Ева Меркачева: Чтобы систему ФСИН контролировали органы МВД - это невозможно, там рука руку моет. Только общественники!
https://otr-online.ru/programmy/segodnya-v-rossii/eva-merkacheva-33123.html Константин Чуриков: Ну, уже почти неделя с того момента, как «Новая газета» опубликовала действительно шокирующую статью и опубликовала видео пыток в Ярославской колонии № 1. Не утихают обсуждения этой темы. Ведется следствие, ведется расследование. Вот сегодня пришла новость, что уже седьмой подозреваемый в этих изуверствах задержан. Речь идет о пытках заключенного Евгения Макарова в Ярославской колонии № 1. Позднее пришла информация, что и в другой колонии его тоже пытали.
Вот почему у нас такое происходит? Что вообще творится в системе ФСИН? И как реформировать, может быть, эту структуру? И стоит ли это делать? Сейчас поговорим с вами и с нашей гостьей. У нас в студии Ева Меркачева – журналист, правозащитник, член Общественного совета ФСИН. Здравствуйте, Ева.
Оксана Галькевич: Здравствуйте, Ева.
Ева Меркачева: Здравствуйте.
Оксана Галькевич: Ну, уважаемые телезрители, мы, конечно же, ждем вашей реакции, ваших мнений. Звоните нам, пожалуйста, в прямой эфир, делитесь своими мнениями или пишите на SMS-портал: 3443, первые буквы «ОТР».
Ева, вы член Общественного совета ФСИН?
Ева Меркачева: Да.
Оксана Галькевич: Вас, наверное, эта ситуация не поразила, не удивила. Вы гораздо чаще сталкиваетесь с подобными какими-то случаями? Или это все-таки история вопиющая, и даже для вас она была шоком?
Ева Меркачева: Эта история для меня была шоком однозначно. И могу сказать, что я являюсь еще членом ОНК города Москвы, то есть имею мандат, который позволяет зайти в любое СИЗО города Москвы. Собственно, я уже правозащитник двух созывов. Так вот, ситуация, которая была в самом начале нашей работы, она была такая шокирующе-вопиющая для меня.
Оксана Галькевич: Простите, а два созыва – это сколько по времени?
Ева Меркачева: Это по три года каждый созыв.
Оксана Галькевич: По три года. То есть шесть лет вы уже?
Ева Меркачева: Да. Но затем все стало меняться, в том числе благодаря нам. Более того, наверное, я без лишней скромности скажу, что это мы в основном повлияли на ситуацию, потому что мы ходили, мы фиксировали каждое обращение грубое, а не то что даже кого-то ударили…
Константин Чуриков: Знаменитое СИЗО «Медведь», московское.
Ева Меркачева: Да, когда мы разоблачали, писали, ходили. И ситуация стала меняться. И я скажу, что в этом году я не припомню, чтобы кто-то из заключенных нам рассказал, что его взяли и избили. Более того, вы знаете, такой тренд возник, что сотрудники даже стали между собой соревноваться и конкурировать в качествах гуманности. И нам уже не просто говорят, что все на «вы» к заключенным, но и предлагают какую-то помощь сотрудники. То есть на самом деле мы смогли изменить. Но это…
Оксана Галькевич: Это Москва.
Ева Меркачева: Это Москва, да. И мы расслабились, понимаете? Поэтому я, честно говоря, стала немножко забывать про то, что может происходить в регионах. Сигналы поступали, они были из Владимирской области, из Мордовии, и Красноярского края. Ну, по Ярославской области на самом деле я не помню, чтобы кто-то писал и обращался. Может быть, только потому, что не знали, куда и как. Тем более что мы же ОНК, собственно, московское, а в Ярославле есть свое ОНК. И, как выяснилось, вся проблема-то именно с ОНК и связана.
Константин Чуриков: Ева, но чтобы переломить ситуацию, одних ваших усилий, наших как журналистов в целом недостаточно. Просто должны работать следственные органы. Это правда, что обращения в полицию, в органы по этому делу следствие просто разворачивало четыре раза?
Ева Меркачева: Конечно. Даже не четыре раза, а было десять на самом деле материалов, и по каждому из них был отказ. Десять раз обращались.
Константин Чуриков: А о чем это говорит? Это говорит о том, что очень там тесно все связано?
