Константин Чуриков: Ну а сейчас – рубрика «Личное мнение». У нас в эфире появляется Игорь Липсиц, доктор экономических наук, профессор Высшей школы экономики. Игорь Владимирович, здравствуйте. Оксана Галькевич: Здравствуйте. Игорь Липсиц: Здравствуйте, Оксана и Константин. Рад вас видеть. Оксана Галькевич: Да, очень рады. Константин Чуриков: Так получилось, что мы вас случайно полчаса назад заявили на экране. Спасибо, что дождались вашего часа. Ну, собственно, это ваше «Личное мнение». О чем бы вы хотели нам сегодня рассказать? Игорь Липсиц: Ну, наверное, основная тема, которая сейчас обсуждается, – это интервью Кудрина, ну и изменение доходов миллиардеров. Что там еще можно обсуждать? Вот основные темы, которые сегодня на повестке дня. Что хотите, то и обсудим. Константин Чуриков: Игорь Владимирович, ну да. Все так схватились за Кудрина, хотя это, в общем-то, такой довольно частый припев: что модель экономики требуется теперь другая, что надо бы больше сконцентрироваться (и это не только Кудрин говорил) на экспорте, потому что экспорт – это, в общем, возможность производить конкурентоспособные товары, в общем, это такое, знаете, золотое Эльдорадо. То есть, если ты производишь лучший товар в мире, его у тебя все покупают, как айфон, да? Опасна такая теория или нет? И вот сейчас то, с чем мы сталкиваемся (я имею в виду – обычные люди, простые россияне), когда за счет экспорта, ну например, растут цены на те товары, которые нам очень нужны. Игорь Липсиц: Ведь вопрос состоит в чем? Если бы у нас было много разнообразных источников дохода от экспорта, то у нас бы хватало денег на то, чтобы оплачивать повышенные цены на импортные товары. Знаете, как мы, экономисты, говорим: если мы озаботимся экспортом, то наш импорт озаботится собой сам. Это не так сложно. Вопрос только в том, что красивые слова говорит Алексей Леонидович, но только непонятно, что из этих слов можно сделать. Я у себя в фейсбуке разобрал его выступление и с огорчением сказал: красивые слова, критика вся правильная, но непонятно, что из этого можно на практике сделать. Потому что я не вижу, как я из этого могу сделать программу какую-то. Ну понимаете, можно красиво сказать: «А давайте, ребята, мы тут что-нибудь такое учудим, а-ля айфон». Вопрос только в том, что мы можем учудить. Знаете, у меня всегда есть некая такая огорчительная тема. Бог с ним, с айфоном. Россия – великая лесная держава, но у нас нет ни одного всемирно известного бренда мебели. Ну, уж казалось бы, святое дело… Константин Чуриков: Подождите! А «Шатура», шатурская мебель? Игорь Липсиц: Это российский рынок. Нет, это российский рынок. Это только мы обожаем «Шатуру» и покупаем. А если вы уедете за рубеж, то где вы там российскую мебель встретите? Константин Чуриков: А вот если наши «Жигули» по Швейцарии поедут, вот тогда мы посмотрим! В этом смысле? Игорь Липсиц: Хорошо было бы. Вы знаете, у меня однажды был смешной разговор с американским маркетологом. Вы не поверите, он у меня спросил, почему мы так мало российских товаров продаем в США. Я говорю: «А почему ты думаешь, что будут покупать?» Он говорит: «Ну, американцы же верят, что в России очень качественно. Если вы такие ракеты, спутники делаете, страшные вертолеты «Черная акула», так вы, наверное, и все остальное… Уж машины-то у вас наверняка получше американских будут». Оксана Галькевич: Игорь Владимирович, ну это какой-то добрый вам американец попался. Вы не спросили его, я не знаю, почему так сложно попасть, наверное, на рынок. Есть ведь и какое-то, я не знаю, противостояние, противодействие естественное, естественно, потому что конкуренция и так далее. Тем не менее это непросто – выйти на мировой рынок. Игорь Липсиц: Оксана, а давайте зададим вопрос: китайцам кто-то дорогу красным ковром выстилал? Оксана Галькевич: Нет-нет-нет, конечно. Игорь Липсиц: Они вошли. Да, там