Константин Чуриков: Ну а сейчас – рубрика «Личное мнение». Сразу несколько новостей экономических нас сегодня насторожили, вот поэтому решили пригласить в эту студию Евгения Надоршина – это главный экономист консалтинговой компании «ПФ Капитал». Здравствуйте, Евгений. Евгений Надоршин: Здравствуйте, Константин. Здравствуйте, Оксана. Оксана Галькевич: Здравствуйте. Константин Чуриков: Я нашим зрителям напомню, что можно звонить, телефон указан в низу экрана, все бесплатно, принимаем также эсэмэски. Ну вот, смотрите, свежая новость, буквально сегодняшняя-вчерашняя: «По данным Росстата, реальные доходы россиян в сентябре сократились на 1,5% после снижения на 0,9% в августе. Ускорение связано с ростом инфляции, вполне предсказуемо, так как электоральный цикл завершился», – пишут нам разные источники, разные СМИ. Скажите, пожалуйста, Евгений, насколько портится государственная статистика из-за этого? И вообще правильно ли посчитали? Нам зрители часто говорят, что у них доходы до этого и не росли. Был ли рост вообще в этом году? Евгений Надоршин: Ну, смотрите. По статистике, рост есть до сих пор. То есть тут, наверное, несколько разных вопросов. То есть «насколько портится статистика?» – можем отложить. Давайте по поводу роста. Пока разберемся, что собственно в статистике есть. Формально в ней до сих пор рост. Он не очень большой. У нас возник такой неприятный нюанс – вот эта 5-тысячная добавка пенсионерам, которая имела место в прошлом году, ее в январе этого года сначала решили не считать, ну а потом стали публиковать с ней и без нее. Оксана Галькевич: Была такая ситуация, мы помним, да. Евгений Надоршин: Как бы с учетом этой надбавки… Ну, еще она как бы разовая, то есть вроде как… Ну, там понятно, что в январе это рисовало ужасные цифры по динамике доходов в январе 2018-го к январю 2017-го. Ну, январь 2018-го – предвыборный. Что же делать? И я боюсь, что это было некое такое не очень правильное приседание со стороны статслужбы – что, конечно, совершенно некорректно. Минус 7% рисовалось в январе 2018-го – и это было на самом деле худшим значением этого года. Думаю, и останется в реальном выражении. Ну, плюс 0,1%, если эту надбавку в январе 2017-го проигнорировать. Ну а дальше в зависимости от того, считать эту надбавку или нет, в январе 2017-го у нас либо плюс 1,7%, за вычетом инфляции, либо плюс 1,1%. Ну, то есть, прибавляя инфляцию, в номинальном выражении получаем что-то около 5%. Конечно, многие такого роста могут не замечать, даже если он у них есть, – ну, по той простой причине, что мы не привыкли… мы не Европа, где радуются 1–2%, ну, просто потому, что у них десятилетиями инфляция 2–3%, и цены виртуально не меняются в магазинах годами, там совершенно четко для потребителя. Соответственно, у нас немножко другая история. Еще недавно эти доходы росли двузначными темпами. Ну, «недавно» – это было несколько лет тому назад. «Недавно» для экономиста не всегда одно и то же, что и для простого человека. Вот 4–5　лет тому назад там были двузначные темпы роста доходов. А до 2008　года они были каждый год. Поэтому часть реакции – это просто неблагоприятная адаптация, потому что нет динамичного роста. Это объективно так. Теперь – дальше, немножко в детали. Значит, есть две компоненты в этих доходах как бы, которые можно разделить для простоты. Заработная плата, которая, по статистике, растет очень даже ничего, я вам хочу сказать. Тот же август – 10,8%. Простите, тот же сентябрь – 10,8% в номинальном выражении, и 7,2%, кажется, реальный прирост зарплаты. Оксана Галькевич: Красота! Слушайте, а в чем хитрость? Объясните, пожалуйста. Мы чувствуем, что здесь что-то не так. Евгений Надоршин: Полагаю, что есть. Но, боюсь, здесь не статистика, скорее, виновата. Да, накоплено за январь-сентябрь 11%, и 8,5% за вычетом инфляции. То есть весьма впечатляющие цифры. Посмотреть надо… Оксана Галькевич: В Росстате работать – будешь вечно счастливым. Вот как ни откроешь статистику – все растет, все хорошо! Евгений Надоршин: Смотрите, тут есть нюанс, тут есть нюанс. Я полагаю, что нужно поковыряться было бы, если бы была хорошая возможность и было бы