жизнь, уровень жизни падает», «Боимся власть, потому что непонятная, необъяснимая и непредсказуемая, пугает». Вытекает также из этого страх за будущее детей, об этом тоже писали очень многие наши зрители. Вот, например, несколько SMS: «Боюсь за будущее России, будущее своих детей и внуков», «Боимся рожать детей, государство «создало» для этого все условия». Боятся также наши авторы и за себя тоже, страшит опять же неопределенное будущее страны. Например, пишут нам: «Боюсь повторения 1990-х гг.: зарплаты ниже, налоги жестче», «Боюсь распада страны, боюсь оказаться у мусорного ящика от такой жизни». Вот такие сообщения приходили нам со всей страны. Виталий Млечин: Шестое и седьмое место уровню страха разделили два совершенно разных таких чувства: это боязнь укусов собак и мышей, а также опасения пауков и даже гусей, это с одной стороны… Ольга Арсланова: Опасные животные. Виталий Млечин: …и с другой боязнь нищей старости. Вот, например, из Ленинградской области нам пишут: «Боюсь нищенской старости, а другой у нас не бывает». Также силен страх безработицы, люди опасаются обострения экологических проблем, и разного рода мошенников тоже мы боимся. Ольга Арсланова: Опрос в рамках рубрики «Реальные цифры» окончен, но вы можете позвонить в прямой эфир, рассказать, чего вы боитесь, или написать нам SMS до конца этого часа. А мы приветствуем в студии нашего гостя, декана факультета коммуникативного менеджмента Российского государственного социального университета, кандидата психологических наук Игоря Романова, – Игорь Владимирович, здравствуйте. Игорь Романов: Здравствуйте. Виталий Млечин: Здравствуйте. А вы чего боитесь? Игорь Романов: Я боюсь опоздать на лекцию. Ольга Арсланова: Ага, ну это такой реалистичный… Виталий Млечин: Таких вариантов не было в наших SMS-сообщениях, вы новый принесли. Ольга Арсланова: Кто-то может сказать, что вы слишком хорошо живете, если это ваш главный страх. Игорь Романов: Или наоборот, просто это каждый день бывает, – не то, что опаздываю, а то, что страх возникает. Ольга Арсланова: Вот давайте разберемся в происхождении этих страхов, потому что если опять же вернуться к нашему графику, первое место – рост цен, на втором болезни, на третьем власть. Чего в основном люди боятся? Чего боится общество? Того, что наиболее вероятно, или того, что имеет наиболее тяжелые, серьезные последствия на персональную жизнь каждого, но гипотетически не так уж вероятно? Игорь Романов: Смотрите, во-первых, у вас совершенно другие или почти совершенно другие результаты, чем получились у КРОС. Ольга Арсланова: Это наша аудитория, да. Игорь Романов: Да. Здесь просто надо понимать, о чем мы говорим, когда говорим про страхи. То есть вот если, например, меня спросить, боюсь ли я за жизнь дочери, вообще в принципе, то, конечно, вообще в принципе да, потому что это дорогой мне человек, для меня это гиперзначимо. Если меня спросить, есть ли реальная угроза ее жизни, здоровью и так далее, наверное, нет, я уверен, что у нее сейчас все нормально. Поэтому страхи в целом делятся на какие-то актуальные страхи, которые вот сейчас у меня есть угроза или сейчас я это обсуждаю, сейчас я вдруг понял, что какие-то варианты есть у Росбезопасности. И есть потенциальные страхи, которые часто гораздо более значимые. То есть вот как в свое время, в моем детстве когда спрашивали, чего ты больше всего хочешь: «Я хочу мир во всем мире». Это был стандартный ответ любого ребенка… Ольга Арсланова: Так было принято хотеть. Игорь Романов: Тогда было принято хотеть, и более того, тогда большинство детей действительно хотели мир во всем мире. Просто другое дело, что если посмотреть, о чем они говорили у себя в классе или после уроков... Ольга Арсланова: «А мечтаю-то я о велосипеде!» Игорь Романов: Да. И наверное, вряд ли он такой выходит и вот: «А как ты насчет мира во всем мире?» – «Ну я очень позитивно». Ольга Арсланова: «Или велосипед все-таки?» Игорь Романов: Или все-таки велосипед, да. При такой постановке вопроса все пионеры сказали бы про мир во всем мире. А вот если хочешь велосипед или мороженое, то точно велосипед. Поэтому когда мы говорим про какие-то значимые для нас страхи, это совершенно не обязательно то, что мы сейчас реально обсуждаем. Потому