Оксана Галькевич: Итак, друзья, на этой неделе Минэкономразвития оценил возможные потери ВВП нашей страны в ближайшие годы. И вот там сказано, что примерно по 0.5% в год мы будем терять до 2020 года. Дело в том, что численность трудоспособного населения в этот период в нашей стране будет стремительно сокращаться. Вот, посмотрите, пожалуйста, на экран: по миллиону человек в год (чтобы было понятнее, мы сделали эту вот инфографику). В 2016 году, как вы видите, в экономике были заняты 83.7 миллионов человек, а в 2020 году их останется только 80.6 миллиона. Константин Чуриков: При этом президент недавно поставил перед правительством к уже упомянутому 2020 году достичь темпов роста нашей экономики выше 3%. Экономике России, конечно, нужен рывок, и вызов есть. Вот сейчас мы как раз будем со всеми вызовами разбираться – у нас в студии Яков Миркин, заведующий отделом международных рисков рынков капитала Института мировой экономики и международных отношений РАН. Яков Моисеевич, здравствуйте, добрый вечер. Яков Миркин: Добрый вечер. Константин Чуриков: Вот читаю новости последних дней – 4 июля: "Осенью этого года правительство планирует запустить приоритетную программу по повышению производительности труда в России. Она будет направлена также еще на поддержку уровня занятости в стране". У меня сразу вопрос. Сам подход, что есть проблема, создаем госпрограмму – в данном случае насколько этот подход правильный? Потому что у нас был опыт и до сих пор есть: мы создаем территории опережающего развития, пишем на каком-то регионе "здесь успех", но успеха не видим. Так вот здесь какое решение лучше? Яков Миркин: На самом деле понятно, что программы, проекты – это действительно один из инструментов, он хорошо известен. Но на самом деле, если мы говорим о модернизации, о росте, о рабочих местах, важен не один кубик, а в целом атмосфера роста, инвестиции, модернизация. Я это называю экономической либерализацией, когда, например, малому и среднему бизнесу легко взять кредит (сегодня нелегко). Или, например, когда есть деньги в регионах, а сегодня деньги все больше сосредотачиваются в Москве; когда программы реконструкции городов – это не только Москва или Петербург, а это повсеместно, это не только крупные, но и средние и малые города. То есть да, конечно, любой проект, любая программа, наверное, правильна, и это свойственно государству. Но прежде всего нужно подумать о том, чтобы каждое решение государства, каждый экономический инструмент… Налоги те же. Нас хотят лишить сейчас налоговых льгот, а на самом деле известно, что именно льготы – это то, что побуждает Россию модернизироваться, внедрять новые рабочие места. Вся мозаика того, чем владеет государство – все это должно побуждать к инвестициям, к росту, к созданию рабочих мест. Здесь не все так однозначно. Константин Чуриков: Я вот еще процитирую данные Минэкономразвития: оно говорит, что в России 4 причины низкой производительности. Первая – неразвитость механизмов проектного финансирования; вторая – низкий уровень управленческих и технологических компетенций на предприятиях; третья и четвертая – административные барьеры и высокие социальные риски массовых сокращений. Вот я смотрю на эти четыре причины – я не вижу здесь причины под названием "низкие зарплаты", когда человека невозможно даже заставить работать эффективнее, невозможно ему предъявить претензии; более того, он получает полставки, работает еще сверхурочно и все равно это полставки. С зарплатами здесь надо поднимать вопрос и в какой момент? Оксана Галькевич: Из Владимирской области пришло сообщение: "О какой высокой производительности можно говорить, если у нас большинству платят нищенские зарплаты?" Только что упало буквально. Яков Миркин: Средняя температура по больнице, конечно, растет: средняя заработная плата по России где-то в 2 раза больше, чем это было в конце 2000-х гг. – это больше 30 тысяч. Сейчас все начнут возмущаться, потому что известно, что деревенский почтальон получает чуть больше 3 тысяч рублей. Давайте начнем с начала. Константин Чуриков: Давайте. Яков Миркин: На самом деле рабочих мест в России гораздо меньше, чем трудоспособного населения – чуть больше 30 миллионов. И количество