Константин Чуриков: Ну, уже который день, действительно, коронавирус и все, что вокруг него происходит – это главная новость, главное событие в нашей стране. Сегодня очередной максимум смертей от ковида – теперь это уже больше 1 100 человек, 1 123. Заражений по-прежнему очень много – 36 582 сегодня. Ну, все комментарии сейчас дают органы власти по поводу того, что происходит, по поводу того, надо или не надо закрывать границы. Вот сегодня, кстати говоря, пресс-секретарь президента сказал, что законодательстве границ и закрытие границ между регионами – это крайняя мера. Ну, о путешествиях мы поговорим чуть позже, а пока – собственно о статистике. У нас сейчас на связи наш эксперт. Марина Калинина: Наш эксперт – Николай Крючков, генеральный директор контрактно-исследовательской компании, иммунолог, кандидат медицинских наук. Здравствуйте. Николай Крючков: Добрый вечер. Константин Чуриков: Здравствуйте. Николай Александрович, я помню, вы же как раз в нашем эфире где-то в начале сентября (понятно, не от хорошей жизни) пророчили ровно то, что сейчас, к сожалению, сбывается. Видимо, пророчили и, скажем так, предвидели это не только вы. Но давайте посмотрим, сегодня пришла информация по свободным койкам для больных ковидом. В среднем по России, по данным Минздрава, я так понимаю, это 12%. Но мы видим ряд регионов… То есть понятно, что уже некуда больных везти. Марина Калинина: В Севастополе 5% осталось, в Орловской области – тоже 5%, в Забайкальском крае – 5%. Вот такие три региона, где наихудшая ситуация на сегодняшний день. Константин Чуриков: Какая у вас информация? Вообще что? Не предвидели? Не планировали? Вот почему так получилось? Николай Крючков: Сложно понять. Потому что это происходит уже не первый раз за нашу ковидную пандемию, и не второй на самом деле. Поэтому уже можно было фактически с четвертого раза, на четвертый раз как-то заранее подготовиться. Ну как подготовиться? На самом деле, насколько я могу слышать, бытует такое мнение: надо заниматься не противоэпидемическими мероприятиями (по крайней мере, я такое слышу и в СМИ тоже), а надо заниматься развертыванием коек, закупкой оборудования и так далее. Тут один нюанс есть, сразу хочу сказать: сколько ни занимайся оснащением коек и так далее, у нас будет дефицит кадров. А это на самом деле самая главная проблема. На втором месте сейчас, наверное, кислород и некоторые медикаменты. На третьем месте – собственно койки. И мы не сможем настолько развернуть всю эту инфраструктуру (ну, есть какие-то резервы, но они небольшие), для того чтобы всех желающих на пике пандемии, так сказать… ну, не желающих, а всех вынужденных оказаться в больнице на пике пандемии разместить. Поэтому единственное, что остается, при любой пандемии, в странах с любой, даже самой лучшей системой здравоохранения (а Россия вряд ли может к таким относиться, к сожалению), остаются только противоэпидемические мероприятия. Ну и стратегическое решение – вакцинация. Это стратегическое решение, не тактическое. Локдауны – это, безусловно, тактическое решение экстренного реагирования, которое сейчас пытаются ввести в ряде регионов, можно сказать, как-то медленно, с большим опозданием. Ну посмотрим, как сработает. На самом деле, если говорить про локдауны, если говорить ровно об этом, то в действительности минимум на три недели раньше надо было этим заниматься, минимум, когда у нас выраженный подъем заболеваемости пошел. И уже было ясно, что он идет вверх. Да, еще койки были, но уже намечались сложности. Да, это реанимационные койки. Вот тогда нужно было заниматься. Может быть, даже еще четыре недели назад. Но сейчас… Константин Чуриков: То есть сразу после выборов надо было, да? Николай Крючков: Да, да. Константин Чуриков: Ну, как в народе говорили: «Выборы закончатся – и все». Николай Крючков: Понимаете, а началось даже до выборов. Рост начался, строго говоря, даже до проведения выборов, где-то чуть больше чем за неделю. Но к концу сентября уже все было понятно, к числу 25-му. И уже к этому времени нам нужно было заниматься, понятно, койками, понятно, кислородом, ИВЛ и