была какая-то китайская диаспора, которая немножко помогала. Но и у России… Оксана Галькевич: А, все-таки. Игорь Липсиц: Минуточку! А вы знаете, сколько русских живет в Америке? Больше 3 миллионов. У нас тоже немаленькая диаспора, но толку-то от этого нет. Так что и китайцев никто не ждал в мире, никто им красную дорожку не стелил. Они пробивались, учились и захватили американский рынок. Да, мы это видели с вами уже в 80-х годах, когда они начали постепенно туда проникать и захватывать те места, которые, в общем, раньше занимали американские компании. А мы – нет. Оксана Галькевич: Игорь Владимирович, это прекрасно, это здорово! С другой стороны… Хорошо, давайте на эту ситуацию посмотрим с другой стороны. А нужно обязательно стремиться к некой мировой экспансии? Вот смотрите – есть Финляндия, у них тоже большие леса. Или Норвегия. Я так навскидку тоже ни одной финской марки, например, мебельной не вспомню. Константин Чуриков: Ну да. Или IKEA шведская. Ну кто вспомнит шведскую IKEA? Никто не вспомнит! Оксана Галькевич: Это один пример, это один пример. Слушайте, вы такие молодцы. А давайте финскую, давайте норвежскую мебель вспоминайте, датскую назовите. Класс! Давайте. Игорь Липсиц: Между прочим… Оксана Галькевич: Канадскую. Вот у них тоже большие леса. Игорь Липсиц: Если серьезно говорить, то финны покупают древесину у нас, если вы знаете. Константин Чуриков: Ну да. Игорь Липсиц: Финны-то древесину покупают у нас. И мебель икейскую делают, между прочим, в разных странах мира. Но Россия – великая лесная держава с огромными массивами. В принципе, могли бы делать, а у нас этого ничего нет. Константин Чуриков: Игорь Владимирович… Оксана Галькевич: Вот нам бы себя обеспечить. Я к тому, что надо все-таки на внутренний рынок работать тоже. Игорь Липсиц: Смотрите. Ты зарабатываешь на разных рынках. Ведь мы зарабатываем на экспорте? Да конечно! Мы ведь только этим с вами и живем. Откуда вы получаете зарплату? Вы получаете из бюджета. Бюджет берет деньги откуда? У нефтяников и газовщиков. Но беда-то состоит в том, что мы сильно зависим от одного рынка. Вот смотрите, у нас данные по миллиардерам. Кто разбогател? Те, кто связан с черными металлами, газом и нефтью. Вот у них пошли цены на мировом рынке – и они там разбогатели. У кого нет такого доступа к природным ресурсам России – те не богатеют, те беднеют. Вот если бы у нас были различные товары, то мы бы зарабатывали на разных рынках, и у нас был бы устойчивый доход в стране. Есть компании, которые продают в России и за рубежом успешно? Есть. Но – мало. Вот в чем беда. Константин Чуриков: Игорь Владимирович, может быть, прежде чем обсуждать какие-то подробности, что производить, конкурентоспособную мебель, не знаю, часы, трусы и так далее, может быть, подумать, где должен быть… Оксана Галькевич: Часы производит Угличский часовой завод. Константин Чуриков: Да. У нас был и Первый часовой в Москве. Оксана Галькевич: И не только, да. Константин Чуриков: Где должен быть, понимаете, главный покупатель у нашего бизнеса? Он должен быть там обязательно, за кордоном, всегда? Там делают кассу? Понимаете? Оксана Галькевич: Спасибо, что повторил мой вопрос. Константин Чуриков: Или он должен быть все-таки здесь – и тогда будет какое-то другое отношение этого бизнеса к своему народу, и с доходами все наладится. Оксана, задаю новый вопрос. Оксана Галькевич: Ровно то же самое, Костя. Игорь Липсиц: Смотрите. Вопрос очень простой. Есть как бы некое эшелонирование задач. Давайте смотреть Китай. Китай изначально был безумно нищей страной после Мао Цзэдуна. Рассчитывать на внутренний китайский рынок китайские компании просто не могли – там не было денег. Примерно как сейчас в России: население в основном бедное, продавать некому. Китайцы пошли туда, где были деньги – в развитые страны. Заработали деньги. Под эти деньги появились