Ольга Арсланова: Мы продолжаем. В России утвержден новый Национальный план по борьбе с коррупцией, он рассчитан на три ближайших года, его утвердил президент Владимир Путин. Вообще пока что известно о нем не очень много, в основном какие-то формальные характеристики. Давайте расскажем, по крайней мере то, что нам известно. Юрий Коваленко: Исполнение всех мероприятий плана будет контролировать специально созданная рабочая группа. Среди мер, которые утвердил Владимир Путин, усовершенствование системы запретов, ограничений и требований, которые установлены для противодействия коррупции. Ольга Арсланова: Ну, не секрет, что коррупция – один из главных экономических тормозов в России. По подсчетам Генпрокуратуры, за 2016–2017 годы ущерб от нее составил 148 миллиардов рублей. Из этой суммы коррупционеры, правда, добровольно погасили 11 миллиардов рублей, и еще 78 миллиардов были изъяты в пользу государства. В первом квартале этого года, по данным ведомства, за преступления коррупционной направленности осуждены более 2 тысяч человек. Юрий Коваленко: Ну, Россия традиционно занимает плохие, скажем, позиции в международных рейтингах, оценивающих коррупцию. По данным британской консалтинговой компании Ernst & Young, за 2017 год Россия занимает 16-е место по уровню коррумпированности бизнеса среди стран Европы, Ближнего Востока и Африки. Рейтинг вот перед вами сейчас, на первых позициях худшие страны. Лучше всего дела обстоят у Норвегии, Дании. Россия в этом рейтинге оказалась на 16-м месте, по соседству с Турцией и Испанией. Ольга Арсланова: И еще один популярный рейтинг составляет международная правозащитная организация по борьбе с коррупцией Transparency International, это так называемая оценка прозрачности стран, государства ранжированы согласно индексу восприятия коррупции. Как вы сейчас видите, на первых позициях преобладают страны Западной Европы. Лидерами рейтинга стали Новая Зеландия и Дания. США расположены на 16 месте. Китаю с его известными жесткими методами борьбы с коррупционерами 77-е место досталось. Россия занимает 135-е место. Вот наши соседи рядом – Гондурас и Мексика. Юрий Коваленко: Как оценивают уровень коррупции в самой России? Около 75% россиян считают, что в стране сохраняется высокий уровень коррупции. В 2014 году данный показатель был на уровне 66%. Таковы данные опроса фонда "Общественное мнение". Ольга Арсланова: Как в России борются с коррупцией? Что делается, что сейчас предлагает президент? И как, по вашему мнению, нужно бороться с этим явлением? Об этом мы поговорим в ближайшее время. И приветствуем в студии члена Экспертного совета при Правительстве России, директора автономной некоммерческой организации "Инфокультура" Ивана Бегтина. Иван, здравствуйте. Юрий Коваленко: Здравствуйте. Иван Бегтин: Здравствуйте. Ольга Арсланова: А давайте разберемся сначала с инфоповодом, с новостью. У многих возник этот вопрос: почему такая короткая национальная программа, всего на три года? Какие-то экстренные меры на ближайшее время, и на стратегию, наверное, просто не тянет? Иван Бегтин: Ну, большая часть программ национальных, которые принимались до этого, у них были примерно те же сроки. И я бы даже сказал, что эта принята была с некоторым опозданием, потому что предыдущая закончилась в конце 2017 года, а сейчас уже середине 2018-го. И она, по сути, не на три года, а уже на два с половиной, потому что полгода прошло. Ольга Арсланова: То есть так принято? Иван Бегтин: Так принято в России. Ольга Арсланова: Давайте разберемся, наши зрители тоже интересуются. Что это значит для нас? Что нового есть в этой программе? Там очевидные какие-то вещи по ужесточению контроля, законодательства, но пока никакой конкретики нет? Иван Бегтин: Ну, я бы сказал так: как и любая стратегия, это довольно верхнеуровневый документ. Он не содержит, я бы сказал, совсем уж конкретных шагов. Там многие вопросы связаны, скорее… "проработать", "подготовить доклады" и многое другое. А вопрос противодействия коррупции – это, безусловно, вопрос в значительной степени очень практический, отчасти он организационный, отчасти технологический. И этот документ, безусловно, эти вопросы не раскрывает, он раскрывает некоторые верхнеуровневые шаги. Ну, мое личное мнение: я считаю его, безусловно, неполным. То есть план нужен. А все ли