Петр Кузнецов: Сергей Лавров сделал очень неожиданное и очень резкое заявление. Сегодня он вот таким образом прокомментировал текущее состояние взаимоотношений России с Евросоюзом: СЮЖЕТ Сергей Лавров: Мы исходим из того, что мы готовы, если мы еще раз увидим, как мы уже почувствовали не единожды, что в каких-то областях накладываются санкции, которые создают риски для нашей экономики, в том числе в самых чувствительных сферах. Да, мы, еще раз, мы не хотим как бы изолироваться от мировой жизни… Сергей Соловьев: …но готовы. Сергей Лавров: …но надо быть готовым к этому. Хочешь мира – готовься к войне. Марина Калинина: 7 февраля глава европейской дипломатии Жозеп Боррель заявил об удалении России от Евросоюза. Он пояснил, что пришел к такому выводу после встречи с Лавровым и (цитата) «сигнала российских властей во время этого визита» (конец цитаты). По его мнению, Москва не хочет использовать возможности для более конструктивного диалога. Петр Кузнецов: В российском МИДе удивились этому заявлению. Там считают, оценка итогов визита в Москву, данная Боррелем, как-то отличается, мягко говоря, с его же словами, сказанными в России. До этого Москва объявила дипломатов Германии, Польши и Швеции персонами нон грата. Причиной стало их участие в несогласованных акциях. Официальный представитель российского МИДа Мария Захарова тогда сказала, что эта мера вынужденная. Марина Калинина: И, как позже стало известно, Евросоюз может ввести санкции против России, очередные санкции, уже в ближайший месяц. В частности, страны ЕС могут ввести запреты на въезд и заморозить активы сторонников президента. Петр Кузнецов: Какие последствия все это будет иметь для отношений России и Евросоюза, будем обсуждать с нашими экспертами. Валерий Коровин с нами сейчас на связи, директор Центра геополитических экспертиз. Валерий Михайлович, здравствуйте. Валерий Коровин: Здравствуйте. Петр Кузнецов: Не припомним мы такого заявления в исполнении… (но здесь нужно уточнить: это не позиция МИДа, это глава МИДа Сергей Лавров) о готовности разорвать. Или уже в принципе это заявление можно назвать близким к дежурным попыткам пригрозить Западу? Валерий Коровин: Видите, за многие годы бесконечных предупреждений со стороны российского МИДа и озабоченностей многочисленных, которые МИД высказывал все эти годы, не изменилось ровным счетом ничего со стороны Европы по отношению к России, имея в виду постоянные наращивания давления и требования уступок в одностороннем порядке, не считаясь с позицией России, с мнением Москвы, вообще игнорируя по большому счету нашу миролюбивую такую вот позицию в отношении Европы. Т. е. даже Лаврова, такого сдержанного человека, терпеливого и абсолютно миролюбивого, довели уже до такого состояния, что он вынужден прибегать к столь резким заявлениям. Я думаю, что в устах Лаврова это имеет весьма конкретное значение и будет иметь весьма конкретные последствия. Потому что Лавров вот просто так слова на ветер не бросает. Т. е. эта односторонняя политика уступок со стороны России и только лишь нарастающего давления со стороны Европы – она закончилась. И за словами о суверенитете должны последовать дела. Вот мы заявили о суверенитете своем 20 лет назад, но теперь его надо отстаивать. И время от времени Запад и Европа, как его такое передовое копье, наконечник, который действует от имени глобалистского Запада как цивилизационного полюса, он лишь требует от нас уступок. И постоянно тестирует нашу действительную способность вести себя суверенно. Т. е. суверенитет это не просто слова, это необходимость постоянно доказывать способность этот суверенитет отстаивать. Вот эти санкции и санкции и санкции – они сначала пугали, потом они как бы приелись и стали для нас равнодушными, а сейчас они требуют ответных мер. Поэтому Россия должна отвечать. И это позиция сильного. Это позиция суверенного. Если мы хотим, чтобы с нами считались, пора действовать и действительно готовиться к войне и эту войну начинать. Санкционную войну – значит, санкционную. Если Запад вновь хочет повторить ошибку предыдущих столетий и начать горячую войну – мы и к этому готовы. Но вот уступать постоянно, бесконечно, сдавая свои позиции и высказывая исключительно озабоченность, мы больше не можем. Лимит на уступки со стороны России