предприятия. На этих предприятиях люди стали зарабатывать значительно больше, чем зарабатывали прежде. Вот теперь Китай начинает развивать внутренний рынок. И Китай сейчас говорит: «У нас основной приоритет теперь – это внутренний рынок. Мы уже теперь хотим больше продавать на внутреннем рынке, чем за рубежом». Это уже сейчас целая проблема для мира – они не хотят экспортировать, а они хотят больше оставлять. Шаг за шагом. Сейчас что вы скажете? «Давайте ориентироваться на российский рынок». И вам все люди в бизнесе скажут: «А где тут деньги, на которые я могу ориентироваться? Кому я продам? Где эти деньги здесь возьмутся? Когда я экспортирую, то…» Оксана Галькевич: Игорь Владимирович, а если не захотят? Игорь Липсиц: А? Константин Чуриков: Вы говорите о каком-то сознательном бизнесе. Оксана Галькевич: Да, о каком-то сознательном государственном подходе, о сознательном бизнесе. А если не захотят? Игорь Липсиц: Ну как вам сказать? Бизнес ведь ищет, где заработать. Но российский бизнес почему-то упорно верит, что он заработать может только в России – на госзаказах, на контрактах, на тендерах. Он занесет, он «откатит», он получит – и нам этом он разбогатеет. Идти за рубеж очень немногие решаются. Боятся, говорят: «Очень сложно, очень трудно. Нас там никто не ждет. Мы там ничего не понимаем. Это катастрофа. Мы туда не попадем». А я смотрю, как умные российские компании, в общем, прекрасно работают. Вот я тут у себя на канале своем на YouTube сделал кейс про компанию «Тонар», которая делала когда-то маленькие магазинчики на колесах, а сейчас экспортирует, по-моему, то ли в 17, то ли в 18 стран мира всякого рода грузовики, самосвалы. Научились продавать и зарабатывать. И у них уже чуть ли не половина прибыли от экспорта. Это российское машиностроительное предприятие. Перестали пугаться, начали учиться, стали адаптироваться к потребителю в странах Африки. Ну, там не очень богатый клиент, он покупает упрощенный вариант, но покупает. И у них есть доходы, они могут устойчиво жить. Прекрасное предприятие! Дай нам бог побольше таких. Оксана Галькевич: Игорь Владимирович, вы знаете, просто продолжая эту тему, нам почему-то кажется, что у нас, наоборот, очень многие хотят выйти на мировые рынки. И почему-то мы от этого страдаем. Вот смотрите – рыба, например. Сколько раз мы обсуждали. Прекрасный вылов рыбы у нас в этом году, улов, замечательный – во всех отчетностях у всех чиновников. Но при этом мы этой рыбы не видим по доступным ценам. Пшеница, лес, тот же бензин… Вот как-то так получается, что нас это все мимо обходит. Газ тот же и так далее. Игорь Липсиц: Ну смотрите. Рыба ведь часто даже не доходит до берегов России, если вы знаете эту историю. Рыбаки часто ее продают прямо там, в море, перегружают на предприятия иностранные. То, что выгоднее значительно. Российский рынок бедный, потому что на нем денег. Я всегда буду искать, где мне продавать там, где дороже. И это нормально, это бизнес. Константин Чуриков: Игорь Владимирович, это бизнес, но нам же как-то жить. Я понимаю, что, с точки зрения экономики, науки, оно работает вот так: где выгоднее, где глубже. Слушайте, ну мы живем. Нам хочется здесь жить. Нам хочется, чтобы нашим детям здесь как-то было комфортнее во всех смыслах. Нам хочется им передать в руки, знаете, такую более человеческую, более цивилизованную страну. Нам хочется, чтобы о нас тоже подумали. Может быть, у нас в стране не может быть (извините за тавтологию) нормального рынка? Может быть, это не про нас? Игорь Липсиц: Это неправда, Константин. На самом деле все может быть. И когда мы дали российским людям в девяностых и в нулевых возможность зарабатывать и делать бизнес, то они начали зарабатывать, они начали богатеть, они начали тратить деньги внутри России, эти деньги оставались на российском рынке. И у нас тогда началось массовое жилищное