Константин Чуриков: Уже начали мы говорить о том, что было в Гренландии, какой был климат, как все изменилось. Об этом сейчас спросим Владимира Малахова. Биолог, зоолог, морфолог и эмбриолог, доктор биологических наук, академик РАН. Владимир Васильевич, здравствуйте! Оксана Галькевич: Здравствуйте, Владимир Васильевич! Владимир Малахов: Добрый день! Константин Чуриков: А что прямо правда, вот глобальное потепление, и во всем виноват человек? Или вы разделяете мнение Никиты Александровича, что вот вулканы… вообще, антропологических факторов, влияющих на такие вещи, не так много? Владимир Малахов: Ну мы много раз об этом говорили. Я даже немножко устал об этом говорить. Константин Чуриков: Об этом надо говорить, Владимир Васильевич. Владимир Малахов: Ну что вам сказать? Конечно, вот мы живем сейчас в эпоху некоторого потепления климата. Такие эпохи повторяются примерно каждые 130 тысяч лет. Между вот этими эпохами в 130 тысяч лет происходит сильнейшее похолодание и наступление ледников. Последний раз ледники наступали примерно 17 тысяч лет назад, потом они отступили. И вот 8 тысяч лет назад (то есть примерно 6 тысяч лет до нашей эры) был климатический оптимум – наиболее теплый климат. В этот период в Ледовитом океане льды очень далеко отступили к полюсу. Вдоль всех наших сибирских морей была теплая и соленая вода. И это мы хорошо знаем по той фауне (по остаткам). Ну просто раковины, которые там лежат. Там плавали селедки. Сейчас ведь мы не ловим рыбу ни в каких морях, кроме Баренцева. Все остальные моря пустые, и рыбный промысел там не ведется. А тогда там было очень много рыбы. И вот этот оптимум, он закончился, и после этого климат идет к похолоданию. Ну и он так идет тоже в колебательном режиме. Вот предыдущий участник вашей программы рассказывал о средневековом климатическом оптимуме. Я сейчас посмотрел, вот среди вопросов, которые задают в чате телезрители, есть вопрос такой: «Пусть Малахов расскажет о том, какой климат был в Сахаре 2 тысячи лет назад». Ну если я должен отвечать, я отвечу вам. Константин Чуриков: Давайте ответим, да. Владимир Малахов: 2 тысячи лет назад был так называемый античный или римский климатический оптимум. Это был период потепления, которое началось примерно 300 лет до нашей эры и закончилось примерно в 400 году нашей эры. В этот период был очень благоприятный климат. Сахара вовсе не была такой пустыней как сейчас. Она была ну такой сухой саванной. И, скажем, Египет был одним из главных производителей пшеницы. И, собственно, завоевание Египта Римом было стимулировано тем, чтобы обеспечить поступление в Италию, где население уже было очень большое, достаточного количества пшеницы. Сейчас, как вы знаете, Египет – один из главных импортеров пшеницы, в частности, из России, вот. Вот климат ухудшился. Примерно в 400 году нашей эры наступил вот такой что ли малый ледниковый период. Это продолжалось до примерно 900 года нашей эры. И вот где-то в IX – X веке снова началось потепление. И оно, действительно, в 1000 году нашей эры уже достигло такой величины, что вот Гренландия, действительно, стала Гренландией. Это, конечно, не значит, что она стала вся зеленой, нет. Но южная оконечность Гренландии, вот южная часть Гренландии, она, действительно, была такой, что там можно было содержать скот. Пасти коров, овец. Там жило несколько тысяч человек, там было епископство. И вот этот вот относительно теплый климат, он тоже означал, что, скажем, гораздо дальше отступили льды в Ледовитом океане. И, кстати, мы знаем примерно рыбный промысел как проходил в то время. Конечно, в то время, скажем, сельдь, треску приходилось ловить гораздо севернее, потому что это северные рыбы. И они уходили гораздо дальше к северу, чем сейчас. Но в 1300 году (примерно) нашей эры, то еще через 300 лет после 1000 года опять началось похолодание. И это похолодание