желание властей, как бы в исполнении, в особенностях исполнения Майского указа 2012　года. Судя по недавно прошедшим митингам, например, врачей… То есть мне не нужно как бы рассказывать, что писали там, не то чтобы я, а очень много разных людей, которые поковырялись в отчетностях всяких ФГУПов, МГУПов, ГБУ и прочих иных учреждений, где работают те, соответственно, кому должны были динамично вырасти зарплаты. И по статистике они выросли. Но недавно врачи тут напомнили, как у них, соответственно, кроят ставки ради того, чтобы показать рост. Соответственно, часть этого эффекта – Росстат ничего с этим, конечно же, сделать не может. Если ему показывают, что у меня в отчетности выросла зарплата – ну, он вынужден это отражать. Поэтому прямой вины здесь статведомства я не вижу ни разу. Но тем не менее есть основания подозревать, да, что вот тот динамичный рост заработных плат, который показывает статистика, который в начале года выбежал за 12% – вот он не совсем соответствует действительности. У меня информация достаточно разнообразная. Те ведомства, у которых деньги действительно были, повысили зарплаты. И вот я знаю истории, мне рассказывают живые люди, когда зарплата выросла с 30, скажем, до 100　тысяч. Но многие люди рассказывают, что таких ведомств было немного. И те, у кого денег не было, нарисовали. И это большая проблема, как вы понимаете, потому что действительно людям показывают и в экономику транслируют сигналы о динамичном росте заработных плат, который… Похоже, он есть, и я верю, что он выше, чем инфляция, но он не столь динамичен. Вот если мы сделаем поправку на этот рост заработных плат, если мы обратим внимание, как государство медленно, но верно отползает от своих социальных обязательств в разных секторах перед разными категориями населениями, то возможно, что действительно роста доходов нет. Но все-таки это не падение. Мы говорим о чем-то около нуля. Оксана Галькевич: Вы знаете, Евгений, в той истории с медиками, о которой вы вспомнили (действительно, в социальных сетях это было в широком ходу), там ведь смысл еще в том, что не только кроят вот эти ставки, но еще и прибавляют нагрузку. А денег-то больше не становится. Евгений Надоршин: Слушайте, тут есть нюанс. То есть если начать ковыряться в деталях, то, в принципе, то, что происходит в системе образования и здравоохранения, мне категорически не нравится. Потому что? Потому что у нас как бы лидер выходит и рассказывает о том, как нужно накапливать человеческий капитал, как мы за счет него будем ставить на инновации, и мы будем за счет этой новой экономики увеличивать свою производительность, создавать высокопроизводительные рабочие места и так далее и тому подобное. Оксана Галькевич: Лидер нам говорит – увеличивать зарплаты населению. Вот, пожалуйста, Путин призвал. Евгений Надоршин: Ну, он много чего, к сожалению, говорил, что не было исполнено. Константин Чуриков: Мы сейчас об этом отдельно поговорим как раз, да. Евгений Надоршин: И самая большая беда, что за это никто ни с кого не спрашивает. У нас есть большая проблема, что не ставятся полноценно… У нас есть ключевые показатели эффективности в отношении экономики ответственным людям, и не спрашивается за их неисполнение. Так вот, это большая беда. Поэтому сказать можно. Проблема какая? Рост, даже верю, будет. Для этого не нужно спецусилий государства. Этому поможет чрезвычайно низкая безработица. Простите, у нас опять отрицательный прирост населения, мигранты его в этом году пока даже не компенсируют. У нас сокращается уже несколько лет подряд трудоспособное население, и безработица на исторических минимумах. Простите, зарплата будет повышаться – но не так, как раньше. Это не будет особо комфортно. Будет большая проблема найти ту работу, на которой ты можешь самореализоваться. А вообще работу найти будет можно. Это сейчас во многих случаях вообще не проблема. Константин Чуриков: Лопаты в стране есть. Евгений Надоршин: Например, да-да-да. Вы не сможете, возможно, удовлетвориться от этой работы, вы не сможете быть производительным, вы не сможете хорошо зарабатывать, но работу вы найти сможете. Вот эта проблема