Оксана Галькевич: Ну что, мы снова говорим вам добрый вечер. Это программа «ОТРажение», по-прежнему прямой эфир с обсуждением интересных, я надеюсь, для вас тем и интересным ведущим в студии. Константин Чуриков с вами сегодня... Константин Чуриков: ...и Оксана Галькевич вся такая стильная, интересная... Оксана Галькевич: Ах, спасибо, Константин. Константин Чуриков: ...прекрасная. Через полчаса вместе подумаем, что нам делать с мусором (извини, что так сразу встык). Вот чтобы не было у нас больше такой проблемы, как свалки, все помнят, где у нас громыхало, где народ выходил на улицу... Оксана Галькевич: К тебе это тоже близко, Костя. Константин Чуриков: Вот новость в том, что в России хотят законодательно закрепить раздельный сбор отходов и даже поощрять это дело рублем. Параллельно у нас строят 148 мусоросжигательных заводов. Это зачем? Вообще что правильнее, сжигать мусор или перерабатывать, или и то и другое делать одновременно, но вот в каких пропорциях? Будем разбираться после 9 вечера. Оксана Галькевич: После 9 вечера об этом, ну а прямо сейчас о другом, о перспективах восстановления российской экономики. У нас рубрика «Личное мнение», сегодня мы пообщаемся в рамках этой рубрики с главным экономистом консалтинговой компании «Капитал» Евгением Надоршиным. Здравствуйте, Евгений. Евгений Надоршин: Здравствуйте, Оксана, здравствуйте, Константин. Константин Чуриков: Здравствуйте. Евгений, ну вот мы почитали, значит, результаты онлайн-дискуссии, которую, собственно, вы тоже проводили, в которой вы участвовали, и вы склоняетесь к более такому хорошему для нашей страны сценарию. Расскажите, к какому и почему. Евгений Надоршин: Ну, склоняюсь, я пока все еще, да, продолжаю придерживаться. Но видите ли, в чем дело, это не то чтобы от меня как-то зависит, это зависит в первую очередь от бизнеса, сохранит ли бизнес вот это оптимистичное настроение. Если сохранит, то тогда, действительно, падение может быть не очень глубоким, как мне по крайней мере до сих пор видится. Если не сохранит, то падение будет гораздо глубже. Собственно, если кратко, наверное, описать мои взгляды применительно к той дискуссии, на которую вы сослались, то это выглядит так: я ожидаю падение порядка -3% при условии, что бизнес не потеряет надежду в довольно быстрое восстановление экономической активности. При условии, что такие надежды будут потеряны, я, в общем, ничем не отличаюсь от коллег, -5% вот мой прогноз при одних и тех же внешних условиях, то есть одинаковая цена на нефть, ничего не меняется, только по сути дела теряет надежду бизнес или не теряет, вот, собственно, разница между этими двумя сценариями. Оксана Галькевич: Евгений, а как вы считаете, как, собственно, на эти надежды, на это настроение нашего бизнеса повлияют новости, допустим, сегодняшнего дня? Мы неожиданно узнали о том, что, например, в Москве с завтрашнего дня уже снимается режим ограничений в основном. Ну просто почему говорим о Москве? Потому что так или иначе это самый крупный рынок внутри нашей страны, рабочая сила и бизнес здесь работают активнее, чем где бы то ни было. Как это повлияет, как вы считаете? Евгений Надоршин: Смотрите, я бы только поправил: не факт, что бизнес в Москве работает активнее, чем где бы то ни было. Факт, что бизнеса здесь больше, чем в каком бы то ни было другом регионе... Оксана Галькевич: Больше, да. Константин Чуриков: Да. Евгений Надоршин: А вот из-за пробок и большого количества, как экономист бы сказал (а я же экономист, могу поэтому), трансакционных издержек, в ряде гораздо менее крупных регионов бизнес такой же, как в Москве, может работать активнее просто за счет того, что может быстрее осуществлять те или иные операции, контакты, встречи, ту же доставку банально, нежели чем московский. Но вот столько бизнеса, сколько в Москве, ни в одном другом регионе нет и даже в нескольких вместе взятых. Смотрите, первая реакция на послабления, причем, мне кажется, несколько неожиданные даже, по крайней мере не готовили вроде к этому, что так вот быстро снимут почти все, считайте все карантинные меры. Думаю, будет определенный оптимизм. Вопрос ведь заключается в чем? Важно же не просто, так сказать, дать бизнесу возможность заработать, важно, чтобы у бизнеса был клиент, который бы взял и купил их продукт или услугу. Вот с этим как раз могут быть вопросы. Поэтому первая волна оптимизма может оказаться очень непродолжительной и, к сожалению, да, очень быстро натолкнуться на неприятную реальность. А именно люди, подрастратив за время самоизоляции свои сбережения, не придут, например, к тому