строительство. У нас появились огромные компании, которые торговали легковыми автомобилями. Появилась куча всяких центров, которые ремонтировали автомобили, шиномонтаж. Вокруг началась генерация дохода, и очень многие люди стали зарабатывать. Константин Чуриков: Игорь Владимирович, да. Но мы вспомним… Вы говорите про машины. Ну, мы вспомним тогда, извините, и «ЛогоВАЗ», мы вспомним разных людей, которые как-то возникли и начали, в общем-то, зарабатывать деньги. Они приватизировали, скажем так, прибрали к рукам определенную бывшую госсобственность, да? Игорь Липсиц: Ну а что было делать? На самом деле ведь ничего другого не было. Вопрос ведь не в том, что приватизация или не приватизация, а что дальше потом с этим происходит? Вот смотрите. У нас один из самых главных богачей России – Мордашов. Он приватизировал «Северсталь». Он был главным экономистом «Северстали» и приватизировал. Уважаемый человек? Бесспорно, уважаемый, потому что он сумел этот завод не разрушить, сумел его сохранить и удержать на фоне обрушившихся очень многих заводов. Вы знаете, сколько по России стоит мертвых заводов? А здесь все было сохранено, развивается, нормально компания живет. Да, приватизация, но тем не менее разумный менеджмент. Но вокруг «Северстали» же куча людей зарабатывает деньги, куча людей получает доходы. И это, в общем, то, что нужно. Они экспортируют? Да, конечно, экспортируют. Но они зарабатывают деньги, которые они потом тратят на закупку оборудования, на обучение людей, на строительство жилья и так далее. На самом деле процесс идет именно таким образом. Если ты делаешь то, что другие покупают, у тебя есть деньги, которые ты тратишь в родной стране. И деньги тогда приходят в Россию. Оксана Галькевич: Да, только Череповец как-то грустно выглядит, конечно, где основное предприятие располагается. Игорь Липсиц: Да, я согласен. Оксана Галькевич: Мне кажется, что одного НДФЛ только Мордашова хватило бы на то, чтобы там как-то дороги сделать… Игорь Липсиц: Обратите внимание, что НДФЛ тратит не Мордашов? Константин Чуриков: Кстати, да. Оксана Галькевич: А где он их платит? Он родился в Череповце, но там ли он прописан, Игорь Владимирович? Вот это большой вопрос. Игорь Липсиц: Расходует НДФЛ государство. Оксана Галькевич: Игорь Владимирович, все-таки по поводу внутреннего потребления. Скажите, ну а какие-то целевые показатели экономики этим самым добытчикам и производителям можно ставить или нет? Вот с той же рыбой, например, я не знаю, с той же пшеницей: «Обеспечьте определенный объем, необходимый для потребления на внутреннем рынке для какого-то благосостояния людей, для их возможностей, а излишки продавайте, зарабатывайте, ради бога! Но – своих накормите». Игорь Липсиц: Еще раз. Что значит «кормите»? Кормить – это бесплатно, это пайку вам выдать. Оксана Галькевич: Нет, не бесплатно, не бесплатно, а учитывая наши возможности. Игорь Липсиц: Значит, вы хотите купить. Значит, у вас должен быть доход. Значит, у вас должна быть работа, должна быть достойная заработная плата. Тогда что мне нужно? Чтобы у меня поднималась экономика, чтобы у меня возникали предприятия, которые хотят и могут работать, делают что-то достойное, и им есть из чего людям платить заработную плату. Вот это тогда нормальная экономическая политика в стране. Это то, что мы хотим сделать, но то, что в России так и не делается. Оксана Галькевич: Хорошо. Я просто прощу прощения… Вот сегодня случайно (так совпало) интересовалась: на «Северстали» в Череповце средняя зарплата (я не знаю, правда или нет, не проверяла) 22 тысячи, как гласит Интернет. Это достойная зарплата, средняя? Игорь Липсиц: Я не уверен, что она достойная… Оксана Галькевич: Может, она не такая. Может, она 30–35. Игорь Липсиц: С другой стороны, посмотрите, по России не так легко эти деньги получить. И еще найти работу не так просто. Конечно, они