что вот то, что стало новостным поводом, кросовское исследование, там же каким образом все это анализировалось? Есть слова-триггеры, которые считаются, что вот они эмоционально проявляют какое-то опасение, страх, тревогу и так далее. Допустим, пример «подскочили цены», повышается индекс страха по поводу финансовой нестабильности. Ольга Арсланова: А, то есть можно еще и информационную повестку отслеживать такими опросами? Игорь Романов: Так на самом деле такой опрос – это скорее опрос про информационную повестку, про то, что сейчас беспокоит СМИ и про то, что сейчас беспокоит социальные сети, про то, что сейчас является актуальной темой для обсуждения. Или, допустим, второй пример «свора собак»: если появляется такое слово, еще раз растет этот самый коэффициент. Но это ведь не значит, что я обязательно боюсь этой своры собак; это необязательно, что я боюсь этого именно сейчас. То есть появилась эта информация в СМИ, мы начинаем ее обсуждать. И вот здесь надо просто понимать, что люди провели совершенно адекватное, очень профессиональное, очень четкое исследование; другое дело, что то, как результаты этого исследования в результате подаются в СМИ, понятно, что таким образом, чтобы это максимально привлекало население. То есть в одной публикации я увидел заголовок, цитирую: «Население России упорно мучает страх пострадать от бродячих собак». Я хочу сказать, что я не знаю ни одного реального человека, которого упорно мучает страх этого страдания. Ольга Арсланова: Но говоря о нашем исследовании, важно отметить, что оно было открытое, то есть мы не предлагали никаких вариантов. И вот эта уверенная победа страха перед ростом цен – это довольно репрезентативная история. Игорь Романов: Безусловно. Ольга Арсланова: То есть это действительно то, что людей пугает, и то, с чем они уже неоднократно сталкивались, то, что продолжает происходить. И при этом чем, видимо, еще страшна эта штука – тем, что ты на нее никак повлиять не можешь. То, над чем ты можешь контроль какой-то иметь, не так страшно, а здесь стихия. Игорь Романов: Оля, мне кажется, вы сейчас выполняете мою роль… Ольга Арсланова: А, извините. Игорь Романов: Потому что вы выступаете в качестве, так сказать, такого психотерапевта, который очень точно поставил диагноз. Потому что, с одной стороны, смотрите, вот эта структура страхов более-менее традиционная, понятная, она существует на протяжении долгого времени, она существует по большому счету еще и не только у нас. Потому что в качестве примера: в Калифорнии есть такой Университет Чепмена, который проводит исследования страхов американцев, и в течение 5 лет они отслеживают какую-то динамику. И в принципе структура страхов американцев, с одной стороны, несильно меняется, а с другой стороны, она очень похожа на нашу. То есть на первом месте стоит страх коррумпированной власти, на втором месте стоят самые разные экологические проблемы (вода, воздух, загрязнения и так далее), на третьем месте финансовые проблемы и на четвертом месте, как вы говорите, гипотетическая возможность войны, но для американцев это не гипотетическая возможность, они постоянно воюют в разных регионах, поэтому для них это актуально. Но смотрите, по сути это же та же самая структура, что и у нас, то есть то, что говорят ваши зрители, по сути именно это. То есть первый вопрос – это вопрос к власти всегда. Но есть определенная специфика. То есть если американцы боятся сейчас больше всего непредсказуемости власти, то наши боятся как раз предсказуемости, причем не той предсказуемости, которую им бы хотелось. Если американцы, например, говорят об экологических проблемах глобальных, то есть глобальное загрязнение водоемов, глобальное загрязнение воздуха, глобальная проблема, про которую они пишут, например, панды перестают размножаться в китайских зоопарках… Ольга Арсланова: Да, это серьезно. Игорь Романов: Это очень серьезная проблема; или пингвины падают, их нужно переворачивать, потому что они не могут перевернуться. Виталий Млечин: Это миф, это британцы доказали, что они могут перевернуться. Игорь Романов: Но не все американцы знают, что британцы доказали, поэтому их это волнует. Ольга Арсланова: А пингвина живого так не каждый день встретишь, не