здесь давно решена. Но проблема заключается в том, что… Смотрите, что происходит: зарплаты растут с опережением не просто инфляции, но с опережением производительности труда. Они наращиваются. Вот как бы при такой работе, которую вы можете найти, вы не будете там высокопроизводительные. А не будете высокопроизводительные – соответственно, очевидным образом, не сможете компенсировать как бы для работодателя дополнительную прибыль и рост своей зарплаты. А это будет означать очень простую вещь – обанкротится работодатель. Собственно говоря, проблему здесь в динамике зарплат я вижу. Не нужно спецусилий государства, чтобы зарплаты росли чуть быстрее, чем инфляция. Как бы это в принципе заложено сейчас нашей демографией на много лет вперед. Константин Чуриков: Сейчас в философию пойду. Понимаете, какая эффективность труда, если везде, так или иначе, расставлены либо свои люди? Это, кстати, касается и бизнеса тоже – там же тоже пристроенных-то людей много. Как можно реализоваться? Как можно здорово и хорошо работать? Слово «эффективный» не люблю. Евгений Надоршин: Смотрите. Проблема кумовства (наверное, так ее можно обобщить – может быть, слово старомодное, но, мне кажется, хорошо как бы описывает ситуацию), она характерна не только для государственного аппарата, а и для бизнеса. У нас как бы это большая проблема везде, по всей экономике – низкая мобильность населения на рынке труда, низкая гибкость рынка труда, ничего практически не решалось, а, скорее, усугубилось даже в последние годы в целом. Да, да, безусловно так. Если вы не получаете по заслугам, у вас не работает то, что называется «социальные лифты», вы не продвигаетесь пропорционально тому, как вы хорошо и эффективно работаете (ну, потому что место занято другим, более важным, и не потому, что он лучше, а потому, что он свой), очевидно, вы демотивированы. Падает производительность… Константин Чуриков: Ну да. Потому что (открою маленький секрет) можно повышать мотивацию работника не только зарплатой, а можно дать ему тот участок работы, который ему интересен. Можно ему, извините, табуретку дать, подставить – и человек уже будет… Евгений Надоршин: Мне рассказал о своем опыте человек, который, так сказать, имел опыт создания и работы в собственных и чужих фирмах в Великобритании. И он рассказал, что в последние годы у него как бы была интересная… ну, неожиданная для него задача: он был вынужден придумывать своим сотрудникам задания, чтобы им было интересно у него работать. Почему? Потому что он боялся… Оксана Галькевич: Кубики-рубики такие, да? Евгений Надоршин: Это был не вопрос денег. Представляете? Вот к вопросу о том, соответственно… То есть это не потому, что британцы заелись. Это очень важный момент, обращаю ваше внимание. Они не самая богатая страна в мире. Есть страны, которые как бы на душу населения и по зарплатам богаче них. А он к тому же в нефинансовом секторе работал, который в Британии лидер с приличным отрывом от многих. Так вот, фишка заключается в том, что запрос, который стал приходить от работника, он в большей степени стал концентрироваться вокруг того, что: «Мне хочется делать интересную работу. Я устал от однообразной и скучной работы, которую я, в принципе, могу найти и в других местах. Я хочу, чтобы ты мне дал интерес – и тогда можешь не платить мне много денег». Оксана Галькевич: Здесь ключевое: «Я могу найти работу такую и в других местах»! Это большая разница с нами. Евгений Надоршин: Я вам хочу сказать, что гибче. Даже британский рынок труда погибче нашего. Оксана Галькевич: Да. Евгений, вот по поводу все-таки роста зарплат – того, к чему призвал лидер, как мы с вами уже обсудили. Вы сказали, что особых усилий не нужно никаких, все это будет обеспечено отрицательным приростом населения и прочими какими-то статистическими моментами. Евгений Надоршин: Да. Оксана Галькевич: Но Путин-то говорит как раз о том, что это нужно обеспечить за счет роста экономики, за счет темпов роста в экономике, то есть за счет вот тех самых особых усилий. Евгений Надоршин: Особенность заключается в том, что, в принципе, не будь особых препятствий, темпы роста