рабочих мест сокращается. Дело даже не в том, что завтра будет 80 или 78 миллионов трудоспособного населения, но важно, что при этом сокращается количество рабочих мест. Очень значительное число людей находится в сфере так называемой теневой, серой экономики – там рабочие места. И это примерно больше 40% размера нашей экономики – 40% валового внутреннего продукта. Значит, все должно помогать и принуждать, а именно помогать, для того чтобы теневая экономика выходила из тени. В так называемых развитых странах доля среднего и малого бизнеса где-то 55-65%, в России 25%. Поэтому все инструменты, прежде всего экономические государства должны быть направлены на то, чтобы доля мелких повсеместно (не только в Москве, не только в крупнейших городах), соответственно, росла. Есть еще такое понятие, как высокопроизводительные рабочие места. Есть знаменитые майские указы президента, и количество высокопроизводительных рабочих мест… Константин Чуриков: 25 миллионов? Яков Миркин: …25 миллионов. Сегодня по разным расчетам – есть расчеты Росстата, есть расчеты, сделанные по данным Федеральной налоговой службы – их где-то 16 миллионов. С одной стороны, их рост – это модернизация, это возможность работать не только лопатой и кувалдой, быть квалифицированными. С другой стороны, это сокращение рабочих мест, потому что появление таких высокопроизводительных рабочих мест, безусловно, ведет к сокращению спроса на рабочую силу. Константин Чуриков: Яков Моисеевич, а тогда объясните, пожалуйста, что такое высокопроизводительное рабочее место? Мы не понимаем, на каких местах мы сейчас с Оксаной сидим – у нас высокая производительность на наших местах? Яков Миркин: У вас высочайшая производительность, потому что каждое ваше слово, безусловно, повышает нашу общую производительность труда. Есть методики – они разные, они чисто денежные – которые определяют высокопроизводительное рабочее место как некое превышение средней заработной платы в одном случае, в другом случае это заработная плата плюс прибыль в данной отрасли. Понятно, что здесь есть определенная условность: никто не приходил на эти рабочие места и не оценивал, стоит ли там действительно очень технологичное оборудование. Но знаете, когда обращаешься к статистике, все как-то становится очевидным. Например, по статистике Росстата, в добыче полезных ископаемых в России, включая нефть, газ и так далее заняты примерно 1 миллион человек. В самой отрасли добычи полезных ископаемых со всеми окружениями, регулированием, охраной, административным аппаратом получается где-то 8-10 миллионов человек. Вот это мы понимаем как высокопроизводительный рабочий труд, поскольку прибыль… Константин Чуриков: Потому что там у них жизнь удалась. Может быть, даже их личная производительность не так высока, если стоять рядом и оценивать работу, но с точки зрения экономики, количества трудочасов, конвертируется заработок… Яков Миркин: Это наша с ними жизнь удалась, потому что это небольшое количество людей кормит нас всех: мы все так или иначе находимся у сырьевого крана, и Россия занимает 1-3 места по добыче топлива. Там, где сырье, там все замечательно. С другой стороны, мы можем, например, взять отрасль, которая тоже по статистике Росстата, которая связана с электроникой – это более 3 миллионов человек. Наверное, это высокопроизводительная отрасль. Но когда смотришь по той же статистике Росстата, что мы на одну голову, на одну душу населения, как принято говорить, производим в год чуть больше 4 долларов всего того, что относится к электронике, конечно же, мы можем понять, что это не слишком высокопроизводительно, тем более что России почти не видно на карте экспорта электроники. Чуть-чуть видно, 2% от мирового экспорта программного обеспечения. Или, например, всего лишь 1 миллион человек – такое количество рабочих мест в сельском хозяйстве. И хотя по-прежнему у нас высока зависимость от импорта, тем не менее мы понимаем по тому, что есть в наших магазинах, что этот 1 миллион человек может накормить российский народ. У нас в сельском хозяйстве экономическое чудо. Но знаете, у нас ведь есть точки роста, где все прирастает: это аграрная промышленность, аграрный сектор; это фармацевтика; это