Тамара Шорникова: В ближайшие полчаса будем говорить об экономике. Какой она будет в новом, 2023 году? Что будет с ценами, с зарплатами? Как государству сейчас нужно реагировать, чтобы поддержать экономику, поддержать промышленность? Кого в первую очередь поддерживать – бизнесменов, предприятия или россиян, которые своим рублем также могут помочь экономике? Об этом сейчас поговорим. От вас что ждем? Во-первых, расскажите, что у вас было в минувшем году с работой, с зарплатой. Как-то изменилась за год зарплата или нет? Что с вашими доходами? И чего ожидаете от нового года? Плюс также расскажите, как поменялся, опять же за минувший год, ассортимент в ваших магазинах? Насколько удачным и успешным было импортозамещение? С вашей помощью тоже будем выяснять. У нас в студии Игорь Строганов, кандидат экономических наук, доцент кафедры предпринимательства и логистики Российского экономического университета имени Плеханова. Здравствуйте. Игорь Строганов: Здравствуйте. Тамара Шорникова: Давайте начнем с подведения итогов минувшего года сначала. Не так сильно просел ВВП. Не так сильно… вернее, сначала разогналась инфляция, но удалось как-то ее откатить, удержать, по официальному мнению. Понятно, что у тех, кто ходят в магазины, иногда это мнение не совпадает. Игорь Строганов: Падает, падает покупательная способность. Тамара Шорникова: Да. Тем не менее, за счет чего удалось, опять же по мнению властей, успешно пройти экономически прошлый год? И как вы его оцениваете? Каким он был для нашей экономики? От чего мы будем отталкиваться в этом, новом году? Игорь Строганов: Ну, во-первых, хочу сказать, что мы во многом несколько последних лет живем под знаком очень плохих прогнозов, то есть все время все плохо, то есть в ближайший год падение, инфляция, рубль падает и так далее. Соответственно, нас вроде как отрубают от всех рынков, отрубают от технологических возможностей – и все плохо. А в итоге факт показывает, что, в общем-то, Россия продолжает существовать. Да, есть проблемы. Они есть системные, они накоплены еще со времен Советского Союза и начала жизни Российской Федерации как государства. Они никуда не делись, но их потихонечку, аккуратно решают. Какие-то решают быстрее, какие-то – медленнее. Тем не менее, запас прочности достаточно высокий. И в этом плане огромный плюс, что мы с вами существуем в стране, в которой есть тепло (посмотрим на климат сейчас), электричество, есть продукты питания, есть электроника, есть потребительские товары, есть рынки сбыта основных продуктов. В общем-то, достаточно много плюсов вместе с естественными проблемами, которые никуда не делись. И от переключения на 2023 год они никуда не уйдут по щелчку. Поэтому отталкиваемся мы от того, что, несмотря на происходящую военную операцию… И достаточно много ресурсов, которые на нее уходят. И из-за нее санкции, отключение многих международных компаний от российского рынка. Очень много проблем, например, с импортом и экспортом из Европы и других стран. Тем не менее, все равно, в общем-то, товары приходят. Да, там ценник плюс-минус скачет, параллельный импорт, контрабанда, разного рода хитрые схемы: «Не работает через Казахстан? Повезем через Дубай. Не работает через Дубай? Повезем через Турцию». Тем не менее, в общем, база есть. Тамара Шорникова: Давайте про базу. В базовом сценарии российский ВВП в начале 2023 года, как считают аналитики, продолжит снижаться, но ближе ко второму полугодию ожидается рост. Скажем так… Как там сейчас говорят? Замедленное падение? Или еще что-то… Игорь Строганов: Да, у нас любят сейчас эвфемизмы. Тамара Шорникова: Правильная формулировка для роста. Игорь Строганов: Да, «обратное падение», «хлопок», еще что-то такое. Давайте… Тамара Шорникова: В общем, падение ВВП в 2023 году сократится, а в 2024-м выйдет уже на настоящий, честный рост в 1,4% – что соответствует докризисному потенциалу роста экономики. Вот один из таких базовых прогнозов. Игорь Строганов: К сожалению… Вот не хочу обижать коллег, но все такие прогнозы очень сильно, скажем так, опираются на предыдущие данные. То есть мы смотрим, что было в предыдущие два года, и говорим: «Ну давайте поправочный коэффициент – два лаптя к северу – мы сделаем и скажем, что будет процент роста ВВП». На самом деле, если немножко более глобально, то давайте начнем с того, что весь мир сейчас уперся очень сильно… весь