Дмитрий Лысков: Ну и вот какая у нас сейчас тема. Есть у пандемии начало, а вот есть ли у нее конец? Согласно новым рекомендациям Минздрава, тестировать на COVID нас планируют минимум до 2024 года. Ксения Сакурова: В мире неспокойно. Несколько европейских стран снова ввели локдаун для непривитых граждан. COVID мутирует, и даже симптомы изменились. Дмитрий Лысков: Ждать ли нам новых волн заболевания? Защитит ли вакцинация? Вот все эти вопросы мы сейчас обсудим. Ксения Сакурова: С нами на связи Андрей Демин, президент Российской ассоциации общественного здоровья, профессор Первого медицинского государственного университета имени И. М. Сеченова. Здравствуйте. Дмитрий Лысков: Здравствуйте. Андрей Демин: Добрый день, добрый день, здравствуйте. Ксения Сакурова: Ну вот прежде всего хотелось бы узнать по поводу изменения симптомов. Мне показалось, это одна из самых интересных новостей, о том, что теперь якобы главными симптомами COVID являются не кашель, не потеря обоняния, а, согласно исследованиям британских, правда, ученых головная боль, насморк и боль в горле. Андрей Демин: Да, действительно, симптоматика меняется. Количество проявлений клинических и субъективных этого заболевания, очень много таких проявлений, оно многообразно, и здесь говорить о какой-то устойчивой картине на сегодняшний день сложно, потому что разные штаммы дают разную картину у разных людей. Плюс еще тут надо добавить, что люди также имеют свои какие-то слабые места, что называется, в организме, обостряются хронические заболевания, это тоже симптоматику дает часто уникальную. Ксения Сакурова: Ну вот те самые британские ученые, они заявляют, что... Собственно, почему они опубликовали это исследование? – что COVID все больше похож на обычную сезонную простуду, что очень легко перепутать. В общем, обратите внимание, люди, если вот у вас такие симптомы, то, скорее всего, это может быть COVID. А вот это, скажем так, облегчение симптомов, облегчение течения заболевания, связано ли оно и можно ли его считать ослаблением самого вируса? Андрей Демин: Да вот сейчас, видите, я специально готовился к нашему разговору. У нас сейчас ситуация очень неоднородная по миру, и специалисты выделяют три группы стран. Первая группа стран, которые эффективно провели иммунизацию и охватили уже 60% и более, там картина одна. Вторая группа стран – это те страны, где очень эффективно отслеживают все случаи заболевания, изолируют и таким образом добиваются еще успеха. А третья группа стран – это страны, которые находятся, так сказать, в зоне риска. Я бы отнес тоже нашу страну, Российскую Федерацию, к этой третьей группе стран, потому что у нас отслеживание случаев заболевания и изоляция, карантины до совершенства не доведены. Что касается прививок, мы тоже вот, по оценкам, пока еще нам до 60% далеко. Больше того, в связи с появлением новых штаммов вот эти надежды у специалистов авторитетных на достижение коллективного иммунитета тоже сейчас размываются, потому что появился новый штамм «дельта», который все карты спутал. И страны, которые собирались уже, собственно говоря, праздновать победу, где достигнута была высокая степень иммунизация населения, высокий процент, они собирались уже отменять все ограничительные меры и заявлять о достижении коллективного иммунитета. Это не произошло, потому что появился новый штамм. И сейчас, собственно говоря, два варианта, вернее три варианта развития ситуации, вернее два варианта и одно обстоятельство важное. Первый вариант – это достижение коллективного иммунитета, все-таки говорят о том, что 60% – это уже мало, надо намного больше, надо, по сути ставится задача 100%-й иммунизации. Второй вариант решения этой ситуации с пандемией... Достичь... иммунитета, и тогда уже люди не будут болеть, это первый вариант решения. Второй вариант решения – это когда мы говорим о том, что да, мы с этой болезнью будем жить, но просто определяет каждая страна, какой уровень допустимый, для того чтобы отменять вот эти вот, ослаблять эти меры ограничительные. То есть