военно-промышленный комплекс. Константин Чуриков: Само собой. Оксана Галькевич: Госзаказ, да. Яков Миркин: Там тоже есть программы, там тоже есть. Но если вдуматься, что там происходит, то там государство создало искусственно нормальные рыночные условия для деятельности бизнеса и деятельности людей. О чем идет речь? Оксана Галькевич: Управление, администрирование? Яков Миркин: Не управление, не администрирование, а доступ к дешевому кредиту, нормальный процент (за счет, правда, бюджета, процентных субсидий); очень помогает курс рубля (после девальвации рубля сельское хозяйство почувствовало себя гораздо лучше); софинансирование (участие государства в инвестициях); очень крупные налоговые льготы. И без всяких программ благодарные отрасли ответили взрывным ростом. Поэтому рецепт, я просто повторюсь – это прежде всего в каждом решении государства создать стимулы для роста, модернизации и самое главное для повышения качества жизни. Это одновременно создает волну прилива генерации рабочих мест. Оксана Галькевич: Яков Моисеевич, вот вы назвали фармацевтику, ВПК и аграрный сектор. Яков Миркин: Еще добыча сырья – там тоже все в порядке. Оксана Галькевич: Получается, это отрасли, на которые государство сделало ставку, обеспечив им, как вы сами сказали, определенные условия для нормальной работы, на что они благодарно ответили. А как же быть с остальными? Вот, например, строители: нам требуется доступное жилье для людей. Яков Миркин: Для строителей программа реновации в Москве. Оксана Галькевич: То есть много-много других отраслей, которые тоже, наверное, ждут какого-то внимания и нормальных условий. В чем сложность? Почему только 4 отрасли выбраны и их поддерживают, а на остальных не хватает, я не знаю, сил, политической воли? – чего не хватает? Яков Миркин: Вы знаете, здесь немного неправильная логика. Конечно же, государство имеет право и, может быть, должно выбирать какие-то отрасли как приоритетные. Но как раньше когда-то говорили, что не может быть социализма в отдельно взятой стране, точно так же не может быть благоденствия в каком-то городе или в какой-то конкретной отрасли без того, чтобы это не создавать для всех. Прежде всего нам нужно понимать, что четверть века российская экономика живет в ненормальных экономических условиях: сверхвысокий процент, очень высокая инфляция, постоянно слишком тяжелый рубль, очень тяжелое налоговое бремя, которое на уровне так называемых развитых стран, но они растут со скоростью 0.5-1%. Весь международный опыт показывает, что это должны быть гораздо более легкие налоги. И гораздо ниже административные издержки. Наша проблема состоит в том, что кажется, что представление государства о человеке, который или работает, или строит свой бизнес – что это человек, нарушающий запреты, человек, немедля готовый бежать менять рубли на валюту, вывозить капиталы и так далее. В основе нашего регулирования, которое чрезмерно с точки зрения запретов, лежит понимание человека как именно такового. У нас неправильное понимание человека государством, а отсюда неправильное регулирование. Константин Чуриков: Я предлагаю прямо сейчас в таком случае запустить СМС-опрос. Уважаемые зрители, вы бы эффективнее работали, если бы ваша зарплата повысилась? – "да" или "нет", ждем ваших ответов, СМС-портал 3443, в начале буквы "ОТР". Яков Моисеевич, я вспоминаю, как, кажется, этой весной Ольга Юрьевна Голодец говорила Владимиру Владимировичу Путину на очередном совещании, что давайте повысим минимальный размер оплаты труда, и таким образом у нас люди, которые с точки зрения, наверное, государства, какой-то экономической логики, условно говоря, пьют чай, получают за это зарплату, делают вид, что работают, государство делает вид, что им платит – вот эти рабочие места высвободятся. Вот с этой логикой вы согласны? – сначала повысим зарплату (например, минимальную), и уже будем продвигаться вперед? Яков Миркин: Тоже здесь логика странноватая, потому что это логика раба, который торгуется с государством и крупным бизнесом (сырьевым прежде всего) за свою долю. Причем торгуется бюджетно, потому что имеется в виду, что именно государство обеспечивает эти гарантии повышения минимальной заработной платы. Вы