же булочнику, за пирожками, или в театр, или куда-нибудь еще, не купят машину, которая теперь им, собственно, не по карману, и это прилично расстроит бизнес уже довольно быстро. Это первый возможный неприятный вариант развития событий. Потому что, к сожалению, в общем, российские власти, кажется, потратили, наверное, даже, может, больше усилий на попытку показать, как они поддерживают экономику и бизнес, нежели чем собственно на эту самую поддержку, поддержку не меньше имитировали, чем осуществляли, мне кажется, к сожалению, и это, понятно, многих, возможно, и дезориентирует, и будет дезориентировать, поскольку в ряде случаев бизнес, например, будет исходить из неверных посылок. В частности, попытка создать иллюзию, что план поддержки экономики существенный, большой, 5 триллионов рублей, она может сформировать у бизнеса завышенные ожидания, то есть люди будут думать, что к ним придет больше клиентов, нежели чем просто реалистично это возможно. И понятно, что, не увидев и половины от ожидаемого, даже не увидев докризисных уровней, понятно, что бизнесмены так же быстро расстроятся. Поэтому я вам хочу сказать, что попытка открыться, например, когда, так сказать, клиент совершенно не готов и он не придет создать вот этот вот дополнительный оптимизм, еще накачав бизнес разговорами о большом плане поддержки, может обернуться, да, весьма неприятной обратной стороной уже буквально через несколько недель, когда выяснится, что клиентов нет, поддержка так себе, вот, и от открытия, в общем, сильно лучше не стало. И это будет, и это будет, я думаю, у приличного количества бизнесов. Хорошо бы просто, чтобы тех бизнесов, у которых удалось хорошо перезапуститься, оказалось гораздо больше. А второй момент: простите, мы открываемся, имея порядка 9 тысяч, ну несколько ниже, заболевших ежедневно и более сотни смертей ежедневно. Я вам хочу сказать, даже в Москве ситуация, в общем, не выглядит радужной, если честно, несмотря на существенное падение заболевших, заболевающих, то есть даже баланс выздоровевших и заболевших в Москве не всегда комфортен. Надо понимать, что это создает явные риски второй волны, причем достаточно... Константин Чуриков: Да, Евгений, но куда более во много раз пугающие цифры в тех же Соединенных Штатах, однако уже тоже, в общем, «раскарантинивание» происходит. Смотрите, все-таки, как говорится, в нашей стране малый бизнес не определяет вообще состояние всей экономики, поскольку доля его невелика. Вопрос такой: какую экономику и чем нам разгонять? Включенными двигателями самолетов, когда разрешат перелеты, может быть, не только по стране? Я не знаю, какими-то поставками газа за рубеж? Вот как нам это делать? Евгений Надоршин: Я вам так могу сказать, что приличная часть крупного бизнеса не то чтобы сильно страдала, если честно. Так уж получилось, что кризисы последнего времени в основном и гораздо сильнее бьют по малому и среднему бизнесу, нежели чем по крупному. В крупном очень много экспортеров, и за исключением нефтянки, где цены упали очень резко и действительно колоссальный избыток предложения образовался, о чем все знают, наверное, сейчас, который никуда не исчез, но тем не менее. Вот как бы за исключением вот этого сегмента в остальных... Ну еще газа, да, поставок газа в силу, так сказать, ограниченного спроса со стороны крупнейших контрагентов наших. В остальных сегментах все было довольно неплохо, причем в ряде случаев экспорт даже не падал, поэтому кое-кого, я вас уверяю, даже разгонять не надо, они, собственно, совершенно спокойно работали и продолжают работать, и это крупнейшие компании. А разгонять как раз надо в первую очередь те компании, которые работали на внутренний рынок, если мы говорим о крупнейших, за счет, простите, внутреннего спроса, то есть наших с вами денег. Это мы должны так или иначе на что-то потратиться, для того чтобы они могли разогнаться. Вы планируете какие-то большие покупки в ближайшее время? Может быть, хотите пробежаться по торговым центрам? Мечтаете сорвать маску и пробежаться по самым модным ресторанам, которые не успели посетить до начала пандемии? Расскажите мне чего-то, о чем я не догадываюсь. Оксана Галькевич: Евгений, ну сейчас... Константин Чуриков: Сорвать маски мы всегда мечтали. Оксана Галькевич: Вы знаете, сейчас после самоизоляции вообще бегать тяжеловато стало, знаете. Евгений Надоршин: Идет, принято. Оксана Галькевич: Мы обросли лишним, ходим. Евгений Надоршин: Но я обращаю ваше внимание, Константин, на то, что в разгоне сейчас, к сожалению как бы для вашего тезиса, в существенной степени нуждаются