исчерпан, и пора начинать действовать. Марина Калинина: Несмотря на то, что сейчас, сегодня заявил Лавров, в Евросоюзе начинают опять обсуждать всевозможные санкции против России. На сей раз уже из-за ситуации с Алексеем Навальным. И вот это такая позиция, что уже 22 февраля, как Жозеп Боррель заявил, они будут обсуждаться на встрече глав МИД Евросоюза. Вот вроде как все равно, несмотря ни на что, Евросоюз продолжает вести свою политику. Вот почему это вообще, в принципе, такая ситуация? Валерий Коровин: Тут, конечно, надо отметить, что Евросоюз… Марина Калинина: Это просто уже поход напролом такой? «Нам все равно, мы будем дальше гнобить, гнобить, добивать, добиваться своего и т. д.»? Валерий Коровин: А вот, очевидно, этот подход совершенно неконструктивен. И здесь нужно отметить в этой связи, что Евросоюз в этой своей политике бесконечного давления и поиска поводов для санкций не суверенен. Т. е. за ним стоит другой источник этого постоянного давления, этой постоянной санкционной истерии, и который лежит за пределами Евросоюза – через Атлантику, в Вашингтоне. И вернувшиеся к власти глобалисты в США вновь взялись за свое. Снова-здорово, опять давление, опять санкции, опять требуем от вас уступок, опять вмешиваемся в ваши внутриполитические процессы. Вот это не что иное же, как вмешательство во внутреннюю политику России. Американцы подняли страшный вой, когда возникло только подозрение о том, что, может быть, наверное, не исключено, кто-то, связанный слегка с Россией, вмешался в их выборы. И этот вой стоял все четыре года президентства Трампа. Но когда они открыто вмешиваются, т. е. дипломаты европейские просто ходят на несанкционированные акции, подстрекают массы на неповиновение и протест, нарушение законов, которое жесточайшим образом, опять-таки, подавляется в странах Запада, – это они считают за норматив. Т. е. вот отношения с Европой наши, они же выстраиваются не одно десятилетие и даже не одно столетие. И вот за последние 30 лет европейцы привыкли, что мы всегда уступаем. Вот они надавят – мы отступим. Они потребуют – мы согласимся. Они поведут себя неправомерно и совершенно волюнтаристически – мы выскажем озабоченность. Т. е. это создалось ощущение полной безнаказанности. Введение санкций против России – то это некая такая вот данность. Т. е. санкции будут, все. Дальше нужен какой-то повод. Кривой, косой, неказистый, ни в какие ворота не лезет, концы с концами не сходятся, но повод они этот ищут. Вот сейчас Навальный. До этого, там, был какой-то еще. Это уже даже неважно. По большому счету, мы не обращаем на это внимания. Но это абсолютно точно в сухом остатке вмешательство во внутриполитическую ситуацию, давление и требования уступок. И все. И от нас они ничего не хотят слышать. Путин спрашивает у Макрона: дайте доказательства, допустите наших экспертов, сами приезжайте, предоставьте нам доказательства вот вашей версии об отравлении вот этого блогера Навального. – Ничего, просто они игнорируют это, не слышат. Просто требуют, там: вы признайте, вы покайтесь, давайте уступки, сдавайтесь. «Рус, сдавайся, иначе мы сейчас введем санкции». Ну, и что? Даже Лавров уже совершенно озверел и требует от них считаться с… Марина Калинина: Но, смотрите, вот это о чем говорит? О том, что с нами не считаются? Или о том, что на нас хотят надавить, чтобы мы ослабли и потеряли свои позиции на мировом политическом уровне? Валерий Коровин: Да, все так и есть. И причина этого в таком цивилизационном западном европейском высокомерии. Вот Запад – абсолютно расистская цивилизация. Они выстраивают иерархию народов и помещают себя на вершину этой иерархии. Многие столетия. Это не сейчас началось и не в XX веке. Это всегда было так. И в этой иерархии народов мы у них всегда будем варварами. Которые стремятся стать Западом, бегут за ними, не поспевают, путаются в своих собственных ногах, стремятся скорей-скорей за Западом, а они всегда, высокомерно оглядываясь на нас, там, плюясь, говорят: «Ну, куда вам, варварам, за нами? Давай-ка, там, еще нам уступи вот это и вот то. Или мы сейчас на вас войной пойдем». А другие, кто Западом не стремится стать, народы и цивилизации, это для них вот вообще просто дикари. Т. е. мы хотя бы варвары, а это дикари. Это высокомерие никуда не делось. И оно отрезвляется