Евгений Надоршин: Забота о благосостоянии людей у нас носит специфический характер

Гости
Евгений Надоршин
главный экономист консалтинговой компании ПФ «Капитал»

Тамара Шорникова: Ну что, мы снова в прямом эфире. В наших стаканах на столе, к сожалению, не премиальная, а обычная вода...

Константин Чуриков: Чистая вода.

Тамара Шорникова: Чистая вода, но мы не теряем оптимизма. В студии по-прежнему Константин Чуриков...

Константин Чуриков: ...и Тамара Шорникова.

Через полчаса о том, когда же приведут здравоохранение в порядок, в первую очередь касается нашего первичного звена. Вот на его модернизацию, этого звена, выделены очень большие деньги. Что и как модернизировать, давайте вместе подумаем после 9 вечера.

Тамара Шорникова: Ну а прямо сейчас рубрика «Личное мнение», которое принадлежит главному экономисту консалтинговой компании «Капитал» Евгению Надоршину. Евгений Равхатович, здравствуйте.

Евгений Надоршин: Здравствуйте.

Константин Чуриков: Добрый вечер, Евгений Равхатович.

Евгений Надоршин: Как вы щедро, Тамара, «принадлежит».

Константин Чуриков: Ну да, а что? Это правда, это ваше «Личное мнение». Единственное, мы тут себе накидали кое-какие темки, вы, кстати, свои тоже можете накидать. Но мы давайте начнем с микроэкономики, с такой маленькой, а потом уже на большую замахнемся. Тут смотрите, какая оказия...

Евгений Надоршин: Можно я начну накидывать, Константин, в смысле чем только скажите.

Константин Чуриков: Давайте. Ну, это мы не можем сказать.

Тамара Шорникова: Главное, на что не надо.

Константин Чуриков: Так вот смотрите, какая оказия вышла. Тут «Ромир», исследовательский холдинг, отмониторил личную инфляцию россиян, их опросил, выяснил, и сравнил это с данными Росстата. Росстат говорит, что инфляция в июле составила 0,35%, а вот по расчетам экспертов «Ромир» цены выросли на 1,36%, это почти в 4 раза больше. Более того, нам Росстат говорит по первой неделе августа, что вообще цены у нас не растут, а вниз пошли, а люди не замечают. Почему так?

Евгений Надоршин: Так. И в чем же вопрос, Константин? Что вас мучает в этой связи?

Константин Чуриков: Ну что же... Почему же люди как-то вот чувствительнее к этому, а Росстат нет?

Евгений Надоршин: Нет-нет, смотрите, давайте разделим мух и котлет.

Константин Чуриков: Да.

Евгений Надоршин: «Ромир» – это организация просто негосударственная, насколько мне известно...

Константин Чуриков: Ага.

Евгений Надоршин: ...но тем не менее все же организация, поэтому ведь в некотором смысле абстрактная: людьми она создана, но, так сказать, бренд «Ромир» существует и без людей, как и бренд «Росстат», в нашем сознании и пространстве. И то, что эти ребята там насчитали, вообще исходя по крайней мере из того немногого, что я могу взять с их сайта по методологии, – а я не первый раз вот сталкиваюсь с этой панелью и расчетами на базе нее разных показателей, – я не могу назвать личной инфляцией. То есть это очень громко, я бы сказал, утверждать, что это действительно личная инфляция.

Константин Чуриков: Так.

Евгений Надоршин: Нет, это по сути дела такая же средняя температура по больнице, как у Росстата, просто сделанная несколько по иной методологии. И если я правильно могу понять вот их скупые описания того, как они рассчитывают... У Росстата все очень подробно, при желании можно практически до мельчайших деталей понять, что они там делают...

Константин Чуриков: Конечно. Евгений Равхатович, вот, например, я уверен, вы за последний месяц вряд ли покупали (ну может быть, конечно, если вы дачник) лопату садовую или там, не знаю, стакан граненый, а там у них вот эти все наименования, у Росстата, есть.

Евгений Надоршин: Совершенно правильно, совершенно правильно. «Ромир» не уточняет, какие 156 наименований, там с наибольшей, кажется, они назвали это степенью пенетрации или как-то чего-то вот так вот...

Константин Чуриков: «Проникновения» по-русски.

Евгений Надоршин: Они отобрали по товарам... (Да, в общем, это не так важно, важно, что они употребили англицизм, вместо которого можно было использовать вполне внятное русское слово здесь, но не суть.) Они отобрали какие-то 156 позиций, что поменьше, чем у Росстата, конечно, будет, поэтому у них меньше шансов найти стакан граненый. Но лопату, кстати, летом найти возможно, реально, поскольку это сезонный товар, как вы понимаете, зимой даже для разгребания снега лопаты покупает гораздо меньше людей, чем в весенне-летний сезон, например, или осенний сезон сбор урожая.

Константин Чуриков: Да. Евгений Равхатович, раз вы склонны больше к такому простому языку, вот вам сразу сообщение от нашего зрителя Шумахера, он так подписался...

Тамара Шорникова: Эх, снял с языка...

Константин Чуриков: «Соляра была 45, стала 49. Весной комбикорм был 430 за 50 кг, сейчас 490», – вот так.

Евгений Надоршин: Есть, есть. А у меня из молочки кое-что, из сыров кое-что, из мясопродуктов подорожало действительно на приблизительно 10% где-то в июне-июле, как начала дорожать экономика, о чем я говорил, может быть, не у вас в эфире, но тем не менее. Я слежу за своей, если хотите, по возможности персональной инфляцией, это весьма непростое упражнение, и в ряде случаев динамика цен на те товары, что покупаю я, оказалась выше, чем фиксировал Росстат в среднем по стране, вот.