мы будем жить, люди будут заболевать, кто-то, возможно, будет, к сожалению, умирать, но это будет такой приемлемый уровень, скажем... Сейчас идут сопоставления с потерями от гриппа: когда мы достигаем, так сказать, потерь от гриппа, то вроде это нормально, с этим можно жить, и мы с этим живем. Это так называемый эндемический подход нормализации ситуации. И третье обстоятельство, которое может все карты снова спутать, – это появление штаммов, которые будут обходить иммунитет и вызовут новые вспышки, как это произошло... Даже не вспышки, а подъемы в масштабах стран, огромные подъемы, что произошло со штаммом «дельта». Вот это вот опасность, которую нельзя отрицать. Ну а все остальное – это как бы вспомогательные, дополнительные обстоятельства, я имею в виду маски, которые сокращают заболеваемость на 30%, это подтверждено опытом всех стран. Маски в нашей стране, кстати сказать, продолжают очень многие люди, и им за это надо сказать спасибо, носить. Это социальное дистанцирование, это удаленная работа, это тоже надо продолжать. Это, конечно, иммунизация, потому что иммунизация, как мы видим сейчас, с изменением ситуации иммунизация может не защитить от заражения, и иммунизированный человек может стать распространителем инфекции. Но иммунизация, как показывает опыт, защищает от тяжелого течения заболевания и от самого нежелательного исхода, от смерти заболевшего человека, поэтому иммунизации зеленый свет. И вот эти вот сомнения наши в отношении иммунизации, которые переживает человечество в целом, их надо отбросить. Надо сказать, что некоторые вакцины сейчас уже дошли до полного утверждения, скажем, таким авторитетным органом, как Федеральное агентство США. Например, вакцина Pfizer прошла полное утверждение, подтверждение того, что она должна применяться и может применяться. Сейчас речь идет о вакцинации детей в возрасте от 12 лет и старше. И конечно, вот те мероприятия, в частности масочный режим, необходимо, как нам говорят специалисты, распространять на детей в возрасте от 2 до 12 лет, которые прививкам пока не подлежат, пока для них вакцина не сделана. Возможно, мы и к этому придем. Дмитрий Лысков: Ну вот все хорошо, все хорошо, но почему такие разные постоянно из медицинского сообщества идут рекомендации? Вот, например, публикация в журнале The Lancet о том, что тотальная ревакцинация, оказывается, не нужна. Ксения Сакурова: Более того, может быть, даже опасна и сопряжена с определенными рисками. Андрей Демин: Да, что касается бустерных вакцинаций, то вот специалисты, я знакомился с разными мнениями, в целом общее мнение часто выражается, вот то, что вы сказали. Но и также многие специалисты говорят о том, что бустерные вакцинации, возможно, будут с нами теперь навсегда. Если мы не сможем достигнуть коллективного иммунитета, если нам надо будет этот иммунитет все время поддерживать, жить с этой болезнью, нам необходимо будет... Ну как вот с гриппом, вы знаете, что каждый год (я просто как пример привожу) предлагается вакцинация, предлагается вакцинация от пневмококка. Кстати сказать, сейчас сезон наступает очередной, я очень призываю всех, особенно из групп риска, людей старшего возраста, людей с заболеваниями, не забыть про прививку от гриппа и от пневмококка, поэтому вы сможете себя защитить от многих неприятностей и ваших близких. Ну и, конечно, и страна защищается при этом, потому что нагрузка на систему здравоохранения, расходы, они тоже уменьшатся, это тоже будет благо. Ксения Сакурова: Об этом мы еще поговорим. Давайте послушаем нашего зрителя из Архангельской области, Александр до нас дозвонился. Александр, здравствуйте. Дмитрий Лысков: Здравствуйте, вы в прямом эфире. Зритель: Здравствуйте. Ксения Сакурова: Да, слушаем вас. Зритель: Алло, слышите меня, да? Дмитрий Лысков: Да-да, слышим вас прекрасно. Зритель: Вот насчет COVID. Вот, допустим, у нас два пути, прививки и тестирование массовое, вот как в Китае делается. Почему у нас это не делается? В Китае заболевает пять человек бессимптомно, и там тестируют