знаете, пока идет эта торговля, мы потеряли, во-первых, экономику простых вещей, потому что если верить данным Росстата, то в России производится, например, 1 пиджак на 70 человек. Мы потеряли инновационную экономику, потому что, следуя данным Росстата, я только что об этом говорил, чуть больше 4 долларов электронного оборудования… Константин Чуриков: В год? Яков Миркин: В год, за год. И мы потеряли экономику сложных вещей, потому что пока мы вот так рассуждали и торговались, мы модернизировали российскую промышленность, мы закупали технологии, оборудование прежде всего в Европе, у Германии, отчасти на Востоке, но мы не приобретали возможность производить это оборудование. Еще 3 года назад в Россия каждый месяц производилось 180 металлорежущих станков. Сегодня у нас большой успех: у нас по данным Росстата производится в месяц 350 металлорежущих станков. Чтобы мы понимали, это не выше 10% ежегодного выбытия металлорежущих станков из оборота. У нас по-прежнему увеличивается износ основных фондов. Потеря крупнейших сегментов и превращение экономики в сырьевую, когда 1-2 миллиона человек могут прокормить всех, и экономика превращается в экономику-торговлю между нами и государством за эту прибыль, которую приносят несколько миллионов человек, конечно же, это неправильно. А что правильно? Конечно, должны быть государственные программы модернизации; конечно, должны быть приоритетные отрасли; конечно же, должны быть бюджетные инвестиции те или иные. Но нам совершенно не обойтись без того, чтобы наконец нормализовать рыночные условия – то, что мы называем экономическими инструментами. Когда бизнес не будет… У бизнеса базовая стратегия сегодня – встать либо рядом с крупнейшей сырьевой корпорацией, либо получить государственные закупки. Константин Чуриков: Поближе туда, к солнцу этому. Яков Миркин: Точно. И создается очень странная пирамида, почти феодальная, зависимости. Вот когда бизнес не думает о государстве, а свободно на рынке обращается за доступным кредитом, когда бизнес может, конечно, получить государственные субсидии; если он придумает новую нишу и найдет свой спрос, он может стремительно туда войти, конечно же, такой бизнес совершенно свободно начнет создавать рабочие места. Вы подумайте: у нас на самом деле опустынивание, человеческое опустынивание. Если взять, например, Центральный федеральный округ и исключить Москву и Московскую область и сравнить численность населения этой территории в 1913 году и в 2013 году, мы получим минус. То же самое на северо-западе, то же самое на Поволжье. Мы услышали сейчас из уст официальных лиц, начинает появляться странная концепция крупных человеческих агломераций, когда нужно концентрироваться в крупных городах. Оксана Галькевич: Так у нас и застройка такая вокруг городов – свечки-свечки-свечки. Причем даже если малые города, они все равно такими свечками обрастают. Константин Чуриков: Это как звезда превращается в карлика: она все сжимается… Оксана Галькевич: Была одноэтажная, а стала многоэтажная Россия. Яков Миркин: Такого белого карлика, наверное, или какого? Красного? Константин Чуриков: Какого-то, да. Яков Миркин: У нас сверхконцентрация, например, денег и кредита в Москве. Об этом мало кто говорит. Оксана Галькевич: У нас же 10% населения здесь живет, все так или иначе сюда стремятся, вот здесь и концентрация. Яков Миркин: В регионах физически стало меньше денег, в 2 раза сократилось количество банков, их филиалов, отделений, то есть возможностей для местного бизнеса получить кредит, деньги для развития. У нас огромная административная нагрузка: объемы Уголовного кодекса с момента его принятия выросли в два с лишним раза; объемы Кодекса административных правонарушений выросли почти в 3 раза. Конечно же, принятие той или иной программы имеет значение, но важна общая картина. Мы на бегу, мы легко дышим, у нас низкие риски? Все, что делает государство, нам помогает? Или же мы пробираемся через очень тяжелую среду (я говорю о бизнесе или о тех, кто просто очень любит работать) и растем через асфальт. Константин Чуриков: У нас есть звонок, их на самом деле очень много – давайте зрителям дадим слово. Владимир из Ивановской области уже в эфире: здравствуйте, Владимир. Зритель: Яков Моисеевич, здравствуйте. Я вас очень уважаю как экономиста, но вот, понимаете, вы начали говорить про производительность труда и так далее. Вот взять наше Иваново. В принципе город был, помните, в свое советское время назывался "русский Манчестер". Вся экономика текстильная, будем говорить, была уничтожена в городе Иванове, все крупные предприятия практически были уничтожены, я не знаю, врать не буду, но американцами и англичанами, потому что им не нужны конкуренты. На сегодняшний день у нас осталось очень мало… Но сейчас у нас зато очень много мощных, сильных развлекательных центров. Вопрос возникает – а что у нас, в Иваново деньги печатают? Потому что куда народ пойдет работать-то? Платить-то деньги-то? Константин Чуриков: У нас страна магазинов, мы все время что-то покупаем, продаем. Оксана Галькевич: Понятно: производства нет, а торговые центры строят. Константин Чуриков: Вон "Почта России", собственно. Все почему так переживают? Потому что это же как раз-таки покупка товаров из-за рубежа. Нет бы кто-то из России заказывал какие-то товары. Яков Миркин: На самом деле мы говорим об одном и том же, потому что действительно положение легкой промышленности год за годом становилось все тяжелее. Если брать официальные данные Росстата, сколько юбок производится на какое количество женщин, или зонтиков, или сколько кофемолок… Оксана Галькевич: Ну с юбками-то получше, чем с пиджаками? Константин Чуриков: Да нет, боюсь. Яков Миркин: Мы понимаем, конечно, что там есть серая экономика, по улице никто раздетым, слава богу, не ходит. Да, действительно, мы понимаем, что огромный народ, умнейший, талантливый, 146 миллионов человек заслуживают не экономики обмена сырья на бусы, на торговые центры, а заслуживает большой универсальной экономики со всеми отраслями промышленности и очень агрессивной экспортирующей составляющей очень быстрой – это называется "экономическое чудо". Где-то 10-15 стран совершили экономическое чудо. Малайзия… Вот если спросить каждого из нас, что мы думаем о Малайзии, то для нас в первую очередь это представление, что это бедная страна. Константин Чуриков: Неправда. Я там был. Яков Миркин: Замечательно, потому что в этом году по номинальному валовому внутреннему продукту на душу населения, а также по валовому внутреннему продукту по так называемому паритету покупательной способности Малайзия обошла Россию, а в течение одного-двух лет это сделает и Китай. Поэтому было время разбрасывать камни – это отдельная тема – а сейчас время собирать камни. Но я категорически не согласен с тем, что американцы, англичане, какие-то итальянцы или китайцы разрушили нашу промышленность. Мы, к сожалению, четверть века ведем себя, как унтер-офицерская вдова, которая сама себя высекла. Это совершенно немыслимо, чтобы за четверть века, например, не подавить инфляцию, или не снизить процент, или сделать такое денежное опустынивание. Это наши проблемы, и мы прежде всего должны с ними сами разобраться. Это проблемы прежде всего экономической политики и эффективного государственного регулирования, когда государство должно поставить главной своей целью не тонны, не баррели, а прежде всего качество жизни. Потому что, находясь в первых рядах по производству сырья, мы находимся на 46-м месте по так называемому в мире индексу человеческого развития, а по ожидаемой продолжительности жизни мы находимся на 100-104 месте, а в Малайзии живут дольше, чем мы. Оксана Галькевич: Яков Моисеевич, вот вы говорите, что нужно поставить качество жизни как главную цель для государства. Понимаете, экономисты очень часто, когда обсуждают какие-то процессы в экономике, ставят себе цели и задачи – это все такие разговоры о процентах. Вот задача повысить ВВП на 3%; недавно МРОТ повысили тоже на сколько-то процентов… Константин Чуриков: На 300 рублей. Оксана Галькевич: Вот все время, знаете, за этими процентами человека не видно. Понимаете, люди, принимающие решения, прибавляют с 7500 рублей до 7800 рублей, а человек может жить на 7800? Ведь не может же. Но ведь когда речь идет о том, чтобы прибавить на столько-то процентов, вроде как и не возникает никаких мыслей. Яков Миркин: Вы правы, конечно. Но также был прав сапожник