было довольно суровым. Это такой малый ледниковый период, который продолжался примерно до начала XIX века. То есть вот тоже, получается, где-то 600 примерно лет был очень холодный (относительно холодный) климат, малоблагоприятные условия для сельского хозяйства. Все эти события происходили без всякого участия человека. Оксана Галькевич: Вот как раз я об этом вас хотела спросить. То есть влияние человека… Владимир Малахов: Да, это естественный… Оксана Галькевич: Ну, подождите, это же разные были периоды исторические, разные уровни развития человечества. Не было промышленности в Египте, не было… Владимир Малахов: Конечно-конечно. Оксана Галькевич: И тем не менее… Владимир Малахов: Да, это все происходит на фоне… Я вам еще раз говорю: мы живем сейчас в период относительного потепления, которое, в общем… Ну дело-то идет к будущему ледниковому периоду. Но не быстро идет. Следующий ледниковый период наступит примерно, может быть, тысяч через 10 лет. Но идет дело к нему. Но идет не по прямой, а вот с такими колебаниями. Оксана Галькевич: Владимир Васильевич, скажите, но все-таки причина-то в чем вот этой цикличности? Я не знаю, солнечная активность или что-то еще? Если не человек, то что? Владимир Малахов: Не все ясны причины. Например, скорей всего, вот эта периодичность в 130 тысяч лет (она, кстати, установлена ведь благодаря исследованиям российских ученых). Вот помните, я вам, не знаю, я в передаче несколько раз… в ваших программах рассказывал о исследованиях, которые производились российскими учеными на нашей антарктической станции «Восток». Благодаря исследованиям кернов льда, которые находятся… там очень глубоко, можно проследить историю климата. И вот была установлена такая периодичность. Каждые 130 тысяч лет наступает относительное потепление, довольно сильное потепление. И, кстати, увеличивается очень сильно концентрация углекислого газа. Потому что ведь в обыденном сознании люди думают, что углекислый газ выделяется в результате промышленной деятельности, только таким образом. Нет, конечно. Как только чуть-чуть теплеет климат, вода мирового океана «выдыхает» углекислый газ. Потому что в воде мирового океана углекислого газа содержится в 100 раз больше, чем в атмосфере. Это главный аккумулятор углекислого газа, ведь он хорошо растворяется в воде. Чуть-чуть вы воду подогреваете, и он выходит в атмосферу. И вот эта периодичность в 130 тысяч лет, она связана, скорее всего, с космическими циклами. Это так называемые циклы Миланковича. Это циклы колебаний астрономических параметров земной орбиты и, соответственно, вот эта прецессия земной оси. И это еще вот в 1920-е годы прошлого века, более 100 лет назад, такой сербский ученый Миланкович установил эти циклы Миланковича. А вот с чем связаны вот такие вот явления как античный климатический оптимум, как средневековый климатический оптимум (вот когда викинги плавали в Америку и жили в Гренландии и все такое). Вот это, на самом деле… таких точных сведений нет. Конечно, вулканическая активность имеет большое значение. Даже я вам так скажу. Вот, скажем, помните (но вы-то, наверно, не помните) 1993-е годы были очень холодные… Константин Чуриков: Помним очень хорошо. Хорошо помним, да. Владимир Малахов: Вот это вот было извержение вулкана Пинатубо на Филиппинах. Он в 1992 году извергся, и примерно 2 года был по всей планете относительно холодный климат. Потому что, ну вы представляете, вулкан Пинатубо выбрасывает не меньше 5-7 кубических километров пепла. Он рассеивается высоко очень в стратосфере и, соответственно, экранирует поступление солнечной радиации. Я не знаю, сколько сейчас выбросил вулкан Хунга-Тонга-Хунга, который был в Тихом океане на островах Тонга. У меня просто нет сведений, я нигде их не встречал, сколько кубических километров он выбросил. Если выбросы, скажем, приближаются к 5 кубическим