полностью, массово, допустим, всю провинцию. Дмитрий Лысков: Александр, прекрасный вопрос, и Андрею Константиновичу мы сейчас его адресуем. Подскажите, вот, действительно, огромное количество вопросов возникает именно по этому поводу. Израиль, где был достигнут очень высокий показатель вакцинации, сейчас переживает очередную волну. Люди вполне, на мой взгляд профанный, обоснованно говорят, что попал вирус на слизистую оболочку, возможно, иммунитет его сожрал прямо уже на слизистой оболочке, но тест-то все равно показал, что у человека вирус, и его отправляют на самоизоляцию абсолютно бессмысленно. А статистику мы получаем именно по циркуляции вируса чуть ли не в атмосфере и попадании на слизистую оболочку, что безопасно для вакцинированного человека. Это так или не так? Андрей Демин: Ну, я хочу просто напомнить о вот этом разделении на три группы стран. Действительно, Китай относится к странам, где очень серьезные санитарно-эпидемиологические мероприятия проводятся. Там прослеживают контакты очень серьезно и очень активно. Действительно, из-за нескольких случаев могут заблокировать большую группу населения, пока эта ситуация, так сказать, полностью не будет выяснена. Но это вот такая есть группа стран действительно, и китайский пример именно об этом говорит. Если говорить о заболевании вакцинированных, действительно, я тоже уже об этом упоминал, что развитые страны, где был достигнут очень высокий процент иммунизации, уже собирались, так сказать, праздновать победу. Но появилась мутация, появился дельта-штамм, который стал более заразным, кстати сказать, более тяжелое течение и вызывает более высокую смертность заболевших, к сожалению, вот что произошло, и поэтому пришлось принять дополнительные мероприятия. Но, что очень важно, люди, которые прошли вакцинацию, у них, как правило, наблюдается более легкое течение заболевания и гораздо ниже летальность. Поэтому вот этот показатель заболеваемости, я бы на него не такое большое внимание обращал, потому что он, как правило, занижается. По мировой статистике нам говорят специалисты, что занижение показателя заболеваемости составляет 10 или 12 даже раз. Поэтому главный критерий – это смертность. Если у вас есть высокая заболеваемость, скажем, как в Британии после вот этих высоких прививок, но смертность у вас низкая, то, в общем-то, это тоже очень большой успех, я считаю. Вот сейчас они говорят о том, что эта волна, они смогли выдержать этот удар, связанный с появлением штамма «дельта», и дальше будут планомерно работать и сокращать уже дальше не только смертность, которая крайне низкая, но и заболеваемость. У нас тоже, кстати сказать, я смотрел прогнозы международных центров, их, кстати сказать, очень много, некоторые вот, самые авторитетные, я посмотрел, по Российской Федерации дают очень хороший прогноз, что вот это вот завершение нашего года 2021-го – это сокращение смертности, главный критерий – сокращение смертности, чего мы все хотим. Ксения Сакурова: Но при этом в планах Минздрава коронавирус у нас как минимум до 2024 года, об этом еще поговорим. Спасибо большое, Андрей Константинович. Андрей Демин был с нами на связи, президент Российской ассоциации общественного здоровья, профессор Первого Московского медицинского университета имени И. М. Сеченова. Дмитрий Лысков: Ну а у нас звонок сейчас, Людмила из Тулы. Людмила, здравствуйте. Зритель: Здравствуйте. Вы меня слышите? Дмитрий Лысков: Слышим прекрасно вас. Ксения Сакурова: Слушаем, да. Зритель: Ну вот. Я хочу сказать, что мы болели с дочерью 3 месяца, болели очень тяжело, чуть не умерли. Но сам по себе COVID, мы так считаем, даже вот с такой, в общем, системой не страшнее ни сибирской язвы, ни чумы. Дело в том, что надо правильно и рано поставить диагноз. У нас запоздали, у нас диагноз был поставлен только через месяц. До этого каждый месяц приходит врач, назначает антибиотики, то грипп, то еще что-то, в общем, они не помогают, состояние ухудшается. Ну, в общем, выбрались, не умерли. Но, вы понимаете, самое страшное не сам COVID. Вот