Петр Кузнецов: Никита Кричевский – доктор экономических наук, профессор – у нас в студии. Здравствуйте, Никита. Ольга Арсланова: Здравствуйте. Никита Кричевский: Здравствуйте, господа. Ольга Арсланова: Ну что же, итоги дня подведем вместе? Никита Кричевский: Обязательно. Ольга Арсланова: Главное событие, о котором больше всего говорят? Никита Кричевский: Какое же? Ольга Арсланова: Давайте угадаем. Знаете, как? Кто на что ориентируется. Я открываю свою френдленту в Facebook, и сегодня целый день все обсуждают задержание Кирилла Серебренникова, конечно же, больше всего. Никита Кричевский: Я задумался: а что в моей френдленте обсуждают? Наверное, Серебренников тоже не на последнем месте. Давайте начнем, потому что событие, на мой взгляд, действительно знаковое, о нем есть смысл поговорить. Особенно поговорить для жителей, зрителей наших регионов, потому что Москва – это, как известно, город особый; Москва – это еще не вся Россия. В Москве практически поголовно творческая интеллигенция выступает с гневными протестами: рукопожатные люди со светлыми лицами, с правильными генами дружно высказывают свое "фи" и собираются чуть ли не митинги организовывать в "Гоголь-центре" и его окрестностях – якобы репрессии, якобы чуть ли не новый 1937 год. Вот о чем сегодня говорят. Хотя, на мой взгляд, проблема выеденного яйца не стоит, вопрос совершенно тривиальный. Некоторое время назад – я для наших зрителей напомню фабулу этого дела – выяснилось, что господин Серебренников получил несколько сотен миллионов рублей бюджетных денег. Бюджетных, а не просто от спонсора. Петр Кузнецов: Бюджетных и несколько… Сотен разве? Никита Кричевский: Сотен. Разговор шел сначала о 67 миллионах… Петр Кузнецов: Там же какая-то маленькая сумма была. Никита Кричевский: …потом 211 миллионов. И якобы их выделяли на некие проекты, которые то ли были реализованы, то ли не были реализованы. Факт в том, что следственные органы – и это уже сегодня в порядке вещей – выяснили весьма и весьма быстро, что эти деньги были отправлены на обналичивание. Их обналичили и куда-то потратили: может быть, на дело, может быть, в карман положили – неизвестно. Ольга Арсланова: Но вы помните, да, что одно из первых заявлений о том, что спектакли, на которые выделялись деньги, не шли, не были поставлены на сцене, хотя люди на них ходили, билеты на них покупали, то есть спектакли были созданы. Никита Кричевский: Вы знаете, мерить эту ситуацию поставленными или непоставленными спектаклями, на мой взгляд, не совсем верно, потому что разговор идет о махинациях – а сегодня уже ясно, что о мошенничестве – с бюджетными деньгами, то есть с теми деньгами, которые собираются в том числе из наших с вами налогов. Человеку выделили эти деньги, а он вместо того чтобы их потратить должным образом (я повторяюсь: должным образом), при этом не принципиально в данном случае, были спектакли, был перформанс или нет, человек их отправил на обналичку. И, собственно, в этом фабула. Петр Кузнецов: Пока мы его подозреваем в этом, правда же? Судебного заседания еще не было. Никита Кричевский: А дело в том, что на господина Серебренникова… Мы же не называем его преступником, но мы из средств массовой информации и представителей Следственного комитета знаем, что на господина Серебренникова показали его подельники (главный бухгалтер и один из директоров), а в свою очередь господин Серебренников показал на них. И вот таким образом выяснилось, что он является чуть ли не организатором этой схемы. И здесь у меня, например, когда мы говорим о том, насколько это правомерно и правомочно, нет никаких сомнений, что это абсолютно в рамках закона и тут ничего даже стенать по поводу того, что кто-то решил, что Серебренников является главным коррупционером (я сегодня слышал такое). Это что, главный коррупционер у нас в стране? У нас что, других нет? Подождите, коррупционеры не ранжируются: ты или воруешь деньги из бюджета, или не воруешь. При этом неважно, сколько, в Уголовном кодексе нет градации: это очень серьезный коллекционер бюджетных денег, а этот так себе коррупционер, а этот ладно. Петр Кузнецов: А есть еще, извините, отдельно "Зенит-арена" – отдельная категория. Никита Кричевский: Да, и "Зенит-арена". Ольга Арсланова: Это если по объемам – дойти до "Зенит-арены". Никита Кричевский: При этом, господа… Ольга Арсланова: Что возмущает-то многих? Следствие разберется, возможно. А опасность преступника? Человек не собирался покинуть страну, он не опасен для общества, общество не боится, как говорится, этого человека – зачем такие меры? Ведь у него была подписка о невыезде, его задержали сейчас. Петр Кузнецов: Он же, по-моему, в Германии был, нет? Никита Кричевский: У него не было подписки. Он был в Петербурге. Петр Кузнецов: Он не уезжал в Германию? Никита Кричевский: Нет. Ольга Арсланова: Он не собирался уезжать, за ним… Никита Кричевский: У него отобрали на экспертизу загранпаспорт. Ольга Арсланова: Неужели он настолько опасен, что его нужно задерживать? Никита Кричевский: В настоящее время его задержали и топировали из Петербурга в Москву, допросили в Следственном комитете. Сейчас он находится в СИЗО "Матросская тишина"; завтра будет судебное заседание по вынесению решения об избрании меры пресечения, и она скорее всего будет в виде домашнего ареста. Домашний арест, хотя статья очень тяжелая, очень тяжелая. Петр Кузнецов: И не экономическая. Никита Кричевский: Экономическая, именно что экономическая. Петр Кузнецов: 159-я? Никита Кричевский: 159, пункт 4, насколько я знаю. Я не об этом. Я о том, что нельзя градуировать коррупционеров по ранжиру. Причем я это слышу в последние месяцы далеко не в первый раз: "Это что, главный коррупционер? Это что, всех уже поймали?" Причем называют как раз состав преступления, который вменяют господину Серебренникову: заносы, откаты, бюджетное воровство – ровно то, что он делал. Я не говорю о том, что он именно это и делал; я, естественно, во-первых, предполагаю, во-вторых, с большой долей уверенности утверждаю, что подобные бюджетные, скажем так, махинации без откатов не проходят (обязательно кто-то тебя "крышует", обязательно). В данном случае мы не знаем, кто это, но я думаю, что следствие достаточно быстро получит требуемую информацию от самого господина Серебренникова. При этом я по-прежнему крайне уважительно, если не сказать с восхищением отношусь к его творчеству, потому что один из его фильмов – "Изображая жертву" – мне представляется, возможно, лучшим из последних лет. И еще один момент в этой части, и мы перейдем к дискуссии. Приблизительно то же самое в конце 1970-х гг. было в Швеции с Ингмаром Бергманом: его тоже обвиняли в подобного рода преступлениях, арестовали практически на репетиции в театре в Стокгольме. Естественно, точно так же вся творческая интеллигенция верещала на всех углах, как же так можно, это же великий мастер и прочее. Так вот господин Бергман уехал в Германию, потому что в Швеции ему были готовы предъявить обвинения, как только он появится на территории Швеции. У нас же видите как подается: во-первых, считается, что Серебренников вдруг стал предпринимателем. Подождите, в какой ипостаси? Он индивидуальный предприниматель, он был на подписи? Почему он предприниматель? Он художник, он художественный руководитель "Гоголь-центра". Еще один момент: тонкая творческая натура. Это что значит? – что можно воровать из бюджета? То есть вы перечисляете, а мы люди творческие, тонкие, душевно ранимые, будем потихоньку подворовывать? Петр Кузнецов: Я художник, я так вижу. Никита Кричевский: Вот так получилось, так получилось. В углу постою. Ольга Арсланова: Одна из версий, что очень сложно вести какую-то предпринимательскую деятельность – а она безусловно велась через коммерческую компанию, в которой он работал, которая распоряжалась этими деньгами – без каких бы то ни было нарушений вообще в нашей стране. Просто обычно на это закрывают глаза, а не исключено, что в этом случае не закрыли глаза по каким-то сторонним причинам. Никита Кричевский: Я не сторонник конспирологии ни в данном случае, ни вообще; для этого нужно пригласить в студию специалиста-конспиролога, который будет витиевато изъясняться и находить парадоксальные совпадения в этой и других историях. Есть специальные люди для этого, они собаку съели, они пользуются даже определенной популярностью. А что касается нашего случая, то… Мне кажется, что двух одинаковых людей, которые