как раз вот эти малые и средние. О да, это не бог весть какая часть российской экономики; о да, это не такая значимая и не столь излюбленная властями, облюбленная властями часть российского бизнеса. Но тем не менее в первую очередь гораздо больше, чем крупный бизнес, мне кажется, затормозились именно они, и разгонять по-хорошему надо их, и разгонять их нужно через спрос, через потребительский спрос. Потому что во многих случаях, если мы не их первый клиент, то уж точно как бы через одного. И в этом смысле есть как раз, как я уже сказал, некоторые неприятности: мы в существенной степени еще до начала самоизоляции неплохо подъели свои сбережения, и в настоящий момент есть большие сомнения в том, что очень большое количество потребностей смогут возобновить докризисный образ жизни, и это как раз создает существенные угрозы для этих некрупных бизнесов. За экспортеров я не переживаю, даже за нефтяников, и уж не при текущих ценах на нефть, а при гораздо более скромных. А вот внутренний рынок, все, что работает особенно в непродовольственном, например, сегменте, в секторе услуг, – это, на секунду, больше 2/3 российской экономики по большому счету, и это все нуждается в определенной поддержке. И поддержку я имею в виду необязательно государственную, эта поддержка, собственно, со стороны нас, то есть мы должны быть готовы прийти и что-то купить для себя, и это должно нам даваться без напряга, то есть мы должны хотеть это приобрести и иметь ресурсы для этого. И да, тогда все будет быстро взлетать. Вот в ближайшие недели, собственно, мы сейчас и узнаем, найдутся ли у граждан России, у потребителей России достаточные ресурсы, для того чтобы быстро запустить экономику, перезапустить, ускорить ее. Оксана Галькевич: Ага. Константин Чуриков: Вот это важное уточнение: то есть не там кто-то наверху ее перезапускает, а мы? Оксана Галькевич: Люди, да. Евгений Надоршин: Вы не поверите, разрешение... Точнее как, я думаю, что вы на самом деле тоже об этом догадываетесь, наверняка вы ходили на улицы и видели, как вопреки постановлениям, распоряжениям и прочим не только люди ходили без масок и не только в общественных местах, но и некоторые бизнеса переоткрывались несмотря на то, что вроде бы как им было формально нельзя. По крайней мере в Москве я это наблюдал и думаю, что это происходило во многих других местах. Вот нашли ли они своего покупателя, найдут ли они его сейчас, пока открытый вопрос. От этого зависит как раз скорость возобновления экономической деятельности, и это будет, как я еще раз повторю, это важно, в существенно большей степени, чем крупных бизнесов, касаться бизнесов некрупных, а это, на секунду, все-таки 20% нашей занятости. Если эта занятость, например, будет сильно сокращаться, что, к сожалению, и происходило, похоже, в апреле-мае, то на самом деле, как вы понимаете, у потребителей не появится просто ресурсов. Потому что, если хотите, это вот дилемма курицы и яйца, что первично: работодатель, который платит заработную плату работнику, или работник, который идет и покупает товары, возможно, у своего же работодателя, а возможно, у каких-то других работодателей, вопрос открытый. Но вот чем больше сейчас увольняется людей, поскольку пособие по безработице в подавляющем большинстве случаев доходы не компенсирует, к сожалению, вот в этой части, наверное, это сильный недостаток нашей экономической политики. Несмотря на то, что его там продлевают, минимальный размер увеличивают, но вот те деньги, которые получают в рамках пособия, – это не те деньги, которые получают на работе, это все хорошо понимают. Оксана Галькевич: Евгений... Евгений Надоршин: Да, извините. Оксана Галькевич: Евгений, вы знаете, есть мнение, что при низких ценах на нефть наш самый второй шанс на, как вы говорите, правильный перезапуск экономики, на рывок какой-то был бы выше. А я смотрю сейчас за сообщениями на информационных лентах, нефть опять растет, вот смотрите, тут Urals превысила цену отсечения, то есть опять все хорошо, жизнь налаживается, нефть растет, зачем нам... Константин Чуриков: В кубышку уже докладываем, получается. Оксана Галькевич: …что-то перезапускать, кого-то поддерживать? – «нефтянка» вытянет нас опять куда надо. Евгений Надоршин: Быстро, да, быстро отскочила. Я думаю, нужна вторая волна, я с вами согласен. Константин Чуриков: Так, не нужна. Оксана Галькевич: Нет, подождите... Евгений Надоршин: Я думаю, что как бы прямо вот этот оптимизм преждевременный. То есть вообще можно быть оптимистичным, но не прямо сейчас, сейчас нужно немножко еще будет попадать. И к сожалению, несмотря