проверишь. Игорь Романов: Наверное, да, и вряд ли кто-то имел опыт переворачивания этих пингвинов, поэтому хочется верить, что, наверное, ты можешь в этом как-то участвовать. Поэтому для американцев, например, важна глобальная составляющая этого всего. Если наши говорят об экологических проблемах, они говорят прежде всего о локальных, безусловно, проблемах. Ольга Арсланова: Слушайте, это очень интересно. Почему? То есть американцы реже сталкиваются с какими-то проблемами и поэтому мыслят о планете в целом, у них абстрактное мышление лучше развито? Игорь Романов: А вот здесь уже ваша вторая психотерапевтическая ипостась, вы очень точно сформировали. Потому что американцы, что касается локальных проблем, моя точка зрения на этот вопрос, сколько я имел дела с этим, – они гораздо более уверены, что они могут на это как-то повлиять. То есть для них нет темы обсуждать: «Вот я боюсь, что у нас тут сейчас перероют дорогу и затопят водой улицу». Потому что они точно знают, что если такое случится, то они создадут комитет, этот комитет будет обращаться в другие комитеты, и очень быстро они каким-то образом эту локальную проблему решат. А вот если панды… Понимаете, панды. Или вода. То есть здесь локальным комитетом не обойдешься, и вот здесь возникает уже небольшой страх, потому что лично я, наверное, могу повлиять, потому что нет такого ощущения, что я вообще на что-то не могу повлиять, да, наверное, могу. Но для этого мне нужно прикладывать усилия большие, чем у меня есть в наличии. Ольга Арсланова: Поэтому я буду просто переживать. Игорь Романов: Поэтому просто буду переживать, да, ну или пошлю своего ребенка куда-то там в Китай волонтером чесать пузики маленьким пандам, это реальная история, тут британские ученые ничего не доказывали. И страх войны – это тоже ситуация немножко другая. То есть у нас действительно есть некий страх, связанный с тем, что близко к нам, и мы прекрасно знаем, у нас есть опыт подобный, что когда нам говорят, что у нас самое лучшее оружие, мы всех победим и вообще «ребята, вы не волнуйтесь», то именно после этих слов мы начинаем волноваться. Потому что да, есть опыт (и многочисленный) того, что как только говорят «не волнуйтесь», то это значит «пора». Поэтому в этом плане у нас есть некое иррациональное чувство, что сейчас уже пора, а что касается тех же американцев, у них наоборот, некое вполне себе рациональное чувство, что же сделает Трамп в конце концов, потому что он слишком разные вещи обещает. Поэтому для них это тоже беспокойство, но беспокойство такое рациональное. У нас иррациональное ощущение, что что-то надвигается, причем вот что-то надвигается такое серьезное, на что опять же я не могу никаким образом повлиять. С другой стороны, здесь надо просто понимать, что в любой стране, когда мы опрашиваем, есть очень разные люди с очень разными представлениями. Например, далеко не все люди пишут вам. Вот вы говорите, что это ваша аудитория, – ну да, действительно. Если мы идем по улице, подходим к каждому пятому и говорим: «Можно я задам вопрос, чего ты боишься?» – скорее всего два «пошлют», один ответит на таких вопросах. И это будет ровно тот человек, мнение которого нам будет, скорее всего, менее всего интересно. Ольга Арсланова: Ну потому что он отличается от большинства, которое «посылает». Игорь Романов: Во-первых, потому что он отличается от большинства, а во-вторых, потому что, скорее всего, он будет нам говорить не то, чего он реально боится, а то, что он хочет сказать телевизору условно, то, на что он хочет пожаловаться, донести до старших. То есть мы честно говорим, чего мы боимся, и мы начинаем писать то, что мы хотим донести до старших. Ольга Арсланова: То есть рост цен – это примерно тоже из этого? Игорь Романов: Это примерно то же, безусловно. То есть я как-то много лет назад участвовал во всяких исследованиях, которые проводились в наших южных республиках, тогда это еще были наши южные республики Советского Союза. И вот я просто очень хорошо помню эту картину, когда приезжаешь в какой-нибудь аул, кишлак и говоришь: «Ребят, хочется позадавать вам вопросы», – они говорят: «Сейчас найдем». Идут, ищут некоего старейшину, он по-разному называется в разных местах, но старейшина обязательно, говорят: «Вот приехал человек из Москвы, не просто так, хочет спрашивать у нас, что мы думаем». Он говорит: «Сейчас, все нормально», – собирает всех старших, показывает на тебя и говорит: «Приехал человек из Москвы, давайте думать, что мы ему скажем». И вот я держу так у себя эти 30 анкет, которые сугубо индивидуальны, которые показывают, что это личное мнение каждого, и вот они сидят, и никаким образом нельзя ничего сделать. Поэтому вот эти вот опросы, с одной стороны, показывают реально, что сейчас волнует людей, давайте просто не будем называть это страхами, это реальный повод для волнения у людей. Потому что если говорить о страхах, то самые частые страхи я скажу вам как человек, очень долго проработавший врачом-психотерапевтом: страх темноты, страх одиночества, страх смерти и так далее, и так далее. Вот если мы возьмем все эти страхи, то будет 90% населения, а все остальное – это вот так, мелочи. Но когда мы берем коммуникативную составляющую, то есть когда мы спрашиваем: «Ребят, чего вы боитесь?» – человек прежде всего бессознательно: «О, меня хотят услышать!» Виталий Млечин: Давайте проверим, так это или нет. Наши корреспонденты как раз задавали вот этот самый вопрос, чего вы боитесь, людям на улицах. Вот и узнаем сейчас, насколько вы попали в точку. ОПРОС Виталий Млечин: Разные, разные такие достаточно. Ольга Арсланова: Несколько сообщений: «Боюсь взрыва бытового газа, роста цен на ЖКХ, что некому будет защитить нашу родину», «Боюсь своей трусости». А как не бояться? Ну понятно, что какие-то глубинные страхи, о которых вы говорили, которые у нас прошиты уже миллионами лет, от них полностью избавиться невозможно, но чтобы легче стало немного жить, меньше стресса было? Как не бояться того, что в жизни все равно будет происходить? Игорь Романов: Смотрите, в самом начале программы вы очень точно сформировали, как не бояться. Мы перестаем бояться, когда мы начинаем чувствовать, что мы что-то сами можем сделать. А если мы чувствуем, что мы все сами можем сделать, то у нас просто нет повода бояться в принципе, даже темноты. Ольга Арсланова: Но мы же не можем все сделать сами, это же неправильно. Игорь Романов: Можем, можем. Виталий Млечин: Ну а, скажем, люди, которые боятся смерти, – ну смерть-то точно мы не можем преодолеть. Ольга Арсланова: С ростом цен, попроще. Игорь Романов: Ну для психотерапии боязни смерти есть прекрасное изобретение – религия, в разных странах она по-разному работает. Виталий Млечин: Сейчас можно не верить, просто раньше обязательно надо было верить, а теперь можно не верить. Игорь Романов: Ну и раньше на самом деле это было нашим выбором. Но смотрите, тут ведь еще в чем вопрос? Есть очень много людей, которые действительно чувствуют свою некоторую беспомощность. И вот все то, о чем мы сейчас говорим – поликлиник боюсь, роста цен боюсь, еще что-то, еще что-то, еще что-то, – я боюсь всего, на что я реально не могу повлиять. Но я могу сказать сейчас совершенно точно, что сейчас растет поколение, которое гораздо больше верит в то, что оно может на что-то повлиять. То есть вот один из показателей: за последние несколько лет в разы взлетело количество проданных книг по самым разным направлениям самореализации, начиная с силы воли и так далее и заканчивая техниками переговоров, публичного выступления и всего остального. То есть понятно, что это прежде всего покупает молодое поколение; понятно, что это прежде всего люди, у которых все впереди, они адаптированы в этой жизни. И вот еще вот эти вот страхи – это то, что психологи называют кроющими страхами, когда на самом деле есть некое ощущение, что я не очень адаптирован в этом мире. Виталий Млечин: То есть чтобы не бояться, надо, в общем, быть уверенным в себе? Ольга Арсланова: Научиться. Игорь Романов: Хорошая еще одна фраза: надо учиться. Виталий Млечин: Учиться. Игорь Романов: Чтобы не бояться, нужно осваивать этот мир, нужно стараться адаптироваться в нем. Ольга Арсланова: Спасибо большое. Виталий Млечин: Спасибо вам огромное. У нас в гостях был декан факультета коммуникативного менеджмента Социального университета, кандидат психологических наук Игорь Романов. Прямо сейчас расскажем, о чем будем говорить сегодня вечером в вечернем блоке программы «Отражения».