идентично относятся к происходящему в стране, найти невозможно. Потому что даже если кого-то на 99.9% все устраивает, все равно 0.1% или 0.01% процента остается не согласна. У Серебренникова это было чуть больше, у кого-то это чуть меньше. Я про себя могу сказать, что я существенно больше оппонирую власти и государству в связи с Серебренниковым. Серебренников у нас говорит о том, что ему это не нравится, потому что он художник, ему это не нравится. Я же говорю о том, что мне не нравится, с фактами и доказательствами. Но почему-то я не занимаюсь воровством из бюджета и сижу с вами, а не в СИЗО "Матросская тишина". Впрочем, от сумы и от тюрьмы, как известно. И вот по поводу того, что вы говорили по поводу, возможно, каких-то, скажем так, подоплек в этой истории. Я обратил внимание, что все, кто выступал в его защиту, так или иначе могут быть заподозрены в аналогичных схемах. Потому что вы только что сказали: "Ну так же все делали, это же была система". Это говорит о чем? Во-первых, те, кто выступают сегодня и говорят о том, что это неправильно, это репрессии, это 1937 год, должны быть готовы к тому, что и их могут проверить. Во-вторых, это уже ко всем нашим зрителям: господа, мой вам хороший совет – или плохой, не знаю – проверьте, прочистите свою бухгалтерию на тот случай, если вопросы будут и к вам. Да, этим занимались многие – не все, конечно, но многие. Но факт есть факт, нужно любое дело осуществлять, проводить, реализовать умеючи, с головой, а не так: я из одной деревни в другую отправил на обналичку и сижу весь такой при деньгах и довольный жизнью. Не зависаем. Ольга Арсланова: Да нет, мы обдумываем. Вот смотрите, у нас зрители очень вас поддерживают: "Нужно любых тех, кто ворует, посадить". Никита Кричевский: Вот смотрите, Оля… Ольга Арсланова: Но я не понимаю, зачем вообще человеку, который преуспевает в творчестве (это нам зрители пишут), у которых окупаемые постановки, брать вообще деньги из бюджета? То есть лучше не связываться. Никита Кричевский: А почему бы не взять? Отчего нельзя? Ольга Арсланова: Потому что будешь должен, потому что у тебя будет… Никита Кричевский: Нет. Субсидию ты не должен возвращать, ты должен отчитаться за нее. Говорят: "Это очень сложный процесс, надо отчитываться, заорганизовано, зарегламентировано". Я сегодня общался с представителями одной очень крупной госкомпании – они говорят: "Никита Александрович, у нас каждую неделю проверки". Не то что каждый месяц, а каждую неделю: заканчивается одна – тут же начинается другая. Тут субсидия, то есть деньги, которые тебе выдали, ты за них просто должен отчитаться. Не вернуть, это не кредит, а просто показать, куда ты их потратил. Представляете, вам дают деньги и говорят: "Петр, Ольга, вот вам 211 миллионов рублей… Ольга Арсланова: Да нет, спасибо. Никита Кричевский: …отчитайтесь, пожалуйста, куда вы их потратили и что вы на них сделали". Ольга Арсланова: Уже страшно. Никита Кричевский: Вы скажете: "Конечно, я все сделал в лучшем виде". А там товарищи решили, что на бумаге у них все будет гладко, а денежку отправят на обналичку и таким образом приобретут себе, например, недвижимость на Пречистенке (я здесь утрирую). Хотя я не исключаю, что так и было. Ольга Арсланова: Первая СМС противников ваших: "Очень слабое объяснение. Посадили Серебренникова совсем за другое!" Не уточняет наш зритель, за что. Каких-то громких заявлений от Серебренникова, честно говоря, я не помню в информационном пространстве: кто-то говорит, что была некая фронда в творчестве, но это же искусство, это как-то… Никита Кричевский: Людям искусства свойственно быть в оппозиции к власти, это совершенно нормальная история. Более того, это не только людям искусства, это и людям науки точно так же свойственно. Я в данном случае снова говорю про себя, уж извините. Но это не значит… Повторяю еще раз: надо марать свою репутацию, марать свой жизненный путь, вешать на своих родственников вот это клеймо, что ты общаешься или состоишь в родственных связях с коррупционером, с преступником. Я не понимаю, зачем это нужно было делать вообще, потому что есть масса способов сделать это более аккуратно. Что касается отношения Серебренникова к власти, повторяю еще