в него включено? На мой взгляд, точно нет. Поэтому я, конечно, надеюсь, что он в течение этих лет будет уточняться и корректироваться. И в первую очередь, если наше государство столь много заявляет о цифровой экономике, о переводе в электронную форму госуслуг и многого другого, то, в общем-то, противодействие коррупции тоже должно быть технологизировано. И более того, возможность такая есть, возможности такие есть, наработки в этом есть – как внутри государства, так и извне. И этого, безусловно, в плане не хватало. Ольга Арсланова: А что вы имеете в виду? Многие приводят в пример как раз систему госзакупок, которая представляется прозрачной, потому что все на виду, все технологизировано, но все ли проблемы удалось решить такой системой? Иван Бегтин: Вот смотрите. Например, система госзакупок отчасти технологизирована, отчасти действительно она обеспечивает некоторый базовый уровень открытости, но она не предназначена для антикоррупционного мониторинга. Например, проект "Госзатраты", который мы создавали в рамках Комитета гражданских инициатив, он целевым образом предназначался именно для этой цели, но как некий фундаментальный проект, то есть так, чтобы на нем уже можно было строить разного рода проекты, расследования. Многие журналисты регулярно этим пользуются. Но даже он не охватывает всего, потому что, по-хорошему, в систему госзакупок необходимо было изначально встраивать механизм противодействия. Если вы выявили какое-либо нарушение, то у вас должна быть возможность прямо на портале госзакупок либо на портале рядом с ним, который просто один в один копирует эту информацию, переупаковывает удобным образом, обратиться во все те органы власти, которые осуществляют контроль и надзор в этой сфере. Это Счетная палата, контрольно-счетные палаты субъектов федерации, прокуратура, Антимонопольная служба… Ольга Арсланова: Следственные органы. Иван Бегтин: …следственные органы и так далее. У вас должна быть возможность прямо в этой системе отправить обращение в соответствующие органы, напрямую только, минуя внутренний интерфейс. Ольга Арсланова: Но важный вопрос: как эти органы отреагируют? Вот интересно вы сказали о контроле, общественном в том числе. Ему какая-то роль в новой программе уделяется? Потому что есть у нас известные организации, которые занимаются расследованиями, которые выявляют, ну, скажем так, факты, вызывающие подозрение насчет коррупции. И они отправляют запросы в определенные органы, но мы не всегда видим реакцию. Чаще всего мы ее не видим. Иван Бегтин: Я бы разделил общественный контроль все-таки на два типа. Один – общественный контроль, который у нас описан в законах. Есть отдельный закон "Об общественном контроле", есть отдельные положения в законе "О госзакупках". И есть общественный контроль, который по факту, по смыслу своему существует. И первый у нас неживой. Закон "Об общественном контроле" не функционален. И положениями в законе "О госзакупках" на самом деле никто не пользуется практически. Большая часть организаций, которые осуществляют этот самый общественный контроль или надзор, их влияние описывается исключительно их медийным ресурсом либо аффилированностью с той или иной административной силой. То есть, если есть кто-то в государстве, кто хочет привести что-то в порядок, и у этой организации есть возможность взаимодействовать с тем или иным органом власти, который это делает, либо есть возможность у этих организаций достаточно широко освещать это в СМИ. Юрий Коваленко: А вот если поговорить по поводу тех запретов и ограничений, о которых говорится в этой программе, то что конкретно будет нельзя? И в чем конкретно и кого будут ограничивать? Иван Бегтин: Ну, если вы посмотрите подробно это самую концепцию, то там это детально не описано, там описано это в словах "проработать". Вот у меня есть мое личное видение, как это должно быть. Первое. Я считаю, что, безусловно, вопрос противодействия коррупции должен быть отделен от исполнительной власти. Исполнительная власть распоряжается более чем 90% федерального бюджета как минимум, ну, и бюджетов всех остальных уровней. И, в общем-то, вот все те нарушения, все те 75% коррупции – это 75%, считайте, исполнительной власти. Поэтому, по-хорошему, противодействие коррупции должно быть сосредоточено в органах либо парламентского