экономический мир, то есть все страны мира, они очень сильно уперлись в противоречие текущей экономической, скажем так, парадигмы – этого капитализма, причем капитала не производственного в основном, а финансового, который основные деньги генерирует из долгов и проблем, минусов других систем и, в общем-то, скажем честно, паразитирует на других экономических системах. И вот этот экономический финансовый капитализм сейчас уперся в очень много проблем, причем проблем системных, которые не решаются путем, скажем так, смены монетарной политики, смены налоговой политики, смены эксплуатации, я не знаю, России на Европу, Европы на Азию и так далее. Не получается. И, в общем, как показывает история мира, такие противоречия решаются, скорее всего, одним очень характерным путем – мировой войной. Вот на данный момент мы пока в нее не упираемся, пока она скорее разряжается серией мелких конфликтов. Тот же самый конфликт, СВО – это, в общем-то, такая часть этого процесса. Но при этом мы видим, что все страны мира падают: падают по экономике, падают по ВВП, падают по возможностям. Скажем, если взять те же самые США, которые сейчас у нас все-таки как бы самая ведущая экономика мира… Хотя на самом деле ведущая – это Китай, а Америка – во многом финансово-технологическая часть этого мира. За прошлый год, за четвертый квартал у Samsung – практически крупнейшей, скажем так, технологической компании мира – на 69% упали продажи во всех секторах, а они занимаются полуфабрикатами, компонентами, бытовой техникой, электроникой, телефонами, ноутбуками и так далее. Скажем, Amazon в ближайшем году 5% сотрудников будет увольнять, а это огромные цифры – больше 18 тысяч сотрудников. Та же самая их ведущая компания по коммуникациям Verizon сокращает инвестиции в сеть и в оборудование. И если мы возьмем 2022 год, то количество компаний технологических, которые вышли на IPO (а у них это самый важный показатель – компании, которые выходят на внешнее финансирование, то есть на рынок акций), упало на 92%. Это только США. Соответственно, Европа очевидно падает, потому что Европа зациклена на китайские товары и на американский рынок финансов. Азия тоже себя не сильно хорошо чувствует на самом деле. Китай хоть и производит всем, но у него свои системные проблемы. Ну и мы от этого никуда не денемся, потому что мы, невзирая ни на какие санкции, мы все равно часть глобальной экономической ситуации. У нас торговые рынки завязаны на Азию, Европу и США до сих пор. У нас экономическая ситуация все равно с ними связана. Поэтому мы точно так же будем сокращаться. И вот что я хочу сказать? Мы привыкли… ну, даже в учебниках всегда написано, что ВВП должен расти. Всегда каждый год мы меряемся количеством ВВП у каждой страны, мы говорим: «Вот у Китая – 5,6%, а у России – 1,2%». Тамара Шорникова: Ну, это же здорово. Хорошо работающие предприятия выпускают большое количество продукции, экспортируем. Надеемся, что от этого зависит наша зарплата, которая растет. Игорь Строганов: Да, конечно. Но ведь в условиях глобального кризиса ВВП, в общем, необязательно должен расти. Хорошо, если он на месте находится. Тамара Шорникова: Вот! И это как раз подталкивает ко второму моему вопросу: а мы должны сейчас ориентироваться на откат к каким-то (об этом мечтают многие аналитики) прежним спокойным временам? Игорь Строганов: Нет. Тамара Шорникова: Вот все говорят о то, что вот у нас как был целевой показатель – инфляция 4%, мы к нему обязательно вернемся. ВВП? Раньше говорили «допандемийный», сейчас – «докризисный» или еще какой-то. А нам важно к этим всем параметрам возвращаться? Игорь Строганов: Это важно психологически. Тамара Шорникова: В условиях, когда мир изменился абсолютно. Может быть, нам что-то другое нужно? Может быть, и не страшен определенный дефицит у бюджета, если мы хотим построить новую экономику, вложиться в огромное количество предприятий и помочь им? Может быть, не страшно сейчас больше тратить? Игорь Строганов: Если вы откроете любой советский учебник экономики либо советский отчет по экономике, то обратите внимание на очень забавную вещь: они каждую цифру всегда относили к 1913 году. То есть: «Объем зерна, произведенного в этом году, больше на столько-то процентов по отношению к 1913 году». Почему? Загадка. У них всегда был вот этот критерий, видимо, как самый такой яркий по определенным параметрам. И