Константин Чуриков: Перед тем как начать первую тему, попросим сейчас режиссеров включить тревожную музыку. Буквально несколько заголовков из СМИ за сегодня. Оксана Галькевич: «У вернувшегося из Италии россиянина подтвердился коронавирус». Константин Чуриков: «Российские казаки запретили целовать кресты и иконы из-за коронавируса». Оксана Галькевич: «Глава МВД Германии отказался пожать руку Ангеле Меркель из-за коронавируса». Константин Чуриков: «Олимпиада в Токио может пройти без зрителей из-за коронавируса». Оксана Галькевич: Вот такая информация разнообразная. На такого рода новости, вы знаете, реагируем не только мы с вами, но и экономика России всего мира в том числе. Константин Чуриков: У нас в студии – Кирилл Тремасов, директор по инвестициям «ЛОКО-Инвест». Кирилл Викторович, здравствуйте. Кирилл Тремасов: Здравствуйте. Оксана Галькевич: Здравствуйте, Кирилл Викторович. Константин Чуриков: Мы видим истерию в медиапространстве. Но ее мы же наблюдаем и на биржах. Вот то, что было в пятницу. Сегодня РТС немножко отыграла. Насколько все это серьезно, с экономической точки зрения, для нас, для России? Кирилл Тремасов: Ну, на биржах история начала развиваться с двадцатых чисел января, когда произошел первый всплеск эпидемии в Китае, точнее, когда это вылилось в СМИ. Как мы сейчас знаем, там эпидемия началась в декабре. 20 января все это вылилось в СМИ. Рынки пришли в легкую панику. Но эта паника где-то за неделю, наверное, как бы улеглась. Оксана Галькевич: Взяли себя в руки? Кирилл Тремасов: Да. Эта паника оказалась краткосрочной. Глубокого провала не произошло на рынках. И с начала февраля мы видели опять возвращение оптимизма: инвесторы вновь активно покупали акции, американский фондовый рынок в феврале каждый день обновлял исторические максимумы. В общем-то, восстановились и цены на нефть, и металлы «поползли вверх». Все, казалось, было позитивно. Но где-то через месяц после вспышки коронавируса в Китае аналогичные процессы начали развиваться в Европе. Мы увидели три новых очага вспышки коронавируса – это в первую очередь Италия, Южная Корея и Иран. Константин Чуриков: Маленькая деталь: при том, что вес Италии на мировом рынке, кажется, совсем даже не сопоставим с весом Китая. Верно? Кирилл Тремасов: Ну, Италия – это часть единой Европы. По сути, вспышка коронавируса в Италии – это вспышка коронавируса в целом в Европе. И вот сейчас эта ситуация волнует инвесторов намного сильнее, чем даже Китай. Потому что Китай принял абсолютно беспрецедентные меры, и эти меры, как мы видим сейчас, скорее всего, уже начали давать свои результаты. Миллионы или десятки миллионов людей находятся в карантине. Официальная статистика по Китаю показывает, что, да, экономика провалилась ужасно в январе, там спад зафиксирован просто… Ну, это сильнее, чем было в 2008 году во время финансового кризиса. Но вот эти беспрецедентные меры позволили остановить, по крайней мере если опираться на официальные цифры из Китая, остановить дальнейшее распространение коронавируса. Он сейчас замедляется. А вот в отношении Европы такой уверенности нет. Скорее наоборот. Все понимают, что Европа не сможет предпринять столь же беспрецедентные действия, которые предпринял Китай. Поэтому потенциально ситуация в Европе с распространением коронавируса выглядит намного-намного опаснее. И поэтому, начиная с 20 февраля, рынки вновь вошли в это состояние паники. Она нарастала всю прошлую неделю. Апогей случился в пятницу. Это действительно был очень серьезный провал по всем классам рискованных активов: и акции, и высокодоходные облигации, и товарные рынки, нефть. Российская Urals упала где-то в районе 48,5 