реанимационными койками. Кстати, вы показали сейчас про дефицит коечного фонда. Речь идет об общих койках, обо всех. А вот реанимационных коек во многих регионах уже практически нет. Понятное дело, что пытаются уплотнить, но, сами понимаете, врачи и медицинский персонал – они не железные. И так они работают на износ, особенно реанимационные, специалисты по анестезиологии и реаниматологии. Соответственно, эти отделения забиты просто до отказа. Понятно, что там «уплотниловка», больше кладут уже, чем возможно, но есть же пределы. Там невозможно… Там просто оборудования столько нет. Врач не может следить за состоянием здоровья слишком большого количества людей параллельно. Соответственно, теряется качество медицинской помощи. А как оно может не теряться, если такая нагрузка? И так далее и тому подобное. Поэтому если бы среагировали раньше (а надо было это делать), то, соответственно, сейчас, может быть, мы уже вышли… ну, не «может быть», а практически наверняка мы вышли бы уже на кривую, которая вниз идет, на нисходящую заболеваемость. Ну и дальше бы ждали нисходящей смертности и так далее. Ближайший прогноз такой: сейчас начнутся или уже начались в некоторых регионах, типа Москвы, с завтрашнего дня начнутся мероприятия, напоминающие локдаун. Я их так называю. Соответственно, эффект, даже если они хорошо будут проведены… А это вопрос, да? Надеюсь, что все-таки возьмутся за голову и люди, и, соответственно, власти, и все-таки будут проводить как следует эти мероприятия. Марина Калинина: Николай Александрович, я очень сильно в этом сомневаюсь. Очень надеюсь, но сильно сомневаюсь. Потому что до этого люди маски не носили. Неужели в локдаун они будут сидеть дома и, выходя на улицу, носить маски? Николай Крючков: В любом случае будет жестче. Понятное дело, что большое количество людей все-таки уже готовы это сделать, поскольку объявлена как бы следующая степень опасности. Я думаю, что все равно это будет не так, как было до локдауна, но, конечно, далеко от идеала. Но я к чему хочу сказать? Если даже будут введены эффективные противоэпидемические меры, эффективные и хорошо работающие, первые результаты по заболеваемости на кривой в результате этого псевдолокдауна мы увидим где-то через 10–14 дней, даже ближе к двум неделям. А по смертности еще две недели прибавьте. Плюс не забываем, что уже есть перегрузка коечного фонда. Если мы сейчас начнем, то мы где-то через месяц начнем видеть результаты по смертности. А до этого, к сожалению, в течение трех-четырех ближайших недель нас ждет, к сожалению… Ну, я это называю локальной или временной сверхлетальностью по ковиду. И это за счет того, что просто нехватка медицинских… Не во всех регионах, это не прямо везде, но во многих регионах, которые сейчас охвачены, с одной стороны, ковидной пандемией, с другой стороны, где ресурсы медицинской помощи, к сожалению, скажем так, в недостаточной степени представлены. Вот там будет, к сожалению, вот этот локальный всплеск именно летальности. Я не знаю, будет ли он на статистике отражен. Скорее всего, какое-то отражение мы увидим и на статистике (может быть, не в полной мере). Но в реальности он, скорее всего, произойдет, да. Константин Чуриков: Вот сейчас свежее сообщение, «РИА Новости»: «Голикова заявила о проблеме кадров в здравоохранении. Вице-премьер не исключила, что медицинские работники будут уходить из профессии из-за профессионального выгорания из-за пандемии, и призвала серьезно заняться подготовкой кадров». Вот как раз вторя вам, что главное – это не койки, а главное – люди. Николай Александрович, а как вы прокомментируете? Сегодня еще британские ученые заявили, что пандемия затянулась из-за различия во взглядах на соблюдение масочного режима. То есть даже дело не в вакцинах, по сути, а в масках. И в связи с этим что получается? Что мы как бы сами себя наказали вот здесь, в России? Николай Крючков: Сразу уточню, что дело не в вакцинах для Великобритании. Для Великобритании, действительно, уже дело не столько в вакцинах. Хотя надо сказать, что темпы ревакцинации очень важны. Исследователи и специалисты