то, что вы говорите – откат к показателям допандемийным, докризисным, до 2014 года – это тоже психология. Вот нам приятно видеть определенные цифры. Нам эта стабильность нужна психологически, чтобы мы видели, что где-то что-то предсказуемо, потому что наша психика не выносит непредсказуемость. А ведь абсолютно правильно сказано, что сейчас мир встал на дорогу непредсказуемости. Что будет завтра – не знает никто. Да, никто не знал, что будет в 2022 году. Никто не знал, что будет в 2020 году, с точки зрения вируса. Никто не знает, что будет дальше, в 2023-м. Что? Продолжение конфликта? Падающие рынки? Падающая мировая логистика? Дорожающие контейнеры? Китай, который продолжит свою политику «нулевого ковида» и при этом будет тормозить производство, наращивая тем самым цены на продукцию? Мы этого не знаем. Мы предполагаем. И поэтому мне кажется, что возврата к предыдущим показателям бессмысленно ожидать. Надо смотреть на реальную текущую ситуацию и говорить: вот у нас официальная инфляция – где-то 12% к концу прошлого года; реальное падение потребительской способности, если взять по магазинам, – ну, 20%, 25%, может быть, даже чуть больше где-то. Опять же, это нормально в текущей ситуации. Соответственно, нужно ориентироваться на цифры реальные, сегодняшние и говорить: да, вот у нас примерный целевой показатель такой-то. Почему? Потому что мир. Потому что конъюнктура. Потому что производство. Потому что рубль. Потому что, соответственно, взаимодействие энергетическое с теми же азиатскими странами. Тамара Шорникова: Пишут нам телезрители. Коми: «Хватит жить за продажи за границу. Займитесь внутренним развитием страны. Это первое необходимое в нынешней ситуации», – цитирую. Что нужно для этого внутреннего развития страны? Игорь Строганов: Очень типично, да. Тамара Шорникова: Как сейчас государству и предприятиям переориентироваться на внутренний рынок? Игорь Строганов: Смотрите. Да, с одной стороны, мы привыкли считать, что торговля ресурсами – это плохо. А почему плохо? Вот есть у нас ресурсы, есть покупатели. Вы пришли на рынок, и у вас стоит человек, который продает мясо. Вы к нему подходите, а он говорит: «Нет, я вам его не продам, потому что я лучше это мясо сам съем». А у него лежит несколько десятков килограмм этого мяса. Правильную вещь делает этот человек? Тамара Шорникова: Вы знаете, многие сейчас… в прошлом году (давайте с этого начнем) думали о том, что это плохо, просто понимая, что экспортеры, допустим, ориентировавшиеся до определенных ограничений, на вывоз товара туда, где выгоднее, вслед за выгодными товарами вовне внутри тоже накручивали цены. Игорь Строганов: Конечно, это проблема, да. Первое, что важно: если есть ресурсы и если на них есть покупатели, то их надо продавать, потому что это приносит деньги, как раз деньги в государство, и государство может помогать внутреннему рынку, внутренним предприятиям и так далее, развивать на них, опять же, инфраструктуру: делать дороги, делать предприятия, создавать рабочие места. Второй вопрос, что продавать их можно дешево, как мы делали все эти годы, в Европу и США (на чем и базировалось частично их экономическое благосостояние, по их же собственным словам), либо продавать их дороже, продавать частично в сыром виде, а частично – в продуктах переработки. Соответственно, эти экономические переделы. То есть не нефть, а нефть переработанная. Это создает рабочие места внутри страны и увеличивает цены продажи. Опять же, продавать кому? Продавать тем странам, которые с нами не очень хорошо сейчас взаимодействуют, либо продавать клиентам, которые радостно: «Давай еще! Мы купим столько, сколько можно», – та же Азия, тот же Китай, та же Латинская Америка, в конце концов. Тамара Шорникова: Если говорить все-таки о фокусе на внутреннем рынке, то сейчас ушли многие зарубежные компании. Хотя, опять-таки, как многие? Игорь Строганов: Они ушли и пришли. Тамара Шорникова: Вот спикер Госдумы подсчитал, что 76% зарубежных компаний сохранили свой бизнес в России. Игорь Строганов: Конечно. Только переназвались. Тамара Шорникова: Да. Тут вопрос смены таблички, что называется, над воротами. Но если все-таки сфокусироваться на внутреннем рынке, тем не менее очевидно, что нам нужно больше нашей продукции, чтобы просто обеспечить свою безопасность. Игорь Строганов: Конечно, конечно. Тамара Шорникова: Потому что сегодня они