используют свои возможности. Город тяжелый, если вы знаете Череповец, зажатый между несколькими предприятиями, но все-таки город не умирающий, а небольшой город, который живет. В России есть масса городов, где нет таких предприятий, и они просто умирают, там люди уезжают, одни старики остаются. Череповец хоть так, но живет. Константин Чуриков: Игорь Владимирович, ну согласитесь, как в том анекдоте: «Это мы так с вами этого слоненка не продадим». То есть с такой повесткой мы, наверное, как-то не сможем справиться с тем, скажем так, экономическим… уж не знаю чем. Оксана Галькевич: «Хоть так, но живет»? Игорь Липсиц: Конечно, не сможем Нужно что-то делать, менять политику экономику. Дать возможность экономике задышать, а не только чуть-чуть отдавать кровь государству. Но этого же ничего не делается. Мы пытаемся затыкать какие-то болевые точки, гасить какими-то «уколами снотворного» из денег бюджета. Мы пытаемся, а такого серьезного экономического подъема нет. Ведь Кудрин, смотрите, он очень аккуратно обошел вопрос в своем интервью. Он же когда-то пытался разрабатывать стратегии развития страны, когда он руководил Центром стратегического развития. Потом он ушел в Счетную палату, а стратегии страны так и нет. Вы живете в стране, и я живу в стране, где никакой стратегии развития не существует. Константин Чуриков: Подождите! У нас был принят документ, Игорь Владимирович, несколько недель назад… Игорь Липсиц: Нет. Мой золотой, документ есть, а стратегии нет. Между прочим, я могу вам процитировать слова Сергея Калашникова. Это депутат Госдумы, если вы знаете. Константин Чуриков: Знаем, конечно. Игорь Липсиц: Он специальные слушания проводил и сказал: «Документ-то есть. Есть стратегия экономической безопасности России, которая должна опираться на стратегию. А стратегии-то нет». Константин Чуриков: Как интересно! Оксана Галькевич: Зато у нас есть Дмитрий из Белгородской области. Давайте выслушаем зрителя. Дмитрий, здравствуйте. Зритель: Здравствуйте. Очень приятно вас слышать. Я хотел бы задать такой вопрос. Константин в свое время любил упоминать о 25 миллионах высокотехнологичных мест, о которых говорил президент. Константин Чуриков: До сих пор любит, да. Зритель: Ну, это проскакивало. Респект ему за это. Потому что их по-прежнему не создают. Эксперт ваш упомянул недавно, ну, в данной передаче, что у нас нет лесопереработки. И еще один вопрос. Я из Белгородской области. У нас три металлургических комбината: ОМК, Лебединский ГОК и Яковлевский рудник. Но почему-то в магазинах, где продают шурупы, отвертки и все остальное, все китайское. Может, у нас правительство делает сознательно нехорошие правила игры, что у нас невыгодно ничего в стране производить? Поэтому и продукты питания, и все остальное привозится из-за рубежа. И второй вопрос. Недавно у поминали о том, что у нас очень сильно подорожали бензин и все остальное на нашей Санкт-Петербургской товарной бирже. И как-то краем уха я услышал, что у нас солярка стоит за тонну 51 тысячу, а 92-й бензин – 57. Так у меня вопрос: а как же так в розничной сети почему-то солярка стоит на 2,5 рубля дороже, чем 92-й бензин, хотя 6 тысяч разница в цене на бирже? Это сознательное уничтожается сельское хозяйство, потому что у нас вся техника и все остальное на солярке, и трактора, и все остальное. И потом нужно будет ломать голову, почему у нас продукция дорожает. А она вырастает от логистики… Константин Чуриков: Дмитрий, спасибо за ваши вопросы. Я просто боюсь, хватит ли Игорю Владимировичу времени ответить. Давайте. Спасибо, Игорь. Игорь Липсиц: Ну смотрите. Вопрос про солярку и бензин – здесь вопрос связан с тем, что у нас есть как бы два канала сбыта: за рубеж и в Россию. И нефтяные компании пытаются как-то заработать примерно одинаково. Если получается, что за рубежом падает цена, то они повышают цены в России. Если, соответственно, за