здравоохранения британские делают вывод, что в тех странах, где высокий процент вакцинированных, скорость темпов ревакцинации тоже имеет сейчас первостепенное значение. Но тут очень важный момент: чем ближе мы подбираемся к популяционному иммунитету, тем более важными (это контринтуитивная история) становятся противоэпидемические централизованные, в том числе более или менее жесткие, мероприятия. Потому что фактически мы начинаем загонять вирус, грубо говоря, в угол. Соответственно, он начинает активно адаптироваться к поствакцинному иммунитету. И именно в этот период ему нельзя дать всех возможностей для этого. Поэтому необходимо сочетание. Необходимы очень высокие темпы вакцинации, когда мы подбираемся за счет вакцинированных за 60%, а лучше за 70% населения – это первое. Второе – мы контролируем распространение вируса и делаем все, чтобы заболеваемость именно, ну и следующие за этим, понятно, и смертность, и госпитализации, они находились, условно говоря, в очень узком пределе, на низком уровне. Если мы это все делаем, то страна в итоге добьется успеха. Если же мы что-то из этого не делаем, то начинает не получаться. У нас, к сожалению, пока не получается с вакцинацией. Я надеюсь, что сейчас темпы резко вырастут. И мы видим, что они значительно выросли за последние дни. Но пока у нас не очень получается. И у нас пока совсем не получается с противоэпидемическими мероприятиями. Я надеюсь, еще раз повторяю, что и власть, и люди возьмутся за голову и эту ближайшую, я думаю, не неделю, а скорее две, может быть, даже три недели в каких-то регионах (может быть, в Москве тоже) они проведут, условно говоря, с пользой это время, при этом снизив темпы и скорость возможности распространения инфекции. Константин Чуриков: Я правильно понял смысл ваших слов, что, по идее… Ну, мы думали, что прививочная кампания – это все просто: пошли и привились. А это целая такая эквилибристика, да? Потому что надо быстро прививать, иначе вирус вообще нас еще сильнее начнет, извините за выражение, убивать? Правильно? Николай Крючков: Совершенно верно. И небольшую ремарку сделаю, чтобы не было так пессимистично и так фатально. Ничего тут сверхпессимистичного на самом деле нет. Почему? Потому что надо понимать, что вирус, как и мы, он тоже старается адаптироваться к текущей ситуации. И он понимает, что, в общем, ему противодействуют активно. Ну, по сути, поэтому у нас отбираются наиболее заразные штаммы, наиболее адаптированные к коллективному иммунитету – и к поствакцинному, и к естественному иммунитету. Смысл в том, что у вируса остается все меньше и меше резервов, фокусов, для того чтобы противодействовать эффективным мерам – ну, там, где они есть, естественно. И поэтому заразность уже, скорее всего, с моей точки зрения, не может прыгать в 2–2,5 раз. А в 2,5 раза же у нас дельта-линия относительно ранних постуханьских прыгнула. Это очень много по заразности. Это другая инфекция сейчас. Но сейчас уже резервов мало. Сейчас уже шажки будут – 10%, 15%, ну 20% максимум, может быть, 5%. То есть уже не такие большие будут шажки. И чем дальше, тем сложнее. Чем дальше, тем сложнее вирусу противостоять и иммунитету специфическому. Поэтому на самом деле мы не по кругу ходим при правильном подходе, а мы ходим по спирали. Фактически все равно вирус эффективно элиминируем, просто не за один заход, что называется, а за несколько заходов, но тем не менее это происходит. Поэтому все не настолько фатально. Нужно этот период правильно пережить. В любом случае он завершится, и это надо понять. Это не десятилетия будут, не многие годы будут. Это будет значительно быстрее. Вопрос: с каким итоговым счетом мы как страна подойдем к моменту завершения пандемии? Мы уже на сегодня, чтобы было понятно, за время пандемии с апреля прошлого года по сентябрь, точнее, по октябрь этого года, по конец октября, ну, по эти числа потеряли уже более 800 тысяч человек дополнительно. Это так называемая избыточная смертность. Константин Чуриков: Как сыграет сборная России против коронавируса, с каким счетом, да? А мы все – члены это сборной, участники, игроки. Марина