на мой юмор, это действительно довольно вероятный вариант развития событий при нынешнем раскладе, уж больно быстро все отскочило, экономическая активность не успела, если хотите, обосновать ни те уровни цен на нефть, которые мы сейчас наблюдаем, ни те стоимости акций и ряда других активов, которые очень быстро подросли, включая и многие другие сырьевые. Поэтому велика вероятность, что, не увидев в экономической активности не только в России, но и в мире оправдания своим весьма оптимальным ожиданиям, инвесторы будут их еще раз распродавать, это как раз и будет сценарий на -5%. Вот если все попадает заново вниз, понятно, что уже никаких -3% в российской экономике не случится, мы будем падать глубже. Если мы задержимся на этих уровнях и продолжим от них восстанавливаться, то как бы -3% действительно выглядят все еще вполне правдоподобными. Как я уже сказал, это очень тонкая грань: найдется ли у потребителей достаточное количество средств, сбережений или заработной платы, найдется ли у бизнесов достаточное количество возможностей и хороших предложений для потребителей? – сейчас это все будет стремительно нащупываться. Ближайшие, возможно, недели и в России, и в мире определят, по какому сценарию у нас будут развиваться события, глубже спад или менее глубокий. Проблем много, и еще раз хочу обратить внимание, что основная надежда вот в этом перезапуске у меня скорее не на власть, и не на их программу поддержки, и не то, когда разрешили выходить. Собственно, чем меньше поддерживают, тем быстро разрешат начать работать, это тоже логично, поэтому сюрприз был, но не сказать, чтобы уж слишком большой, я скорее удивлялся, что весь май продержались. То, насколько рыночными, скажем, окажутся российские бизнесы, то, насколько гибкими и адаптабельными окажутся продавцы, то, насколько платежеспособными сейчас окажутся покупатели за счет ли кредитных ресурсов банков, за счет ли собственных средств и сбережений, – вот это в большей степени определит, то есть в существенной степени именно рынок. Потому что решать будут не крупные игроки между собой, как у нас это принято, а вот во многом решится все маленьким потребителем и таким же не очень крупным бизнесменом. Оксана Галькевич: Звонок из Липецка давайте выслушаем. Владимир, здравствуйте. Зритель: Здравствуйте. Я часто смотрю передачу вашу, уже 2 месяца я с вами, но не в связи с коронавирусом. Очень редко бывают производственники в эфире, в основном политологи и те люди, которые своими руками не особо много что сделали. Оксана Галькевич: Ага. Зритель: Я вот что должен сказать. Мобилизационный ресурс заключается не в полноте газовой трубы или нефтяной, это в людях, это в любви сынов Отечества к своей Родине, к своей стране, которые на своих плечах будут вынуждены, как во времена после второй Великой войны, поднимать экономику. И это не пустые слова, потому что, если дать возможность, не хочу говорить про «если», уже столько много «если» в нашей жизни, – просто необходимо дать возможность сынам Отечества помочь, свернуть национальные проекты, и космодромы, вот эти вот качественные дороги, потому что это все в один карман, и вот на несколько проектов, которые должны на 100, 200, 300 в каждый город конкретным людям, которые будут своими руками создавать рабочие места, поднимать экономику. И это не «если», такие люди есть, нужно просто их поискать, и вот ваша передача этому помогает. Благодарю. Оксана Галькевич: Да, спасибо. Константин Чуриков: Спасибо, Владимир. Я просто подумал, что, если сыны Отечества свернут нацпроекты, это будет называться саботажем на официальном уровне. Евгений, вот, кстати, хотел спросить по поводу и нацпроектов, и того как бы опыта, который в принципе Америка продемонстрировала, когда выходила из Великой депрессии. А вот эти большие проекты, строительство дорог, общественные работы – это может нас вытолкнуть, как бы протолкнуть вверх, скажем так? Евгений Надоршин: Смотрите, если мы обсуждаем все еще мягкий сценарий, то в этом нет нужды. Собственно, поэтому-то я не очень на государственную поддержку и рассчитываю как условно выталкивающий ресурс. Эти проекты требуют месяцы и годы, для того чтобы только их развернуть, а для того чтобы их завершить, в ряде случаев нужны десятилетия, вон, БАМ с Транссибом до сих пор строят, а когда начали, один аж в царские времена. Поэтому надо понимать, что вот когда мы провалились в кризис и проболтались там считанные дни на самом деле на самом дне, потом начали быстро восстанавливаться, падали-то мы в пределах месяца, меньше, соответственно, отскакиваем, считайте, два, и