километрам, то, скорее всего, следующее лето и, может быть, еще одно лето будут относительно более прохладными. Во всяком случае точного понимания того, почему вот есть такие вот периоды примерно в 600-700 лет теплых, потом 600-700 лет холодных, потом опять 600-700 лет теплых, потом опять 600-700 лет холодных… такого точного понимания в науке нет. И вот теперь… Оксана Галькевич: Владимир Васильевич, вы знаете, я вот хочу понять, простите, а что, извержение одного вулкана может такое обширное воздействие иметь? Владимир Малахов: Да-да. Оксана Галькевич: Вы сказали, одно-два лета будут прохладными где? В том регионе, где… или там в каком-то обозримом или вообще на всей планете? Владимир Малахов: Нет-нет-нет. На всей планете. Оксана Галькевич: Да? Вот один вулкан так «напакостить» может? Владимир Малахов: Да. Ну смотря какой вулкан. Дело в том, что, я вам еще раз говорю, вулкан Пинатубо – это вот на Филиппинских островах такой был вулкан, он извергался в 1992 году – он обеспечил понижение температуры на полградуса по всей планете на 2 года примерно. Оксана Галькевич: А как это работает? Как это работает? Вот извержение вулкана, выброс каких веществ, каких газов? Дальше вот какая ре… Владимир Малахов: Выбрасывается, здесь важно, не газ – выбрасываются частицы лавы. Это пыль такая. Она, если взрыв очень сильный, то он выбрасывается километров на 25. А дальше он растекается по поверхности тропосферы, в стратосфере, по всей планете. И получается, что солнечные лучи отражаются и не достигают поверхности Земли. Оксана Галькевич: Аа. Владимир Малахов: И наступает такое относительное похолодание. Константин Чуриков: Они закрывают как бы Землю от Солнца, да, Солнце не проходит, да. Владимир Малахов: Вот точно такое же явление было в начале ХХ века, когда в Индонезии извергался вот этот вулкан Кракатау, а в 1815 году 2 года было настолько холодно, что даже во Франции летом шел снег. И урожай… в Европе был полный голод. Только что прошли наполеоновские войны, а еще при этом 2 года без урожая. И это был кошмарный год. 1815 год - это уже, конечно, настоящая история, все задокументировано. Это результат извержения индонезийского вулкана Тамбора. Такой вулкан Тамбора в Индонезии. Индонезия вообще страна вулканов. Вот мы привыкли, что Камчатка – страна вулканов. Там, конечно, много вулканов… Константин Чуриков: Ну там же целое… это называется «огненное кольцо», по-моему, да, этот регион вокруг Тихого океана? Владимир Малахов: Вот в Индонезии – это вообще 200 активных вулканов. Вот Тамбора извергался, и был вот такой суровый… Константин Чуриков: Владимир Васильевич, давайте послушаем звонок. Из Петербурга Александр звонит, о чем-то хочет вас спросить. Здравствуйте, Александр! Зритель: Добрый вечер! Спасибо, что Владимир Васильевич приглашен в студию. Я считаю его одним из выдающихся экспертов вашего телевидения. Константин Чуриков: Присоединяемся. Мы тоже так считаем, да, спасибо! Зритель: И всегда мы, так сказать, с удовольствием слушаем, потому что он, действительно, специалист и профессионал и знает, о чем говорит. Но я хотел бы сказать вот о чем. Глобальное потепление – это такое явление природное, в котором я, естественно, ничего не понимаю. Но я чувствую, что мы повлиять реально на это не можем. Чтоб повлиять мы должны посмотреть с другой стороны. Мы должны в связи с этим и с такой тенденцией потепления, возможного на какие-то перспективы, изменить технологию нашей жизни. Технологию жилищного строительства, технологию развития производства, экологическую технологию, технологию землепользования в сельском хозяйстве. И второе – чем мы не занимаемся – мы бросили абсолютно на территории Российской Федерации все виды водоемов. Начиная с маленьких рек и кончая океанами. Мы их не чистим, мы их не благоустраиваем. Я смотрю по нашей великой Неве, так сказать, которая меньше 100 