долларов за баррель. То есть это такая масштабная распродажа всего и уход от рисков. Вот эта паника привела к тому, что, собственно говоря, даже ФРС США (Федеральная резервная система) в пятницу вышла с таким коротким, но очень значимым заявлением, что они готовы действовать. И это был четкий сигнал к тому, что ФРС может начать снижение ставок, поддерживая экономику и рынки. Оксана Галькевич: Кирилл Викторович, вы говорите о том, что рынки в панике, падают различные индексы, как сказал Константин. Но мы-то, обыватели, вы знаете, мы такой информацией, к сожалению, не владеем, не разбираемся. Мы смотрим на курс доллара. Вот он в начале января был 61–62, где-то в этом районе, а сегодня он был 67 с копейками. Сейчас он, я смотрю, 66,80 – биржевые показатели. Мы реагируем на такие вещи в основном. Что нам это сулит? Как на нас это отразится? Мы сказали о Китае. Мы сказали о Европе. Если говорить о России, то как по нам это ударит? Кирилл Тремасов: Совершенно верно. Для наших граждан динамика курса национальной валюты – это, наверное, лучший индикатор того, в какую сторону развивается ситуация в экономике. И если рубль падает, конечно, большинство это трактует как резкое ухудшение ситуации, рост рисков, рост инфляционных рисков в том числе. Многие начинают готовиться к всплеску инфляции, закупаются долларами. В данном случае это обоснованные опасения, потому что динамика курса национальной валюты в данном случае отражает обвал цен на нефть, о котором я уже сказал. В общем-то, у нас бюджет в этом году спроектирован при цене 57 долларов за баррель. Оксана Галькевич: Сейчас он уже ниже, соответственно. Кирилл Тремасов: Но это цена, которая все равно предполагает покупку значительной части валюты в резервы. Вот такая совершенно критическая цена – это 42,4 доллара за баррель. Константин Чуриков: Ну, это пока нам не светит. Кирилл Тремасов: То есть это та цена отсечения по бюджетному правилу. Вот все, что выше этой цены на нефть, идет в резервы. Все, что ниже… Если нефть вдруг провалится ниже, то мы начнем уже тратить резервы. На прошлой неделе Силуанов, министр финансов, заявлял о том, что ничего страшного, что мы выполним все свои обязательства и при 30 долларах за баррель. Ну, мы помним, конечно, в этом году… Константин Чуриков: У нас сейчас есть возможность поговорить с политологом Георгием Бовтом. Георгий Георгиевич, здравствуйте. Георгий Бовт: Здравствуйте. Оксана Галькевич: Здравствуйте. Константин Чуриков: Вот мы сегодня читали и слушали ваше выступление по поводу как раз инфоде́мии или инфодеми́и – вы так это назвали. Ранее Александр Яковенко, такой журналист, наш коллега, говорил про медиафрению. Скажите, пожалуйста, если действительно раньше бывали эпидемии и пострашнее, но они никогда не вызывали такой реакции на биржах, то что сейчас? О чем это говорит? О каком-то низком качестве экспертизы? О чем, с вашей точки зрения? Георгий Бовт: Ну, страшнее или не страшнее была ли эпидемия – это мы еще не знаем, поскольку мы находимся в самом начале этой эпидемии. Но на ранней стадии, конечно же, эпидемии, подобные нынешней, не оказывали вообще никакого влияния на фондовые рынки. Скажем, в 1918–1919 годах, когда бушевала испанка, тогда в мире, конечно, бушевала и Первая мировая война, было вообще не до гриппа. Но, например, была эпидемия азиатского гриппа в 1957 году, она тоже прошла практически незамеченной для фондовых рынков. Хотя тогда умер 1 миллион человек. Наконец, вспомним Чернобыльскую аварию 86-го года, когда реальная опасность угрожала всей Европе, но рынки тогда даже не чихнули от этого. В 2002–2003 году эпидемия атипичной пневмонии, смертность от которой была в 10 