Но давайте вернемся сначала к «Ромиру» и Росстату, чтобы закончить эту историю. Так вот, у «Ромира» по сути дела такая же средняя по больнице. У них есть выборка из порядка 40 тысяч человек, 15 тысяч домохозяйств. Состав этой выборки, в отличие от росстатовской, похоже, гуляет от года к году что по числу, что, видимо, по внутреннему наполнению, поэтому в принципе методологически это не совсем хорошая выборка. Ну то есть результаты одного года могут не соответствовать результатам другого, что уже ставит вопрос, можно ли там на ней считать эту годовую инфляцию, которая у них выходит 3,5% к аналогичному периоду предыдущего года, что повыше росстатовской, за январь-июль там 3%, это раз.

Второй момент важный и неудобный у «Ромир» для меня – это то, что веса в этой выборке, судя по всему, меняются каждый месяц. Вот, собственно, к чему я клоню, почему у них показатель, и это хорошо видно, не то что вот в этом месяце отличается от росстатовского сильно, он просто в этом месяце отличается от росстатовского сильнее всего, как я понимаю. А так он каждый месяц скачет, например, в прошлом июне он падал, представляете. Вот мы с вами не заметили, скорее всего, падения цен, и я вам говорю, что у меня подросло в июне, а у них упало. Как же так получилось? Смотрите, они, скорее всего, меняют вес от месяца к месяцу, и в январе у них скорее стаканы граненые, чем лопаты, а вот летом у них больше лопат и плодоовощной продукции. А у Росстата что в январе, что в июле есть и стакан граненый в каком-то количестве, и лопата.

Константин Чуриков: Да там без стакана вообще не разберешься, что они там пишут, да.

Евгений Надоршин: Это правда. Я вам хочу сказать, в любой статистике без стакана не разберешься или нескольких лет усилий, причем приличных усилий, для того чтобы понимать, что и почему делается.

Так вот, такая вот изменчивость весов, которая, скорее всего, наблюдается в методологии «Ромир»... Я говорю «скорее всего», потому что методологию почитать в открытом доступе я не смог, ее просто, похоже, нет, она, так сказать, секрет авторов, она и обеспечивает высокую изменчивость показателя. Смотрите, что произошло, – похоже, в этом году в средней полосе как минимум урожай не слишком шибко пошел, по крайней мере по моим ощущениям. И то, что я вижу по ценам на огурцы, по ценам на помидоры, по ряду других плодоовощных позиций, говорит мне о том, что в июне и в июле они были дороже, чем были в аналогичный период прошлого года и вообще в ряде случаев не дешевели. То есть я, например, в июле и начале августа увидел удорожание и огурцов, и помидоров, я увидел необычно дорогие яблоки... Сезон, похоже, был в прошлом году, вот если мы говорим о средней полосе в большей степени, а в этом урожай не очень.

И к чему это привело? Это могло привести к тому, что люди, понимая, что вот сейчас идет сезон этой продукции, они самые свежие, полны витаминов, они покупали их в большем количестве, и это привело к тому, что ромировский показатель просто отреагировал на это ростом, значит, как они называют, личной инфляции, хотя она и не личная и, как еще раз повторю, есть вопрос, можно ли, если мы считаем инфляцией показатель Росстата, называть инфляцией вот этот индикатор, тем не менее отреагировал. Хорошо, сейчас в августе, кстати, эти позиции, похоже, пошли дешеветь все-таки, по крайней мере подинамичнее, чем это было в предыдущие месяцы, это видно как раз и по данным Росстата, что вы упомянули, что минус фиксируется.

Опять же к моим рынкам и магазинам, кажется, это не относится, но я не думаю, что врет Росстат, и это правдоподобно, так регулярно бывает, сельхозсезон у нас ползает от месяца к месяцу, и сейчас, видимо, это опять август, как в прошлом году. Поэтому может так быть, что ромировский показатель инфляции отреагирует в августе, например, дав хороший минус, очень вероятно.

Тамара Шорникова: Давайте еще один личный показатель инфляции обсудим, у Владислава из Калуги что там, дорожает, дешевеет продукция в соседних магазинах и на рынках. Расскажите нам, Владислав.

Константин Чуриков: Здравствуйте.

Евгений Надоршин: Здравствуйте.

Зритель: Да, я на связи, здравствуйте.

Константин Чуриков: Да, рассказывайте.

Зритель: Ну вот меня прямо по глазам режут цены на яблоки. То есть это такой продукт, который как бы в нашей стране во многих регионах должен расти и быть достаточно дешевым. Но когда сейчас цена на яблоки равняется цене мяса со скидками, это вызывает, скажем так, недоумение.

Константин Чуриков: Владислав, а вы знаете, я тут зашел в «Пятерочку», мы все ходим в разные народные магазины, – вот в «Пятерочке», значит, упаковка, где раньше были краснодарские вот эти маленькие сладкие яблоки, вот, теперь там тоже яблоки, но они называются «Гала», и они бразильские, понимаете, и стоят 150 рублей за килограмм. Евгений Равхатович, а с яблоками что? Заговор или вот как раз неурожай?

Евгений Надоршин: Я полагаю, что урожай в этом году не очень удачен как минимум в средней полосе. В прошлом году вот мне родственники отгрузили столько этих яблок, я раздавал их соседям как мог, ну потому что некуда было девать. Я их сушил, я из них сок делал, я сидр из них сделать попытался, ну просто вот... То есть поупражнялся по полной. А в этом году нет, в этом году этих яблок нет, на яблонях пусто, и это, возможно, следствие, так сказать, наших особенностей ведения сельского хозяйства. Не занимаюсь специально яблоками, вот вам мое, пожалуйста, личное наблюдение, и в прошлом году яблоки, да, безусловно, были гораздо дешевле, чем в этом году. Мне тоже летом, в середине или ближе к концу, не нравятся цены на яблоки по 150, а то и по 200 рублей, и да, обилие совсем не отечественной продукции, в отношении которой я даже не уверен, она этого года хоть урожая-то на прилавках. Но вот что делать, что называется...