Ева Меркачева: Абсолютно. Более того, я вам скажу, что следствие заинтересовано бывает в структурах ФСИН даже больше, чем ФСИН – в следствии. Объясню – почему. Когда задерживают человека и помещают его в СИЗО, следователь часто ему говорит: «Слушай, вот если сейчас дашь признательные показания – будешь сидеть по-нормальному до суда. Не дашь – я тебе такую камеру сделаю, я тебе так устрою!»
Константин Чуриков: А, это еще следователи у нас выбирают, какую тебе камеру, с каким Ивановым, Петровым или Сидоровым ты будешь сидеть?
Ева Меркачева: Конечно. По закону он не имеет права этого делать. Но он вступает в связку с нерадивыми сотрудниками колонии и говорит им: «Посадите, пожалуйста, вот этого в «пресс-хату». А это так называемая камера, где организуют немыслимую, в общем, атмосферу для заключенного. В общем, его там угнетают, и все что угодно может произойти. Поэтому когда следователю жалуются на сотрудников ФСИН, он заинтересован в том, чтобы, наоборот, «разрулить» по-хорошему, по-доброму. Они друзья, по большому счету, ну, как мы говорим. Они друг в друге заинтересованы, рука руку моет. И невозможно, получается, чтобы систему контролировали эти органы, ну никак, только общественники. Либо же должна этим заниматься прокуратура.
Оксана Галькевич: Так это получается, что на уровне системы, понимаете, есть люди, которые создают эти «пресс-хаты», да?
Ева Меркачева: Да, да.
Оксана Галькевич: Подбирают туда кадры. Рука руку моет.
Ева Меркачева: Рука руку моет, абсолютно.
Оксана Галькевич: С кем подружить, а с кем не подружить. И это все на вот этом закрытом, но очень системном уровне. Работа так выстроена.
Ева Меркачева: Да. И это получается не проблема ФСИН, а это проблема вообще в целом системы правоохранительной, потому что все в этом заинтересованы. Более того, прокуратура относится тоже к этой системе. Я знаю случаи, когда в том числе в Москве в СИЗО прокуроры не приходили на голодовки, когда человек объявлял, или прокуроры не принимали какие-то жалобы. Люди писали им, а в ответ только отписки приходили.
Оксана Галькевич: Так это получается, что у нас человек после суда по приговору куда? Как у Данте – вот эти круги ада, да? Он в ад, сразу туда, на самый нижний уровень?
Ева Меркачева: По большому счету…
Оксана Галькевич: Это какая-то пыточная просто. Куда ему?
Ева Меркачева: Вот поэтому о чем это говорит? Это говорит о том, что нужно, во-первых, разделять все эти органы власти и запретить им воздействовать как-то друг на друга. Мы говорили, что, в принципе, вообще следователь не должен вмешиваться в работу в колонии. А если он просит кого-то из оперативников учреждения перевести в какую-то камеру – не отвечать на эти просьбы, вот просто игнорировать их и, более того, писать на руководство Следственного комитета, может быть, обращение с целью – наказать этого следователя.
Константин Чуриков: О том, как реформировать вообще эту систему ФСИН, еще поговорим обязательно. Давайте примем звонки, много желающих высказаться. Павел из Москвы, вам добрый вечер!
Зритель: Здравствуйте. Меня зовут Павел. Всю жизнь я прожил в Челябинской области. И хотел бы поднять тему про такого господина Жидкова – «палача» Челябинской области. Было доказано, что очень много было экспертиз заключенных, и в итоге ему дали условный срок. Человек остался в звании, умер в своей постели. Ну как такое может происходить? То есть убийство заключенных – это все равно убийство, с позволения администрации. Поднимите этот вопрос. Это было очень резонансное дело – господин Жидков.
Константин Чуриков: Ну, это уже постфактум? Вы говорите, что все, его уже нет, правильно, да?
Ева Меркачева: Наверное, дело колонии Копейской?
Оксана Галькевич: Это дело Копейской колонии, спрашивают наша гостья, да?
Зритель: Да, это было в Челябинской области. Просто полный беспредел! То есть били, пытали, убивали людей. И как бы это доказано.
Ева Меркачева: Я приезжала на суд, кстати, по этой колонии.
Зритель: Как можно говорить об этом, если человека за убийство – неважно, заключенный он или кто – его не лишают свободы?