здесь, а завтра – нет. Нам такого больше не надо. Что для этого нужно? Как подстегнуть предприятия развиваться? Игорь Строганов: А вот это вопрос очень сложный. Чисто в рамках капиталистической свободной экономики предпринимательства эта проблема не решается, потому что государство говорит: «Ну, ребята-предприниматели, давайте вы нам сделаете собственную IKEA». Предприниматель смотрит на конъюнктуру, смотрит, что нужно вкладываться в производство, налаживать цепочки, покупать землю, брать в аренду, строить предприятия, заниматься очень тяжелой, муторной и неприятной работой. Он просто привезет из Китая. Ну не знаю, из Прибалтики сейчас уже не привезет. Из Китая он привезет эту самую мебель и продаст ее, и все будет хорошо. Сейчас, мне кажется, должен работать очень жесткий механизм государственно-частного партнерства, когда государство делает некий госзаказ, то есть говорит: «Ребята, нам нужно производство чего-то. Это производство должно обладать определенными параметрами, заработать в течение определенного количества лет/месяцев/недель. Соответственно, вот вам ограниченные условия, вот вам деньги, вот вам льготная помощь: снижение налогов, снижение страховых платежей, помощь в выстраивании цепочки «потребитель – поставщик – предприниматель» и так далее. Но вы это обязаны сделать». Государство помогает деньгами, землей, возможностями; предприниматель это делает. В таких условиях мы с вами получим конкретный госзаказ на конкретные нужные стратегические отрасли. Мы получим результат достаточно быстро. Но мы получим – что очень важно – контроль. Потому что все текущие программы помощи предпринимателям, к сожалению, сводятся во многом к тому, что: «Ну давайте всем «срежем» налоги». Отлично, «срезали» налоги. А это поможет предпринимателю? Нет. Потому что он как платил, так и платит, но платит чуть меньше. Опять же, будет ли он развивать бизнес? Очень большой вопрос. Потому что не факт, что у него хватит денег на это развитие. И, в общем-то, опять же, всегда проще привезти, чем сделать. И то, что вы говорили про экспортные цены, что у нас действительно очень многие подтягивали внутренние цены под экспортные цены – почему подсолнечное масло скакнуло, крупа скакнула, мука за 200 рублей и так далее. Так а кто мешает крупному регулятору в лице государства эти вещи аккуратненько закрыть, то есть запретить, притормозить, прорегулировать, проконтролировать? Мне кажется, мы должны уходить от ситуации на рынке, когда государство говорит предпринимателю: «Ну, ты делай что хочешь, а мы где-то там в сторонке постоим». Нам нужно все-таки приходить к аккуратному, но нужному вмешательству, когда государство четко понимает, что происходит у бизнеса, бизнес четко понимает, что нужно государству и потребителю, ну, в общем-то, понимает, что ситуация «купи где-нибудь там и привези сюда; главное – никакой ответственности» закончилась. Нужно производить здесь, работать вдолгую. Ну и то, что наш бизнес в большинстве своем не очень умеет рассчитывать на перспективу, что, например, бизнес проработает здесь долго, а потом мы его передадим детям, а дети его передадут дальше. Почему этого не происходило? Потому что буквально до позапрошлого года гораздо проще было деньги вывести за рубеж, и там уже дети в Сорбонну, не знаю, в Оксфорд. Соответственно, виллы там, жизнь там, а здесь мы зарабатываем деньги. Сейчас эта возможность ушла полностью практически. Соответственно, все-таки уже логично вкладываться вдолгую здесь, понимая, что вы живете здесь, вы зарабатываете здесь. Ну, можно сделать здесь немножечко лучше. Тамара Шорникова: Ленинградская область, волнуется телезритель, видимо, в том числе и после обсуждения нашей предыдущей темы: «Перестанут у нас покупать газ и нефть – что делать будем?» Ну, во-первых, не перестанут, конечно. Игорь Строганов: Не перестанут. Тамара Шорникова: Тем не менее, понятно, что на перестройку логистики, на переоформление контрактов, на поиск новых выгодных партнеров все равно нужно какое-то время, на создание инфраструктуры. Соответственно, экспорт наших энергоресурсов в любом случае сокращается. Игорь Строганов: Да, он временно сокращается. Ну и достаточно… Тамара Шорникова: Опять же, цены только что обсуждали. Та же нефть Urals – 50 долларов за баррель сейчас, хотя в бюджете прописано 70. Игорь Строганов: Это нормальная цена. Это вполне нормальная цена. Опять