Тамара Шорникова: Евгений Равхатович, да, смотрите, вот такая занятая SMS из Воронежской области. Во-первых, узнаем, сколько там стоят яблоки, сейчас 100 рублей за килограмм, гречка 120–130 рублей. «Цены на продукты выросли очень сильно, что же будет зимой?» – спрашивают телезрители. И вот тоже хочется узнать, а что же будет.

Константин Чуриков: Вот, я просто дополню, можно? Мы уже Росстат обсудили, теперь давайте как бы на уровень выше поднимемся.

Тамара Шорникова: Центробанк, да?

Константин Чуриков: Значит, Центробанк ожидает пика годовой инфляции через полгода, в феврале-марте. А Центробанк угадывает, нет?

Евгений Надоршин: Подождите, на уровень выше – это тогда нужно все-таки на министерство, все-таки Росстат...

Константин Чуриков: Мы дойдем до министерства.

Тамара Шорникова: Лиха беда начало.

Евгений Надоршин: …подчинен, до уровня правительства тогда надо подниматься, уж позвольте, да, за...

Ну смотрите, в моем понимании... Значит, давайте про зиму сначала. У нас традиционно летом мы наблюдаем более низкие цены на подавляющую часть ассортимента плодоовощной продукции, ну кроме самого начала лета, конца весны – начала лета, когда свежий урожай только выходит на прилавки. И сейчас это происходит, и я все-таки надеюсь, что яблоки если не к 100 в Москве, то по крайней мере к уровням, близким к этому, опустятся, ну подвезут из соседних регионов. К тому же, видите, раз в Воронеже они уже по 100, значит, не так долго, может быть, осталось ждать, до Москвы доедут.

Что будет дальше? Дальше они подорожают. Но поскольку мы традиционно закупаем приличное количество вне сезона плодоовощной продукции из ближнего и более отдаленного зарубежья, то какого-то дикого роста, скорее всего, не будет, просто завозные продукты остановят рост цен, как всегда и было. Ну, у нас контрсанкции только поменяли этот традиционный цикл и, в общем, привели к заметному удорожанию, которое не исчезло на самом деле до сих пор из сегмента плодоовощной продукции в России, что печально. Так вот, ну 200 будут яблоки, ну будут 200 огурцы, ну под январь или в конце декабря – начале января мы можем наблюдать по 500 за помидоры, но это не первый год происходит. Печально, неприятно, но что поделать, выше, видимо, скорее всего, это все не уйдет, то есть все будет как обычно и всем нам это известно.

Что касательно прогнозов, я пока полагаю, что индикатор Росстата при всех его недостатках, в общем, во-первых, не хуже, чем показатель «Ромир», потому что хотя бы я могу ознакомиться нормально с методологией, понять ее и с чем-то сравнить, это еще и международным сопоставлениям подлежит, так сказать, если вот не исполнено Росстатом. Он не слишком плох в принципе, он фиксирует с оговоркой, что это средняя температура по больнице, некую динамику изменения цен. Он фиксирует ее не идеально, все правильно, потому что товары-представители очень часто не совпадают с индивидуальными товарами в потреблении конкретного человека, и идеального среднего человека в мире просто, наверное, не найти.

Поэтому то, что меряет Росстат, – это не более чем ну вот индикатив, на который стоит обращать внимание, чтобы приблизительно представлять себе скорость изменения цен. Тот факт, что какие-то позиции могут и будут расти быстрее в 2 или 3 раза, чем официальная инфляция, – это совершенно нормально, и здесь, я еще раз говорю, я сам это на продуктах питания наблюдал в июне и в июле совершенно четко.

Особенно как бы динамично начинают расти, как бывает в непростые времена, товары, которые не являются товарами-представителями для измерения инфляции. Есть у нас такая вот особенность, поскольку административно мы очень внимательно следим за тем, чтобы наша инфляция была в разумных пределах, тот самый индикатор Росстата, то все, что не входит в базу измерения официальной инфляции, имеет тенденцию дорожать быстрее, чем вот эти базовые позиции. Ну что делать, в такой стране живем, да, и как бы забота о благосостоянии людей у нас часто носит весьма специфический характер.

Но катастрофы с динамикой цен я не наблюдаю, и, скажем, 4–5% в годовом выражении исходя из того, что я вижу, это вот предел инфляции в ближайшие полгода-год. Я не думаю, что мы можем увидеть нечто более высокое.

Тамара Шорникова: Давайте еще один телефонный звонок послушаем. Татьяна, Тюмень, здравствуйте.

Константин Чуриков: Наш нефтеносный регион. Здравствуйте, Татьяна.

Зритель: Здравствуйте.

Я покупаю лекарства для разжижения крови. Еще 2–3 месяца назад оно стоило 2 700, сейчас оно стоит 3 200. Это 20%-е подорожание. Как со статистикой эти данные вяжутся?

Тамара Шорникова: Ага.

Константин Чуриков: Так, мы плавно переходим к курсам валют, по-моему, да?

Евгений Надоршин: Да-да, совершенно правильно, совершенно правильно. Велика вероятность, что Татьяна берет импортное лекарство, которое привозят к нам, например, из Европы. Поскольку курс евро поменялся очень существенно за последнее время, что даже если у дистрибьютора локального были существенные запасы, то почти наверняка он их исчерпал, сделал новую закупку. А если вы следите за тем, как аптеки выставляют цены, для того чтобы в том числе к ним не придирались, они берут цену закупки и сверху добавляют свою маржу, вот сколько она у них процентов на товар положена, есть социально значимые, где выше 10% прибавить нельзя, а есть другие, где у них там другие нормы прибавки, они просто сверху дописывают.

И в одной аптеке может лежать несколько упаковок товара по разным ценам, одного и того же товара, просто в разное время завозили и вот, пожалуйста. Если будете сообразительны и спросите «а есть ли у вас этот товар по другой цене?», а то часто бывает, что фармацевт сразу предлагает самую дорогую из них, то можете купить чуть подешевле. Собственно говоря, здесь вот у Татьяны произошло ровно это: вместе с новой закупкой по новому курсу евро или доллара она купила лекарство по более высокой цене.