раз. Вы будете в следующем часе разговаривать с регионами – мне кажется, там каждый первый будет высказывать свои отрицательные тезисы по поводу происходящего сегодня в стране. Ольга Арсланова: Это правда. Никита Кричевский: Ну конечно. Но это же не повод, для того чтобы людей закрывать в "Матросскую тишину", пусть даже на сутки, на ночь. Ольга Арсланова: Так им и не миллионы дают, знаете ли. Никита Кричевский: Ну… Давайте закончим эту грустную тему избитой фразой, расхожим выражением, что "посадить могут за санки, я уже не говорю о велосипеде". Ольга Арсланова: Мы в любом случае будем следить за ходом процесса. Завтра у нас корреспондент на заседание отправлен, так что тему эту мы не бросим. Петр Кузнецов: Не бросим и не зависаем. Еще что вас заинтересовало? Ольга Арсланова: Эта фраза уже стала мемом в социальных сетях в нашей группе. Никита Кричевский: "Не зависаем"? Ольга Арсланова: Да. Люди цитируют вас. Никита Кричевский: История последних нет, связанная с парадоксальным, сумасшедшим, сумасбродным выводом Центробанка о том, что повышение зарплат в России снизит показатели ВВП… Ольга Арсланова: То есть опасная история? Никита Кричевский: Слушайте, это… Я не знаю… Это такой махровый XIX век в макроэкономике, что… Ольга Арсланова: А расскажите про механизм вообще. Петр Кузнецов: Да. Как это видится? Никита Кричевский: Не надо у меня спрашивать, я не расскажу, это не я сказал, это там люди серьезные – они, наверное, знают, как. Это XIX век, и мало того, что XIX век, это еще махровый монетаризм. Давайте сделаем проще: у меня ныне во Франции живет бывшая студентка, аспирантка. И не так давно она написала не очень хороший текст – научную статью – про минимальную зарплату во Франции и ее изменения в период кризиса 2007-2008 гг. И вот она провела исследование, и оказалось, что в начале 2007 года минималка во Франции была 1254 евро, за два месяца до начала кризиса (в самом конце 2008 года) ее повысили до 1280 евро, а сегодня она 1480 евро. И что самое интересное? Вы понимаете, рост налицо, притом что весь мир тогда думал, на чем бы сэкономить, сокращали социальную программу и так далее. А французы взяли и методично повысили минимальную зарплату. То есть люди стали получать больше при 35-часовой рабочей неделе. Это я к чему? – Франция легче всего из европейских стран (ну практически легче всего) пережила кризис 2008-2010 гг. Почему? Потому что потребительский спрос не снизился. Ольга Арсланова: То есть людям есть на что покупать. Никита Кричевский: Да. Ольга Арсланова: С другой стороны, как обеспечивать эти зарплаты, учитывая, сколько у нас бюджетников? Некоммерческий сектор, где крутиться можно… Никита Кричевский: Знаете, что поразило, Оля, в этом заявлении Центробанка? Выражения сплошь неприличные приходят на ум. Они говорят: "У нас низкая производительность труда" и тут же, в следующем предложении начинают перечислять те сферы, где у нас не хватает работников – начинают со здравоохранения, образования. У меня возникает вопрос: простите, пожалуйста, а как вы измеряете производительность труда учителя или врача? Он каким образом должен… Ольга Арсланова: Которые работают у нас практически без отдыха и без выходных, в среднем. Никита Кричевский: Это первое. Второе: фиксированное время урока плюс школьная программа, которая утверждается федеральным министерством. И перед этим предложением идет разговор о том, что производительность труда у нас не растет. Вот ровно то же самое, я уверен, было во Франции, тем не менее французы поступили так, как они поступили. И у них есть такой показатель, как индекс доверия не потребительского, но домохозяйств, то есть семей – одиночных домохозяйств и семейных (в зависимости от того, как человек живет). И оказалось, что в 2017 году, сегодня индекс доверия домохозяйств выше, чем перед началом кризиса. Почему? Потому что они уверены в том, что государство их не бросит; они знают, что если что, им всегда подставят плечо и у них всегда будут деньги для того, чтобы купить те же самые продукты питания. Ольга Арсланова: А как это можно сделать? То есть директивно поднимаем зарплаты бюджетникам, индексируем как минимум постоянно? Никита Кричевский: Бюджетникам, кстати, их не