Калинина: Ну ты и завернул! Вот смотрите, Николай Александрович, только что у вас была такая речь про маски и так далее, и так далее. И все равно люди пишут: «Никакая маска не спасет от вируса». Вот что с этим делать? Николай Крючков: Значит, смотрите, еще раз. Ни маска, ни вакцины, ни санитайзеры сами по себе не являются панацеей. Только сочетание разных этих мер приводит к тому, что ваша личная вероятность заразиться (и, естественно, коллектива вашего, мини-группы, ваших родных, близких, родственников, коллег) резко снижается, вероятность тяжело заболеть, попасть в больницу. Только комплекс мер. На самом деле как работает маска? Я просто коротко скажу. На самом деле вопрос не только сейчас появился. Вот коронавирус начался – и все озаботились. На самом деле исследований полно уже было за последние лет пятнадцать по маскам в отношении других респираторных вирусов, кстати, на фоне вспышки гриппа, вот того самого свиного 2009–2010 годов. Соответственно, там четко показано, что при прочих равных условиях (с поправкой на другие факторы) маски в два-три раза снижают личные шансы заразиться. А особенно маски эффективны, когда одеты на человеке заразном. Ну, менее эффективные, если заразный человек просто ходит без маски, а окружающие, соответственно, надевают маски. Это менее эффективно, но все равно разница в два раза и более. По-моему, это довольно значительная эффективность. Но это не панацея. Это, естественно, не стопроцентная эффективность. Но если вы будете ходить в масках, а вокруг вас тоже будут ходить люди в масках (что еще увеличивает защиту), кроме того, вы будете соблюдать какую-то разумную дистанцию, хотя бы метра два, но лучше три-четыре метра, вы не будете скапливаться в большом количестве в каких-то помещениях закрытых, а особенно в транспорте в час пик ездить и так далее, при этом вы вакцинируетесь – ну и посчитайте. Каждая из этих мер имеет свою очень высокую эффективность. Они мультиплицируются. Фактически получается, что итоговая вероятность заразиться становится крайне низкой лично для вас. Что еще надо? Но гарантии никто не дает. Стопроцентной гарантии нет в природе, это все вероятностные события, вероятностные явления. Но маски действительно помогают. Кстати, почему? Очень коротко. Потому что инфекция имеет несколько путей распространения. Первый из них – это воздушно-капельный. Второй – воздушно-пылевой. Третий – контактный. Если говорить про воздушно-капельный путь, то это как раз то, от чего спасает маска. И то же самое – от контактного пути, она тоже работает. Да, она практически не работает от воздушно-пылевого пути. Но воздушно-пылевой путь хоть и существует, но все-таки, скорее всего, менее важен в процентах зараженных, чем другие два пути. По крайней мере, человек кашляющий, чихающий и с выделениями из носа, вы от него в маске вполне себе защищаетесь. Дело не в том, что поры больше, чем диаметр вируса, как многие пишут. А дело в том, что этот вирус не сам по себе, как при воздушно-пылевом пути, распространяется. Он распространяется в водяных капельках, которые имеют значительно больший размер. И вот именно эти капельки со значительно меньшей вероятностью проникают, проходят через поры в маске. В этом собственно суть, в этом суть барьерного метода защиты. Константин Чуриков: Вы как новый вид, подвид открыли – человек кашляющий. Человек разумный, человек кашляющий, человек в маске. Марина Калинина: Николай Александрович, давайте послушаем наших телезрителей. Людмила из Кемеровской области на связи. Людмила, здравствуйте. Зритель: Здравствуйте. Вот такой вопрос я хотела бы эксперту задать. В августе месяце была сделана прививка первым компонентом. И так случилось, что простудилась, кашель продолжался более полутора месяца. То есть второй компонент у меня не проставлен. Как мне поступить теперь? Ставить, продолжать? Потерял ли первый компонент смысл? Что делать мне? Я в затруднении. Константин Чуриков: Спасибо. Марина Калинина: Николай Александрович? Николай Крючков: Вариантов несколько. С учетом возраста я бы все-таки рекомендовал не тянуть время, а в ближайший, может