километров длины, ей никто не занимается. Ни в Петербурге, ни под Петербургом и так далее. Константин Чуриков: Спасибо, Александр! Спасибо за ваш звонок. Владимир Малахов: Владимир Васильевич, - пока недалеко ушли от темы выбросов, и потом еще прокомментируете звонок Александра, - вот если представить, что, например, ну, не знаю, кто-то сошел с ума, все решили остановить все заводы, которые есть на планете Земля. Вот все, все до единого остановили. Больше ни одной трубы не дымит, ничего туда не выбрасывается. Как бы это повлияло на климат, на нашу планету? Владимир Малахов: Никак не повлияло бы. Никак. Потепление идет по естественным причинам, и экономическая, промышленная деятельность человечества оказывает очень небольшое воздействие. Если мы остановим всю промышленость, прекратим все выбросы, потепление продолжится. А если оно сменится похолоданием (а оно может смениться похолоданием) примерно к 2050-2060 году, есть вот такая, я о ней тоже говорил в передаче, атлантическая мультидекадная циркуляция. И, в общем, согласно вот этой концепции примерно в 2050-2060 году нас ждет некое небольшое похолодание. Ну что значит небольшое? Существенное некое похолодание. Мы тоже его не можем – ни похолодание, ни потепление – человеческой деятельностью остановить. И, на мой взгляд, разговоры о глобальном потеплении или похолодании, они маскируют и уводят нас от реальных проблем. А реальные проблемы состоят в том, что человечество не в состоянии оказать существенное влияние на глобальный климат. Это мое твердое убеждение. Но оно может оказать очень существенное влияние – и оказывает существенное влияние – на локальный климат и локальную экологическую обстановку в городах и в каких-то местностях. Хватит говорить о глобальном потеплении, надо говорить о том, чтобы прекратить безобразную экологическую ситуацию в промышленных городах! Сколько можно терпеть вот эти «дни черного неба», которые каждый год объявляются в Красноярске. Оксана Галькевич: Если бы каждый год – каждый месяц по нескольку раз объявляются. Владимир Малахов: Да постоянно это бывает. Вот очень тяжелая экологическая обстановка в Челябинске, в Нижнем Тагиле, в Череповце. Много таких вот промышленных центров. И на самом деле человек не в состоянии изменить климат глобально, но он может экологическую обстановку – и вы сами прекрасно знаете – и климатические параметры очень сильно изменить в городах. А мы же живем-то все-таки… не равномерно рассеяны по всей планете. Мы живем в конкретных городах. Оксана Галькевич: Владимир Васильевич, тут вспоминать… Владимир Малахов: Вот об этом надо говорить. Вот об этом надо думать. И здесь, вот здесь человек очень много может изменить. Вот климат на планете мы изменить не можем, а вот конкретно в Красноярске изменить экологическую обстановку – можем, в состоянии. Но не делаем этого. Оксана Галькевич: Помните, как в начале пандемии, когда были объявлены локдауны, когда затихла, так или иначе, какая-то активность, в том числе и производственная, и люди стали меньше выходить, насколько все стали замечать изменения вокруг себя. В живой природе, да, и в растительности, и флора, и фауна… Константин Чуриков: У меня в лесу зайцы стали бегать, лисы. Оксана Галькевич: Да-да-да-да. Это, кстати, вот о том, что вокруг себя мы очень многое можем изменить. Владимир Малахов: Да, конечно. И нам сейчас важно сосредоточить усилия не на глобальных проблемах. Уверяю вас… Я уж не говорю о том, что для биосферы - послушайте меня как профессионала, как биолога, послушайте меня и услышьте – для биосферы потепление – это благо. Потепление всегда означает увеличение биологического разнообразия и увеличение биомассы. Для биосферы это только благо. Константин Чуриков: Да, верю. Верим вам. Владимир Малахов: Это именно так. Другое дело, что вот у нас есть города, они так случилось исторически… Почему