контроля (это Счетная палата), либо вообще в органах таких, как Генеральная прокуратура, "око государево". Ольга Арсланова: Но мы узнаем о том, что создается новая рабочая группа, которая будет следить за тем, как выполняется план по составлению вот этой программы. То есть какой-то новый орган, который наверняка будет иметь прямое отношение к исполнительной власти. Иван Бегтин: Ну, рабочая группа необязательно – именно как раз ввиду своей специфики и отсутствия реальных полномочий… Ольга Арсланова: То есть консультативный какой-то орган? Иван Бегтин: Ну, координационный, скорее, да. Но давайте, может быть, посмотрим ретроспективно. Например, наши все чиновники обязаны публиковать декларацию о доходах, вернее, органы власти, кадровые службы должны публиковать определенного рода информацию из более детальных деклараций, которые сдают сами чиновники. У нас нет ни одного государственного единого портала, где эта информация, которая структурированно, в определенных форматах была бы сведена вместе. Я могу сказать, что этот вопрос поднимался еще лет шесть назад, еще до появления Открытого Правительства и всего остального. Он так и замер. Я считаю, что… Ольга Арсланова: Вот такое Открытое Правительство. Иван Бегтин: Да. Ну, Правительство оказалось не настолько открытым. И самые чувствительные аспекты реализованы не были. Я считаю, что, безусловно, необходимо создание такого ресурса. Я считаю, что, безусловно, он должен быть отделен от исполнительной власти. Он должен существовать либо при парламенте и органах парламентского контроля, либо при Генеральной прокуратуре, либо при какой-то отдельной структуре. Но суть в том, что… Юрий Коваленко: Но мы же говорим о том, что мы пытаемся сократить чиновничий аппарат, не раздувать его. А здесь у нас появляется управление по управлению всевозможными управлениями, еще одно. Иван Бегтин: Нет-нет-нет, это не касается ни в коей мере появления новых людей, которые бы этим занимались. Скорее, появляется систематизация и доступность этих данных для граждан. Я вам приведу еще один пример. У нас периодически разного рода чиновников увольняют за коррупционные преступления. Ольга Арсланова: Или что-то у них забирают в пользу государства. Иван Бегтин: Ну, забирают, штрафуют, да. Ольга Арсланова: Самая громкая история в Смоленске. Иван Бегтин: А что с ними потом происходит? Буквально через несколько месяцев этот же человек оказывается в другом органе власти на схожей должности, занимаясь схожей деятельностью. В России нет публичных реестров, в которых были бы списки людей, осужденных за коррупционные преступления. Ольга Арсланова: Ну а сам чиновник может скрыть эту информацию, трудоустраиваясь? Иван Бегтин: Безусловно, да. И больше того – у нас же есть огромное количество административных нарушений, которые происходят, в том числе нарушений, производимых самими чиновниками, людьми, которых назначают на административные должности. Так вот, у нас нет единой базы административных нарушений в России. И если, например, вы назначаете судью, не знаю, министра, замминистра или кого-то еще, а он за это время получил энное количество штрафов, побывал в вытрезвителе, что-то еще, но главное, что у него просто нет уголовных дел. Так вот, чтобы узнать это, вам надо сделать запрос в десять тысяч органов, который каждый по отдельности ведет административное производство. И спрашивается – где у нас все наше электронное государство, которое существовало все эти годы? Ольга Арсланова: Понятное предложение, да. Давайте послушаем предложения наших зрителей. У нас Юрий из Тулы на связи. Здравствуйте. Зритель: Добрый вечер. Юрий Михайлович Оборонько, город Ясногорск, Тульская область. Ольга Арсланова: Очень приятно. Зритель: В советское время был закон: украл 10 тысяч и 1 копейку – высшая мера наказания. 