рубежом цена растет, то им вроде бы нет такой необходимости повышать в России. Но и в этом случае у нас цены опять растут. Почему? Это, с точки зрения экономики, вроде бы странно, но, с точки зрения нормальной логики, очень просто объясняется. У нас очень монополизированная экономика. И я исхожу из того, что: «А куда же от меня, бедолага, денешься? Я тебе сделаю солярку дороже. А куда ты денешься? Ты все равно будет ее покупать и заправлять технику». Вот и все. Тогда какой вариант может быть? Вариантов может быть два. Начать регулировать цены на солярку, чтобы защищать сельское хозяйство. Мы это делали в Советском Союзе, мы защищали сельское хозяйство, регулировали жестко цены на солярку, на ГСМ, как тогда говорили, для сельского хозяйства. Но это все равно не помогло, сельское хозяйство не развивалось. Или помочь какими-то специальными программами развития сельского хозяйства. У нас теоретически такие программы есть для поддержки сельского хозяйства, только толку от них очень мало и выхлоп, я бы сказал, очень слабый. Что касается того, что сталь у нас делается, а у нас инструмент китайский. Так ведь от стали до инструмента еще очень долгая дорога. Вы знаете, сколько этапов передела, прежде чем металл превратится в отвертку. У нас были отвертки отечественные. Да еще какие! Хорошие были. До сих пор у меня где-то в инструментарии лежат советские отвертки. Прекрасный металл! Но их же нужно делать. А делают их не металлурги, а делают другие предприятия инструментальной промышленности. Вот что с ними? Как они выжили? Боюсь, что, скорее всего, они не очень выжили, потерялись они. И китайцы делают быстрее, китайцы делают дешевле, а наша торговля покупает китайский инструмент. Выгоднее торговать китайским. Константин Чуриков: А при такой концентрации капитала (я даже понял, о каких предприятиях говорил наш зритель, и кому они принадлежат), скажите, пожалуйста, тот, кто владеет этими ГОКами, горно-обогатительными комбинатами, должен делать отвертки? Или это должна быть какая-то цепочка? Оксана Галькевич: А вы название завода не помните, простите, вот этого отверточного советского? Игорь Липсиц: Ну, я не помню. Оксана Галькевич: Не помните, да? Игорь Липсиц: У меня был шикарный набор отверток в такой деревянной коробочке, из настоящего дерева. Я все в своем хозяйстве чинил. Значит, смотрите. Вопрос состоит в чем? Вот здесь разные точки зрения. И одна из точек зрения: хорошо бы создавать вертикальную компанию, начиная от руды и кончая отвертками. Но тут не всегда это получается хорошо. Можно иметь просто нормальных партнеров, с которыми ты работаешь и которые покупают у тебя сталь, а потом делают инструмент. Но беда состоит часто в том, что у нас горнодобывающие предприятия хорошо зарабатывают деньги, они живут, а вот те, кто внутри страны должен был покупать и делать инструмент, они чаще всего достаточно бедные, слабые, многие погибли. И у них, скорее всего, мало и специалистов, и умений, и навыков, чтобы вести бизнес. У нас картина такая. Ну, были цепочки с советских времен, и они рассыпались в 90-е годы. И кто-то выжил из цепочки, а кто-то из цепочки не выжил. И поэтому получилось, что разорвалась цепочка. Вот какие-то предприятия оказались разумными, а какие-то – не очень. Оксана Галькевич: Я просто нашла, слушайте: Камышинский завод слесарно-монтажного инструмента. И жив еще по-прежнему! Слушайте… Константин Чуриков: Будете в Камышине – заезжайте за отверткой. Оксана Галькевич: По ГОСТу, кстати… Знаете, смех смехом, но на самом деле я с кастрюлями недавно это выяснила. Прекрасные кастрюли делают в Череповце. Константин Чуриков: Александр из Пензы, только у вас мало времени, добрый вечер. Будьте добры. Оксана Галькевич: Просто я отвертками не интересуюсь. Зритель: Добрый вечер. Я хотел бы задать вопрос вашему собеседнику сегодняшнему. Константин