же, если говорить про цену рубля к другим валютам, то он сейчас, скорее всего, будет немножко колебаться и, возможно, немножко даже ослабеет. Это как раз компенсирование этой цены на нефть внутренней ценой на рубль. Это внутренние экономические игры, они уже достаточно неплохо отработаны. Утешу зрителя: не будет падения покупательной конъюнктуры на нефть и газ. У нас их покупают много. Будут покупать столько, сколько дадим. Причем у нас огромное количество покупателей – та же Латинская Америка потенциально, та же Азия. Китай купит все, что мы продадим, и ровно по одной простой причине: нефть и газ – это не только энергетика (хотя это энергетика тоже), а это сырье для огромного количества отраслей. Это нефтехимия, это газохимия, это пластики, это добавки, это удобрения, это лекарства, это много чего. И в любом случае – при том, что производство всего огромного количества товаров в мире продолжается, пускай и сокращается, – это будут потреблять. Ну, очень простой момент: любое производство рентабельное, когда есть дешевая энергетика. Чем дешевле энергетика, тем лучше производство. Сейчас в тех странах, у которых есть доступ к нефти и газу, у них производство дешевле, чем в тех странах, которые, скажем так, покупают либо вынуждены так или иначе лавировать. Значит, у них возможностей больше. Поэтому покупать будут. Тамара Шорникова: Все говорят нам: «50 – нормальная цена». Но мы обратимся к тем, кто как раз контролирует нашу экономику, организует ее. Минфин и Минэк согласны со сценарием Министерства финансов: при цене 50 долларов за баррель и при объеме добычи 10 миллионов баррелей в сутки нефтегазовые доходы составят почти 7 триллионов рублей, или на два триллиона рублей меньше ожидаемых. Это в любом случае минус два триллиона, которые надо где-то найти. Игорь Строганов: Найдем, во-первых. Во-вторых, я думаю, что это падение достаточно временное. Как вы правильно сказали, переориентирование логистических потоков занимает время. То есть был «Северный поток», в который вкладывались. Вот теперь «Северного потока» нет. Был поток через Украину, который более или менее, плюс-минус продолжает работать, но, скорее всего, в ближайшее время уже не будет работать. Был «Турецкий поток», который точно так же сейчас не работает, Турция через него сама гонит свои ресурсы. Получается, что есть какое-то время на инерцию. Мы сейчас понимаем, что происходит, и переориентируемся на другие рынки. Вот с этим связан, наверное, больше инфраструктурный, административный момент текущего прогноза развития на 2023 год. Нам нужно, наверное, учиться чуть более проактивно работать, то есть не просто реагировать, из серии «ну, где-то загорелось – давайте тушить», «где-то что-то закончилось – давайте туда положим». Нет, надо думать, а что может еще произойти, вот что может сломаться, что может перестать работать, какой рынок может перестать покупать, и заранее к этому готовиться, заранее просчитывать и заранее с этим что-то делать. И это работает не столько на уровне нефти и газа, а, я бы сказал, на уровне вообще всего государства – от предпринимателя до человека. Что может сломаться? Что может поменяться? Как может поменяться конъюнктура того или иного рыночного предприятия, которое поставляет потребительские товары? И уже к этому заранее готовиться. Потому что если ты готов, если ты занимаешься, условно, неким риск-менеджментом (а это именно риск-менеджмент в чистом виде), то ты понимаешь, что у тебя может пройти, и ты подкладываешь определенные страховые возможности. Тамара Шорникова: Вот версия от наших зарубежных коллег. Bloomberg: «Правительство России намерено пополнить доходы казны за счет крупного бизнеса». Речь, по данным агентства, идет о взимании единовременной выплаты с производителей удобрений и угля и повышенных дивидендах от госкомпаний. Насколько эта мера вероятная и эффективная? Игорь Строганов: Это вполне реально, это вполне реально. Это достаточно эффективно. Не надо забывать, что тот же «Газпром» и «Роснефть», они во многом создавались и используются не как предприятия, которые должны зарабатывать чистую прибыль и быть очень эффективными на внешних рынках (хотя они и так эффективные достаточно), но это именно «кошелек» государства для неких кризисных ситуаций. То есть государство ими и пользуется ровно для этой цели: когда нужно, деньги достали; когда нужно, деньги