Оксана Галькевич: Павел, мы поняли, мы уже повторяемся. Давайте выслушаем ответ Евы, нашего гостя.
Константин Чуриков: Да, спасибо большое за звонок.
Ева Меркачева: Да. Я была, кстати, на суде по делу Копейской колонии. Я слышала, как давали показания там заключенные. Ну, на самом деле это один из ужаснейших случаев в нашей истории. Понимаете, тогда заключенные залезли на крышу колонии и кровью написали «ПОМОГИТЕ!».
Константин Чуриков: Точно.
Ева Меркачева: Да, кровью они писали.
Оксана Галькевич: Кошмар…
Константин Чуриков: Да-да-да. Это несколько лет назад было.
Ева Меркачева: Это несколько лет назад было. Это было еще при прежнем руководстве ФСИН. И тогда, кстати, суд… Вот мы говорим, что все в связке – прокуратура, следственные органы и суд. Суд дал вот такие смешные наказания. Это о чем говорит?
Оксана Галькевич: Слушайте, объясните, пожалуйста, мне вот интересно. А люди, которые попадают в работу ФСИН – их по какому принципу отбирают туда? Чтобы они с особым садизмом там издевались над кем-то? По каким-то характеристикам – моральный негодяй, подлец, урод? Вот как?
Ева Меркачева: Ну, смотрите…
Оксана Галькевич: Как такое возможно, объясните?
Ева Меркачева: Ну, во-первых, я скажу, что разные сотрудники ФСИН бывают. Мы сталкивались с совершенно противоположными, так сказать, героями.
Константин Чуриков: Серьезно?
Ева Меркачева: Да. У нас были случаи, когда мы просто восхищались какой-то работой сотрудника. В данном случае что могу сказать? Во-первых, идут в регионах люди без высшего образования, люди, которые не получили какой-то базовый культурный и воспитательный уровень.
Оксана Галькевич: Ну, пардон… Знаете, я думаю, что во всем мире мы немного найдем в этой системе, чтобы люди на скрипке играли с утра до ночи.
Ева Меркачева: Согласна, согласна.
Оксана Галькевич: И чтобы вот под боком Эрмитаж.
Ева Меркачева: Ну, смотрите – то же самое происходит ведь и с сотрудниками полиции. Вот буквально на днях сотрудники ГИБДД Московской области вшестером зашли в бар и избили человека – он в коме. Просто я вам могу привести эти примеры по каждому ведомству. Когда был у нас ФСКН, большее количество вообще жалоб мы получали на тех, кого задерживали наркополицейские, потому что они их привязывали на ночь к гирям. Там был случай просто вопиющий! И оставляли их на столе связанные.
Константин Чуриков: Мы сознательно, естественно, не стали показывать это жестокое видео, которое «Новая газета» опубликовала. И правильно сделала, что опубликовала. Ну, это просто ужасно. Если кому-то это нужно и интересно – посмотрите.
Нам все-таки интересно, что происходит забором Ярославской колонии. Вот кто эти люди, которые там работают? Наша корреспондент Эрика Вилль сняла сюжет. Давайте посмотрим.
СЮЖЕТ
Константин Чуриков: В сюжете один из героев рассказывал, что и в 89-м году такое было. Сейчас у нас 2018-й. То есть за последние лет тридцать ничего не изменилось.
Ева Меркачева: Более того, я скажу, что вот тогда, в 80-е и 90-е годы, все было гораздо жестче. И тогда в колониях гибли просто сотнями, не десятками, а сотнями. И тогда принадлежал у нас ФСИН к системе МВД. И когда говорят, что нужно реформировать и вернуть тюремную пенитенциарную систему полиции, я лично выступаю категорически против. Представляете – те, кто поймали заключенного, они же его и…
Константин Чуриков: Они же его и ведут всю оставшуюся жизнь, пока он там сидит.
Ева Меркачева: Они же его и ведут. Тем более с такими методами следствия, которые у нас есть, если и сейчас следователь пытается как-то договориться с сотрудниками колонии, чтобы его в «пресс-хату» посадить или еще куда-то. А тут у них вообще будет полная власть. Я категорически против передачи МВД, иначе мы будем понимать, что гибнут просто тысячами уже, наверное.