Чуриков: Да, пожалуйста. Оксана Галькевич: Здравствуйте. Зритель: Скажите, пожалуйста, почему современные медицинские средства, лекарства плохо продвигаются по сегодняшнему российскому рынку? Константин Чуриков: Современные медицинские средства? Игорь Липсиц: Что вы имеете в виду? Константин Чуриков: Простите, мне кажется, вакцина «Спутник V» очень хорошо продвигается. Зритель: Нет, средства для инъекций, средства для поддержания, то есть… Константин Чуриков: Специфические препараты, понятно. Игорь Липсиц: Какие препараты – импортные или отечественные? Какие вы имеете в виду? Зритель: Российские средства для инъекций, для капельниц… Константин Чуриков: Понятно. Российские. Отечественного производства. Спасибо. Зритель: Отечественные? Ну, скорее всего, это связано с тем, что они не очень умеют даже этим заниматься. Кроме того, им значительно выгоднее и проще продавать по госзаказу. В общем, особенно бороться за рынок не нужно. И там идет просто дележка рынка. Фармрынок России – очень скандальное место, там периодически возникают уголовные дела по поводу «откатов» и прочих мероприятий. Тут, в общем, как бы интересы пациента не доминируют. Там есть какие-то более интересные вещи, связанные с массовыми поставками по госзаказам государственных организаций и так далее, и так далее. Поэтому то, что каким-то больным не хватает каких-то лекарств – это постоянная боль российских больных людей. И с этой болезнью мы, в общем, не очень можем пока справиться, потому что закупает государство. Частная медицина в России очень дорогая и очень небольшая по доле. Это госзакупки, это тендеры, а они покупают то, что им выгоднее, то, что им дешевле, а не то, что, может быть, иногда нужно человеку. Тут не те критерии, которые вам как пациенту нужны. К сожалению, картина такова. Я тут сегодня как раз у себя в фейсбуке выложил страшную историю, как в Красноярке врачи-нейрохирурги трепанацию черепа делали с помощью бытовой дрели, которую они покупают, потому что у них инструмента нет. Константин Чуриков: О господи! Оксана Галькевич: Вы знаете, я видела скриншот чьей-то страницы. Как-то проверить, связаться… Константин Чуриков: Требуются все-таки уточнения. Оксана Галькевич: Да, уточнения, так ли это. Константин Чуриков: Не будем верить первому попавшемуся заголовку. Игорь Липсиц: Ну, проверим. Оксана Галькевич: Действительно, надо проверить. Константин Чуриков: Зрители вас благодарят. Николай Мещанинов спрашивает: «А поменять менталитет, переориентироваться на свой рынок?» Вот Игорь Владимирович объяснил, что это пока будет непросто. Это не за один год. А сколько нам ждать, пока на нас обратят внимание? Оксана Галькевич: Кто? Константин Чуриков: Производители? Оксана Галькевич: Наши причем? Константин Чуриков: Да. Игорь Липсиц: Ну, я бы не хотел эти цифры называть, Константин, потому что они не улучшат вам настроение. Константин Чуриков: Я понял. Можем не дождаться, да? Понятно. Оксана Галькевич: Слушайте, Игорь Владимирович, я тут неделю назад кастрюлями отечественного производства занималась, изучением, а теперь в отвертки погрузилась. Спасибо. Есть отвертки! Константин Чуриков: Спасибо. Игорь Липсиц: Пожалуйста. Оксана Галькевич: Игорь Липсиц, доктор экономических наук, профессор Национального исследовательского института «Высшая школа экономики», был у нас на связи. Константин Чуриков: Зато мы узнали, что мебель делают не только в Швеции, но и Шатуре. Оксана Галькевич: Да. Зато мы узнали, что Швеция и Финляндия – разные страны. Константин Чуриков: Мы сейчас подведем итоги, мы сейчас подведем итоги. Оксана Галькевич: Да-да-да, подводи, подводи. Константин Чуриков: Ты говорила о Скандинавии. Оксана Галькевич: Я говорила о Финляндии, Константин. Константин Чуриков: Пора подводить итоги. Оксана Галькевич: Финляндия – не Скандинавия, это Северная Европа. Константин Чуриков: Хорошо.