экономики были бы выше, если честно, я вам скажу так. Оксана Галькевич: Вы про санкции? Евгений Надоршин: Да нет, почему же? Хотя… Хорошо. Эти особые препятствия, а именно аккумуляция избыточных средств, в первую очередь в федеральном бюджете, они, конечно, санкциями спровоцированы. Но, по большому счету, никто не заставляет нас держать в бюджете колоссальный профицит… А он сейчас более 2　триллионов и будет нарастать, скорее всего, в ближайшие два месяца, или по крайней мере в октябре так точно. И год мы, судя по всему, завершим-таки с более чем 2　триллионами. Посмотрим, конечно, но это очень высоковероятное событие. Так вот, необходимости наращивать такой профицит в федеральном бюджете, буквально высасывая все соки из остальной экономики, вообще-то нет. Если вам кажется, что это все сформировано нефтяными сверхдоходами, как бывает, как любит сказать Минфин или кто-то еще – так нет же. Посмотрите, на сколько выросла, например, собираемость НДС с 2014　года, и без всякого повышения ставки. Оксана Галькевич: Ага! Так это за счет нас, значит, да? За счет населения фактически? Евгений Надоршин: НДС, простите, платим мы, естественно. Но тут есть особенность: мы платили его раньше… Оксана Галькевич: Мы – главная нефть, да? Евгений Надоршин: Вот это действительно так. То есть как бы несмотря на то, что тут нет, так сказать, прямо уж совсем лобовой трансляции с НДС, но тем не менее, да, плательщики НДС в экономике – это мы. И действительно так, в последние годы для региональных бюджетов, для федеральных бюджетов нефтью стали мы, потому что от нефти возможности отжать уже не такие большие, как были раньше. Собственно, государство переориентировалось. Именно поэтому приличное количество строгости, будем говорить, в том числе налогового характера, в последнее время коснулось или касается физических лиц, потому что именно мы наполняем НДФЛ. Доходы населения являются источником, крайне важным, для региональных бюджетов, и, собственно говоря, важнее, чем налог на прибыль, в подавляющем большинстве случаев. Безусловно так. Да, мы уже фактически содержим региональные бюджеты на наши собственные доходы. А НДС – это действительно тот налог, который собирается в итоге с нас и идет в федеральный бюджет. И для бюджета это важнейший налог. Оксана Галькевич: Евгений, слушайте, у нас такой профицит, и вы сказали, что он еще будет нарастать. То есть «деньги есть, а вы держитесь»? Почему так получается? Евгений Надоршин: Эта проблема, видимо, связана с санкциями. То есть мы хотим быть независимыми от мировых финансовых рынков. Мы хотим, чтобы злобные американцы, которые… Вот я вас уверяю, если бы действительно хотели нам нереально и сильно навредить, могли бы это сделать, ну, практически сейчас даже ничего не делая, а просто не вводя санкции против Ирана и перестав давить новыми санкциями Венесуэлу. Вот это обрушило бы цены на нефть. Как бы фактически от двух этих факторов сейчас держится достаточно высокая цена на нефть. Вот без санкций США цена на нефть бы упала, поскольку потребители иранской нефти выдохнули бы спокойно и продолжили ее покупать, а Венесуэла смогла бы инвестировать в нефтедобычу и нарастить объемы, которые падают уже достаточно продолжительное время. Вот это падение цены на нефть нанесло бы нам гораздо более сильный удар, чем все те американские санкции, которые в рамках нашего взаимного «обмена любезностями» с 2014　года имели место в отношении нас. Собственно говоря, вот так могло бы быть. Но, обратите внимание, американцы не собираются ничего подобного предпринимать. И несмотря на жесткую политическую риторику между нами, будут давить, судя по всему, Иран и будут продолжать давить Венесуэлу. Это для меня, в общем, как бы четко говорит, что, возможно, Венесуэла и Иран для них сейчас важнее, чем Россия, на секундочку. Оксана Галькевич: Важнее? Константин Чуриков: Ну, мы еще, забегая вперед, разберемся отдельно, как нам, россиянам, сегодня живется при Трампе. Давайте сейчас послушаем Татьяну из Карелии. Татьяна, здравствуйте. Евгений Надоршин: Здравствуйте. Зритель: Здравствуйте. Интересная тема о том, как мы, россияне, работаем, и