уже, например, фондовые индексы практически восстановились, ну если мы рассматриваем какие-то предвестники. Это не тот кризис, из которого можно вытащить, вытаскивать можно и нужно экономику большими, масштабными нацпроектами. Я уже сказал, собственно, что я думаю, здесь простой меркантильный расчет, что российский бизнес достаточно гибок, чтобы адекватно открыться в новых условиях, а российский покупатель так или иначе достаточно платежеспособен, для того чтобы поднять и увеличить внутренний спрос довольно оперативно, и ему это зачем-то нужно, вот, собственно, что запустит. Если дело дойдет до вот этих самых нацпроектов и перезапуска ими... Они там в национальном плане есть, правда, их просто перезаписали по сути дела, то есть такое, знаете, мелкое жульничество, крайне неприятное, если честно, когда за новые расходы на поддержку экономики выдают то, что и так уже было, собственно, оформлено и должно было быть потрачено на ту самую поддержку. Так вот если до них дело дойдет, то мы в кризисе с вами будем как в Великой, простите, депрессии болтаться не один год, и вот тогда общественные работы, и вот тогда, соответственно, национальные проекты про безопасные дороги, большие заводы или что-нибудь еще могут стать методом выхода. Но прямо сейчас просто их даже спланировать-то толком невозможно, потому что все, смотрите, уже пытаемся отскакивать. Оксана Галькевич: Потому что петух еще не клюнул, Евгений, мы поняли. Вы знаете, вот я хотела вернуться к звонку нашего зрителя из Липецка Владимира. Он говорит о том, что вот бизнесмены, экономисты у нас какие-то, и говорим-то мы, собственно, тоже о бизнесе. Другие зрители нас спрашивают, почему мы не говорим о промышленности, о сельском хозяйстве тоже как о важной части экономики, не рассуждаем о том, как здесь пойдет восстановление, может ли этот сектор нас вытянуть. Евгений Надоршин: Не проблема, давайте поговорим. Собственно, тут, смотрите, в отдельных частях промышленности падения не было, я уже сказал, бо́льшая часть крупнейших компаний России – это, собственно, промышленные производители и экспортеры различных видов сырья или первых продуктов его передела. Но они не падали во многих случаях, собственно говоря, их не надо никуда особо восстанавливать, они сами неплохо справлялись и справляются. И те 3 месяца некомфортного существования, причем относительно некомфортного, которые у них были, вот если все нормально, они подошли к концу. Если мы говорим о промышленности в целом, там тоже спад гораздо меньше, нежели чем в потреблении, -6% с копейками по итогам апреля, может быть, будет чуть поглубже в мае, -7–8% судя по опережающим индикаторам, что я вижу, но ничего похожего на падение в ритейле более чем двузначное, когда 23% упали, или в платных услугах, которые упали на треть, в промышленности нет. Поэтому если мы надеемся, что восстановление в промышленности куда-то вытащит российскую экономику, то об этом нужно забыть по той простой причине, что она не падала, она либо... Ну практически она либо будет нормально расти и развиваться и поможет российской экономике восстанавливаться, либо, простите, не компенсирует падение внутреннего спроса, потому что промышленность условно 1/3 российской экономики, а 2/3 – это сфера услуг, и вот сфера услуг пострадала сильно, а промышленность слабо, и это сейчас реальность и чистая, так сказать, статистика и арифметика. Касательно сельского хозяйства, тут пока вообще все было неплохо. Если не считать не слишком теплого мая, который, впрочем, по средним температурам такой же, как в прошлом году, так вот сельское хозяйство скорее росло. Ну понятно, что такое рост в сельском хозяйстве как бы до лета в России, когда придет урожай, до лета-осени? Смешно, то есть это небольшие объемы. Но тем не менее сельское хозяйство до сего момента чувствовало себя неплохо. Были проблемы с посадками, потом, может быть, из-за этого будут проблемы с урожаем. Но то, что я пока вижу, – это ожидания падения максимум на 1% в сельском хозяйстве. Простите, мы как оптимистичный сценарий обсуждаем падение во всей экономике на 3%; ну вот если сельское хозяйство по итогам года недополучит 1% от уровня прошлого года, это опять же несерьезно. Ну и, как вы понимаете, урожай посажен, соответственно, земля вспахана, что взойдет, то взойдет, что не взойдет, простите, уже не в этом году улучшать. Поэтому с сельским хозяйством все, что можно было сделать, уже было, скорее всего, сделано нами и природой. Поэтому опять же спасение за счет сельского хозяйства не про этот год. Оксана Галькевич: Ага. Евгений