у меня онкология крови, и я хочу сказать, что, когда вот болела COVID второй месяц, оказалась страшнее сама эта нелеченная онкология, которая вот миома. Она нигде не лечится, ни в одной стране, и очень тяжело переносится, достаточно высокая смертность. Но здесь было хуже. А вот самое страшное – последствия COVID. Отказывает голова, отказывает память, бессонница дикая, когда люди даже до сумасшествия, потому что человек не спит месяц, полтора... Ну и потом, конечно, идет сдвиг. Все сосуды повреждены. Вот, например, у дочери, ее выписали 30 декабря на работу, до сих пор низкое давление, вот оно как упало до 100, его так и не подняли... Ксения Сакурова: Людмила, а вы не успели, да, сделать прививку? Вот вы говорите, вы и дочь заболели, вы не делали прививку? Зритель: Мне запрещены по моей болячке все прививки... Ксения Сакурова: А, вам запрещены. А дочери вашей? Зритель: А тогда еще не было этой сумасшедшей вакцинации. Вот она стоит на ту прививку, которая мертвая, потому что, если она привьется живой, она... Ксения Сакурова: Это вы, видимо, про «КовиВак» говорите, да? Зритель: Я не знаю, как она называется, мне это все равно, я-то никак не прививаюсь. У меня на выживаемость, есть такие заболевания, которые нельзя делать прививки. Дмитрий Лысков: Людмила, спасибо вам огромное. Здоровья вам. Ксения Сакурова: Да. Дмитрий Лысков: Справиться со всеми болезнями. Ну что ж, к сожалению, бывает, что COVID накладывается и на такие заболевания. Ксения Сакурова: Вам особенно, конечно, нужно беречь себя. Павел Волчков с нами сейчас на связи, руководитель лаборатории геномной инженерии МФТИ. Павел Юрьевич, здравствуйте. Дмитрий Лысков: Павел Юрьевич, здравствуйте. Павел Волчков: Здравствуйте. Дмитрий Лысков: Поясните, пожалуйста, почему COVID так странно себя ведет, если это, конечно, странно. Нам вот все объясняли, что вирус к человеку постепенно приспосабливается, а тут появляются все новые штаммы, меняются симптомы, а заболеваемость, говорят, все больше и больше, угроза-то все выше и выше. Павел Волчков: Ну, вы знаете, когда следователи какое-нибудь преступление начинают расследовать, у них один из методов – это представить себя на месте убийцы или на месте преступника. Вот если вы себя поставите на место вируса, то у вируса, в общем-то, стремление одно – остаться с нами наподольше. К сожалению, он не один, их теперь много, они теперь все разные, немножко друг от друга отличаются, штаммы, и они все конкурируют за нас. Мы, в общем-то, для вируса такой субстрат, и они хотят, в общем-то, до этого субстрата побыстрее дотянуться. В общем-то, один из главных признаков, который у них развивается, – это вот эффективность заражения. То есть, если мы сравниваем первоначальные формы с текущими формами, даже если мы не «дельту» берем, а «дельта», скажем так, в этом направлении просто чемпион, если мы говорим про другие штаммы, они тоже сильно улучшили свои показатели эффективности заражения нас. Этот же показатель, к сожалению, сопряжен именно и с патогенностью: быстрее и эффективнее вирус заражает, от одного человека к человеку распространяется, это значит, что и быстрее, в общем-то, вирус распространяется внутри нас, то есть от клеточки к клеточке, от ткани к ткани и от органа к органу. Тем самым иммунная наша система, если мы еще не болели и не вакцинировались, у нас, в общем-то, есть примерно 7–9 дней на то, чтобы развивать иммунный ответ, и он не меняется, этот интервал не меняется, а вирус стал гораздо быстрее. Поэтому мы и видим сдвиг, собственно говоря, от условно легких и средних форм в сторону тяжелых форм. Сейчас и «дельта», и все другие вирусы стали более контагиозны и более патогенны, к сожалению, и в силу этого более летальны. Именно... Да? Ксения Сакурова: Да, вот SMS-сообщение из Пензенской области: «Прививку сделала вакциной «ЭпиВакКорона», при сдаче анализа антител нет». Вот про антитела я очень давно хочу поговорить. Что мы сейчас про это знаем? Когда говорят об эффективности вакцин, ссылаются на то, что, допустим, высокие титры