раз больше, чем от нынешней заразы. И она тоже, в общем, не привела к большому падению рынков. Хотя и заразность того вируса была меньше. Оксана Галькевич: Георгий Георгиевич, а скажите… А сейчас большое распространение соцсетей, конечно, и массмедиа очень пылко реагируют на всякие драматические новости. Оксана Галькевич: Георгий Георгиевич, то есть исключительно, по вашему мнению, это скорость распространения информации так влияет на ситуацию на рынках, в экономиках? Георгий Бовт: Скорость распространения информации заставляет политиков быстрее реагировать. Вот что происходит. А политики реагируют… Оксана Галькевич: Ну вот смотрите. 2016 год – геморрагическая лихорадка Эбола. В общем, не так далеко по времени от нас, те же социальные сети, ну, примерно такая же скорость распространения информации, тем не менее реакция несколько иная. Что еще, может быть, влияет? Георгий Бовт: Эбола была в Африке в основном, и заразиться ей можно было только соприкасаясь с разлагающимися трупами – что, в общем, в основном и происходило. А заразность ее воздушно-капельным путем была гораздо ниже, чем у нынешней. Кроме того, Эбола проявлялась довольно быстро, а этот вирус имеет очень долгий инкубационный период, но оставаясь при этом заразным. То есть это непросчитываемая, непредсказуемая опасность, на которую всякое государство реагирует как на непредсказуемую опасность, естественно, повышенным образом. Константин Чуриков: Георгий Георгиевич, вот смотрите. Согласно статистике ВОЗ, у нас в год 1 миллиард землян болеет гриппом, и 650–670 тысяч умирают. Почему это не влияет на рынки? Георгий Бовт: Потому что это то, что, цинично рассуждая, заложено в цену. Все знают, что от гриппа умирают. Смертность от обычного гриппа – примерно 0,2–0,4%. Такая же смертность и у этой заразы тоже, только в возрасте до 40 лет. А вот выше 40 лет идет такая геометрическая прогрессия, и люди старше 60–70 имеют смертность гораздо больше. И это дает в среднем смертность где-то 2,3%. А это уровень испанки в Европе в 18-м году прошлого века. Константин Чуриков: Да, спасибо. Георгий Бовт, политолог, был у нас на связи. Вроде в какой-то момент мы даже так встряхнулись, встрепенулись. А тут опять Георгий Георгиевич говорит про испанки. И мы опять напуганы. Оксана Галькевич: Уровень испанки. Кирилл Викторович, скажите, а какие сферы экономики в первую очередь отреагировали на эту угрожающую ситуацию в Китае, когда все началось? Кирилл Тремасов: Ну, в первую очередь коронавирус… точнее, даже не коронавирус, а те меры, которые приняло правительство Китая, а потом вслед за ним, но уже в меньших масштабах, правительства других стран. Это ударило, конечно, по сектору авиаперевозок. Это ударило по туризму в целом. Это вызвало падение спроса на сырье. Все-таки доля Китая на сырьевых рынках по многим товарным позициям – от 10 до 60–70%. Оксана Галькевич: Один из основных потребителей, получается, да? Кирилл Тремасов: Нет, просто номер один с большим отрывом от всех остальных. Оксана Галькевич: Номер один. Кирилл Тремасов: Поэтому провал спроса (даже временный) со стороны Китая на сырьевые товары ведет к их обвалу. Соответственно, в зоне риска оказываются все сырьевые производители, все сырьевые экономики. Оксана Галькевич: Это мы. Кирилл Тремасов: А российская экономика, да, имеет ярко выраженный сырьевой характер. Константин Чуриков: Кирилл Викторович, вы же ранее работали в Министерстве экономического развития. Вот представим, что вы бы работали сегодня. Приходят такие новости, и вам как чиновнику, например, Организация экономического сотрудничества и развития сообщает, что она ухудшила прогноз роста ВВП России с 1,6% до 