Иван, который приходил к своему барину и говорил: "Ну барин, ты мне увеличь довольствие, пожалуйста, потому что я семью свою прокормить"… То есть я хочу повториться: этот торг между нами и государством обязательно нужен. У нас есть конфликт. Но мы не можем сводить задачу качества жизни к этому торгу, потому что пока в России будет существовать экономика обмена сырья на ширпотреб, на оборудование и технологии, мы будем жить все время по остатку – качество жизни, образование, здоровье и прочее. Потому что это действительно как бы остаточные вещи, в которых самое важное, чтобы было стабильно, чтобы все были более-менее накормлены, сыты. И действительно несмотря на наши споры, несмотря на то, что мы видим случаи самые неприятные в положении семей, в целом особенно Москва, особенно крупнейшие города накормлены более-менее… Константин Чуриков: Да, а что в регионах происходит, иногда, знаете, даже и прочесть из сообщения без боли, без слез невозможно. Оксана Галькевич: Многих людей земля просто кормит. Константин Чуриков: Звонок у нас есть из Перми, Сергей выходит в эфир. Сергей, здравствуйте. Зритель: Здравствуйте. Вот тема производительности труда, да? У нас обычно идет оценка производительности просто обычных рабочих, то есть, допустим, людей, которые трудятся – ну обычные рабочие. У нас идет к ним больше такого какого-то оценивания: почему они так-то работают, почему они столько-то получают. А почему мы не видим, допустим, тех же чиновников, тех же депутатов – мы же их производительность труда не оцениваем, правильно? И человек, который получает 15 тысяч – мы его начинаем по полной программе отчитывать, проверять, как он что делать, а этих вот господ мы никак не проверяем: получают, а производительности их труда мы не видим. Константин Чуриков: Ну подождите, производительность труда депутатов мы все-таки можем оценить по качеству принимаемых законов и, наверное, по тому, как они у нас работают в том числе. Мы можем даже влиять на эту производительность, периодически голосуя на выборах. Спасибо за ваш звонок. Яков Миркин: Производительность труда тех, кто принимает решения – это прежде всего качество жизни, а потом уже темпы роста. И второе: мы в финансах это называем волатильность, колеблемость, устойчивость, то есть насколько мы перестанем жить в этой чехарде, когда то сладко, то совсем горько. Константин Чуриков: Еще у меня к вам вопрос. Исходя из того, что тут недавно сказал министр труда Максим Топилин: "Мы договорились о том, что пересмотрим всю систему квалификаций, начнем с разработки профессиональных стандартов. На сегодняшний день мы утвердили больше тысячи этих стандартов и продолжаем двигаться вперед в этом направлении". Мне вот интересно, что это за профстандарты – их кто-то видел, кто-то знает, до чьего-то сведения они доведены? Потому что опять то, о чем Оксана говорила: на бумаге все пишется, создается, но никто понятия не имеет об этих стандартах. А сколько надо, как говорится, Родине и правительству? – я не знаю, сколько надо мне сегодня лобзиком выпилить. Яков Миркин: Генерация правил у нас, к сожалению, растет по экспоненте. Та система стандартов, о которой говорил министр труда, насколько я понимаю – это уже параллельная система той системе профессиональных стандартов, которая создана в каждой отрасли. Хотя хорошо то, что говорится при этом, что эти стандарты должны создаваться при участии самих работодателей и их объединений. Но в целом наблюдения очень простые: слишком много людей в государственном аппарате, и попытка через генерацию норм, правил и систем обработки BigData (больших массивов информации) загнать принудительно людей неважно какой профессии в такой вот поточный способ производства. Это очень часто вымывает все живое. Я это наблюдаю, например, в науке, в образовании, нам это хорошо знакомо в медицине. Кстати говоря, по статистике рабочих мест самое большое сокращение за последние годы – это рабочие места в медицине и образовании. Россия находится в восьмом десятке стран по доле расходов к ВВП на медицину и по государственным расходам на образование. И дальше очень простые рассуждения о наших будущим рабочих местах, о квалификации, о качестве жизни, о росте. Нужно