сколько мы получаем. Я живу в маленьком провинциальном городе Сортавала. Я хочу рассказать о том, как увеличилась зарплата у бюджетников, на примере… Я пенсионерка, но у меня есть невестка, которая работает в школе. Для того чтобы получать зарплату повыше, она должна плюсом дорабатывать какие-то часы, брать еще дополнительную нагрузку. А вы знаете, что в кадрах всегда бывает дефицит и у медиков, и у врачей, то есть у бюджетников. Плюс к тому нужно проводить какие-то с детьми занятия, мероприятия, кружки… Константин Чуриков: В общем, на несколько ставок она у вас работает? Зритель: Да. Вот говорят о том, что у нас повысили зарплаты. Ну, ребята, вы скажите открыто на всю страну, что людей заставили работать в три, а то и в четыре раза больше. Константин Чуриков: То есть за прежнюю зарплату. Мы уже повысили… ну, не знаю, эффективность… труд, вклад нашего труда. Евгений Надоршин: Да-да-да. Я, в общем, о том же и говорил. Тут вопрос ведь в чем? Смотрите. Ну, если люди работают, то в чем же тогда проблема? То есть я просто обращаю ваше внимание на важный момент… Оксана Галькевич: С точки зрения государства, имеется в виду? Евгений Надоршин: Да, да, естественно. То есть особенность заключается в чем? Мне кажется, что было бы естественно в этих условиях всех тех, кто весьма и существенно оказался ущемлен в своем свободном времени, в возможности его нормально проводить, в возможности в принципе, возможно, отдыхать из-за того, что выросла нагрузка, из-за того, что кому захотелось порисовать в бухгалтерской отчетности, что он ему зарплату-таки повысил, как написано в указах 2012　года, слушайте, ну можно же попробовать… Нет, есть два варианта. Во-первых, разобраться с работодателем. В России это не принято в принципе. Мы почему-то считаем, что у работодателя достаточно много власти, и в принципе не готовы поддержать коллегу в коллективе, например, если он как бы пытается, что называется, «раскачивать лодку», а на самом деле – отстоять свои права. Не модные у нас как-то с советских времен профсоюзы. На секунду, в той же Великобритании это работает гораздо лучше. В той же Франции это работает гораздо лучше. В тех же Соединенных Штатах Америки при весьма рыночной экономике это работает гораздо лучше. Есть солидарность работников. Вы не поверите, если все сотрудники школы придут к директору и скажут: «Дорогой мой, нас так не устраивает», – да куда он денется? Никуда директор не денется! Никакой власти у директора не будет для того, чтобы навязать свое решение всем сотрудникам школы. Поодиночке он еще как-то может с этими историями разбираться. Но если, например, все работники решат, соответственно, что это их не устраивает, то как бы… Ну, понимаете, директор же понимает, где он окажется, если у него уволится весь коллектив. У него никакой власти в этот момент может не оказаться в руках. То есть он может, конечно, пытаться чем-то угрожать, но если решимость будет высокая, поверьте мне, как бы разобраться с директором, который предпочел не повысить, а нарисовать, совершенно реально и возможно. Да, это требует усилий. Ну, в конце концов, их можно приложить, это же собственное благо. Почему мы так слабо защищаем свое право на то, чтобы жить нормально, которое, как нам говорят, нам дают? Ну так дайте тогда! Константин Чуриков: У нас тут была уже ставшая мемом одна чиновница, бывшая министр труда в Саратовской области, которая предлагала повысить прожиточный минимум пенсионера не на 500　рублей, а на 200, потому что ему и так неплохо, потому что макарошки всегда стоят одинаково, потому что… И так выживут, да? Вот смотрите… Евгений Надоршин: Как вы понимаете, она в части макарон точно ошибалась. Константин Чуриков: Вот! Евгений Надоршин: С нынешним неурожаем, поверьте… Константин Чуриков: Сегодняшняя новость. Значит, смотрите – ее уволили, подвергли обструкции, уволили. Депутаты Саратовской облдумы на заседании поддержали законопроект об увеличении в регионе в будущем году прожиточного минимума для пенсионеров на 288　рублей – что и предлагала эта прекрасная женщина. Евгений Надоршин: Нет, ну 288, я же так понимаю? Оксана Галькевич: А, на 88　