в Красноярске такая ситуация? В Красноярске люди селились – это было большое село – они селились в котловине, где нет сильного ветра, где зимой устанавливается безветренная погода, где летом очень тепло. Там даже арбузы в Минусинской котловине можно выращивать. Но когда город стал промышленным, вот эти факторы, благоприятные для жизни человека, который занимался сельским хозяйством, скотоводством, они стали коренным образом неблагоприятны. Потому что вот это безветрие, которое устанавливается в Красноярске в зимний период, оно приводит к тому, что все промышленные выбросы – а это сейчас промышленный город – они концентрируются, и люди дышат, от этого болеют и умирают. Константин Чуриков: Но это же еще не только промышленные выбросы, извините. Там вообще в Сибири проблема с газификацией. Там углем топят дома, печи. Владимир Малахов: Ну еще и Красноярск, так скажем прямо, это один из самых насыщенных автомобилями городов нашей страны. Оксана Галькевич: Это еще и город-миллионник просто, да, сибирский. Владимир Малахов: Там же просто на 1000 жителей автомобилей больше, чем в Москве. Поэтому, конечно, там и выбросы этих автомобилей, весь вот этот выхлоп, все это концентрируется, и мы там всем этим дышим. Естественно, люди болеют. Продолжительность жизни там меньше. Но это мы в состоянии изменить. Вот глобальный климат мы не в состоянии изменить, но локальную экологическую обстановку в таких промышленных городах мы можем изменить. Это затратный процесс, это недешево. Это, конечно, требует каких-то вложений. Но мы можем это сделать. И вот, на мой взгляд, именно на это и должны быть направлены основные усилия, а не на борьбу с неким «глобальным потеплением». Оксана Галькевич: Владимир Васильевич, вот мы сегодня вспоминали Гренландию много раз и другие какие-то части нашей планеты в рамках этого цикла обсуждения похолодания и потепления. Скажите, если мы потихонечку «теплеем», так скажем, чего нам ждать на территории нашей страны? Как далеко это зайдет и в каких районах может измениться в связи с этим жизнь? И как это было, может быть, много лет назад? Владимир Малахов: Ну как далеко зайдет мы предсказать так уж не можем. Потому что, я вам еще раз говорю, что нам непонятны причины изменения климата - вот эти вот самые периоды потепления-похолодания. Есть разные дискуссии. Но в целом опять-таки, вы меня приглашаете как эксперта, ну, значит, вам придется выслушивать мое мнение. Константин Чуриков: С удовольствием. Владимир Малахов: А оно таково, что для нашей страны потепление несет больше плюсов, чем минусов. Больше плюсов. Потому что, что значит «потепление»? Это означает, что увеличивается влажность атмосферы. Вот все ведь думают, что если будет тепло, то будет сухо. Ничего подобного. Когда происходит потепление, уменьшается масса ледников в Антарктиде и в Гренландии, а эта вода поступает в атмосферу. И как раз при потеплении сокращается площадь пустынь. Людям это непонятно, а это именно так. Вот идет потепление – сокращается площадь пустынь. Если пойдет потепление, будет увеличиваться концентрация углекислого газа. Она уже сейчас увеличилась примерно на треть по сравнению с тем, что было 100 лет назад. И это сразу же сказалось на увеличении урожайности тех сельскохозяйственных культур, где фотосинтез осуществляется по так называемому C3-пути. У нас на 20% увеличивается урожайность пшеницы, ржи, гречихи, льна – это культуры, где фотосинтез идет по C3-пути. У нас увеличиваются посевные площади. У нас в Сибири есть очень хорошие почвы, но не хватает увлажнения. Но более теплый климат означает, что влаги станет больше в Сибири, и у нас увеличиваются посевные площади. У нас увеличивается скорость лесов. Вот это увеличение концентрации углекислого газа в атмосфере примерно на 100 ppm (сейчас около 400, даже больше 400 ppm). А в начале ХХ века было 300 ppm. Вот на 