быть, месяц… У вас уже есть иммунитет, скорее всего, специфический, это понятно, но все-таки его можно усилить, поскольку стандартная схема, особенно для пожилых людей, – это две инъекции. В данном случае вы делали первый компонент «Спутника V». Прошло уже достаточно времени. И вам с очень высокой вероятностью во втором компоненте сейчас откажут, поскольку в электронной системе есть предел времени, после которого прививка уже не засчитывается, вот та первая. Поэтому, соответственно, у вас есть несколько возможностей. Первое – это повторить этот самый первый компонент в виде препарата «Спутник Лайт». Это будет одна инъекция. Да, это будет тот же сератип аденовируса, что не очень хорошо, но, в принципе, это вполне возможно. Все равно это сильно лучше, чем если вы не будете ничего делать. Также вы можете повторить полный курс вакцинации «Спутником V». Да, вам придется получить вместо двух, по сути, три инъекции. Но на самом деле исследования такие есть, и на самом деле некоторым категориям людей, особенно пожилым и с хроническими заболеваниями, например, на Западе рекомендуют при первой вакцинации сейчас уже делать не две, а три инъекции тех же мРНК-вакцин, к примеру. Поэтому, в принципе, ничего там страшного не должно быть. Ну, единственное, что лишнюю инъекцию вы получите. Есть и другой вариант – вы можете найти «КовиВак» (специально его искать не надо), он значительно слабее, и тоже сделать две инъекции «КовиВака». Любой из этих вариантов выбирайте. И это будет лучше, чем если вы будете шесть месяцев ждать, так сказать, потому что ваши риски заразиться могут резко увеличиться после трех месяцев, где-то двух с половиной – трех месяцев с момента вот этой первой инъекции. Собственно, это уже скоро. Поэтому я вам советую не тянуть с этим. Марина Калинина: И еще один звонок – Ирина из Крыма. Ирина, здравствуйте. Зритель: Здравствуйте. Ребята, вы меня извините, но у меня такой крик души. Я не знаю, как вы живете в Москве. Это, наверное, государство в государстве. У нас это кошмар в Керчи, это ужас! Я заболела. Я попала в больницу через 12 дней. Только через пять дней ко мне пришел врач, и то со скандалом. Сейчас у меня заболела 12-го числа дочка, 19-го числа подтвердился положительный тест. С пятницы до сегодняшнего дня ни врач, ни лекарства, никто к нам не приезжает, ничего нам не приносит. Каждый день, каждые три-четыре часа дозваниваемся в поликлинику. Сегодня мне ответили. Я говорю: «Куда мне звонить?» Они мне ответили: «Путину». Ребята, я все могу понять, но обратите внимание на нашу многострадальную Керчь. Вы о Севастополе кричите, Городе-герое, но наша Керчь не менее многострадальная. Константин Чуриков: Ирина, а давайте мы сейчас обратим внимание на вас и на город Керчь. Наши продюсеры прямо сейчас начнут составлять запрос властям региона. Оставьте, пожалуйста, свои координаты. Давайте поможем Керчи и узнаем, что вообще происходит. А вам и вашей дочке – выздоровления. Марина Калинина: Выздоравливайте! Константин Чуриков: Спасибо большое. Николай Александрович… Марина Калинина: Я думаю, что Керчь не единственный такой регион в нашей стране с проблемами большими. Константин Чуриков: Как-то прямо не по себе, да. Николай Крючков: Я бы сказал, что совсем не единственный. Мы знаем, что на самом деле уже довольно давно очень большие проблемы в Среднем и Нижнем Поволжье, на Юге России, в некоторых регионах Северного Кавказа, в Петербурге, в Москве. Ну, Питер и Москва, единственное, что их спасает – это большая материально-техническая база госпитального звена здравоохранения, да и лучшая работа амбулаторного звена. Ну и Крым. И, кстати говоря, Калининградская область тоже. Поэтому, да, это сейчас самые проблемные регионы. Это случилось не сегодня, это уже длится довольно долго. Я вам еще раз повторяю: мы можем говорить, что надо количество врачей увеличивать, надо технику увеличивать и так далее. Ну не увеличим мы за это время ни количество врачей, ни техники, как бы мы ни старались. И даже для следующей волны не увеличим. Значит, единственная возможность – это сократить заболеваемость. Я