1,2%. Вы как чиновник, наверное, радуетесь. То есть, в принципе, ничего делать не надо. Нам уже все говорят: «Коронавирус. Все, замедляемся. Это не мы, это вирус». Кирилл Тремасов: Ну, я думаю, да. Вот новому Правительству Мишустина, конечно, в этом плане очень повезло, потому что амбиции очень большие, планы очень большие. Они уже в этом году собирались ускорить экономику под 2%, а в следующем году выйти на 3% с лишним. Двухпроцентный рост в этом году предполагал еще пятипроцентный рост инвестиций. Вот все это изначально казалось очень сомнительным. А теперь у них действительно есть хороший аргумент сказать, что внешние факторы, «черные лебеди», форс-мажор. Но зато после провала в этом году есть очень хорошая возможность с низкого трамплина действительно в следующем году разогнаться до трех. Поэтому в этом плане, я считаю, им повезло. Оксана Галькевич: У нас есть звонок из Ростовской области. Ольга, здравствуйте, слушаем вас. Зритель: Здравствуйте. Константин Чуриков: Здравствуйте. Зритель: Вы знаете, я хотела бы задать вопрос. Константин Чуриков: Давайте, пожалуйста. Зритель: Хочу сказать по поводу коронавируса вот этого. Я считаю, что не надо истерии такой. Никакой истерии нет. Просто знаете как? Нужно больше масок. Ну как? Константин Чуриков: Ну, на лицо. Понятно. Зритель: Я сама болею очень лет, болею от гриппа и как-то не мру. Я считаю, что нормально все. Константин Чуриков: Дай бог здоровья, Ольга. Зритель: И еще вопрос… Константин Чуриков: Все будет хорошо! Спасибо. Оксана Галькевич: Главное, чтобы еще маски в аптеках были. Константин Чуриков: Кстати, по поводу масок, которых, как говорят, нигде нет. А знающие люди рассказывают, что… Спрашивают у аптекарей: «А где маски?» Они говорят: «А их нет». – «А когда были, то они были какие?» – «Они были китайские». Слушайте, что у нас вообще с импортозамещением в стране, например, по медицинской части? Кирилл Тремасов: Это один из потенциальных рисков, который пока в полной мере не проявился. Действительно, многие наши производства завязаны на импорт из Китая. И нарушение логистики, нарушение поставок из Китая теоретически может привести к тому, что экономисты называют «шоком предложения» – то есть резкое сокращение предложения тех или иных товаров на нашем рынке. Это чревато инфляционным всплеском. Это быстро не произойдет, потому что, конечно, у компаний есть запасы, и какое-то время они могут работать на этих запасах. Но если предположить, что ситуация в Китае вот этот карантин, блокировка многих городов, остановка многих заводов, если вот это затянется, то тогда, действительно, есть такой риск, что какие-то товары на российском рынке могут оказаться в дефиците. И это вызовет соответствующий рост цен. Оксана Галькевич: Кирилл Викторович, а вот в другом масштабе? Эти процессы глобализации, когда Китай за последние десятилетия стал основным центром производства, и не только для нашей страны, а и для других государств тоже, – не будет ли это толчком к тому, чтобы пересмотреть как-то эти экономические связи, вернуться к производству в своих национальных квартирах, не завязывать все на Китай? Кирилл Тремасов: Мы видели с вами, мы же не так давно проходили с вами историю с импортозамещением. К чему это привело? По факту это привело к тому, что мы стали платить больше за привычные нам продукты. Все же эти связи не просто так возникают. Производители ищут там, где дешевле, там, где меньше издержки. Поэтому нарушение этих связей – это удары в целом по мировой экономике. Это сопоставимо с теми проблемами, с которыми мировая экономика столкнулась в предыдущие два года, когда США, администрация Трампа развязала торговую