А рубль подешевел больше, чем на 10%, за последнее время к каждой из валют, поэтому здесь никаких, да, сюрпризов нет, почти вся импортная, завозная техника и лекарства подорожали больше, чем на 10%. Но в чем особенность? Надо понимать, что приличная часть таких лекарств не входит в список социально значимых лекарств и автоматически цены на них могут меняться, не влияя никак на официальную инфляцию, они не являются товарами-представителями, по которым Росстат измеряет инфляцию, это раз. А я уже сказал, что происходит часто с ними, – они могут дорожать быстрее, нежели чем те, которые входят. Простите, некоторый цинизм, и крайне неприятный, в этом есть именно из-за того, что на инфляцию, на показатель официальный Росстата смотрят постоянно административно значимые товарищи, следят, как бы он, значит, выше ожидаемых цифр не оказался.

Константин Чуриков: По «Арбидолу», по пустырничку, по коре дуба?

Евгений Надоршин: Почему?

Тамара Шорникова: Это твой любимый коктейль или что?

Евгений Надоршин: ...какие-то странные, если можете себе позволить, и, более того, отказывать себе в качественных лекарствах совершенно неправильно. «Арбидол» вообще плацебо, похоже, по крайней мере мне не попадались, уж извините за такой пассаж, но мне не попадались никакие факты его, так сказать, испытаний и полноценных, как бы доказанных эффектов. Поэтому на него, может быть, лучше деньги не тратить, уж пустырник и кора дуба хотя бы вам не навредят.

Тамара Шорникова: Ну в общем, о вкусах не спорят, давайте лучше о нашей валюте. Что с ней будет? Потому что вот тоже новости этой недели, пугают, что до конца опять же недели евро будет, по-моему, 90, вернее мы за него будем отдавать 90 рублей, и там доллар 80...

Константин Чуриков: Тамара, ну включи интонацию: до конца текущей недели российская валюта может достичь отметки 90 рублей за евро и 77 рублей за доллар.

Евгений Надоршин: Слушайте, Константин, Тамара, ну вы как будто не были в 16 декабре 2014 года, тогда как бы шутка, появившаяся, кажется, буквально на следующий день звучала приблизительно следующим образом: «В магазины «Все по 100» завезли новую партию евро». Собственно говоря, это не новость, 90 за евро – это не рекорд. И тот факт, что мы скорее увидим эту цифру рано или поздно, чем не увидим, у меня сомнений не вызывает, и я думаю, что, встретив почти любого человека на улице, вы услышите ответ, несильно отличающийся от моего в части того, что 90 более чем возможно. На этой неделе это будет, через неделю или две, я вам не скажу, я не вижу смысла гадать на краткосрочных колебаниях курса национальной валюты.

Тамара Шорникова: Как долго это будет?

Константин Чуриков: Нас просто несколько настораживает (извини, Том), что вот, как сказать, эта эксклюзивная информация опубликована была не где-нибудь, а в правительственном издании, в «Российской газете», понимаете, у них там это заявили, да.

Тамара Шорникова: Может быть, нас готовят к чему-то, вот мы к чему?

Евгений Надоршин: Да нет, не думаю. Ну мало ли кто мало ли что написал. Еще раз повторю, 90 рублей за доллар – это не новость, мы неоднократно за последние 5 лет, даже больше, несколько, наблюдали такие курсы евро и доллара и на довольно длительных интервалах. Поэтому в моем понимании пугать это уже никого не может. Это может стать источником попытки заработать на спекуляции, у нас же август, в конце концов, как обычно...

Константин Чуриков: Да.

Евгений Надоршин: …пора бояться. И действительно, я вам хочу сказать, ни один август за последние более чем 10 лет, порядка 15 лет оправдал, скажем, осторожное отношение в отношении того, что ожидать от этого месяца. То есть август – ожидай плохого, по крайней мере в России.

Ну хорошо, ну кто-то может купить в надежде спекулятивно заработать. Есть основания считать, что этот прогноз оправдается. Я по крайней мере на конец года, я не делал никаких прогнозов конкретно на август, ожидаю 85 рублей за доллар – заметьте, существенно выше, чем текущий курс. Случится это или нет, это не могу вам сказать, по крайней мере в этом году, а вот то, что это в принципе произойдет на обозримом горизонте, скажем, 2–3 лет, у меня сомнений нет. Ну, я ожидаю курс евро 1,2 за доллар, то есть можете представить себе, что я жду евро на уровне тех же 100, про которые говорили как раз, соответственно, в декабре 2014 года, вот, собственно говоря...

Но это, знаете, я не вижу смысла бежать сейчас в обменник и срочно покупать доллары и евро ни исходя из моего прогноза, ни исходя из публикации, которую вы цитировали. Это не более чем мнение, то есть никто из нас, я полагаю, пытающихся прогнозировать и прогнозирующих курс, не обладает достаточной полнотой информации, чтобы делать это с высокой долей уверенности, то есть ошибка такого прогноза очень велика, почти как гадание на кофейной гуще или на чем угодно.

Константин Чуриков: Евгений Равхатович, а вот теперь, если позволите, более чем мнение. Сокращение российской экономики по итогам года будет меньше, чем во многих других странах, в том числе европейских, заявил президент России Владимир Путин сегодня на встрече с Игорем Сечиным. Вы знаете, вот еще есть информация, это уже Оксфорд, экономисты, значит, эксперты Oxford Economics: экономика России к концу августа, скорее всего, восстановится до 94–95% докризисного уровня. Там очень мудреная схема исчисления, они, значит, выясняют, как эта экономическая активность развивается, на основе: цен на нефть, потребления электроэнергии, динамике финансовых потоков в платежной системе ЦБ, индекса финансового стресса АКРА и так далее, и так далее, данные Google даже, кто где там в кинотеатре или в торговом центре оказался. И экономисты удивляются, что слишком все хорошо. А правда все так у нас слишком хорошо?