индексируют. Ольга Арсланова: Как вы предлагаете это делать – повышать? Вы же предлагаете их повышать? Никита Кричевский: Я предлагаю повысить минимальный размер оплаты труда, повысить его… Давайте не будем вокруг да около, что на 12.5% – в 2 раза. Ольга Арсланова: В 2 раза. Никита Кричевский: В 2 раза. Ольга Арсланова: И как это сделать? Никита Кричевский: Как? Директивно. Ольга Арсланова: Бюджетникам директивно поднимаем. Никита Кричевский: Правительство… Ольга Арсланова: Бизнес как? Снижаем налоги? Как он тогда себе будет платить? Никита Кричевский: Зачем? Не надо, ничего не надо снижать. Ради чего мы хотим снизить налоги? Ради того, чтобы бизнес… Ольга Арсланова: …мог платить зарплаты такие, как вы говорите. Никита Кричевский: Хорошо. Если он не платит зарплаты, это сказывается на чем? Например, на пенсионных взносах. Давайте установим минимальный размер пенсионного взноса – скажем, не меньше прожиточного минимума пенсионера. У нас сегодня 69% работников – точнее за этих работников – пенсионные взносы составляют меньше прожиточного минимума пенсионера. То есть получается, что 31% плательщиков пенсионных взносов платит за 69%. Почему? Потому что у нас нет денег. Я уже не говорю о том, что неуплата налогов или невыполнение федерального норматива о минимальном размере оплаты труда – это вообще-то преступление. Все знают о том, что тот же Аль Капоне получил свой срок не за убийство, грабежи и бутлегерство, а за неуплату налогов. А у нас считается, что у бизнеса нет денег. Стоп! Бизнес – это что? У меня вопрос: это что? – это кафе, это ресторан, это дом бытовых услуг, это что? Ольга Арсланова: Маленькая частная мастерская – все что угодно. Никита Кричевский: Это что? У меня вопрос. Не хватает этих услуг сегодня? Да, по-моему, более чем. Если вы хотите развиваться, если вы хотите организовать собственное дело и становиться миллиардерами, будьте любезны, принимайте правила игры, которые существуют в нашей стране. Ровно то же самое во всех других странах, везде свои национальные особенности. У нас вот так. Кстати, сопоставимо с Южной Кореей, с Мексикой, с Бразилией, с очень многими другими странами. Или вы думаете, что вы приедете в Америку и там будет рай? Там будет гораздо хуже, и налогов вы будете платить существенно больше. А то, что вы сегодня вот таким вот образом а-ля Серебренников уходите из-под налогообложения… Вариантов два: либо рано или поздно к вам придут (и скорее рано, чем поздно), либо вы прогорите, потому что от вас уйдут люди туда, где платить будут больше. Ольга Арсланова: Ну так они куда пойдут? Они пойдут в небольшие, но стабильные бюджетные деньги. И у нас вот этот огромный штат бюджетов в стране будет еще больше – это же тоже нездоровая ситуация для экономики, когда подавляющее большинство работников бюджетники. Никита Кричевский: Бюджетник бюджетнику рознь. Если мы говорим об учителях, это один разговор, о врачах – второй, о военнослужащих – третий. Вам кого много? Ольга Арсланова: Административных чиновниках – четвертый (региональных) и так далее. Никита Кричевский: Ну да, согласен. И что? Чиновников сократить? – двумя руками за. Только чиновник – это функция. Сокращать надо не чиновника, но функцию. А вот все эти чиновничьи сокращения – это тогда, когда люди вычеркивают из листка в отделе кадров вакансию и говорят: "Мы сократили на 10%". Все довольны, все очень хорошо. Но смотрите, какая история. Как бы мы ни ругали власть, но она создала прочную основу ежегодного пополнения федерального бюджета. Ведь все знают, что 50 крупнейших российских компаний платят 47% всех поступлений в федеральный бюджет. Иными словами, Владимир Владимирович и его ближайшее окружение говорит правительству: "Господа, деньги минимальные у нас будут всегда в бюджете. Ваша задача – эту вторую половину развить и сделать так, чтобы она работала и работала эффективно". Но первая половина у нас будет. Что получается вместо этого? Вместо этого получается то, что минимальная зарплата у нас не на уровне прожиточного минимума, а на уровне нищеты; вместо этого у нас получается, что вместо пенсионной системы у нас развалины; у нас получается, что мы оптимизируем здравоохранение, из-за чего в этом году у нас резко