Надоршин: Вроде рассказал. Константин Чуриков: А теперь о тех, кого в нашей стране принято называть элитой, ну о людях с деньгами, о наших крупных-крупных вот этих промышленниках и так далее. Смотрите, как бы нам сделать так, чтобы их деньги остались в стране? Они же тоже сейчас наблюдают за ситуацией и думают: «Ой, я вот здесь вложусь или там что-то открою?» Тут еще, смотрите, Минфин наш российский разработал законопроект, который закроет возможность вывода дивидендов в офшоры без уплаты налогов. Вопрос в том, как удержать вот эту финансовую массу большую в стране. Возможно ли это сегодня? Евгений Надоршин: Ну смотрите, я думаю, что у многих из них приличная часть денег уже и так не здесь, это, к сожалению, печальная реальность. И она за рубежом находится не потому, что Минфин вдруг захотел обложить дивиденды налогами или по каким-то иным причинам. К сожалению, для нерастущей экономики, а собственно, именно такой экономикой и являлась Россия на протяжении с этим годом уже 12 лет... Представляете, у нас по итогам этого года совокупный прирост к 2008-му, вдумайтесь, в 2008 году, будет порядка 5%, если реализуется мой оптимистичный сценарий, а если будет, как ожидают в среднем, так и вовсе 3%, 3% или 5% к 2008-му. Как вы понимаете, внутренние рынки за это время не выросли, и для внутренних целей по большому счету ничего инвестировать было не надо. Поэтому во многих случаях свои деньги они выводили потому, что просто неразвивающаяся российская экономика не требовала создания новых мощностей ни в промышленности, ни в сфере услуг. И вот, собственно говоря, что нам по-хорошему нужно поменять, для того чтобы элита экономическая стала деньги заводить сюда в больших объемах? Обратите внимание, не удерживать то, что у них сейчас здесь и так есть, а чтобы они еще привели оттуда, где у них, я думаю, не меньше, чем здесь, если не больше. Так вот для того чтобы эти деньги потекли сюда, нам нужно обеспечить перспективы развития. Это задача, которую мы не смогли решить на протяжении 12 лет без всякого коронавируса. Я согласен с Оксаной, низкие цены на нефть по-хорошему дают нам больше стимулов, для того чтобы решить ее успешно сейчас. Тут есть одна проблема. Видите ли, в чем дело, стимулы они дают негативные. В каком смысле? То есть надо двигаться, если двигаться не будешь, то пропадешь. После долгих лет весьма комфортных цен на нефть и, в общем-то, безделье в этой части, мы же не смогли решить не потому, что эта задача нерешаема, а потому, что так решали плохо. Надо понимать, что мы, возможно, не готовы в некомфортных условиях решать эту задачу, вот в чем, возможно, будет большая проблема, и это вторая, можно сказать, большая такая вот волна опасений, то есть в этот кризис можно глубоко не провалиться. Но обратите внимание, я не жду пока еще, вот я надеюсь на небольшое падение, но я не жду бодрого роста на фазе восстановления. Вот, например, в 2021–2022-х гг., я полагаю, что мы будем расти, если упадем на 3%, где-то на 1,5% в год, то есть только к концу 2022 года мы компенсируем кризисное падение 2020-го. Это совсем не динамичный рост, это ни разу не среднемировые темпы роста будут, это не то, что там формально рассчитывает в своем плане восстановления экономики правительство. Собственно, я не очень верю в способность наших властей воспользоваться, может быть, благоприятным моментом и запустить динамичный рост в российской экономике. Мне кажется, что, как и многие другие моменты, а таких у нас за 12 лет было много уже, мы упустим и этот тоже. Оксана Галькевич: Прямо, слушайте, пригвоздили вы нас: мы за оптимизмом к вам, Евгений... Евгений Надоршин: Ну простите, простите, я, видите, не во всем оптимистичен. Оксана Галькевич: Да. Евгений Надоршин: Помимо «еще» и «если», которые я регулярно употребляю, извините и за это. Оксана Галькевич: Виктор из Московской области у нас на связи. Здравствуйте, Виктор. Зритель: Здравствуйте. Я очень благодарен, что имею возможность обратиться к вам в прямом эфире. С удовольствием слушаю ваши передачи. Я хотел обратиться к уважаемому эксперту. Вот сейчас я от него услышал такое мнение, что едва ли промышленность, сельское хозяйство и что-то еще будут как бы способствовать восстановлению платежеспособного спроса в условиях вот этого кризиса с коронавирусом. А как, по его мнению, что вообще должно быть, как сейчас модно говорить, драйвером восстановления спроса? И что должно сделать государство для этого? Или как бы только остается, вот как сейчас последние его слова услышал я, что остается только ждать, пока все само восстановится? Спасибо. Оксана