Евгений Надоршин: Смотрите, это будет очень неплохо, если до 95%. Вот до 94% ничего удивительного, поскольку от уровня прошлого года -6%, потому что все-таки II квартал по Росстату – это -8,5%, то есть 91,5%, если мы перейдем в индексы, как озвучили вы. И понятно, что восстановление экономики происходит, это видно и по статистике в июне, и по цифрам июля видно, и, скорее всего, август продолжает эту тенденцию, хотя с августом цифр пока меньше всего.

Но что важно? Важно, что это восстановление происходит медленнее, чем я ожидал. То есть у нас есть относительно неплохая новость: действительно, во II квартале мы упали меньше, чем многие европейские экономики, или США, или тот же Китай на пике пандемии. Но восстанавливаемся мы несравнимо медленнее, чем они, поэтому по итогам года может оказаться, что наше падение будет похуже, чем, может быть, в ряде европейских экономик, которые падали глубже, чем мы, просто за счет того, что бизнес-активность не восстанавливается так же динамично, как у более сильно пострадавших, скажем, ну я не знаю, можно ли назвать их конкурентами, просто у более сильно пострадавших стран. Мы уже даже со многими европейскими экономиками не конкурируем в принципе ни за позиции, ни по динамике, к сожалению.

Тамара Шорникова: Там как-то лучше, больше помогали? За счет чего там так хорошо?

Евгений Надоршин: Да, в ряде случаев помощь, я думаю, имела значение. Но помощь у них у многих пришлась как бы как раз активная фаза на II квартал, и на II же квартал пришлась наибольшая глубина просадки. Поэтому сказать, что помощь прямо взяла и компенсировала всю глубину падения, – нет, это не так, это неверно ни у нас, ни у них.

Тамара Шорникова: Ага.

Евгений Надоршин: Но что-то, видимо, в их бизнесе, я не знаю, в возможностях, может быть, в их помощи, не столько, может быть, в объеме, сколько, может быть, в том, как ее оказали, на каком горизонте ее оказывают, как она подействовала в эффективности воздействия, что позволяет им восстанавливаться, похоже, гораздо быстрее, чем мы. И меня вот на самом деле напрягает этот момент. То есть смотрите, понятно, что, глядя в прошлое и настоящее, можно порадоваться, что мы пока просели меньше, чем они.

Но видите ли, меня напрягает здесь момент, связанный с будущим: я переживаю, что мы, похоже, не вернемся к экономической активности нормальной так же быстро, как это делают они. А это значит, что у нас может продолжиться, а точнее наверняка продолжается, череда печальных лет, в общем, когда российская экономика практически не растет. Это наши традиции, если хотите, где-то с 2008 года, представляете, у нас порядка 8% с копейками рост был с 2008-го по 2019-й, это меньше 1% в год, смешно сказать, в совокупности за эти 11 лет, порядка 0,7% за год, очень скромно.

Тамара Шорникова: Да. Евгений Равхатович, а какие вот меры от правительства помогли бы вашему прогнозу не оправдаться?

Евгений Надоршин: Ух... Ну, я вам так могу сказать, что из простых и быстрых мер понятно, что это дополнительные, конечно, расходы. То, что сейчас пытаются подать за гигантский бюджетный стимул, это по большому счету в существенной степени, скажем, манипулирование, не совсем даже правильное, фактами. Дело в том, что расходы текущего года федерального бюджета, а они в первую очередь важны именно для размера экономики, то есть не то, какой там дефицит, а то, больше ли тратят власти в этом году, чем в прошлом. Так вот расходы текущего года несильно превосходят прошлогодние, и суммарный бюджетный стимул, который вот будет выдан за счет роста расходов, не превысит, похоже, и 2% ВВП, он может оказаться заметно скромнее.

И по-хорошему, вот если мы говорим об оперативном реагировании и быстрых мерах, то выдать стимул большего размера могло бы, безусловно, чисто механически помочь восстанавливаться российской экономике, особенно учитывая, насколько за последние годы российская экономика стала больше зависеть от бюджетного сектора. Это большая проблема и большая ответственность, ну то есть большая ответственность для бюджетного сектора, а если он этого не понимает, то большая проблема. И собственно, к сожалению, бюджетный сектор, видимо, делает вид, что этого не понимает, и боюсь, да, это превращается в большую проблему для российской экономики.

Константин Чуриков: Но проблемы ведь в нашей большой стране бывают и большими. Давайте попробуем сейчас спрогнозировать, что будет дальше, если вдруг по какому-то очень негативному сценарию будет развиваться ситуация в Белоруссии, в нашей соседней союзной братской республике. Это нам вообще чем грозит в случае, например, с санкциями против Белоруссии, а значит, и против нас, или как?

Евгений Надоршин: Сложно сказать, я не политолог, Константин, вот этого вопроса я бы предпочел избежать, потому что разбираться в непростых отношениях наших лидеров и отношений с соседними государствами мне бы не хотелось, если честно, сейчас. Пока вроде бы не кажется, что это должно быть какой-то катастрофой. Но хорошо видно, и на это реагируют как раз финансовые рынки, что на курсы валют, например, на курс рубля в том числе, нашего рубля, а не белорусского, на динамику наших облигаций, на динамику наших акций ситуация влияет, то есть инвесторы явно переживают, вот. Остаться невовлеченными в эту историю мы точно не можем.

Константин Чуриков: Я вас просил как раз как экономиста, потому что у нас есть трубопровод «Дружба», у нас там тесные связи в экономическом смысле.