войну против Китая. Это вызвало глобальный рост издержек, повышение экспортных и импортных тарифов. И это привело к замедлению экономического роста. На самом деле ведь мировая экономика встретила этот коронавирус в не очень хорошей форме. Замедление роста наблюдалось где-то, наверное, с весны 2018 года. То есть больше полутора лет до начала коронавируса экономика замедлялась, замедлялась, замедлялась… Главным образом – под влиянием этих торговых войн. Европейская экономика вообще оказалась близка к состоянию стагнации. Промышленность? Во всем мире фактически остановился промышленный рост. И сейчас коронавирус может стать таким последним камешком, который столкнет мировую экономику в состояние рецессии. Константин Чуриков: COVID-19, как его еще называют. Нам Павел звонит тоже по поводу коронавируса. Павел, здравствуйте. Оксана Галькевич: Здравствуйте, Павел. Зритель: Здравствуйте. У меня такой вопрос. А почему нет данных по коронавирусу из Монголии и из Средней Азии, которые непосредственно расположены рядом с Китаем? Оттуда приезжают к нам миллионы мигрантов, из Средней Азии. Не получится ли неожиданный всплеск заболеваемости, когда они приедут к нам? Константин Чуриков: Павел, боюсь, Кирилл Викторович не ответит на ваш вопрос, поскольку он директор по инвестициям «ЛОКО-Инвест», а не действующий медик. Но – спасибо. Мы, в общем, на самом деле аккумулируем эти вопросы. Кирилл Тремасов: Да нет, из многих стран пока нет информации, не только из перечисленных. Вряд ли кто-то может всерьез полагать, что в России число инфицированных составляет всего лишь три человека. Сегодня был третий случай. Константин Чуриков: Было бы очень хорошо, если бы так. Кирилл Тремасов: Ну, мы понимаем, что это не так. Мы понимаем, что… Оксана Галькевич: Слушайте, ну Монголия, по-моему, давно уже не угрожающее направление для нас в плане миграции. Константин Чуриков: И в плане туризма тоже не направление. Оксана Галькевич: Да. Еще один звонок – из Самары. Алексей, здравствуйте. Зритель: Добрый день, вернее, добрый вечер. Мое мнение по коронавирусу. Действительно, масштаб этой, грубо говоря, истерии несопоставим со многими такими инфекционными проблемами, которые возникали в свое время, где было несопоставимо больше человеческих жертв, болезней и прочего. Мне кажется, что это связано с какой-то экономической диверсией, потому что без комплектующих из Китая у нас встанут заводы «АвтоВАЗ», «КамАЗ» и очень многие предприятия. В Самаре, допустим, где я работаю, там все завязано на китайские комплектующие. Мое предприятие делает вышки Tele2, «МегаФон» и прочие. Константин Чуриков: Понятно, для сотовых компаний. Зритель: Там все завязано на китайские детали. Еще немного – и как будто бы должно все встать. Мне вот это не понятно. Константин Чуриков: Спасибо за ваш звонок. Оксана Галькевич: Спасибо. Кирилл Тремасов: Ну, на самом деле, может быть, наш слушатель говорит о том, что масштаб этой эпидемии не столь велик, чтобы так паниковать. Но, может быть, масштаб и не велик из-за того, что приняты такие беспрецедентные меры. Если бы их Китай не предпринял, вот такие меры, возможно, мы сейчас бы оперировали цифрами на порядок выше. Константин Чуриков: В Китае иероглиф, которым обозначается понятие «кризис», имеет второе значение – не только «кризис», но и «возможность». Если говорить об этой истерии, о коронавирусе так называемом, то для нас какие возможности? Что мы сегодня можем сделать, чтобы вопреки всему расти? Кирилл Тремасов: Вы имеете в виду российскую экономику в целом? Константин Чуриков: Конечно. Кирилл Тремасов: Ну, на самом деле сейчас… Константин Чуриков: Грубо, у соседа корова плохо себя