Оксана Галькевич: Вы знаете, сегодня Матвиенко Валентина Ивановна высказалась по этому поводу. Она сказала… Ну, она тоже шокирована, естественно, эти видео. Даже сказала, что не смогла досмотреть. Я думаю, очень многие не смогли этого сделать. Она считает, что нужно разделить и часть функций отдать гражданским… Я не знаю, как это. Оставить ФСИН только часть работы, а часть – гражданским. Как к этому вы относитесь? И как это могло бы выглядеть?
Ева Меркачева: Я думаю, что когда произошло бы такое разделение, пусть даже незначительное, то гражданские люди ходили бы туда и свежим незамыленным взглядом могли бы видеть и вовремя давать сигналы, что что-то не так.
Оксана Галькевич: А давали бы они сигналы? Слушайте, вот попадает человек в эту систему, понимаете, и все. Он как бы втягивается. Там такие серьезные люди, такие пацаны, понимаете, все вроде бы тоже нормальные люди.
Ева Меркачева: Вы знаете, все зависит от руководства.
Оксана Галькевич: Понимаете, одна рука другую моет сейчас. Ну, гражданская рука появится и будет тоже там что-то…
Ева Меркачева: Не исключено. Поэтому я все время делаю ставку на общественников, которые могли бы приходить просто извне. И чтобы эти общественники не были бывшие сотрудники колонии, как произошло в данном случае.
Оксана Галькевич: А вот такой вопрос. В связи с тем, что у нас эта система еще с советских времен, в том числе по географическому принципу организована. Одно дело, понимаете, когда это Ярославль, на окраине города. А когда эта колония где-нибудь далеко в тайге, за 100 километров, за 400, за 300? Как вот там организовать общественный контроль?
Ева Меркачева: Там, наверное, будет сложнее. Но тем не менее у нас есть ОНК во всех регионах. А там, я полагаю, вот то, что сказал Михаил Федотов, когда видеорегистратор всегда и когда видеокамера в каждом помещении. Понимаете, мы не можем исключить вообще абсолютно, что никогда не будет пыток и избиений. Ну, огромная система! Вы представьте – полмиллиона заключенных. Всегда найдется среди сотрудников какой-нибудь либо сумасшедший, либо человек, у которого просто, не знаю, нервы сдали или еще что-нибудь, или просто больной. Бывает изначально, что те, кто приходят в систему, они помешаны на власти, и они пытаются…
Оксана Галькевич: Так их же надо проверять!
Константин Чуриков: Вот эти, которые его мутузили, которые его били, водой обливали – они кто? Они сумасшедшие? Просто нервы сдали? Это как?
Ева Меркачева: Вы знаете, это…
Оксана Галькевич: Или это нормальные граждане, которые вечером приходят, детишек по головке гладят и говорят: «Тебе мороженку в воскресенье куплю»?
Ева Меркачева: А вы заметили, что все они молодые? То есть они все еще не с совсем сформированным, может быть, мировоззрением. И они смотрели на то, как действует начальник колонии и его заместители. Если бы они не знали, что их действия одобрят, уверяю вас, они бы так не поступили. 18 человек, мы знаем их фамилии. Они точно были уверены в том, что их руководство…
Оксана Галькевич: Естественно. А руководство как-то привлекут в этой ситуации?
Ева Меркачева: Я очень надеюсь, что в первую очередь именно руководителей привлекут.
Оксана Галькевич: А как их привлекут? По какой статье? Они-то ручки не замарали.
Ева Меркачева: Вы знаете, там можно и халатность, там можно все что угодно. На самом деле, правда, много, я думаю, статей в Уголовном кодексе.
Оксана Галькевич: Хорошо.
Константин Чуриков: Статья найдется, да? Был бы человек – статья найдется в данном случае.
Оксана Галькевич: Звонок.
Константин Чуриков: Светлана из Новосибирска. Добрый вечер.
Зритель: Здравствуйте.
Оксана Галькевич: Здравствуйте.