растет смертность. У нас все здорово, а мы говорим о многострадальном бизнесе, о тех людях, которые якобы нуждаются в нашей поддержке. Простите, почему? Это один нюанс. Второй нюанс: когда говорят о малом бизнесе, мы должны понимать, о ком мы говорим. В России малый бизнес – это (один из двух критериев) до 100 человек численности персонала. И когда вам говорят о том, что в Европе, в США малый бизнес не 20 с небольшим процентов, как у нас, а все 50, знайте, что там критерии другие. Например, в США малый бизнес – это все компании до 500 работников. Если вы завтра измените 209-й закон, по которому определяются критерии малого бизнеса, у вас сразу доля малого бизнеса в бюджете вырастет с 20 до 40%. Ольга Арсланова: А в Германии, которая славится этими малыми бизнесменами? Никита Кричевский: Там тоже существенно больше. При этом везде есть градация: одно дело, когда ты занимаешься торговлей, и другое дело, когда ты занимаешься производственными услугами или производственными работами, занимаешься производством. А у нас же все это в общей куче и все говорят о том, что малый бизнес… При этом что малый бизнес у нас воспринимается как тот самый ларек, как правило. А ведь это не малый бизнес, а это или ИП, или микропредприятия (до 15 человек), но как правило это ИП. А малый бизнес – это нечто другое, это все-таки более объемная величина, более объемный субъект предпринимательства в данном случае. Ольга Арсланова: "С древних времен люди боролись с неравенством. Мы дожили до обратного: у нас его отобрали. Верхушка не желает платить достойно". Ну и наши зрители вспоминают, что по вот этому расслоению процент самых богатых, которые обладают 95% ресурсов, разрыв этот чуть ли не самый большой в Европе. Никита Кричевский: Я вам могу так сказать: сегодня подобная ситуация наблюдается не только в России, но и практически во всем мире. В Европе, в США, везде об этом в голос просто кричат – и нобелевские лауреаты (Пол Кругман, Стиглиц об этом говорят); известная книга Пикетти "Капитал в XXI веке" – она ровно об этом. Везде. Это не о России, это о Франции, об Америке, о других странах. Если вы меня спросите, что же нам делать...Как обычно: "Какие у вас предложения"? В Twitter 140 знаков – в 140 знаках обрисуйте мне… Ольга Арсланова: А у нас эфир, можно 200. Никита Кричевский: Возвращение к социальной справедливости. Не надо говорить об инвестициях, не надо говорить о национализации Центробанка, о разгоне правительства, о посадке каких-то одиозных персонажей. Социальная справедливость – это то, что нас объединяло всегда. Это наша вековечная мечта, то, о чем пишут люди. Справедливость. В Советском Союзе она была: может быть, не полностью, может быть, видимая, но было равенство, была сопричастность, была солидарность и даже была самодостаточность (автаркия), то есть Союз пытался производить все своими силами. Хорошо это или плохо, это отдельный разговор, и печальная судьба Советского Союза – это тоже отдельная история, именно что история. В данном случае речь не об этом, в данном случае речь о том, что любой строй – это в первую очередь идея. Какая у нас идея? – свободный рынок? Ольга Арсланова: Ага. Рынок все расставит на свои места. Никита Кричевский: Вот, видите, как. Вот и расставил. Ольга Арсланова: Капитализм – лучшая из форм. Никита Кричевский: У нас нет идеи. Причем капитализма как единого целого, скажем, как какого-то дистиллированного продукта тоже не существует – везде он разный. И везде присутствует государство, причем государство определяет. И государство, и крупнейшие компании – все приблизительно одинаковые: что в России, например, нефтяники, что Exxon Mobil в США (крупнейший налогоплательщик 2011 года). Нефтяная компания Exxon Mobil в США – крупнейший налогоплательщик. О чем мы с вами говорим, о какой сырьевой зависимости? Это не вред наш, это благо наше. И то, что мы не пользуемся тем, что нам даровано свыше и то, что нам оставили наши предки – это не ошибка, это хуже. Вспоминай Серебренникова – это преступление. Петр Кузнецов: Давайте еще об одной теме успеем поговорить. Мы вчера о дефляции много и долго говорили. Связали это с сезонностью. Нам заявили о дефляции. В общем-то, закончится она… Ольга