10 тысяч советских равняются сегодня миллиону рублей. Ольга Арсланова: Вы предлагаете вернуть высшую меру, да? Правильно вас поняли? Зритель: Да. Так вот, я хочу сказать, что в 60-х годах мне пришлось работать на Колыме с бывшими освобожденными зэками. Я их спрашивал: "Вы на усатого в обиде?" – "Нет". Ну, это Сталин. Я говорю: "Ну, как же так? Ты сидел 10 или 20 лет". И знаете, что они мне ответили? "Если я украл, грубо говоря, пучок лука у государства, то вы двое в государстве остались голодные". Ольга Арсланова: Понятно. Зритель: Так вот, сегодня россияне голодные из-за этих жуликов и воров, которые сидят во власти. Ольга Арсланова: Спасибо, Юрий Михайлович. Очень популярная точка зрения у определенного поколения, что чем жестче будет наказание за коррупционные преступления, тем меньше будет этих преступлений. Но мы видим во всех международных рейтингах, что тот же Китай, который славится вот такими наказаниями, далеко не лучшие позиции показывает. Давайте, может быть, этот миф развенчаем о том, что это работает. Иван Бегтин: Вы знаете, я, конечно, тоже сторонник ужесточения наказания. Но если быть совсем уж честным, то проблема у нас не в жесткости. Российские тюрьмы сами по себе достаточно жесткие, может быть, настолько жесткие, что не соответствуют тем самым мировым принципам гуманности. Ольга Арсланова: И оправдательных приговоров у нас практически нет. Иван Бегтин: Да. Но вопрос неотвратимости. Ведь проблема с коррупцией не в том, что наказать могут жестко. Когда жестко наказывают – это всего лишь увеличивает стоимость отката. Ну, то есть это в любом случае некоторый риск. Если риск большой, то и ставки повышаются. Юрий Коваленко: То есть более проработана схема откатов будет, в которой будет очень сложно найти… Ольга Арсланова: Ну и взятка станет дороже. Иван Бегтин: Ну да, больше сумма. Если так брали откат 10%, то будут брать 90% и делиться с теми, кто будет ловить за руку. Юрий Коваленко: А у меня вызвала сомнение одна строка, я процитирую сейчас: "До 1 февраля 2019 году Правительству поручили представить предложения по внесению в действующее законодательство изменений, которые предусматривают случаи, когда несоблюдение запретов, ограничений и требований вследствие обстоятельств непреодолимой силы не является правонарушением". Что за непреодолимая сила? Как это вообще может быть? Не будет ли это лазейкой для того, чтобы каким-то образом по-новому откаты эти делать? Иван Бегтин: Я считаю, что, безусловно, обстоятельства непреодолимой силы разного рода бывают. Юрий Коваленко: Ну, например? Ольга Арсланова: Это, видимо, просто формальная какая-то вещь, которая должна быть в законе? Иван Бегтин: Обстоятельства непреодолимой силы существуют всегда: землетрясение, сходы лавины и всего остального, цунами. Всегда существуют подобные факторы. Но я считаю, что здесь важнее другое – то, чего не хватает во многих российских законах и законопроектах. Есть исключения, но я считаю, что все исключения должны быть публичными. Если был введен запрет определенного рода, но возникла исключительная ситуация, когда, несмотря на ограничения, человек был пойман на чем-то, и его все-таки куда-то назначили, то это должно быть зафиксировано, об этом все должны знать. Если его назначили, например, на должность, то в его биографии это должно быть зафиксировано. Если человек был пойман на коррупции, а потом он получил должность в каком-то другом органе власти, то в его официальной биографии на этом сайте должно быть написано, что был осужден, то-то, то-то. Не только, так сказать, милая биография, но и все то, что по факту было шлейфом в его жизни. Юрий Коваленко: Как клеймили педофилов и прочих-прочих, так и здесь, да? Иван Бегтин: Ну, безусловно, да. Тоже, может быть, с определенным сроком давности, но это имеет значение. И вообще публичность… Почему я говорил тоже про единый портал, декларации? Единый портал, вообще в принципе некоторый ресурс. Ольга Арсланова: Но кто-то скажет: "Это персональные данные. Зачем вам к ним доступ? Это незаконно". Иван Бегтин: Персональные данные, согласно закону "О персональных данных", не распространяются на те данные, которые раскрываются в соответствие с другими федеральными законами. Поскольку у нас есть федеральный закон "О противодействии коррупции", в рамках которого раскрываются в том числе декларации чиновников, их официальные биографии, согласно 8-му федеральному закону, то закон "О персональных данных" всего лишь ограничивает область применения публикуемой информации областью противодействия коррупции. Это значит, что вы имеете полное право ее видеть и принимать какое-то личное свое решение. Ольга Арсланова: Плюс общественный интерес. Иван Бегтин: Да. Ну, как минимум журналисты и рядовые граждане имеют на это полное право. Ольга Арсланова: И сообщить об этом гражданам потом