врачей тоже очень хорошо понимаю, потому что то огромное количество заявок, которые к ним поступают, они просто не в состоянии обработать. У них тоже, так сказать, ноги, машины. Это все тоже вполне себе… Так сказать, они не могут с бесконечной скоростью перемещаться между квартирами и между домами и оказывать медицинскую помощь. У них есть определенное количество, максимально возможное, посещений в день, которые они могут сделать. Больше они не в состоянии сделать. Соответственно, копятся эти очереди. Константин Чуриков: Но это уже немножко напоминает книгу Альбера Камю «Чума», да? Очень и очень напоминает, все больше и больше. Но там, конечно, хуже, кстати. Ну, чтобы никого не пугать. Давайте, чтобы немножко успокоиться, хочется полюбопытствовать. Вот вы говорите, что вирус знает, как чего. А откуда он все знает? Откуда он выстраивает эту тактику? Что, у него мозги есть? Откуда он такой? Почему он такой умный? Николай Крючков: Я, естественно, утрирую, упрощаю эти моменты, чтобы это было более понятно. Естественно, он не знает. У него сознания нет никакого. В данном случае вирус – это совокупность большого количества разных штаммов, которые в данный момент где-то циркулируют. Вирус отбирается в зависимости от характеристики популяции, отбираются наиболее адаптированные в данный момент варианты. Ну, например, более заразный вариант вытесняет менее заразный почему? Почему легче заразиться им. И большее количество людей им и заражается. Соответственно, он в большем количестве людей воспроизводится. Понятно, да? То же самое с обходом специфического иммунитета. Ну представим, что есть штамм вируса, который плохо противодействует иммунитету человека, сформировавшемуся ранее. У него гораздо меньше шансов выжить, гораздо меньше шансов вызвать инфекцию у человека. Соответственно, у того вируса, который, наоборот, очень хорошо обходит защиту, он в большем количестве людей рециркулируется и выходит. Вот так происходит эволюция. Я не говорю о сознании вируса. Это просто очень условно. Константин Чуриков: Ну да. Просто стало страшно! Марина Калинина: Ирина из Новосибирска на связи. Ирина, добрый день. Зритель: Добрый день. Скажите, пожалуйста, какая разница – «Спутник V» и «Гам-КОВИД-Вак»? Константин Чуриков: Никакой. Это одно и то же. Марина Калинина: Никакой. Зритель: Чем отличаются вакцины? Константин Чуриков: «Спутник V» – это бренд. А «Гам-КОВИД-Вак» – это на коробочке написано сбоку. Марина Калинина: Это одна и та же вакцина. Константин Чуриков: В этом был вопрос? Единственный вопрос или еще какой-то есть? Давайте еще Александра из упомянутого вами Калининграда послушаем. Александр, здравствуйте. Зритель: Здравствуйте. Константин Чуриков: Да, пожалуйста, слушаем вас. Зритель: Я хотел задать вопрос. У меня была плановая операция, должен был ложиться в больницу. Естественно, попросили сдать тест на коронавирус. Пошел сдавать платно, сдал тест на коронавирус – показало, что у меня ковид. На следующий день пошел в городскую больницу и попросил меня еще раз протестировать, уже бесплатно. Бесплатно протестировали – коронавируса нет. Это был фактически один день. Константин Чуриков: Александр, вы прямо как Илон Маск, у него тоже был похожий случай, только не в Калининграде. Зритель: Да, да. Понимаете, получается, что у нас ковид один есть, а на другой день… Потом, естественно, меня «отключили» от общества и сказали, что две недели, так сказать… Ну, короче, я вылечился. Опять взяли мазок – ну, естественно, у меня ничего не было. И операцию, естественно, мне не дали возможность сделать. Вот сейчас без операции, жду. Вот как? Константин Чуриков: Не нагрузили систему здравоохранения собой. Понятно, Александр. Спасибо. Марина Калинина: Николай Александрович, насколько часто такие случаи? Николай Крючков: Ложноположительные и ложноотрицательные, особенно ложноположительные, они бывают. Это не такие редкие случаи. Это следует из характеристик теста, из распространенности ковида в данный конкретный момент. На самом деле эти расчеты я делал еще для прошлого года, и там вероятность была очень большая, в общем-то, вплоть