рублей больше? Вы в этом смысле? Константин Чуриков: На 288. Евгений Надоршин: Это радикально все меняет. Константин Чуриков: Ну, все-таки – да. Оксана Галькевич: Мы поняли, что статистика – это отдельная волшебная страна. Давайте послушаем еще один звонок, у нас Марат на связи из Башкирии. Марат, здравствуйте, вы в прямом эфире. Зритель: Добрый вечер. Оксана Галькевич: Добрый. Зритель: Здравствуйте, уважаемая редакция. У меня вопрос к вашему гостю Евгению Надоршину. Евгений Надоршин: Конечно. Здравствуйте, Марат. Зритель: Вот он говорит, проценты называет. Всю жизнь у нас по телевизору называют какие-то проценты, проценты, проценты. Я без малого проработал 40　лет в районах Крайнего Севера, в нефтяной промышленности. И я не понаслышке знаю, потому что каждые 15　дней ездил на работу, и со всей страны (раньше – Советского Союза, а потом – России) приезжали туда и приезжают до сих пор работать люди. И я знаю, в каком регионе какая зарплата. Говорите – вот растет. Назвали какие-то проценты. Доллар поднялся – все поднялось вверх. Какие налоги? Если люди держат в рублях вклады свои, вот зарплаты, а доллар поднялся… Все же привязано к доллару. Я понимаю, если бы нам и зарплату платили в долларах. Нам продают все за доллары, а нам труд наш не покупают за доллары, а покупают за рубли. Константин Чуриков: Рублевая реальность, да, и долларовая зависимость. Зритель: Все ведь в долларах. Вот смотрите, мне предлагают… Я вот нефтяник. Я знаю, сколько они получают там, например, нефтяники, которые за рубежом, я работал на совместных предприятиях. Это день и ночь! Я вам скажу – вы не поверите в это. А вы говорите про какие-то… что накопления увеличились. Я понимаю, в Москве, может быть, так. Вы в регион приедьте! Есть такие регионы… Константин Чуриков: Марат, у нас есть одно алиби – мы цитировали официальную прессу. Спасибо за звонок. Оксана Галькевич: И в регионах-то мы бываем достаточно часто. Евгений Надоршин: Нет, ну смотрите, что я могу сказать. Все-таки (и здесь надо отдать должное) у ЦБ есть определенные успехи. Вот вместе с ростом курса доллара по отношению к рублю вовсе не все товары подорожали. И на самом деле большое количество продовольственных позиций, например, продовольственных товаров… Ну, мы тоже импортируем же часть из них, но, несмотря на не самый удачный урожай, например, они не сильно подорожали, обратите внимание. Причем «не сильно» – это как? Некоторые вообще просто подешевели и дешевели до сентября. У нас фактически плодоовощная продукция… Причем я это вижу не просто в официальной статистике. Простите, как каждый живой человек я хожу на рынок и, в отличие от многих, может быть, других, я обращаю внимание на все цены. Ну, в частности, огурцы я покупал по 135　рублей в сентябре – при том, что они были доступны в августе по 60　и 80. И вот 60, например, держалось довольно долго, почти целый месяц. То есть еще в начале сентября у меня такая цена на огурцы была, причем на нормальные, хорошего качества огурцы. Они взлетели довольно быстро. Статистика дает 5-процентный прирост. Ну простите, они как бы не в каждом регионе страны подорожали одинаково. Я понимаю, что у меня в магазине сложилась такая ситуация. Надо хорошо понимать, что индивидуальные истории могут быть разные, но как бы общая тенденция – я не вижу смысла, так сказать, напрочь просто игнорировать. Те нюансы, которые я видел в доходах, в зарплатах – я вам честно об этом сказал. И где это нарисовано? Ну, собственно, вот звонок из Карелии четко это подтвердил. Теперь – дальше. Успехи все-таки ЦБ есть в части таргетирования инфляции. И ни продовольственные товары, ни куча электробытовой техники, которая продается здесь, не проследовали за долларом вверх на те же 10%, а на пике было больше 20%. Ничего подобного не произошло, эти цены почти не поменялись. Прирост по импортному алкоголю, например (на что я обратил внимание), действительно, близок к 10%, но был чуть ниже. Причем это накопленный за 8–9　месяцев, что я, например, зафиксировал. И это один из самых максимальных. Константин Чуриков: Ну, без алкоголя жить можно, тем более если… Евгений Надоршин: Без