Евгений Надоршин: Смотрите, в условиях режима ручного управления, когда каждый раз о каждой, так сказать, сделке и каждом объекте, каждое взаимоотношение, скажем, происходит индивидуально, понятно, что это может нанести существенный ущерб. То есть просто смена лиц и персоналий по ту сторону без какой бы то ни было негативной риторики в отношении России, желание..., чтобы ей как-то навредить, и действия, вот просто смена тех, кто действует там, может очень сильно осложнить наши отношения. Почему? По той простой причине, что ручное управление всегда работает на сильной персональной зависимости, то есть это плотные отношения совершенно конкретных контрагентов. Как только один из контрагентов меняется, плотность отношений сразу резко падает, качество становится другим и договариваться становится гораздо тяжелее. Поэтому вот мы можем сильно пострадать как бы совершенно вот от простого события, просто смены лиц там.

Тамара Шорникова: Еще одна SMS из Ярославской области: «Пятьдесят процентов пенсии тратятся на врачей и аптеки». И дальше продолжают телезрители из других регионов, что мы вот как-то много обсуждаем цены и мало обсуждаем зарплаты. Вот что с ними будет, тоже интересно.

Евгений Надоршин: Смотрите, средняя зарплата по статистике в номинальном выражении немного растет, что крайне удивительно было для меня, и если это правда, то приятно. Возможно, просто до сих пор Росстат не может оперативно посчитать малый и средний бизнес и оценивает его по той информации, что получает, и, возможно, просто он слишком оптимистично оценивает то, что происходит в малом и среднем бизнесе, ну видя, что в крупном все относительно неплохо. И мы узнаем потом про зарплату менее приятную правду, но прямо сейчас выглядит так, как будто зарплата даже номинально растет несмотря на подросшую безработицу, на проблему на рынке труда, на не самый идеальный сельхозсезон и прочее, прочее, прочее.

Вот если это действительно как бы то, что происходит с нашими зарплатами (Росстат просто с приличным запозданием сейчас выдает индикаторы, как я уже сказал, он не отличается высокой точностью, что тоже создает определенные сложности), то это будет означать, что и на фоне восстановления экономики зарплата продолжит увеличиваться. И это, наверное, хороший момент: те, у кого есть работа, значит, будут сталкиваться с тем, что их доход даже с поправкой на инфляцию может немножко подрастать или хотя бы не будет падать.

Понятно, что тех, у кого сейчас нет работы, стало несколько больше, что крайне неприятно, и экономика нединамично развивающаяся не сможет очень быстро вовлечь их в экономическую активность, что будет создавать проблемы в целом, но по крайней мере человек с работой выглядит сейчас в сносном положении, вот так вот можно это, наверное, описать. То есть несмотря на все сложности, которые принес коронавирус, которые он еще принесет, – а я полагаю, что будет вторая волна, которая негативно повлияет и на экономическую активность тоже, пусть и не так сильно, – несмотря на все вот это человек, имеющий работу, похоже, находится в относительно комфортном положении. Поэтому здесь кажется все не слишком страшным.

Другое дело, что есть приличное количество людей, которые зависят от поддержки государства, которая точно не была щедрой раньше и не будет щедрой, вот как только сейчас отстреляются по всем коронавирусным программам, и здесь, пожалуй, вопросы остаются открытыми. Плюс ко всему прочему остается приличный неформальный сектор, что довольно хорошо видно в том числе из охвата, например, того количества рабочих мест, по которым Росстат фиксирует эту «белую» зарплату, которая платится. Боюсь, там, конечно, все будет... Это в основном малый и средний бизнес, там может быть все довольно напряженно.

Я хожу по улице, я вижу приличное количество закрывшихся магазинов, вместо которых ничего не открывается, и я хорошо понимаю, что экономика пострадала очень ощутимо, и эта боль пришла в малый и средний бизнес гораздо быстрее и в большом объеме, чем в 2008–2009-х гг. или, например, в 2014–2016-х гг. Мне очень тяжело сейчас оценить последствия и возможные перспективы по той простой причине, что статистика крайне неполна, выходит с хорошим запозданием и ко всему прочему местами разбавлена, так сказать, разными политическими аспектами, которыми хотят показать скорее, да, что у нас картина несколько лучше, чем, мне кажется, ее стоило бы, ну чем она на самом деле является. Поэтому мне сложно наверняка сейчас сказать, как точно будет развиваться ситуация с зарплатами во всех сегментах; я бы опасался пока вот только за малый и средний бизнес.

Константин Чуриков: По поводу неоткрывшихся всяких предприятий, магазинов, сферы услуг действительно отдельная тема, потому что мы все ходим по улицам городов, вот когда я вижу эти все перекореженные вывески, вот эти, значит, обклеенные желтыми лентами витрины «Аренда», «Сдаю/Продаю», и да, уже время идет, а ничего не меняется...

Нам Петербург сейчас звонит. Александр, здравствуйте, добрый вечер.

Зритель: Да, здравствуйте.

Евгений Надоршин: Добрый вечер, Александр.

Константин Чуриков: Да, пожалуйста.

Зритель: Ну вот что я могу сказать? Значит, я не считаю, что нужно так вот беспокоиться о росте зарплат, пенсий. Они могут бесконечно расти, причем это по статистике, которой я не очень верю, я не вижу никакого роста зарплат, особо ощутимых пенсий. Но за рост цен на продукты, на бензин, за «коммуналку»... Это, знаете, вот реально как оскорбление. Я заливаю бензин, я никогда не помню, чтобы в жизни это было так чувствительно.

И почему не наказывают за то, что люди накручивают цены, вот эти огромные торговые сети? Ну просто безумно дорого все, понимаете, продукты... Тысячу рублей потратил в магазине и ничего не купил, ну ничего не принес домой. Надо цены не просто заморозить, их надо снижать на все, а не поднимать зарплаты, потому что это все такой каток инфляции, увеличивается-увеличивается и до бесконечности.

И я не верю статистике, это вот примерно как говорят, что уровень жизни, возраст увеличился, а я вот хожу по кладбищу, смотрю, там почти все могилы от 25 до 50, ну огромное количество, подавляющее число умерших. Где это у нас пенсия, 70 лет живут люди?