100, на треть увеличилось, видите, получается. И у нас сейчас скорость леса, роста леса, увеличилась на 20-25%. А лес – это российское богатство. Во-первых, это экология, это улучшение экологической обстановки, это выделение кислорода, который… Никто почему-то не считает, что Россия является главным продуцентом кислорода на нашей планете, благодаря большой площади лесов. И потом лес – это огромный ресурс, понимаете, которым мы можем заменить этот осточертевший всем пластик. Вот вы все время меня приглашаете поговорить насчет пластика. Чем заменить пластик? Да продуктами из целлюлозы, из древесины. Потому что они разлагаются за несколько месяцев, а пластик разлагается сотни лет. Константин Чуриков: Конечно. Не пластиковый стакан, а вот этот бумажный обычный стаканчик. Владимир Малахов: И, наконец, следующее. Это потепление в Ледовитом океане. Для нашей страны жизненно важно, чтоб мы могли осуществлять навигацию по Северному морскому пути. Мы столько надежд с этим связываем. Но по-прежнему коммерческой навигации все еще нет. Константин Чуриков: Владимир Васильевич, да просто в будущем, лет через 500, отдохнуть не в Турции, не в Таиланде, а увидеть, наконец, пожариться на родном Карском море. Давайте сейчас звонок послушаем. Оксана Галькевич: Не Папакабана или как, Капакокабана… Как там вот этот вот? Константин Чуриков: Капакабана, да. Владимир, Калининград, здравствуйте! Оксана Галькевич: Да-да. Не туда, а гораздо ближе, Костя. Между прочим, полтора часа до Белого моря. Константин Чуриков: Да, удобно. Удобнее, да. Владимир, здравствуйте! Оксана Галькевич: Здравствуйте! Константин Чуриков: Звонок у нас. Зритель: Добрый вечер! Константин Чуриков: Добрый! Да, пожалуйста. Зритель: Я вот, извините, так буду говорить про умников с глобальным потеплением. Может быть, их в Техас отправить и в Ливан, в Африку, в Сирию, где снег идет. И пусть они там расскажут о глобальном потеплении. Константин Чуриков: Да, Владимир, разделяем ваше мнение. Владимир Васильевич, вообще вот, секундочку… Оксана Галькевич: После того, как Владимир Васильевич сказал о том, что мы – главные производители кислорода, я подумала: «Слушайте, они с нас в Евросоюзе хотят брать налог за выбросы, а мы – за кислород». Константин Чуриков: Да. Захотим – перекроем. Владимир Васильевич, вот эта классическая картинка, которую используют всегда, когда какая-нибудь Грета Тунберг, еще кто-то там такой новый пророк выступает, говорит про то, как все плохо. Это, значит, эти падающие ледники в Антарктиде. Эти льдины падают в океан, все плохо. Завтра там утонет Голландия. Это имеет под собой почву? Этого надо бояться? То, что Антарктида в таком объеме тает, как они утверждают? Оксана Галькевич: Ну в Швеции, наверно, им надо этого бояться. Уровень воды повышается. Владимир Малахов: Ну, вы знаете, если потепление будет продолжаться, то, естественно, будет уменьшаться ледовый покров Антарктиды. И, стало быть, будет повышаться уровень мирового океана. К сожалению, я не думаю… я говорю, что я этого не боюсь. Но, к сожалению, такого потепления ожидать, скорее всего, нам не придется. Во-первых, Антарктида и Гренландия обладают такой массой льда, что для того, чтобы их растопить, понадобится, так скажем, не одно столетие. Но если бы это произошло… А вот вы должны понимать, что все ведь так думают – я не знаю, почему все так думают – что вот всегда в истории нашей планеты на Антарктиде был всегда вот такой ледяной панцирь. Но, вы знаете, - я вот смотрю на все как бы с больших временных промежутков, - ледовый панцирь в Антарктиде стал формироваться примерно 25-30 миллионов лет. А до этого никакого ледового панциря на Антарктиде не было. И, стало быть, там были леса (это мы точно знаем), там бегали по ним динозавры, там была огромная фауна динозавров, вот. Хотя она была на Южном полюсе, в этом же самом месте. Но и