остановить тренд на сегодняшний день дисквалификации. Константин Чуриков: Вот по поводу дисквалификации: наткнулся на замечательную статью – у кого есть время, тоже почитайте, на Facebook и много где она выложена – Владимир Гуреев, наш коллега-журналист, маркетолог описывает разные, скажем так, сюрреалистичные ситуации, которые у нас в стране происходят. Например, он пишет об охранниках в дачных поселках: все, что они делают – это выходят из своего этого, скажем так, киоска, долго-долго ищут тетрадку, записывают номер машины, потом открывают шлагбаум, пропускают и уходят дальше пить чай или пьянствовать. Эффективность и производительность их труда, наверное, равны нулю. Есть другие люди, которые в дачных поселках ставят шлагбаум: звонишь по номеру, шлагбаум автоматически открывается; но таким образом машина не может подъехать, если ты там что-то заказываешь – такси, например, не может подъехать к твоему дому. Я вот о чем хочу спросить: нет ли риска того, что начав модернизировать и роботизировать нашу жизнь, мы не столкнемся с тем, что это будет опять как-то модернизировано и роботизировано по-нашему, понимаете, по-русски, опять с какими-то недостатками и так далее? И мы опять будем… Оксана Галькевич: Шлагбаум стоит, а подъехать нельзя. Яков Миркин: Все риски относятся только к правилам, потому что этими замечательным вещами, то есть роботизацией и всем таким прочим, занимаемся прежде всего мы все вместе. Но здесь есть вопрос, потому что понятно, что с течением времени, наверное, людей будет проще накормить, чем занять. И неслучайно многие годы, если рассмотреть структуру экономики – любой экономики, не только российской – в ней все время растет доля услуг, то есть вещей совершенно нематериальных. Поэтому это вызов не только России, а вызов и всем остальным. Как занять население не только игрой, не превращая его исключительно в объект наблюдения, который под чутким взором Большого Брата? Как сохранить интеллектуальный потенциал, когда в шахматы уже бессмысленно играть, потому что ты проигрываешь компьютеру, и в китайские Go-Go уже тоже бессмысленно играть (это гораздо более сложная игра)? Как сохранить энергию, творчество и само желание не только жевать, но и жить? Оксана Галькевич: На самом деле это разговор, может быть, даже о свободе, наверное. Потому что жажда жизни, свобода, понимание своих рисков, своей ответственности – это тоже, наверное… У нас есть звонок, Яков Моисеевич – давайте послушаем еще одного нашего телезрителя, Александра из Удмуртии. Александр, здравствуйте. Зритель: Добрый вечер. Я хочу сказать, что русский народ слишком ленив… Некоторые предприниматели говорят, что плохо работают, производительность труда плохая. Правильно: если сравнивать с заграницей, то русский мужик пашет на лошади плугом, а за границей на тракторе пашут, понимаете? У нас нет ни модернизации никакой: кто раскупили все эти предприятия – они только выкачивают из старого оборудования деньги, а новое оборудование мало кто покупает. Правильно: в таких отраслях, как нефть и прочее, где по крайней мере государственный бизнес – там это делается. А в частном предпринимательстве, конечно, все отговорки: у нас низкая производительность труда, значит, платить надо мало. Константин Чуриков: Вот мы это уже обсуждали, да. Спасибо за ваш звонок, Александр. Оксана Галькевич: Спасибо, Александр. Константин Чуриков: Давайте, поскольку время уже просто убегает, подведем итоги СМС-голосования: мы спрашивали зрителей, эффективнее бы они работали за большую зарплату или нет. "Да" ответили много людей, и этого следовало ожидать – 84%, а "нет" – 16%. Так что… Если все-таки начать с повышения зарплат, толку будет больше? Яков Миркин: Мы это увидим. Константин Чуриков: Мы это увидим. Давайте сначала, правда, с зарплатами разберемся в стране. Спасибо. Оксана Галькевич: У нас в студии был сегодня Яков Моисеевич Миркин, заведующий отдела международных рынков капитала Института мировой экономики и международных отношений Российской академии наук. Константин Чуриков: Ровно через две минуты на ОТР рубрика "Лишние деньги": будем говорить о том, как порой – иногда или часто – бессмысленно тратятся государственные деньги на не пойми что.