антител после вакцинации – это хорошо. Когда мы говорим про людей, которые переболели, какие-то титры антител уже вроде как не принимаются в расчет. Волноваться ли нашей зрительнице из Пензенской области, если... ? Павел Волчков: Зрительнице волноваться. Я, вы знаете, сами вы эту тему затронули, обычно тему с «ЭпиВакКороной» обхожу, но это, в общем-то, вакцина неэффективная, крайне неэффективная, и я, в общем-то, свою позицию достаточно публично высказывал. Я считаю, что, в общем-то, Минздрав крайне зря выдал, в общем-то, разрешение на данную вакцину, это моя личная точка зрения. Дмитрий Лысков: Ну, раз уж вы затронули вот этот вопрос, тогда разъясните. Вот я всю жизнь считал и вообще всегда считалось, что вакцина с инактивированным вирусом, вот эти вот, будем называть их так, старые вакцины, старые технологии, они вот наиболее аллергенные, все почему-то от них шарахались. А вот теперь, когда появились вакцины генно-инженерные, «Спутник V», теперь все боятся их и, наоборот, стремятся сделать старую добрую инактивированную вакцину. Может быть, вы объясните нашим зрителям? Потому что вот опять же неоднократно слышал, что «Спутником V» люди прививаются и заболевают, якобы можно заболеть от вакцины. Это так? Павел Волчков: Гипотетически от вакцины можно заболеть, если вакцину пытаться сделать эффективной. У нас в России есть всего одна вакцина, которую сделали из, скажем так, инактивированной вирусной частицы, – это вакцина «КовиВак». Собственно говоря, в чем там суть вакцины? Вы берете вирус, смертельно опасный вирус, и вы должны его инактивировать таким образом, чтобы он все еще мог, скажем так, проникнуть в клетку, но не смог размножаться в вас. Это достаточно, в общем-то, нетривиальная процедура сделать, в общем-то, эффективную вакцину из вирусной частицы. Поэтому здесь большинство производителей, в частности производители из центра НИИ Чумакова, они, конечно, пошли по пути «переборщить». Поэтому они, в общем-то, инактивируют вирусную частицу достаточно сильно, чтобы она ни в коем случае вас не заразила. Делая это, они, в общем-то, фактически делают ее неэффективной, потому что вирусная частица практически не сможет проникать в ваши клетки. Именно поэтому генно-инженерные вакцины гораздо лучше, они контролируемы, они действительно практически вирусная частица, но которая не может размножаться, и тем самым дают максимально эффективный иммунитет. Поэтому я сторонник таких вакцин, как «Спутник V», а не консервативных, старых вакцин, которые иногда действительно получаются хорошими. Но чтобы создать эту хорошую вакцину, требуется минимум лет 5, в общем-то, чтобы найти тот баланс, а не те полгода, за которые пытались, в общем-то, разработчики сделать оперативно эту вакцину. Да? Дмитрий Лысков: Павел Юрьевич, ну вот многочисленные опять же мнения о том, что, привившись генно-инженерной вакциной, можно, во-первых, заболеть, во-вторых, может вырасти хвост, я не знаю, чешуя, «они же вмешиваются в ваш геном» и там что-то такое страшное, наверное, я так понимаю, делают, они же генно-инженерные, эти вакцины. Все правда? Павел Волчков: То, что они генно-инженерные, в этом правда, в общем-то, пожалуй, и все. А по поводу вырастить хвост – это интересная задача и для геномной инженерии, но, в общем-то, мы пока что с этой задачей не справились. Ксения Сакурова: Мне кажется, генные инженеры были бы счастливы, если бы была какая-то вакцина, которая позволяла бы вырастить что-то у человека нужное, руку какую-нибудь... Павел Волчков: Безусловно, это одно из направлений регенерационной медицины. Но, к сожалению, вот это пока что недостижимая для нас цель. Безусловно, было бы классно, если человек потерял руку, научиться ее как-то выращивать, но мы далеко не так прогрессивны. Чего следует опасаться, так это действительно каких-то рандомных встроек, которые могут вызывать какие-то онкологические процессы. Но каждая вакцина, собственно говоря, проходит тестирование на канцерогенность, она проходит тестирование на встраиваемость в геном, и вот для «Спутника V» эти эффекты ниже возможных threshold детектированных, поэтому, в общем-то, ассоциации и доказанного встраивания в геном не было, в общем-то, не показано. А нужно понимать, что, если мы говорим про «КовиВак», скажем так, именно потому, что эта вакцина делается на основе опасного вируса, который относится по российской классификации опасности и безопасности к 3–4-й группе патогенности, именно поэтому масштабирование этой вакцины затруднено. В России, в общем-то, не так много мест, где в принципе с особо опасными вирусами, такими как коронавирус, SARS-CoV-2, могут работать. Именно поэтому, в общем-то, скажем так, развивать проект «КовиВак» глобально в России на данный момент просто невозможно, у нас есть лимит объемов, которые мы в принципе можем произвести. Именно поэтому генно-инженерные вакцины сейчас – это на данный момент единственно правильный вариант, потому что их можно быстро масштабировать. Дмитрий Лысков: Ага. Павел Юрьевич, и тогда уж сразу еще один вопрос про генную инженерию. Вот я смотрю SMS, которые приходят от наших телезрителей, есть много вопросов про искусственное происхождение вируса. Может быть, он тоже сконструирован, я не знаю, в тайных лабораториях ЦРУ, или китайских, или у масонов где-нибудь там что-то сконструировали хитро? Можно действительно с точки зрения современной науки однозначно сказать, конструкция это или природный вирус? Ксения Сакурова: Вообще наука умеет конструировать вирусы? Павел Волчков: Безусловно. Мы на самом деле достигли достаточно больших высот в области конструирования вирусных частиц, но мы это делаем для полезных именно свойств. В частности, моя лаборатория занимается созданием синтетических аденоассоциированных вирусных частиц, которые необходимы для генотерапии. Это, скажем так, прирученные, «домашние» вектора, которые мы используем для доставки, для терапии генетических заболеваний. И мы научились, в общем-то, менять там необходимые части, чтобы придавать, в общем-то, вирусам новые свойства. В плане коронавируса, действительно, там тоже есть большой прогресс, есть задокументированный целый ряд публикаций о технологии так называемой обратной генетики. В общем-то, авторы из уханьской лаборатории также, в общем-то, периодически публиковали подобного рода работы и, более того, публиковали в достаточно большом объеме целый ряд, в общем-то, у них есть публикаций, что они различные библиотеки, в частности собранные на юго-востоке Китая, характеризуют, пытаются узнать их патогенность. И если вы спросите мое мнение, скажем так, я считаю, что коронавирус, который сейчас персистирует, – это потомок того коронавируса, который, скорее всего, в силу халатности, ненамеренности, все-таки я думаю, что халатности, убежал из уханьской лаборатории. Я считаю, что это наиболее вероятная версия. Все остальные версии, которые сейчас существуют, они менее вероятны ну просто потому, что вот коронавирусы все-таки преимущественно в тех самых летучих мышах обитают на юго-востоке Китая, а Ухань, в общем-то, сильно в центре находится Китая, неслучайно, в общем-то, это расположение уханьской лаборатории и очаг эпидемии, в общем-то... Я понимаю, что я оперирую вероятностными процессами, но, к сожалению, вот у нас нет ни одного прямого доказательства, чтобы доказать, что это действительно, скажем так, вирус, который убежал из лаборатории. Был ли он специально генетически модифицирован, мы пока что таких доказательств предоставить не можем и, скорее всего, не сможем, нам для этого нужна исходная, первичная последовательность, которая была в распоряжении китайских ученых. Я так понимаю, вряд ли мы эту последовательность получим. Ксения Сакурова: Спасибо большое. Дмитрий Лысков: Спасибо. Павел Волчков, руководитель лаборатории генной инженерии МФТИ, был с нами в эфире. Ксения Сакурова: Буквально через минуту будем говорить на другую тему. В России, похоже, опять некому работать, не хватает мигрантов почти во всех сферах. Почему? Почему наши не хотят работать? Все это обсудим через несколько минут.