до 40–50% вероятности получить в каждом конкретном варианте ложноположительный результат. Это так называемая прогностическая ценность результатов. Да, они основывается на чувствительности и специфичности теста, но тем не менее это не то же самое, что чувствительность и специфичность. Смотрите, что в этом случае делать. Я всегда советую повторить тест. Если вы получаете отрицательный результат – ну, естественно, не через неделю, само собой, или не через пять дней, а повторить буквально на следующий день, лучше в этот же день, если вы, например, использовали экспресс-тест. И в этом случае есть два варианта. Если вы получаете отрицательный результат, то есть два варианта. Либо это изначально был ложноположительный результат, либо это был истинно положительный результат, но у вас уже эта вирусная нагрузка ушла. Ну почему? Тоже по очень простой причине. Потому что вот это окно заразности у людей без симптомов короткое, то есть оно составляет буквально несколько дней. И могло совпасть так, что вы пару дней до сдачи анализа были заразные и в день сдачи анализа, а потом у вас ушла вирусная нагрузка. То есть такое бывает, ничего удивительного тут тоже нет. Поэтому сейчас уже сказать сложно. Но в любом случае я рекомендую всегда перепроверять положительные результаты. Отрицательные, ложноотрицательные тоже бывают, но они бывают в первую очередь не из-за характеристик теста (там тоже есть процент, вероятность, но она просто меньше), а из-за неправильного забора образцов. Вы знаете, что часто, например, берут образцы из ротоглотки, а из носоглотки не берут. Это грубая ошибка. Соответственно, с большей вероятностью вы получаете ложноотрицательный результат в этом случае. Или пьете, едите перед сдачей анализа непосредственно – это тоже увеличивает вероятность получения ложноотрицательного результата. Константин Чуриков: Так, давайте коротко, если можно. Значит, спрашивает Новосибирск: «Сколько волн ковида будет?» Сейчас у нас вроде бы четвертая, ну, условно четвертая. Сколько еще? Николай Крючков: В этом сезоне, я думаю, что еще реально две мы увидим, наверное. Я думаю, что будет две. Хотя может быть и одна. Сложно сказать. Ну, это очень условная история с этими волнами. Я их называю, с самого начала называл большой суперволной, поскольку переход между волнами будет не сказать что прямо очень сильно заметен. То есть мы не будем иметь очень низкую заболеваемость между этими волнами, она будет оставаться по-прежнему на довольно высоком уровне. Единственное, на что я надеюсь – что с учетом, может быть, темпов вакцинации, резко возрастающих, с учетом того, что люди все-таки в эти волны переболевают, у нас все равно будет накапливаться популяционный иммунитет, и к концу весны он приведет к глобальной стабилизации ситуации с ковидом в России. То есть управлять ковидной пандемией станет с этого времени значительно легче. Плюс у нас там лето, не сезон. И следующий сезон уже 2022 года, осень-зима, он должен быть уже значительно легче. Ну, будут какие-то вспышки, безусловно, то есть пандемия еще не уйдет, но… Марина Калинина: А вирус еще будет видоизменяться? Николай Крючков: Да, очевидно. Он постоянно видоизменяется. Другое дело, что революционных прыжков в свойствах вряд ли уже стоит ждать. Эволюционные будут – на 10%, на 15%, на 5%. Они будут появляться, безусловно. И дальнейшие ответвления от дельты-линии и дельта-плюс-линии будут продолжаться длительное время, пока вирус… Он никуда не уйдет из популяции, он с нами будет потом навсегда фактически, на многие десятилетия. Но это будет уже не настолько опасный уровень, на уровне вируса гриппа. Константин Чуриков: Только что вы подсказали нашим гражданам, на какой период все-таки уже можно брать путевки. Вы сказали, что конец весны. Спасибо большое. Николай Крючков, гендиректор контрактно-исследовательской компании, иммунолог, кандидат медицинских наук. Я просто к чему? К тому, что мы сейчас будем далее говорить… Марина Калинина: …как раз о путешествиях в каникулы. Константин Чуриков: …да, о туризме. Локдаун-туризм – наше, видимо, национальное развлечение.