Зритель: Хотела сказать, во-первых, про ГУФСИН в Новосибирской области. Мне очень повезло. Сын у меня рецидивист – 158-я, часть 1-я. И я попала к женщине-подполковнику… Я не помню, как ее зовут. Татьяна… Она сейчас на пенсии. Золотой человек! Золотой! И когда я обращалась в ГУФСИН именно Новосибирска, я ничего плохого сказать не могу. А их бьют везде и бьют всегда. Больно, мне как матери больно. Я десять лет в детдоме сама отработала, я голос на детей не повысила. Но у меня сейчас другой вопрос – именно по медицинскому обслуживанию их. Допустим, у моего сына, в общем, кровотечение, уже в течение двух лет геморрой. Его привезли… Ну, я не вхожая. Привезли. Врач-хирург посмотрел и сказал: «Вот когда у тебя прямая кишка выскочит». А если внутреннее кровотечение – что делать? Понимаете? То есть он виноват, я согласна, я со всем согласна в этой ситуации.
Константин Чуриков: Да. Но у нас не Средневековье, господа, конечно.
Оксана Галькевич: Лечить надо, да, не калечить.
Ева Меркачева: Это та же самая пытка на самом деле.
Константин Чуриков: Спасибо, Светлана.
Оксана Галькевич: Да, та самая пытка, кстати.
Ева Меркачева: Кстати, у нас были такие медики в московских СИЗО, мы их выявляли, и мы докладывали об этом руководству – и этих медиков увольняли. Они реально были садисты, я считаю, потому что то, что они… Как они предлагали относиться к лечению, к заключенным? Либо вообще они считали, что все симулируют, а никто на самом деле не болен.
Константин Чуриков: Ева, а давайте смотреть на это явление, как сегодня рассуждает наша власть в принципе. Сейчас у нас везде должна быть эффективность, во имя чего тратятся эти средства. Вот у нас есть ФСИН, структура. Тратятся деньги на что? На то, чтобы оттуда выходили совсем, извините, уже люди со сломанной психикой, отморозки совсем выходили полные?
Оксана Галькевич: И больные, и покалеченные, и переломанные.
Константин Чуриков: Либо чтобы все-таки на свободу с чистой совестью, как говорится?
Ева Меркачева: Вы знаете, правда, ситуации разные во всех колониях. Я вам даже приведу пример. Вот много было публичных личностей, которые так или иначе «проштрафились», так скажем, совершили преступление и оказались в колонии. Например, мэр Тамбова Максим Косенков. Когда он вышел из колонии, я у него стала расспрашивать, как он сидел, что было. Это не тот человек, который бы что-то приукрашивал. Били бы – били, он сказал бы. Издевались бы – издевались…
Оксана Галькевич: Ева, но вы же ведь, наверное, знаете, что таких людей отправляют в особые специальные места, где почище, поаккуратнее?
Ева Меркачева: Есть хорошие колонии на самом деле.
Оксана Галькевич: И с вежливыми, как вы сказали, сотрудниками, да?
Ева Меркачева: Да. Где на самом деле есть и досуг, где у них там соревнования, чемпионаты какие-то по спорту, все что угодно.
Оксана Галькевич: «Калина красная».
Константин Чуриков: Да Бога ради! Хоть конкурс «Калина красная», да.
Ева Меркачева: Да.
Константин Чуриков: Я просто обратил внимание – вот тут есть экспертные оценки, как устроена вообще служба исполнения наказаний, кто за что отвечает. Основная часть персонала (78% с лишним) отвечает за охранные, управленческие и вспомогательные функции. Медпомощь – на нее приходится 11% сотрудников. Организация труда – 7%. Образование – внимание! – 2,5%. Психологическая помощь – 1%.
Ева Меркачева: И то психологов только-только, недавно ввели благодаря новому руководству ФСИН. До этого их в принципе там не было. И сейчас их явно мало. Я думаю, что как раз в этом и кроется большая ошибка, потому что нужно сделать перевес, сделать максимальное количество не только медиков, но и вообще психологов.
Ну, что касается пыток. Вы знаете, я вспомнила почему-то сейчас историю одну. Когда я была в рамках программы обмена между российскими и американскими журналистами, я попала в Америку, в Питтсбург, и попросила, чтобы меня пустили в тюрьму местную. Мне сказали, что вряд ли пустят, тем более что там был скандал. Я не знала, какой скандал. Ну, все-таки мы написали такой запрос. И начальник, новый начальник этой тюрьмы меня пустил. Когда я пришла, он стал мне рассказывать историю, за что сняли только что прежнего начальника. Оказалось – там была банда (теперь уже можно называть, что банда) садистов-сотрудников, которые не просто избивали заключенных, но и насиловали их.