Константин Чуриков: Ну да, параллельные такие миры, в которые, в общем-то, не веришь, потому что ходишь по своей планете. Евгений Равхатович, правда по поводу топлива, Самара пишет: «Горючка-то какого дорожает?» – вот так нам зритель пишет.

Евгений Надоршин: Слушайте, ну я не могу вам сказать, почему горючка дорожает. Видите ли, в чем дело, как бы когда правительство позаключало в очередной раз с нефтяниками всякие договоры, в моем понимании это должно было исключить рост цен на топливо на внутреннем рынке, то есть мы уже покупали его дорого, когда оно там в Европе, возможно, стоило столько же, сколько у нас, вот когда нефть была практически по нулям или даже некоторое время на Urals отрицательные были цены, но у нас она не просела.

Я не понимаю, почему это происходит, но это вопрос не к экономисту в существенной степени, а либо к эксперту, который следит за особенностью, механизмом, как реализуется этот возвратный акциз и прочая чепуха, которую они там нагородили вокруг этой истории, для того чтобы, значит, обеспечить стабильность цен, ну или вообще, так сказать... Опять же возвращаю вас к режиму ручного управления: ребята собрались, поговорили и что-то там решили; как они это выполняют, боюсь, только они сами проконтролировать и могут, со стороны эксперты это сделать не в состоянии.

Что я могу сказать в отношении себя? Я сократил по возможности свое потребление топлива, поскольку да, мне это, во-первых, не нравится, история с его ценами и подходом российских властей, когда они из нашего кармана через цены на топливо вынимают дополнительные деньги себе в непростой ситуации, это раз. А второе, мне как бы вообще, в принципе не нравится вот этот подход, в общем, где сейчас как бы каждую копейку власти пытаются вынуть, вместо того чтобы щедро, как можно щедрее оказывать поддержку.

Константин Чуриков: Евгений Равхатович, а на что тогда переходить? На паровые машины, вот на что?

Тамара Шорникова: Велосипед?

Евгений Надоршин: Нет, ну почему? На общественный транспорт совершенно спокойно. Несмотря на то, что в связи с коронавирусом риски общественного транспорта дополнились, то есть неудобства и прочие моменты, с которыми мы сталкиваемся в общественном транспорте, дополнились еще и рисками заболеть повышенными... Судя по всему, прямо сейчас, еще, может быть, месяц-полтора заболевание может протекать относительно безопасно, так что это, может быть, даже не так страшно, задешево, что называется, ну или легкой ценой, малой ценой приобрести как бы иммунитет на период потенциальной вспышки заболевания, это здравая мысль, обратите внимание, которую я так отметил, возможно, неплохо использовать.

А самое главное – это сильная экономия по сравнению с личным транспортом. По большому счету необходимости во многих случаях активно пользоваться личным транспортом у многих сейчас в крупных городах нет. Так или иначе общественный транспорт, или сервисы каршеринга, или что-то еще, такси перекрывают бо́льшую часть потребностей в поездках, при этом совокупная стоимость владения личного транспорта часто уже превышает те издержки, которые несет пользователь этих сервисов.

Тамара Шорникова: Тут, конечно, маленькое уточнение, что все-таки речь о Москве.

Константин Чуриков: Да, «каршеринг», и половина страны переспросила: «кар-» что?

Евгений Надоршин: Нет-нет-нет, Константин...

Константин Чуриков: Да?

Евгений Надоршин: О Москве... Действительно, Москва в прошлом году стремительно ворвалась в первые места по каршерингу, но сервис довольно сильно расширяется и за пределы столицы в этом году в принципе, ну и в прошлом году это начал, поэтому такие возможности есть уже не только в Москве. Да, допустим, это Москва минус 2 года или минус год в зависимости от того, ну потому что стремительно менялась ситуация в прошлом году, но такие возможности имеются.

И еще раз повторю, есть такси, которые очень неплохо развиты и очень недороги во многих регионах, и есть, еще раз повторю, общественный транспорт, массовый общественный транспорт, автобусы, трамваи, а в ряде крупных городов метро. Оно совершенно спокойно заменяет собой личный транспорт, и если вы хотите экономии, если вы хотите экономии, то за счет общественного транспорта этого достичь можно.

Или переходите на удаленку, я стараюсь комбинировать удаленку, активнее использовать удаленку везде, где это возможно, в том числе в целях безопасности. Не вижу никаких проблем с тем, чтобы, когда возможно, пользоваться просто возможностью удаленной работы из дома.

Константин Чуриков: Я анекдот вспомнил в тему: «Алло, это передача «Задом к деревне»?» – «Что вы, «Лицом к городу». – «Ну я же говорю, «Задом к деревне». Звонок у нас есть.

Тамара Шорникова: Да, Александр, Нижегородская область. Здравствуйте.

Зритель: Здравствуйте.

Константин Чуриков: Здравствуйте.

Зритель: Я в эфире?

Константин Чуриков: Да, уже.

Тамара Шорникова: Да.

Евгений Надоршин: Я вас слышу.

Зритель: Здравствуйте-здравствуйте, уважаемый ОТР. Я всех вас, работающих в ОТР, могу обеспечить яблоками, грушами, телефон у вас есть...

Константин Чуриков: Лучше наших зрителей, да, спасибо.

Тамара Шорникова: Нет, почему же, Академика Королева, 19, мы даже индекс вам попозже продиктуем.

Константин Чуриков: Так, рассказывайте, ага.

Зритель: Ну вот я занимаюсь этим делом. Ну, в связи с тем, что пенсионерам нынешняя власть и Путин денег не платят пенсии, поэтому нам приходится придумывать все новые и новые варианты, чтобы мы жили хотя бы не так, как в Советском Союзе, но хотя бы на половинчатом уровне.

Константин Чуриков: Александр, вы хотели сказать, что не совсем не платят, просто пенсии маленькие, об этом, да, речь?

Зритель: Ну да, я всего там...