только силой. Вот когда русские приходят в Европу: «Здравствуйте», там, на чистом французском языке, в Париж или, там, в Берлин в третий раз заходят, – вот тогда европейцы понимают, что нет, что-то у них не сходится. Они не самые красивые, они не самые развитые, их цивилизационный опыт не является эталонным, а русские тоже что-то могут, это тоже цивилизация, и с ней надо считаться. Но проходит немного времени, там, 50-100 лет, они опять забывают и опять на те же грабли самые наступают, требуя от нас уступок без ответных действий. Вот, с ними даже невозможно разговаривать, договариваться. Тем более если у тебя нет фактора силы. Т. е. если за нами не стоит такая сила, которая способна принудить Запад к исполнению договоренностей, заключенных, подписанных. Т. е. без силы они просто этого делать не будут. Петр Кузнецов: Валерий Михайлович, да, понятно. Смотрите, наши телезрители на два лагеря здесь разделились на СМС-портале. Одни поддерживают Лаврова: «Молодец Лавров, нечего под них прогибаться», – Краснодарский край. Приморский пишет: «Лавров молодец, давно надо было сделать это». А другие как будто бы им же отвечают: «А что сделать это?» Обвиняют нас в такой агрессии и в нападках. «Почему мы сеем агрессию? В том числе, кстати», – пишут, – «и ваш эксперт». «Зачем нам горячая война? Живем все хуже и беднее, а воевать готовы?», – удивляется Краснодарский край. «А Лавров разве не дипломат и не должен сглаживать острые углы?» – это уже Серж, пользователь через сайт otr-online.ru. Валерий Коровин: Задача дипломатии – не уступать постоянно, а добиваться тех же самых результатов, только без помощи войны. Вот можно добиться уважения и необходимости считаться с нами с помощью войны. Это мы делать умеем. Это мы делаем регулярно – каждое столетие приходим в Европу, возвращая их в чувство. Либо можно добиваться этого же самого с помощью дипломатии. Т. е. дипломатия – это не уступки. Это не поражение, это не сдача позиций. Это сильная позиция, которая достигается без войны, путем переговоров и мягкой силы. Мягкая сила – это тоже сила. И она тоже должна быть. И если удается достигнуть нужных нам результатов с помощью дипломатических процессов, переговоров, выставления сильных доводов, сильной позиции переговорной без использования обычных вооружений, то честь и хвала такой дипломатии. Петр Кузнецов: Хорошо, хорошо. Валерий Михайлович, последний вопрос, потому что нам надо идти дальше. Ну, вот сейчас они вводят санкции, которые для нас, уже мы обозначили, что будут болезненными и это станет последней каплей, и тогда мы в таком случае, по словам Лаврова, разрываем отношения. Что такое «разрываем отношения»? Как они могут измениться в еще худшую сторону? Потому что они и так уже долгое время очень в замороженном состоянии находятся… Валерий Коровин: Да. Петр Кузнецов: …Может ли быть еще хуже? И что это будет «еще хуже»? Марина Калинина: Чего нам ждать? Валерий Коровин: «Мы разрываем отношения» означает то, что мы не будем в одностороннем порядке больше, как это было раньше и как это было три десятилетия, исполнять со своей стороны всю нашу часть договоренностей, не ожидая совершенно, что ответным образом свою часть договоренностей исполнят страны Запада. Вот многие годы мы выполняем добросовестно, честно и последовательно все свои обязательства по всем международным договорам в одностороннем порядке. Это игра в одни ворота. Петр Кузнецов: Так, но смотрите, давайте… Газа не будет нашего в Европу поступать? Или что? Валерий Коровин: Его не будет, если они не захотят этого. Тут, смотрите, получается, что мы хотим обеспечить их топливом, дешевым топливом, которое крайне необходимо Европе для развития их экономики, и при этом должны биться за это. Петр Кузнецов: Но и нам надо куда-то сбывать его. Валерий Коровин: У нас есть огромный внутренний рынок, который вообще совершенно не покрыт, не газифицирован. И если обратить чуть больше внимания на этот рынок, то тут можно сбыть все что угодно. Это колоссальные территории, это огромное население, в 3 раза больше, чем в Европе. Поэтому это все, кстати, риторические уловки, на которые нас ловят. «Вот у вас нет рынка, поэтому вы продайте нам этот газ. А вот попробуйте продать. Мы будем сопротивляться, будем вводить санкции против вас. А вы стройте