Вот меня это, например, потрясло, потому что поставить на постоянную основу изнасилование… А там именно так и было. Они их выводили в какие-то комнаты, где не было видеорегистраторов и видеокамер, и там их насиловали. Америка, наши дни. И это было относительно недавно.
Я полагаю, что нигде не исключены такие случаи. Все зависит от людей. Здесь важна эффективность системы отбора все-таки кандидатов. Нужны полиграфы. Но обращу внимание на полиграф, который применил следователь в отношении тех сотрудников, которые пытали заключенных в Ярославской области. Полиграф показал, что они не обманывают и что они не применяли никакой силы. Вот опять-таки вопрос теперь к технике, не знаю, либо к людям, которые этой техникой…
Константин Чуриков: К оператору-полиграфологу.
Оксана Галькевич: С людей, которые проводят эти исследования, с них надо спрашивать. У нас есть звонок из Иркутской области – бывший сотрудник колонии, как нам сообщают, Анатолий. Анатолий, здравствуйте.
Зритель: Здравствуйте. У меня вот что интересует. А это не может быть провокация, просто снятое видео с заключенным, чтобы спровоцировать такое поведение сотрудников? Сейчас кругом телефоны, в зоне они постоянно находятся. И это просто провокация…
Константин Чуриков: Провокация со стороны заключенного, вы хотите сказать, Анатолий?
Зритель: Да. Они сняли этот видеоролик просто так и обвинили сотрудников.
Константин Чуриков: Ну, вы знаете, сейчас давайте мы выслушаем мнение Евы…
Ева Меркачева: Я не считаю, что это провокация. Просто этот заключенный на самом деле такой, скажем, борец за справедливость, как он считает.
Константин Чуриков: У него 160 с лишним каких-то взысканий.
Ева Меркачева: Да. Он согласен с тем, что получил срок, тогда это было по малолетству еще, 18 лет он в колонии отметил.
Константин Чуриков: Я имел в виду, что даже во время пребывания в колонии 163 каких-то замечаний к нему было.
Ева Меркачева: Да-да-да Ну, большинство этих замечаний, как сказал глава Совета по правам человека при президенте, они носят вид придирок каких-то
Константин Чуриков: Понятно.
Ева Меркачева: Не застегнул пуговицу, бросил сигарету. Он вступил в конфликт с сотрудниками, то есть он не захотел изначально как-то быть, не знаю, может быть, на том уровне, как все остальные заключенные, то есть позиционировал себя как человека с достоинствами.
Оксана Галькевич: Ну, слушайте, это же нормально.
Ева Меркачева: Это нормально, это похвально, что человек…
Оксана Галькевич: Вы знаете, я хочу вас спросить вот о чем. А хватает ли, как вы считаете, у нас общественного понимания и общественной поддержки в том, что ситуацию надо менять? У нас же SMS-портал есть, здесь сплошняком идут какие-то сообщения. Вот еще чат прямого эфира. И я читаю характерное, мне кажется, одно из характерных мнений: «А у сотрудников нервы не выдерживают, с таким контингентом работают. Переработки у них постоянные, им не платят. И вообще нам не говорят, а за что его избивали. Может быть, он режим раскачивал. Может быть, он права качал». То есть, вы понимаете, «права качал» – значит, можно бить, можно просто издеваться вот до такой степени. Режим раскачивал, слово сказал, пуговицу не застегнул!
Ева Меркачева: Вот это как раз повод для того, чтобы в принципе пересмотреть, почему должны накладываться дисциплинарные взыскания, и исключить из этого все мелкие нарушения. Сейчас в основном именно за это. Знаете, как нам говорили? Типа он придерживался, старался придерживаться воровских традиций. Я считаю, что не имеет значения вообще, что он думал, каких традиций придерживался, кто он и как он. С ним нельзя поступать так, потому что иначе становишься на один уровень с преступником.
Константин Чуриков: Следствие продолжается, будут новые подробности. Я думаю, что нам нужно будет отдельно в этой студии встретиться и уже подумать, как реформировать вот эту систему. Спасибо.
Оксана Галькевич: Спасибо большое.
Константин Чуриков: У нас в студии была Ева Меркачева – журналист, правозащитник, член Общественного совета ФСИН.
Оксана Галькевич: Мы не прощаемся, друзья, впереди большой выпуск новостей. Ну а после мы продолжим «Отражение».