Галькевич: Да, Виктор, спасибо. Константин Чуриков: Спасибо. Оксана Галькевич: Вы знаете, Евгений, я вас хотела как раз спросить, как поддержать этот потребительский спрос. Вот многие страны сейчас практикуют, например, ваучерную систему, раздают ваучеры на то, чтобы люди тратили на путешествия, на рестораны, еще там на что-то. Ну вот в дополнение, собственно, к вопросу Виктора. Евгений Надоршин: Да, смотрите. Можно попробовать, и это было бы очень хорошим шагом со стороны российского властей, если бы вдруг они пошли на такое, но в национальном плане этого нет, к сожалению, если бы потребителям помогли начать тратить. Все правильно, да, через какие-нибудь ваучеры или какие-то целевые субсидии: не знаю, сходил в ресторан, вот тебе 1 тысяча рублей, например, за этот подход, ты можешь рассчитаться только в ресторане, или, например, только в парикмахерской, или, я не знаю, только в химчистке, в разных вот таких вот местах, которые просто вынуждены были не работать, и после перезапуска ряд из них не смогут комфортно и легко перезапуститься, к сожалению. Вот если бы власти подстегнули расходы потребителей подобной мерой, это было бы неплохим стартом для возобновления, это первый момент. А второй момент, смотрите, дело в том, что сельское хозяйство и вся промышленность в российской экономике не превышают, ну вот если прямо на текущий момент говорить, после большой просадки в сфере услуг, то, наверное, где-то 40% ВВП страны, остальные 60% – это все равно сфера услуг. То есть как можно из 40% рассчитывать на компенсацию падения в 60%, когда у вас одна растет на 1–2%, а вторая падает на десятки? Конечно же, никак, к сожалению, поэтому нужно перезапустить сферу услуг. Сфера услуг в существенной степени представлена малым и средним бизнесом, не только, но тем не менее, поэтому неплохо было бы адресовать проблемы малого и среднего бизнеса больше и глубже, чем они адресованы сейчас. Сейчас мы уже рассуждаем о чистых мифах, потому что, перезапустив, ну как, открыв экономику и сняв карантинные меры, власти по сути дела сейчас сказали: «Вот, ребят, все, удочку мы вам дали, больше, так сказать, дополнительной поддержки не ждите». Я понимаю, что этого не случится, ни ваучеров, ни вот, например, такой меры... То, что делали власти Германии в жесткой фазе кризиса, они по сути дела компенсировали малому бизнесу 1–2 месяца, сумму, сопоставимую с 1–2 месяцами выручки. Это как раз очень сильно помогло им не чувствовать себя дискомфортно, некоторое время. Вот, собственно говоря, было бы неплохо, если бы власти российские хотя бы, я уж не говорю о выручке, но затраты, полноценно затраты малому и среднему бизнесу попытались компенсировать своими мерами. Потому что те льготы, что они предложили по налогам, – это тоже, знаете, такой, в общем, забавный трюк, когда с 30% до 15% снижают ставку страховых взносов и говорят: «Ну вот смотрите, мы дали вам 400–600 миллиардов рублей льгот». Но смотрите, бизнес если умрет, он бы вообще этих ни 30%, ни 15% не заплатил. Поэтому, как вы понимаете, льгота – это пшик в каком-то смысле для бизнеса, которые не переживет периода карантина. Соответственно, воспользоваться ею смогут только те, кто переживут, то есть те, кто достаточно жизнеспособны. И вот, собственно говоря, по-хорошему, для того чтобы пережило как можно больше, правильно было бы дать возможность компенсировать затраты, то есть дать просто определенную сумму, которую условно сопоставить с некими условными затратами малого или среднего предприятия. И это бы на самом деле помогло очень сильно для старта для старта, потому что мы могли бы столкнуться с ситуацией, когда, например, у нас в апреле-мае... Вот у нас сейчас порядка 1,5 миллионов дополнительных безработных, похоже, а вот их могло бы быть всего лишь максимум тысяч 500, а то, может быть, и меньше. И вот чем меньше людей уволено, тем быстрее бизнес сможет перезапуститься, потому что это два разных механизма. Смотрите, если вы просто привстали... Ну вот вы представьте себе, вы бежите-бежите, бежите-бежите, а потом, соответственно, вам сказали «все, стоп, пауза, остановимся», и вы просто отдыхаете, это одна история. А вот если, например, вы споткнулись, упали, ударились, соответственно, и вынуждены были, у вас там синяк или вывих, то понятно, что это два разных состояния: в одном случае вы почти отдохнувший и можете заново продолжить быстро бежать, это когда ты не увольнял сотрудников как бизнесмен, нерезко оптимизировал расходы и просто готов к возобновлению работы, а во втором случае, когда ты уже понес существенные потери, ну