мы тоже имеем право. Александр из Смоленской области на связи у нас. Здравствуйте, Александр, вы в эфире. Зритель: Алло. Ольга Арсланова: Да, слушаем. Зритель: Алло? Юрий Коваленко: Да-да-да, вы в эфире. Ольга Арсланова: Говорите, пожалуйста. Зритель: Алло. Здравствуйте. Во-первых, хочу поздравить вашу передачу. Это, наверное, единственная передача на российском телевидении, которая действительно отражает те вопросы, которые россиян волнуют, а не то, как центральные первые каналы всякую чушь показывают, непонятно о чем, мозги только народу пудрят. Ольга Арсланова: Спасибо, Александр. Спасибо вам. Зритель: Я считаю, что борьбу с коррупцией в России может победить только ужесточение. Ну, вообще только это – боязнь народа, чтобы не воровать, не брать. И полная конфискация не только у того, кто совершил или взял взятку, но и у его ближайших родственников. Ольга Арсланова: Александр, а как вам кажется… У нас сейчас очень большой объем коррупции – до 2 триллионов в год, по некоторым оценкам. Как вам кажется, что мешает с ней бороться? Почему не становится лучше? Зритель: Я считаю, что только верхушка нашей власти, которая сейчас, мешает это сделать. Я считаю, что только это. Если бы закон сделали, то давно бы… Не хотят просто они это делать, вот и все. Ольга Арсланова: Спасибо, спасибо. Ну, такое расхожее мнение о том, что элиты как раз, чиновники, те, кто имеют возможность нажиться на коррупции, – основная масса этих 2 триллионов где-то там. Это, во-первых, действительно так, по вашим оценкам? Ну, потому что нам очень часто как раз с экранов говорят о том, что основная коррупция – как раз низовая. Насколько они друг с другом связаны? И насколько новая программа или законы, которые сейчас действуют, бьют и туда, и туда? Иван Бегтин: Ох, вы знаете, если говорить начистоту, то, конечно, то, что в России называется коррупцией, коррупцией является лишь отчасти, ну, либо в некоторых ее проявлениях. В значительной степени ее природа имеет отношение не к коррупции, а к распределению ресурсов, которые есть в государстве. Может быть, вы знаете, что в России существует такая перевернутая бюджетная пирамидка. И во всем мире в большинстве случаев распределение налогов происходит по модели 60/30/10, где 60% остается местным властям, 30% – региону, и 10% – федеральной власти. И федеральная власть не так уж велика сама по себе, она в основном устанавливает общие правила игры и отвечает, условно, за оборону и за внешние отношения, а в основном все-таки все регулируется властями регионов и муниципалитетов. У нас все ровно наоборот – у нас 60/30/10, где 60% ресурсов сохраняются у федеральной власти, 30% – у субъектов, и 10 % – у муниципалитетов. По нашей модели почти все регионы сейчас дефицитные, кроме пяти субъектов, и все они получают федеральные дотации. Муниципалитеты дефицитны практически все, и все они получают дотации от субъектов федерации. Это означает, что большинство, в том числе чиновников, предпринимателей, представителей тех или иных государственных структур на территориях, они воспринимают любые ресурсы, поступающие из федерального центра, как то, что они выгрызли из Москвы деньги. Ольга Арсланова: А не собственные. Иван Бегтин: Да, типа: "Это у нас и так отняли, но мы, сколько можем, выгрызем. И как мы можем, так мы это и распределим". И у многих отношение к этому ровно такое: "Нам недодают". И кто-то руководствуется принципами личного обогащения, кто-то руководствуется принципами, условно, личного обогащения с сохранением максимально возможных ресурсов на своей территории. Водораздел происходит в умах конкретных людей. Но, безусловно, это связано с моделью и структурой нашей любимой Родины, которая устроена вот так. Ольга Арсланова: Когда недодают, есть желание прихватить. Иван Бегтин: Безусловно, да. В ситуации еще некоторого расцветающего непотизма – как на уровне регионов, так и на федеральном уровне – это еще и обостряет отношения, когда кто-то видит, что на уровне выше их происходит тоже коррупция, которая не доказывается. Это развязывает руки. И многие из них считают: "Вот они берут больше". Кроме того, просто ввиду специфики в России бюджетных отношений вы не можете помочь людям, которые, условно, социально необеспеченные, или сделать что-то в рамках существующего бюджета. У вас все заранее