туда положили. Поэтому это абсолютно нормальная ситуация. Ну и учитывая, что у многих наших сырьевых компаний, действительно, в прошлые годы были и сверхдоходы, и нормальные доходы, то что-то изъять можно. Да, другой вопрос, что сейчас у тех же нефтегазовых и других компаний маленькая проблема – ушли совместные предприятия с другими зарубежными предприятиями, а значит, ушел доступ к инфраструктуре, к оборудованию. Потому что очень многие аспекты оборудования нефти и газа – зарубежные. Это станки, это буровое оборудование и так далее. То есть здесь как раз, если мы лишаем эти компании денег, которые они могли бы направить на разработку такого рода оборудования, то это может быть чувствительно. С другой стороны, кто мешает этим компаниям все-таки вкладываться в производство здесь, а не закупать, условно, в Китае более дешевые аналоги? И государство, я думаю, радостно поможет точно так же этому процессу. Здесь должна быть обоюдная работа. То есть бизнес просчитывает риски и говорит государству: «Вот у нас есть определенные риски». Реальные, а не как обычно: «Дайте денег как можно больше, а мы тут сами разберемся». Государство просчитывает определенные направления развития. И, соответственно, этот список как-то взаимно регулируется между собой. Тамара Шорникова: Москва пишет. Попросили телезрителей рассказывать о ситуации в их регионе. Что с работой и с зарплатой у вас было в минувшем году? Какова сейчас ситуация? И что с ассортиментом в магазинах? Вот Москва пишет: «Ассортимент товаров поменялся в худшую сторону. Очень жаль». Магазинов в Москве действительно много. По тем, которые есть рядом с моим домом, не могу сказать, что какая-то кардинальная перестановка случилась. Игорь Строганов: Вообще ничего не поменялось. Тамара Шорникова: По-моему, все продукты на месте. Некоторые российские появились. Но читаем все SMS, поэтому вы присылайте, что происходит у вас в регионе. И сообщение из Нижегородской области: «Что будет с ростом цен? Стабильность будет или опять все будет дорожать весь год? К чему готовиться?» Игорь Строганов: Рост цен – это как раз болевая точка текущей экономической нашей капиталистической ситуации, потому что в этой ситуации… Не хочу говорить слово «барыги», но это барыги, да. Люди, которые, скажем так, имеют возможность задрать цены для того, чтобы заработать сейчас, а невдолгую, они это сделают обязательно. Как это было в феврале 2021 года… 2022 года (да, уже 2022 года, потому что сейчас 2023-й) в связи с известными ситуациями, как это было дальше. То есть все считают, что сейчас все будет плохо, поэтому надо заработать именно сейчас, а дальше – трава не расти, дом гори. Вот это проблема психологии. Надо привыкнуть, что, в принципе, страна никуда не денется, рынок никуда не денется, люди на месте, люди придут в магазин, люди купят продукты, люди сходят и подстригутся, люди купят себе одежду и обувь, люди купят себе электронику. То есть это будет на месте и будет продолжаться. Поэтому, работая вдолгую и сохраняя тот же самый уровень цен, вы заработаете больше по факту, чем сейчас быстренько хапнуть, а потом никто к вам не придет. Тамара Шорникова: Да, посыпались сообщения о зарплатах, сейчас обязательно почитаем. Еще один страх… Вот что любопытно? Тоже аналитики говорили об этом: традиционно всегда после новогодних праздников какие-то ожидания более пессимистичные, чем накануне, скажем, этих праздников. Игорь Строганов: А они коррелируют с реальной ситуацией. Тамара Шорникова: Потому что люди отдохнули, деньги солидные потратили, впереди все те же заботы, все же траты – соответственно, настроение хуже становится. Игорь Строганов: Да. Так январь и февраль – у нас всегда по покупательной возможности падение, потому что люди закупились к Новому году, к праздникам: еда, шампанское, мандарины и так далее. А потом они отдыхают, никто не покупает. Тамара Шорникова: И вот еще один страх, такой звонок пессимизма в Новом году, уже Челябинская область: «Если рубль будет падать, экономике будет хуже и хуже, так дойдем до зарплаты в миллион рублей, как в 90-е годы». Игорь Строганов: Ну, глупость, глупость. Тамара Шорникова: Справедливости ради, в начале года рубль действительно начал проседать. Игорь Строганов: Ну и что? Тамара Шорникова: Что с ним будет? Игорь Строганов: Слушайте, рубль – это инструмент работы баланса импорта и экспорта, опять