Евгений Надоршин: Или вам прямо не выплачивают?

Зритель: ...45 лет проработал, 200 долларов заработал, заслуженный тренер Советского Союза, вот так как-то вот эти все... Все даже непривычно до прямо неслаженности живем, поэтому вот выращиваем яблоки, груши, ну и все остальное потихоньку.

Константин Чуриков: Спасибо, Александр. Можно вот сейчас прямо за эту вашу фразу зацепимся: непривычно до несуразности мы живем – почему мы так непривычно, до несуразности живем? Тут было сообщение: «Мне 46 лет, и я не помню, чтобы когда-то что-то дешевело». Вот правда.

Евгений Надоршин: Нет-нет, ну смотрите, по поводу «вот когда-то что-то дешевело» давайте, потому что мне, наверное... Я не чувствую себя комфортно, обсуждая те уровни пенсий, которые наше государство считает, готово предложить нашим пенсионерам, поэтому у меня нет здесь хороших комментариев, я совершенно согласен с Александром, что это нельзя назвать достойным уровнем.

Должен сказать, что с точки зрения политики развития государство сделало недостаточно, то есть могло бы сделать гораздо больше, это принесло бы совсем другие пенсии, то есть эти пенсии могли быть, это пассивом было бы, забыв про все, я не знаю, риторики, лозунги и прочие глупости. Вот я вам как экономист могу сказать, что если бы мы эти 10–12 лет последних развивались нормально, хотя бы как это делали американцы, хотя бы, не говорю о Южной Корее, Польше, Китае, забудем про них, вот американцы, то пенсии могли бы быть раза в 1,5 выше. Если бы это был уровень Южной Кореи и темпы развития Южной Кореи и Польши, например, они могли бы быть в 2 раза выше легко, меньше напрягая федеральный бюджет, чем даже сейчас. Касательно удешевления... Да, дальше, если позволите, я оставлю эту тему, не мое, то есть мне больно, неприятно.

Константин Чуриков: Да, ага.

Евгений Надоршин: И я сочувствую в этом смысле Александру, он этого не заслужил, естественно, как и многие другие пенсионеры, или точнее не этого заслужил, вот так правильнее.

Константин Чуриков: Ага.

Евгений Надоршин: Касательно удешевления. Каждый год у нас хотя бы один урожай да случается, хотя бы плохой, как в 2010 году, и каждый год плодоовощная продукция хотя бы на сколько-то, хотя бы когда-то, то есть пораньше, попозже, летом или осенью в начале, но дешевеет, поэтому это не совсем правда. Мы просто привыкли к этому явлению, но тем не менее каждый год можно зафиксировать снижение цен на плодоовощную продукцию.

Оно не всегда, точнее в последние годы часто не происходит год к году, но тем не менее вот месяц к месяцу оно происходит, поэтому наблюдать более дешевую плодоовощную продукцию, скажем, в августе или сентябре... Ну, я, например, рассчитываю увидеть огурцы ниже 100 рублей за килограмм; я полагаю, что где-то уже это прямо норма, вот у меня это пока что не случилось, я беру их 100 и выше, но я рассчитываю, что в августе-сентябре я таки увижу их ниже 100 рублей за килограмм. И я думаю, что около 100 все-таки я увижу и помидоры, например, в частности, и пока, я надеюсь, я же озвучил раньше в эфире, на яблоки по 100 рублей, может быть, в сентябре, видимо, но не сейчас, это сильно дешевле, чем сейчас, и по огурцам, и по помидорам, и по яблокам в том числе. Год к году это будет рост во всех позициях, к сожалению, но как бы что делать, а в прошлом году и снижение кое-каких позиций, например в августе-сентябре, наблюдалось. Поэтому нет, кое-что снижается.

Плюс бывают моменты, вы знаете, мы же не задумываемся, например, когда покупаем новый телевизор или новый телефон, сколько бы такой телефон стоил несколько лет тому назад. А я вам хочу сказать, что технический прогресс с каждым годом дарит нам все дешевле и дешевле различные технические штучки, которые нередко, в общем, неплохо облегчают нашу жизнь, это не просто забава для молодежи или желающих побегать-поиграть, но это часто вполне полезные вещи, которые облегчают нашу жизнь, и с каждым годом такие штуки скорее дешевеют.

Ну, обычно в первую очередь это происходит не в рублях, а в иностранной валюте, но через какое-то время это становится ощутимо и в рублях, особенно если рубль несильно стремится вниз. В последние годы он был довольно стабилен, поэтому, например, я своими глазами видел, ну вот просто я покупал несколько лет назад телевизор себе, а потом помогал выбирать его родственникам. И я удивился, насколько лучше и дешевле стал вот как бы телевизор аналогичной диагонали, насколько функциональнее буквально за 2–3 года, причем все вместе: функций больше при той же диагонали и цена ниже. Приятно, приятно было на это смотреть, но просто мы такие покупки делаем редко и мало кто на это обращает внимание. У меня издержки профессии и, знаете...

Тамара Шорникова: Мне кажется, это редкий шанс на приятной ноте закончить непростой эфир. Давайте не упустим его.

Константин Чуриков: Да, но это, конечно, явно была не заслуга государства, да, что диагонали стали шире, цены на телевизоры ниже, да?

Евгений Надоршин: Нет-нет-нет, в этом можете не сомневаться, этот телевизор... В общем, у нас в России есть только сборка, производства телевизоров полноценного с разработкой у нас нет.

Тамара Шорникова: Спасибо.

Константин Чуриков: Спасибо, что побывали в «Личном мнении» в нашем телевизоре на ОТР. Спасибо. Евгений Надоршин, главный экономист консалтинговой компании «Капитал».

А что у нас дальше, через 2 минуты?

Тамара Шорникова: А дальше будем выяснять, что там в недалеком будущем будет с нашими поликлиниками, например.

Константин Чуриков: Есть такое прекрасное слово «модернизация», вот о ней.