проблем, естественно. Никто не заставляет покупать. Оксана Галькевич: Но это не компенсирует подорожание импортного алкоголя. Евгений Надоршин: Нет-нет-нет. Ну, это как бы из самых быстрорастущих позиций, вот то, что у меня на глазах было. Это действительно так. И поверьте мне, я фиксирую цены на колбасы, соответственно, я фиксирую цены на большое количество… Я веду бюджет много лет, поэтому меня нельзя просто так обмануть. Как бы это часть моей работы. Я не увидел позиций, за исключением тех, которые… Ну, есть у нас ряд сегментов, в основном высокотехнологичных – например, датчики интернет-вещей, вот какие-то еще вещи. Простите, у них как бы прайс, у них цена в евро стоит на сайте. Оксана Галькевич: Простите, а одежда, обувь разве не дорожает? Евгений Надоршин: Ну смотрите. У нас отшивается довольно приличное количество одежды и обуви сейчас здесь. И качество ее за последние годы, скорее, выросло. Я не скажу, что оно прямо феноменально хорошо, но это качество стало больше. Оксана Галькевич: Согласна. Евгений Надоршин: Легкая промышленность очень неплохо выиграла, между прочим, от девальвации 2014　года. И в статистике… Константин Чуриков: Но вряд ли мы с вами сегодня в отечественном все, признаемся честно. Я проверял. Евгений Надоршин: Вы знает, я не уверен насчет джинсов. Ну а пиджак и футболка – действительно нет. Это правда. Но у меня есть несколько отечественных костюмов фабрики «Большевичка», на секундочку. И между прочим, они мне вполне нравятся. Есть проблема с тканью, которую они закупают, и это действительно проблема. Есть проблема общего качества как бы. Но, в принципе, крой сам по себе, например, меня целиком и полностью устраивает. И это обычные костюмы из магазина, которые стоят не больше, чем 20　тысяч за весь костюм, соответственно, включая брюки. То есть ничего феноменального в этом нет. Эти вещи присутствуют в моем гардеробе. Галстуки. Возможно, рубашки, которые я покупал у них же в магазинах. Поэтому я вам хочу сказать так: даже если сегодня я не полностью и вообще, может быть, даже не в отечественном… Константин Чуриков: Не полностью импортозаместились. Евгений Надоршин: Ну, собственно, у меня и не было, если честно, такой цели. Я рад за легкую промышленность, но, простите, приличную часть вещей, по крайней мере, которые они отшивают, ну, по крайней мере, когда я оказывался в магазинах… Слушайте, если что-то на меня не садится, не идет по цвету… Я никого не принуждаю и сам не считаю нужным себя насиловать. Импортозамещение должно быть добровольным. Если здесь не шьется то, что садится на меня в основном – ну и что теперь делать? Я иду и покупаю это в местном магазине часто, но просто, да, видимо, импортное. Оксана Галькевич: Я вас поддержу. На самом деле наша легкая промышленность действительно за последние годы… Евгений Надоршин: И я вам хочу сказать, что цены… Там выросли объемы, и там нет такого динамичного роста цен, потому что сырье, ткань и прочее (собственно, это и есть часть проблемы с качеством) приходит к нам часто из Средней Азии. Это не всегда самые качественные линейки. Качественные линейки часто уходят, простите, не к нам. Ну, просто за них платят дороже. Мы платим дешевле. Константин Чуриков: Нам звонит Сергей из Нижегородской области. Здравствуйте, Сергей. Говорите, пожалуйста. Зритель: Здравствуйте. Оксана Галькевич: Здравствуйте. Евгений Надоршин: Здравствуйте. Константин Чуриков: Смелее, Сергей! Зритель: Алло. Константин Чуриков: Да, мы вас слышим. Зритель: Вот у меня такой вопрос. Я работаю на Министерство обороны, то есть это называется ВОХР. У нас зарплата как была 12　тысяч, извините меня, я пять лет уже работаю, так она и осталась. Извините, я хожу с карабином, я охраняю… не буду говорить что. Ну, она как была, так и есть. Почему до сих пор никак ничего не растет вообще? Я в шоке, если честно. Я все-таки полувоенный, как это считается, вот так. Евгений Надоршин: Сергей, простите, а вы не в Москве работаете? Константин Чуриков: Нижегородская… Евгений Надоршин: А, пропустил. Зритель: Нижегородская область. Евгений Надоршин: Так вот, я вам могу прямо четко выложить предложение. Тут была