же, баланса инвестиций, баланса привлекательности страны для внешних инвестиций, баланса работы с валютными корзинами. В текущей экономике надо уходить сейчас от понимания денег, как вот «товар – деньги – товар», классического марксистского понимания. Уже этого не существует. Деньги сейчас не так напрямую привязаны к экономике, как мы привыкли считать. На самом деле то, что рубль стал крепче, с 80–90 рублей он упал до 50 и чуть выше, соответственно, за прошлый год – это исключение решение внутренних и внешних проблем и задач. Да, под это, естественно, двинулись цены. Но это вопрос к спекулянтам и вопрос, опять же, контроля компаний, которые предпочитают заработать прямо сейчас. То, что рубль ослабнет? Скорее всего, он ослабнет. Про это говорили весь прошлый год. Опять же, это инструмент регулирования цен, в том числе импорта и экспорта. И это, скорее всего, будет. Но это никак не говорит, что сейчас экономика опять покатится. У нас… Где же это?.. В Сомали была гиперинфляция, когда на тачках деньги таскали. Ну, в общем, какая-то африканская страна, уже не помню. Вот XX век, классическая история. Не будет такого. Тамара Шорникова: Зачем нам Сомали вспоминать? У нас своя история. Игорь Строганов: Ну, были деноминации, были, но это, опять же, была другая конъюнктура. Тамара Шорникова: Страхи людей понятны. Игорь Строганов: Страхи всегда будут. Вот в этом, кстати, задача государства – в том числе научиться разговаривать с людьми и научиться им объяснять, что будет и что они планируют. То есть не просто: «Мы сделаем это», – а почему мы это делаем и к чему это приведет. На самом деле не надо бояться. Экономика у нас достаточно прочная. Цены все равно будут колебаться, пока государство не наладит определенный контроль над ними, они будут туда-сюда двигаться. Я думаю, что государство сейчас потихонечку учится их контролировать методами не директивно-командными, а, например, контролируя тот же самый экспорт ключевых товаров. Соответственно, будет сглаживать эти колебания так или иначе. А по поводу количества товаров в магазинах – ну не знаю, я не заметил совсем. То есть предновогодние закупки в разных сетях… Опять же, кстати, про наличие российских товаров. Сейчас появляются сети низких цен. Не буду называть, но их как минимум две в регионах. Так вот, если в них зайдешь, то там огромное количество товаров именно региональных, которых в центральных сетях в Москве и в Питере в принципе нет. Ну, они есть из Башкирии, из Татарстана, из каких-то абсолютно дальних регионов. Они абсолютно нормального качества. Они выглядят хорошо, используются хорошо. И цены на них совсем другие, чем в сетях. То есть товары-то есть. Главное, чтобы они приходили в сети и были. Тамара Шорникова: Может быть, в отделах с деликатесами как-то ассортимент уменьшился. Игорь Строганов: Ну конечно, мы привыкли потреблять вот эти мировые товары, да, которые в основном производятся, кстати, здесь где-нибудь, но этикетки мировые. Ну, в конце концов, деликатесы на то и деликатесы, чтобы это был предмет роскоши. А надо понимать, что сейчас вся эта ближайшая мировая конъюнктура – это рациональное потребление. То есть роскошь – это хорошо, но это разово, под праздник, под Новый год, под день рождения, не знаю, под свадьбу. Все-таки сейчас, наверное, логично быть рациональным потребителем, логично планировать траты и все-таки переходить от люкса к нормальному качественному работающему предложению. Причем это во всех отраслях: это и потребительские товары, это автомобили… Ну, с автомобилями отдельная ситуация, с ценами на них, конечно. Тамара Шорникова: Про сужение ассортимента пишут и аналитики. Возможно, это трудно заметить, потому что нет дыр на полках. Игорь Строганов: Дыр нет. Тамара Шорникова: Ну, условно, определенные компании сталкиваются с трудностями, например, в том числе с упаковкой. В частности, поэтому пишут, что, мол, меньше стало, например, молока в двухлитровой таре – как раз из-за упаковки и так далее. И в целом сходятся на том, что компании оставляют в своем ассортименте проверенные лоты, самая ходовая продукция. Игорь Строганов: Это именно так. Для кризиса это абсолютно нормальная ситуация. Тамара Шорникова: Интересно, вот это результат действительно каких-то проблем и перестройки бизнеса компаний? Или это результат того, что мы рублем стали голосовать иначе, стали действительно как-то