чувствует. Оксана Галькевич: Хворает. Константин Чуриков: Да, хворает. Кирилл Тремасов: Понятно, что какие-то элементы импортозамещения, наверное, могут иметь место. Но ведь для того, чтобы заниматься вот такими импортозамещающими проектами, производители и инвесторы должны понимать, что эта ситуация надолго. Это как ситуация с контрсанкциями. Помните, когда мы их вводили, многие представители… те, кто производят продукты питания, они опасались, что эти контрсанкции введены на короткий срок, типа: «Мы сейчас проинвестируем, начнем производить российский сыр, а через два года вернутся опять французские сыры – и мы потеряем наши инвестиции». Вот здесь ситуация как раз такая, что большинство полагает, что все эти ограничения носят краткосрочный характер. Поэтому я думаю, что, конечно, никакие реальные проекты импортозамещения вот сейчас на этой волне не развернутся. Получат дополнительную прибыль… Ну, у нас один из главных эффектов от всей этой истории – это все-таки падение рубля, которое может стать еще более сильным, если нефть упадет ниже. Оксана Галькевич: Вот я как раз хотела у вас спросить… Кирилл Тремасов: Те же нефтяники… В общем-то, мы знаем, что у них налоговый режим устроен таким образом, что у них снижение налогов при падающей нефти демпфирует, по сути, это снижение. Поэтому эта отрасль особо не пострадает. Другие отрасли-экспортеры, которым также очень важен рубль, может быть, кто-то даже может выиграть. Да, они проиграют из-за снижения цен на свою продукцию, но из-за слабого рубля многие могут оказаться в плюсе. А для населения в целом, ну да, это эффект негативный. Рост доходов в этих условиях может поддержать только Правительство. Оксана Галькевич: Кирилл Викторович, у нас просто мало времени, уже почти не осталось. Давайте в сравнительных категориях. Мы – кто там? – стреляные воробьи и калачи тертые. Давайте вспомним 99-й год, 2008-й, 2014-й. Вот то, что сейчас набирает обороты… А я так поняла, что оно только набирает обороты. Кирилл Тремасов: Да, согласен с вами. Оксана Галькевич: …это будет помягче или сильнее? Пристегнуться всем? Чего нам ждать как обывателям? Кирилл Тремасов: Я думаю, мягче. Оксана Галькевич: Мягче? Кирилл Тремасов: Я думаю, мягче. Сейчас очень сложно прогнозировать длительность. Вот я не буду загадывать длительность этих кризисных явлений. Они могут растянуться… Ну, я думаю, что они растянутся как минимум на несколько месяцев, но в негативных сценариях может и более длительный срок может быть. И цены на нефть могут упасть низко тоже на более длительный срок. Но почему я считаю, что мягче? Потому что, действительно, за последние два-три года в экономике России произошли важные изменения в плане макроэкономической политики. У нас была проведена очень жесткая бюджетная консолидация, поэтому более того, в принципе, сейчас застрахован. Константин Чуриков: Что-что, а бюджет у нас хороший. Оксана Галькевич: Деньги есть. Мы держимся, друзья. Кирилл Тремасов: Да. Ну, мы, по сути, не росли. Понимаете? Ведь предыдущие кризисы мы встречали после роста, а сейчас… У нас был кризис в 2015–2016 году. Потом мы три года как-то еле-еле барахтались, символический рост. Ну, если вы не росли, то упасть как бы сложнее. Константин Чуриков: Некуда падать. Оксана Галькевич: Спасибо. Константин Чуриков: Спасибо, Кирилл Викторович. Кирилл Тремасов, директор по инвестициям «ЛОКО-Инвест», был у нас в студии. Астрахань пишет: «Аптечную маску можно заменить марлевой повязкой или ситцевым платком». А можно и оренбургским пуховым заменить. Оксана Галькевич: Чем угодно, Костя. Константин Чуриков: Можно вообще в кофту дышать. Спасибо. Оксана Галькевич: Спасибо.