запланировано, все заранее есть. Вы не можете сэкономить деньги в бюджете, чтобы потом их направить на помощь престарелым, это просто невозможно по бюджетному правилу. Вы можете их украсть, если вы честный человек, и потратить их на помощь конкретным людям. Опять же, может быть, сверхмалое количество тех же людей, которых мы считаем коррупционерами, поступают так, те, у кого есть подобные ценности. Те, у которых подобных ценностей нет, покупают… Юрий Коваленко: Ну, и за современных Юриев Деточкиных их не считают. Давайте посмотрим, как победить коррупцию в России, как считает простой россиянин, вот наши зрители, мы спрашивали их. Давайте посмотрим ответы. ОПРОС Ольга Арсланова: Иван, как нам всем, простым россиянам, относиться к коррупции – как к погоде, к чему-то такому, что от нас не зависит, или все-таки как к чему-то, на что мы можем влиять? И если мы можем, то как? Иван Бегтин: Ну, безусловно, можем. Но надо понимать, что наше влияние на уровне либо системном, то есть это когда мы голосуем, выбираем тех или иных людей, которые должны менять государственную политику, либо на уровне самопожертвования, когда мы понимаем, что мы категорически хотим искоренить что-то и готовы пойти на любые (подчеркну) законные меры. Юрий Коваленко: Например? В Японии практиковалось, что если человек пишет донос о том, что он узнал о каком-то преступлении, он после этого сразу же делал себе харакири, доказывая этим, потому что он на самом деле знает, что этот человек совершил преступление. Мы-то как можем? Иван Бегтин: Ну, к сожалению, значительная часть из того, что я могу привести, даже если это будет законно, но на грани того, что будет нарушать закон. Ну, мало людей готовы посвящать свою жизнь на самом деле, чтобы бороться с коррупцией, их единицы. Мы слишком хорошо живем – при всех наших ценностях выживания, при том, что кто-то действительно голодает и так далее. Но людей, которые понимают, как работает система, и готовы с этой системой бороться, их единицы, потому что подобная борьба всегда приводит к некоторым личным рискам, к некоторым личным проблемам, к некоторому пожертвованию как минимум своим стилем жизни и комфортностью жизни. Таких людей мало, будем честными. Поэтому, если мы хотим что-то искоренять, то их должно быть больше – это во-первых. А во-вторых, надо понимать, что коррупция сейчас… То, что озвучивали люди – это малое имеет отношение к тому, что происходит в России сейчас. Потому что коррупция в общепринятом, я бы сказал, европейском, западном понимании – это когда… Ну, представьте себе тендер, приходят несколько компаний на него. Одна приходит к чиновнику и говорит: "Мы тебе дадим 10%, а ты выбери нас". Другая говорит: "Мы тебе дадим 30%, а ты выбери нас". А третья говорит: "Мы тебе дадим половину, а ты выбери нас". Он берет половину и исполняет. Ольга Арсланова: Очевидно, да. Иван Бегтин: Это коррупция, это откат. Системная коррупция означает, что ты придешь и скажешь, что половину, а все равно получит тендер та компания, которая изначально принадлежит тому чиновнику, который принимает решение. Системная коррупция отличается тем, что вот то, что мы называем коррупционными отношениями, контролем за финансовыми потоками, идет изначально только на те организации, как минимум организации или кланы, которые аффилированы с людьми, которые принимают решения. Ольга Арсланова: То есть получается, что еще до классической коррупции нам надо расти и бороться? Иван Бегтин: Нет, скорее, мы ее уже переросли. Это называется "системная коррупция". Это действительно решается довольно жесткими решениями применительно к государственному аппарату. Но эти решения – это ведь не только в неотвратимости наказания, а что чиновника надо посадить, и его нужно посадить так, чтобы он потом не вышел по УДО. Это должно быть действительно с изъятием всей его иностранной недвижимости, если это произошло. Эти факты должны быть доказаны. Это должно быть проведено от начала и до конца. Ольга Арсланова: Понятно. Иван Бегтин: Таких случаев пока мало. Ольга Арсланова: Спасибо вам. У нас в гостях был член Экспертного совета при Правительстве России, директор автономной некоммерческой организации "Инфокультура" Иван Бегтин. Говорили мы о новом Национальном плане по борьбе с коррупцией. Спасибо. Юрий Коваленко: Спасибо. Иван Бегтин: Спасибо.