более рационально подходить к покупкам? Игорь Строганов: Это нормальный процесс оптимизации того, что вы продаете и производите. Да, в «жирные» годы можно позволить себе экспериментировать: здесь у нас пакет 0.7, 0.8… Как у нас весь этот тренд, что меньше яиц в упаковке, меньше жидкости, уже в 0.75 продают где-то молоко и так далее. Но ведь, действительно, люди покупают то, что они покупают, и они голосуют рублем, кошельком за нужные им товары. Кстати, упаковка два литра, насколько я понимаю, – это, опять же, пришедшая из Америки манера. У нас она не очень приживается. У нас все-таки литр – это классика. И холодильник под это рассчитан, и удобно поставить, и как-то привычно. Поэтому я думаю, что, опять же, мы с вами… Тамара Шорникова: Ну, если семья большая (а мы бьемся – я имею в виду государство за большую семью), то, может, и удобно. Игорь Строганов: Ну, это очень отдельная тема, это вообще надо отдельно обсуждать. Я думаю, что сейчас действительно будет сужение этого громадного ассортимента в пользу неких проверенных, традиционных и покупаемых категорий. Ну, опять же, это не уберет количество. Он просто сократит до того, что люди реально максимально покупают. Тамара Шорникова: Нас подгоняют музыкой, но я вопрос еще один задам, потому что он важный. Все-таки мы в конце прошлого года говорили о том, что все вроде как хорошо с «работицей», скажем так, потому что число стоящих на бирже труда – минимальное. Игорь Строганов: Официальное. Тамара Шорникова: Официальное. Игорь Строганов: А в реальности безработица больше. Тамара Шорникова: Но вызывает тревогу количество людей, которые находятся в состоянии неполной занятости и так далее. Игорь Строганов: Да, это проблема. Тамара Шорникова: Каковы будут эти процессы в этом году? Что будет с рынком труда? Коротко. Игорь Строганов: Скорее всего, будет усиливаться этот процесс. К сожалению, с занятостью это системная проблема, опять же, которая не решается путем красивых цифр. Это проблема, которая решается конкретными мерами. А конкретные меры – это создание рабочих мест, создание инфраструктуры. Бизнес по многим причинам это делать сам не будет. Бизнес весь последний год, весь 2022 год, он сокращал количество людей, он сокращал позиции и сокращал зарплаты как раз – ну, кроме совсем «золотых» специалистов. Поэтому я думаю, что в ближайший год задача именно для государства – создавать рабочие места. Потому что зарплаты можно повышать, но это не решит проблему. И никто не будет этого делать, с точки зрения бизнеса. Надо давать возможность людям зарабатывать, именно тем, кто сидит без работы, причем много лет. Это скрытая безработица и вот эта неполная, частичная занятость. Это все-таки задача для регулятора, то есть для государства. Тамара Шорникова: И у нас тоже задач много, но это мы будем уже обсуждать в следующих эфирах. Одна из задач, мне кажется, вот наша персональная – как-то больше верить в себя, потому что… SMS, Краснодарский край: «Уважаемая Тамара Шорникова. Оглянитесь, пожалуйста. Посмотрите, что вы носите, чье производство. Россия? Не думаю». Вот этот пиджак и эта футболка – это российские дизайнеры, наши, и шьют очень хорошо. Вопросы к ценам, но это тоже… Игорь Строганов: Ну, это тоже российское, кроме рубашки. Ну, рубашка, опять же, определенного формата, у нас такие просто не делают. В конце концов, я обратил внимание, что последние года два-три я максимально перехожу на российское, ну, кроме совсем отсутствующих у нас вещей. Я бы сказал даже: не то что верить в себя, а немножко спокойнее относиться к реальности. Ну, обратите внимание – у нас очень много лет гонится эмоциональная истеричная волна. В любых соцсетях любое событие – это истерика, это эмоции. Абстрагируйтесь. Ну, в конце концов, эмоции пройдут, а жизнь никуда не денется. В конце концов, возможно, может быть, даже немножко верить в государство, да, при всех его проблемах, но это наше государство, мы с ним живем. И оно, в общем-то, тоже заинтересовано в том, чтобы мы жили вместе с ним. Тамара Шорникова: Спасибо. Игорь Строганов, кандидат экономических наук, доцент кафедры предпринимательства и логистики Российского экономического университета имени Плеханова. Говорили об экономике. Через секунду будем говорить о здоровье и о том, как его сохранить в период гриппа. Игорь Строганов: Поменьше нервничать. Тамара Шорникова: Точно! Спасибо.