уровень мирового океана был примерно на 150 метров выше. В этот период, конечно, - поскольку концентрация углекислого газа в атмосфере была в 10 раз выше, чем сейчас (в мезозойском периоде), - то растения росли очень быстро. Биомасса растительная на суше возрастала очень быстро, и могли существовать вот такие гигантские травоядные животные, как диплодоки, бронтозавры, которые весили по 130-150 тонн. Потом, примерно 60 миллионов лет назад, началось похолодание. Вымерли динозавры, вымерли белемниты, многие представители морской фауны. Ихтиозавры (это не динозавры), они тоже вымерли. Но тем не менее в третичном периоде все-таки еще ледяного панциря не было, концентрация углекислого газа в атмосфере была примерно в 5 раз выше, и тоже были гигантские травоядные млекопитающие, такие как индрикотерии. А вот 25-30 миллионов лет назад началось похолодание. И сформировались ледяные шапки на полюсах, и вот периодически этот лед наступает-отступает, наступает-отступает. Ну и вот мы сейчас живем в такой период относительного отступления льда, но если вот эта ледяная эра… Вообще, ледяные эры, они в истории Земли непродолжительны. Потому что вот, скажем, началась ледяная эра 25-30 миллионов лет назад, а перед этим вот такая ледяная эра, ледниковая эра, была примерно 250 миллионов лет назад. Это был пермский период. То есть, представляете, больше 200 миллионов лет назад на Земле вообще не было ледяных шапок. Была теплая биосфера и очень большое биологическое разнообразие. Так что вот так вот развивается ситуация. Оксана Галькевич: Владимир Васильевич, вот мы вспомнили Грету Тунберг, говорили уже о каких-то политиках отдельных сообществ государственных. Голос науки, я вот хочу понять, почему он не слышен? Ведь есть, наверно, ученые в Соединенных Штатах, в Европейском союзе, других частях света, которые тоже все это понимают – то, что вы сказали, - придерживаются такой же точки зрения. Почему же мы постоянно вот так широко обсуждаем вот это антропологическое воздействие, промышленное и все прочее? Константин Чуриков: Почему вас не слышат? Оксана Галькевич: Да, почему не слышат голос науки? Константин Чуриков: Ровно минута у нас. Владимир Малахов: Ну, в науке есть разные мнения. И это точка зрения, которую я вам рассказываю, она тоже в науке существует. Но есть и другая группа ученых, которая борется за гранты. А гранты… Мы все, конечно, боремся за гранты, и я – тоже. Потому что мне надо кафедру кормить. Но тем не менее… Ну а гранты очень часто дают те организации, которые, как вам сказать, заинтересованы в большой шумихе по поводу глобального потепления. Константин Чуриков: Потому что глобальное потепление – это еще и углеродный налог. Оксана Галькевич: Глобальные гранты. Константин Чуриков: И глобальные гранты. Спасибо большое, Владимир Васильевич! Владимир Малахов. С вами всегда интересно. Владимир Малахов, биолог, зоолог, морфолог, эмбриолог, доктор биологических наук, академик РАН. Эх, Оксана, надо было не на журфаке время терять. Надо было на биофак идти. Теперь-то ты это поняла? Оксана Галькевич: А кто тебе сказал, что я теряла там время, Костя? Константин Чуриков: Теперь-то ты это поняла? Оксана Галькевич: Время терял ты, я помню по твоим рассказам, да. Константин Чуриков: Это была программа «ОТРажение», которую для вас провели, во-первых, наши коллеги в аппаратной, которые тоже, в общем-то, штудировали все, что сейчас говорилось. Молодцы, ребята! Конечно, Оксана Галькевич все записывала. Оксана Галькевич: И Константин Чуриков. И не только в аппаратной. В студии у нас тоже есть наши коллеги, которые работают за кадром. К сожалению, не можем вам их показать. Константин Чуриков: Не развернуть камеры, да. Оксана Галькевич: Но они есть, вот они нам тоже размахивают руками… Константин Чуриков: Все, до завтра, пока! Смотрите… Оксана Галькевич: Спасибо, друзья, до свидания!