газопровод. Нам газ ваш нужен, конечно. Но мы будем сами диктовать вам цену, мы за это введем вам санкции, мы вас оштрафуем. Потому что вам некуда его девать». Это риторические игры такие словесные, которые влекут за собой тяжелые реальные последствия. Вот надо выйти из этого состояния помешательства такого, околдованности Европой, которая заявляет из Запада, что «мы и есть все человечество. Вы изолируетесь от всего человечества». Это абсолютная глупость. Западная цивилизация это меньшинство человечества. Но нас пугают, и мы зачем-то верим в это. Вот выйти из договоренностей и выйти из диалога – это отрезвляющий совершенно, суверенный, сильный метод. Метод сильной дипломатии, который от нас требуется. Петр Кузнецов: Спасибо, что вы … Марина Калинина: Спасибо. Спасибо. Петр Кузнецов: Валерий Коровин, директор Центра геополитических экспертиз. Кирилл Коктыш сейчас на связи, член совета Ассоциации политических экспертов и консультантов, доцент кафедры политической теории МГИМО. Кирилл Евгеньевич, здравствуйте. Кирилл Коктыш: Да, здравствуйте, здравствуйте. Петр Кузнецов: Знаете, Кирилл Евгеньевич, раньше казалось, что мы… ну, как, не «казалось», мы на санкции реагировали так: «ну и ладно, там, пусть вводят, справимся, только сильнее будем» и т. д. Теперь мы обозначили некую, что ли, уязвимость и чувствительность, что ли, в реакции на очередные возможные санкции. О каком санкционном ударе сейчас идет речь? И как и на ком он скажется? Кирилл Коктыш: Ну, мы пока не знаем. Это остается интригой. Но понятно, что месседж, который послал Лавров, касается новой администрации Байдена. Т. е. Европу ведь никто, по большом счету, не спрашивает. Европа это объект. И объект она, в общем-то, достаточно давно. Наверное, сразу после второй мировой войны. Где политические интересы определяют США, ну, а экономические интересы более или менее определяет Европа. И вот в ситуации, когда в общем-то администрация Байдена пробует Россию на прочность, это еще немного забавно. Ведь мы видим, что с протестами Навального были использованы в поддержку те же самые ресурсы, те же самые люди, которые и обеспечили протесты в Беларуси. Ну, так или иначе. А с протестами, соответственно, вот с пробой на прочность российской ситуации, российского режима, в общем-то, создается такой неприятный прецедент, в рамках которого, конечно, России нужно продемонстрировать способность не только перехвата инициативы, но и жестко отвечать. В Европе обозначается цена вопроса. Ну и, конечно, цена вопроса будет соразмерная, как всегда в дипломатии, и сдержанная. Т. е. Россия, позволю себе напомнить, как-то перестала платить взносы в ПАСЕ. И это поставило ПАСЕ в очень такую жалкую и прозябающую ситуацию. И Россию попросили в ПАСЕ вернуться и выполнили большую часть российских условий. В общем-то и здесь ситуация, когда Европа, с одной стороны, выбирая между американским кнутом, ну и вроде как Россию всегда можно уговорить, что вот Россия так или иначе поймет, … будет пытаться занять американскую сторону. Но крайне важно для нее обозначить цены вопросов, что будет и с одной стороны, и с другой стороны. И в этом случае любой вопрос будет иметь какую-то свою цену. При том, что понятно, что экономические связи России… Марина Калинина: Вот я хотела задать вопрос как раз по поводу того, что, помимо политики, есть еще экономика. Европейские страны не могут же не понимать, что сейчас, при такой мировой интеграции, Россию нельзя выкинуть из экономических вот этих связей Европы и нашей страны. Кирилл Коктыш: Нет, но при желании можно сделать все что угодно как бы. Т. е. можно и хомячка научить курить, как говорили в одном известном фильме. Т. е. это не проблема. А проблема немножко в другом. Если вы обратите внимание на риторику европейских политиков, то обычно всегда вот есть, там: это экономический вопрос, это политический вопрос, да? А особенно Германии когда это касается. Но и здесь же в общем понятна семантика этой фразы, нужно просто перевести на русский. Потому что политические вопросы решаются в Вашингтоне, а экономические вопросы могут решаться на месте. И дальше Европе, как тому Фигаро, приходится согласовывать интересы между своими корпорациями и американской политикой. И согласовывать в достаточно таком некомфортном для себя