ты не сможешь так же быстро вернуться в фазу бега ну просто физически. Собственно, вот то, что сейчас происходит, что разрушительно, – это увольнение, потому что бизнес, увольняя, переключается в другой режим, он не сможет быстро возобновить работу, если уволит много сотрудников, это просто будет физически невозможно. Константин Чуриков: Евгений, я хотел бы вот цифры уточнить. До пандемии мы все говорили, нам эксперты уважаемые, вы, по-моему, тоже рассказывали о том, что у нас доля малого бизнеса очень мала, 20%, не больше, надо как вот в Штатах, там 50%. Сейчас вы говорите, что 60% – это сфера услуг. Вы что имеете в виду? Она так резко выросла за это время? Евгений Надоршин: Я имею в виду не только, естественно, малый бизнес, но малый бизнес доминирует в сфере услуг. Торговля и платные услуги населению – это почти весь малый бизнес, все правильно, это порядка 20% ВВП, порядка 20% занятости, не суть, нет необходимости влезать в детали. Естественно, что даже в сфере услуг находится приличная часть крупного бизнеса. Но, соответственно, основная проблема будет заключаться именно в том, что, смотрите, вдумайтесь на секунду, вдруг исчезает из российской экономики весь малый и средний бизнес и 20% его занятых становятся безработными, это 15 миллионов человек. Найдите мне сейчас самый страшный прогноз развития событий в российской экономике, где безработица превышает 20 миллионов, а именно столько будет в этом случае безработица в российской экономике. Я вот про один мельком слышал, но вообще сколько-нибудь обсчитанных прогнозов подобного типа не видел. То есть если исчезает в результате пандемии условно весь малый и средний бизнес, то это худший сценарий из возможных, которые можно представить себе из тех, что видел и в скольких-нибудь подробностях слышал я, про развитие ситуации, дел в российской экономике. Поэтому несмотря на то, что крупный бизнес для России важнее, чем средний и малый, это правда, важно следующее: тот масштаб катастрофы, который мы обсуждаем, вполне может быть совершенен только проблемами малого и среднего бизнеса. Соответственно, если малый и средний бизнес сейчас дико страдает, то очевидно, что он больше всего создает сложностей в российской экономике для восстановления. Почему? Например, те же крупные банки, которые кредитуют приличное количество малых и средних предприятий, физических лиц, которые работают на этих малых и средних предприятиях, они испытают сложности вместе с малым и средним бизнесом. Как только испытают сложности крупные банки, испытают сложности ряд крупных финансово-промышленных холдингов, возникнут сложности у правительства и Центрального банка Российской Федерации, тут же остановится кредитование крупных предприятий во многих случаях, потому что банки начнут разбираться исключительно со своими плохими долгами, как это было в 2008–2009-х гг. и в 2015–2016-х гг., мы это наблюдали уже неоднократно. Поэтому если вам кажется, что малый бизнес настолько незначим, что сильно заботиться о нем не надо, – это большая ошибка. Константин Чуриков: Нет, нам не кажется, мы хотели это как раз уточнить. Евгений Надоршин: Это очень много, это очень много. Оксана Галькевич: Евгений, у нас очень мало времени на самом деле, последний вопрос не могу не задать вам как эксперту компании «Капитал»: люди спрашивают, какой будет курс доллара США в июле. Очень коротко, если можно, напоследок. Евгений Надоршин: Ну не знаю, 75–80. Сложно сказать. Константин Чуриков: Но не хуже, чем тогда... Когда у нас было, в 2014 году. Евгений Надоршин: Я думаю, что о 65 мечтать не стоит, вот так скажу. Оксана Галькевич: Нет, ну нефть растет, мы подумали, может быть, там... Евгений Надоршин: Рубль дороговат даже для нынешней нефти, я так вам могу сказать. Константин Чуриков: О. Евгений Надоршин: Как только российская экономика перезапустится, курс скорее будет корректироваться в меньшую сторону, ну или нефть должна дорасти до 50–60, ну вот 50 с чем-то, чтобы оправдать текущий курс. Если вы найдете мне того, кто ожидает такую нефть, я буду рад послушать его аргументы в защиту этих уровней цен на нефть, но я таких не знаю. Оксана Галькевич: Я надеюсь, к этому времени, когда мы найдем такого эксперта, уже можно будет встретиться в студии, тогда вы вдвоем здесь эту ситуацию могли бы обсудить. Спасибо. Константин Чуриков: Спасибо. Оксана Галькевич: Евгений Надоршин, главный экономист консалтинговой компании «Капитал», был у нас на связи. Ну а дальше, друзья, мы будем говорить о мусорной проблеме в нашей стране. Переработка, сортировка или сжигание, что лучше?