Арсланова: Недельку дефляция у нас была примерно. Никита Кричевский: То есть снижение цен по потребительскому рынку. Ольга Арсланова: Впервые за… Петр Кузнецов: А сегодня мы узнаем, что фрукты и овощи подешевеют к осени на 80%. Никита Александрович, почему не на 100%? Ольга Арсланова: Давайте бесплатно. Никита Кричевский: Вот-вот, еще доплачивать. Ольга Арсланова: А что, вполне рыночный механизм: чтобы не пропало. Петр Кузнецов: Социальное равенство. Никита Кричевский: По поводу дефляции. В регионах нас смотрят сейчас и говорят… Ольга Арсланова: Вы себе представляете, наверное, что… Никита Кричевский: "Это, наверное, у вас там в Москве цены падают, а у нас-то растут". Петр Кузнецов: Первые же сообщения были такого характера. Ольга Арсланова: Так и Москва позвонила, в Москве тоже не падают. Никита Кричевский: В Москве тоже? Петр Кузнецов: Так мы не нашли никого. Ольга Арсланова: То есть мы сами себе не верим. Никита Кричевский: Тогда не знаю, какая у них была площадка для выборки – это первый момент. Второй: не на 80%, а на 20%. Потому что то ли как всегда журналисты напутали… Ольга Арсланова: Мы сегодня по телевизору слышали эту цифру. Никита Кричевский: …что, скорее всего, вряд ли, то ли уровень компетенции тех, кто составляет эти отчеты, прожекты и стратегии, настолько низок, что они не догадались хотя бы перечитать то, что они прочитали, и выпустили -79.6%. На самом деле это -19.6% или 19.4%, не принципиально. Но представьте себе: сегодня помидоры стоят 100 рублей, в сентябре они будут стоить 20 – такое может быть? Ольга Арсланова: Ну нам говорят, что может. А что, у вас сомнения какие-то? Петр Кузнецов: Ну такое может быть, если они подорожают на 160%, а потом, конечно, подешевеют. Никита Кричевский: Вы знаете, у нашего правительства может быть все, и мы давно воспринимаем это уходящее, "хромое", как его называют в других странах, правительство в роли даже не раздражителя уже, а в роли этакого потешника. Ну вот выходит Орешкин или кто-то из его ведомства и говорит: "На 80% цены на помидоры упадут". И мы такие: "Молодец!" Ольга Арсланова: Даже уже никто не злится. Петр Кузнецов: И жонглирует помидорами. Никита Кричевский: Так я говорю: раньше раздражало, раньше раздражало. А был у нас водолаз, дно постоянно искал – то же самое. Петр Кузнецов: Дома сейчас. Никита Кричевский: Дома сидит, да, в ожидании. Оказывается, на Гоа они договорились о взятке. То есть, слушайте, либо… К вопросу о том, кто самый главный коррупционер. Причем, как говорят, это был далеко не первый у него случай подобного рода. Либо мы невзирая на лица все-таки начинаем бить по коррупции… И эти результаты лично я вижу по общению с предпринимателями, с коммерсантами: они очень сильно бояться отступить в сторону от действующего Налогового кодекса, очень сильно. Вы не представляете, насколько они сейчас напуганы. И это очень хорошо, потому что, господа, мы все – экипаж одного корабля. Вам, если вы этого не понимаете, прямая дорога в трюм или палубу драить, я не знаю; может быть, якорь. Но в любом случае мы все в одной лодке, мы все в одном корабле, мы все один экипаж. И если мы будем делать пробоину в соседней каюте, нам, конечно, от этого гордынелюбивее, тщеславнее и лучше будет, интереснее и спокойнее, но хуже будет всему кораблю. Вот ровно то же самое и Улюкаев, и Серебренников, и все остальные: недоплата денег в бюджет – это удар (внимание) по моей маме. Потому что если бы этого не было, у нее была бы больше пенсия. На чуть-чуть, на грошик, но она была бы больше, и этот грошик я бы ей не отдал или бы отдал, не в этом дело, но она бы потратила по своему разумению, а так этот грошик компенсирую я. Товарищ купил себе квартиру на Пречистенке и у него все хорошо, но он же тонкая душевная натура. Но я-то здесь при чем? А вы здесь при чем? А наши зрители здесь при чем? Мы же тащим стариков за счет таких, как вот эти. Разве это не справедливо? Не зависаем. Петр Кузнецов: Никита Александрович, вот на таких нотках заканчиваем обзор дня. Ольга Арсланова: Это была уже финальная пауза. Петр Кузнецов: Личное мнение Никиты Кричевского, доктора экономических наук, профессора. Спасибо, что пришли, вы многое объяснили. Никита Кричевский: Спасибо.