режиме. Далеко не всегда лицо получается соблюсти и сохранить. Но нужно понимать, что все-таки, в скольких уже, в 16 странах, по-моему, США находятся военные базы, да? А в той же Германии находятся от 50 до 70 тыс. американских военнослужащих на постоянной дислокации. Т. е. в этом плане понятно, что американский кнут – вот он, он может быть легко продемонстрирован, он нагляден, он понятен. И в общем-то, если Европе говорят, что – ну, нужно заплатить в том числе своими интересами, – она до сих пор так … платила. Вот остановится ли она сейчас, начнет ли считать деньги, и начнет ли мыслить суверенно … на свой интерес, – это очень большая интрига. Я так понимаю, что мы очень сильно на это надеемся. Потому что нам, конечно, интересна Европа субъектная, а не Европа объектная. С субъектной Европой можно договариваться, можно … отношения выстраивать. Но понятно, что для Европы любой выбор очень травматичен. И здесь, я думаю, что проблема еще какая: что какая-никакая, но идеология, ценностная идеология там трансатлантической солидарности. Пускай уже замасленная, пускай замыленная. Но она у Соединенных Штатов есть. А Россия свой вариант вот, собственно говоря, европейско-российских ценностей, в котором можно было бы найти общий язык, к сожалению, не предлагает. А надо было бы. Потому что мы оперируем и исходим только из экономических аргументов. И их достаточно мало. Нас обвиняют в том, что мы скатываемся к экономическому волюнтаризму, что мы ничего не понимаем в ценности и т. д. Но, наверное, было бы неплохо эти вещи взять и артикулировать. Чтобы, во всяком случае, уже у Европы был какой-то понятный выбор между трансатлантизмом и, например, тем же самым евразийством. И можно было бы смотреть: а где справедливость справедливее, где свобода свободнее и где порядок более порядочен. Петр Кузнецов: Кирилл Евгеньевич, «может быть, наша страна теперь нам будет интереснее?», – пишут наши телезрители. Многие радуются тому, что мы вот порвем окончательно отношения (возможно, порвем) и будем больше времени уделять внутренней жизни нашей страны. Вот такие надежды. Поэтому многие, кстати, поддерживают Сергея Лаврова. Кирилл Коктыш: Так а зачем… нет, и понятно, что… нет, дело в том, что мы от соседей никуда и никогда не денемся. Это страны. Петр Кузнецов: В том и дело. Кирилл Коктыш: Мы не можем переехать в другую квартиру, и никто не будет этого делать. И в любом случае общение, коммуникации сохранятся, никто ни с кем не это самое, не… Т. е. разрыв отношений означает перестановку программ. Но это не означает, что мы в общем-то задраиваем двери, задраиваем люки, все то завариваем и т. д. Марина Калинина: В общем, это не черный занавес, как говорится? Кирилл Коктыш: Это не черный занавес. Более того, поймите, что в рамках… для того чтобы выстраивать современную систему разделения труда и производить все то, что производит любая экономика, страна должна быть включена в разделение труда хотя бы на 300 млн. человек. Евразийского Союза слишком мало. И если мы окончательно расстаемся с Европой в плане экономической интеграции (я не говорю про политическую), то тогда что нам, оказаться экономическим придатком Китая? Либо разыгрывать все-таки другие комбинации? Ведь на самом деле России нужно восстановить свою экономическую субъектность. Я напомню, что в Советском Союзе были те самые 280 млн. человек, практически 300. Это ровно то количество, которое позволяет производить все, что сегодняшняя экономика может производить, окупая эти вещи. Т. е. когда высокотехнологичное производство окупается. Мы все это можем производить, но мы не можем это окупить. Почему и возникает, там, …, который очень намного, в изрядной степени построен из иностранных деталей. И многие другие вещи. Т. е. по большому счету нам, для того чтобы стать самодостаточными, нужно выстроить какой-то понятный центр интеграции и выстроить свой… Петр Кузнецов: Где-то мы это уже слышали, Кирилл Евгеньевич. Спасибо. Марина Калинина: Спасибо вам. Петр Кузнецов: Кирилл Коктыш, член совета Ассоциации политических экспертов и консультантов, доцент кафедры политической теории МГИМО. Давайте поговорим о пенсиях в финале «ОТРажения», первого часа «ОТРажения». Марина Калинина: Петя, не торопись. Петр Кузнецов: О пенсиях давайте говорить всегда. Поехали.