хорошая возможность на муниципальные выборы в августе-сентябре… Константин Чуриков: На вот эту камеру говорите. Евгений Надоршин: У нас тут в Москву понавезли новые палатки под эти выборы, и вот месяц они стояли. И представляете – у каждого избирательного участка эту палатку охранял человек. Я поговорил с одним и здесь них. 100–150　тысяч рублей ему заплатили за месяц вот этой работы. Так что, Сергей, просто бросайте свой карабин. В следующий раз приезжайте в Москву – вы заработаете как надо. Константин Чуриков: Лучше сдавайте карабин, не бросайте, сдавайте. Евгений Надоршин: Ну, сдавайте, да. В общем, сдавайте свой карабин и приезжайте в Москву – и за месяц вы заработаете, как за год. И не будет у вас головной боли такой, с которой вы сейчас звоните. Есть возможности на рынке труда, которые, мне кажется… Основная наша проблема подчас, что мы намеренно отказываемся посмотреть по сторонам и поискать возможности, которые позволяют нам заработать. Не всегда привычно менять сферу деятельности, я это понимаю, но тем не менее в моей карьере мне тоже это делать приходилось. Это тяжелый выбор. Ну слушайте, если рынок труда не готов предложить вам достойное вознаграждение на той работе, на которой вы работаете, скажите работодателю «нет». Московская безработица – ниже 2%. Константин Чуриков: Ну давайте все поедем в Москву. Такое Московское государство? Евгений Надоршин: Я вам хочу сказать, что если это действительно такая проблема, то почему бы и нет? Почему бы не приехать в Москву еще полумиллиону человек? Вы не поверите, начнется рост региональных зарплат динамично после того, как им станет некого нанимать на те места, которые оставят уехавшие в Москву. Можно ехать в Питер без проблем, можно ехать в Екатеринбург, можно ехать в Новосибирск. Во всех городах-миллионниках довольно низкая безработица. Оксана Галькевич: И это, кстати, тоже защита своих прав и какое-то проявление… Евгений Надоршин: Слушайте, мы голосуем ногами, мы имеем право голосовать ногами, если мы хотим больших денег. Бессмысленно звонить и рассказывать это мне или кому-то еще. Я не могу решить этой проблемы, кроме как дать полезный совет. Эти полезные советы я даю каждый день, если меня об этом спрашивают. Константин Чуриков: Спасибо. Оксана Галькевич: Евгений, у нас еще короткий вопрос, может быть, по поводу ставок в банках, которые в последнее время демонстрируют такой приличный рост. Мы привыкли, что они все падали, падали и падали в течение последних лет. Константин Чуриков: А теперь в некоторых до 8%! Евгений Надоршин: 0,6% – для вас приличный рост? Константин Чуриков: Нет, подождите, до 8%! Это же какая инфляция будет? Оксана Галькевич: Ну слушайте, в некоторых банках до 3,5% уже падало. Мы знаем эти зеленые банки. Евгений Надоршин: Ну слушайте, я не вижу в этом никакой как бы угрозы, по крайней мере пока, для инфляции, ну, по сравнению с моим прогнозом. Я ожидаю 5–5,5%. ЦБ вообще удивил, выскочив месяц назад с 6-процентным прогнозом на начало 2019　года. Посмотрим. Мне пока в это не верится. Многое будет зависеть от того, что будет с нефтью, как поведет себя рубль. Тут есть как бы нюансы, которые, допустим, я, возможно, оцениваю оптимистичнее, чем ЦБ. Не суть. Суть в том, что я не жду какого-то дикого всплеска инфляции. То есть 5–5,5% – это не катастрофа на фоне всего того, что у нас происходило и, как мне кажется, продолжит происходить, включая санкции, которые не закончатся. Основные проблемы связаны с тем, что просто из банков уходят деньги, и банки пытаются их удержать. И для розничного клиента это на самом деле неплохой момент, если у вас есть депозит, открыть его по достаточно выгодной ставке. Оксана Галькевич: Спасибо. Константин Чуриков: А деньги уходят не просто так, иногда их просто не хватает на жизнь. Спасибо. Это был Евгений Надоршин, главный экономист консалтинговой компании «ПФ Капитал». Оксана Галькевич: А мы, друзья, с вами не прощаемся, вернемся через несколько минут, будем снова говорить о трагедии в Керчи и будем обсуждать очень важные вопросы, вопросы безопасности, и как избежать подобных трагедий в будущем. Константин Чуриков: Спасибо.