Иван Князев: Переходим к следующей теме. В Госдуме предложили ужесточить ответственность за ложный вызов «скорой помощи». Отмечается, что нарушители должны будут выплатить компенсацию за беспокойство медиков страховым компаниям. Правда, пока не сказано, как ее считать. Тамар Шорникова: По разным подсчетам, 30% всех звонков, собственно, сейчас можно считать ложными. Некоторые, правда, эксперты сходятся во мнении, что статистика на самом деле здесь приуменьшена, на самом деле таких ложных звонков, на которые бригада могла бы не выезжать, половина от общего количества. Надо отметить, что в Административном кодексе уже прописана ответственность за заведомо ложный вызов пожарной охраны, полиции, «скорой» и других спецслужб, за это штрафуют от 1 тысячи до 1,5 тысяч. Выясним, к чему же, собственно, приведут дополнительные штрафы, компенсации. Будем разбираться, как их можно будет называть, и самое главное, кто и как их будет считать, опять же кому они достанутся. Иван Князев: Да, это с одной стороны, а с другой стороны, еще хотелось бы понять, а что действительно можно считать ложным вызовом. Попробуем спросить у Евгения Фридмана, руководителя федерального проекта «Новоскор». Здравствуйте, Евгений. Евгений Фридман: Здравствуйте. Иван Князев: Евгений, как врачи будут понимать, или не знаю, вообще кто будет определять, что вот этот вызов был ложным либо не ложным? Вот у меня что-то заболело в груди, я не знаю, сердце это у меня болит или и так далее, или еще что-нибудь, или просто мне что-то кольнуло… Тамар Шорникова: Инфаркт или невралгия. Иван Князев: Да. Евгений Фридман: Да, смотрите. Во-первых, хотел бы тоже высказать свой комментарий насчет процента вызовов, на которые «скорая» в принципе может не выезжать, – это действительно 30–40%, которые вообще прямо гарантированы, а в некоторых регионах действительно цифра может доходить до 60%. Что же касается понятия ложного вызова, тут я бы, наверное, обратился к что касается характеристике. То есть есть варианты, когда вызывают и потом не открывают двери, или отказываются от помощи, или люди, врачи не могут попасть в подъезд, то есть чисто вызов, который вообще физически не может быть обслужен. Или, например, врачи приезжают, а говорят о том, что, извините, они никого не вызывали, им так говорят в квартире и не открывают дверь. Это одна история. Вторая история – это когда вызов «скорой помощи» осуществляется, помощь оказывается, но при этом на самом деле это не экстренный вызов, а вызов неотложной, тот, который должен обслуживаться «неотложками» при поликлиниках. И в этом случае этот вызов не то что ложный, он просто не соответствует статусу больного. В мире вообще практика применяется следующая: если «скорая помощь» приезжает, увозит больного и больного не госпитализируют, то в этом случае больной оплачивает доставку до больницы самостоятельно. Поэтому в других странах очень часто, зная такой риск, пациенты, например, когда болит живот, или болит сильно голова, или действительно невралгия какая-то, они приезжают сами на машине родственника или на такси, что, понятно, существенно дешевле, чем компенсация этого вызова. То есть вопрос, наверное, логичнее переводить именно в плоскость не штрафов, а в плоскость просто оплаты данного вызова. Иван Князев: Евгений, кто вообще принимает решение, ехать «скорой» на адрес либо не ехать? И второй момент: а вот кто будет оценивать степень риска, если вот «скорая» не приедет, а, как вы говорите, у человека живот болит, а потом бац! – и придется уже вызывать патологоанатомов. Евгений Фридман: Смотрите, сейчас в соответствии с действующим законодательством «скорая помощь» не имеет права вообще не приехать. То есть если любой человек, позвонивший в «03», «103» или «112» сейчас в некоторых регионах работает, единый центр приема вызовов, – так вот если пациент позвонил и настаивает на том, чтобы «скорая» приехала, в соответствии с нынешним законодательством «скорая» не может не приехать. Неважно, понимают они, что это вызов уже ложный при определении или не понимают, в каждой диспетчерской службе, когда мы звоним с вами в «03», в «скорую помощь», прием вызовов осуществляет медицинский сотрудник, это так называемый фельдшер по приему вызовов, человек с медицинским образованием. Сама по себе система, все приемные, вот эти все звонки на данный момент практически по всей стране оборудованы специальными программными продуктами, IT-решениями, где не просто задаются хаотичные вопросы, а так называемое забито дерево решений на основе математического моделирования и на основе определенных изначально разработанных алгоритмов, данное вот это «дерево». То есть когда нам задают с вами долго много мучительных вопросов, нас это, с одной стороны, раздражает, с другой стороны, на основании этих вопросов формируется четкая срочность вызова: или это вызов все-таки неотложный, который может быть обслужен в течение 2-х часов, или это вызов экстренный, который должен быть обслужен в течение 20 минут. Поэтому все эти алгоритмы разработаны, все это сделано. Но сейчас, еще раз повторюсь, с точки зрения закона отказать в приезде «скорой помощи» пациентам нельзя. Возможно, в рамках той инициативы, которая есть, к сожалению, у меня не дошли руки до ее изучения, чтобы корректно откомментировать, но возможно, что в этой инициативе как раз и будут заложены причины, при которых можно будет отказать пациенту в выезде. Ну и, конечно, когда мы действительно с вами говорим про очевидно ложные вызовы, это когда вызывают и балуются, или выпили, решили вот вызвать, чтобы их «откачали», а потом они уснули и не открыли дверь… Иван Князев: Ну понятно, да. Тамар Шорникова: Да, это уже хулиганство, мы его не рассматриваем, нас смотрят осознанные зрители, мы надеемся. Иван Князев: Да, спасибо. Тамар Шорникова: Да. Евгений Фридман, руководитель федерального проекта «Новоскор». Послушаем два телефонных звонка. Елена из Москвы, здравствуйте. Иван Князев: Здравствуйте, Елена. Тамар Шорникова: Елена? Зритель: Алло. Тамар Шорникова: Да, слушаем вас. У нас мало времени, если можно, четко сформулируйте. Зритель: Добрый день. Вот у меня недавно была такая ситуация, я обращалась и вызывала «скорую помощь». У меня упал ребенок, ребенок на ногу не встает. Я за ребенком наблюдала в течение какого-то времени, нога не опухла, ничего, на мой взгляд, как бы ничего не случилось. Но прошло 10 часов, ребенок вообще на ногу не мог встать. Я позвонила в «скорую помощь», спросила, что мне делать, либо мне в травмпункт все-таки съездить, либо мне «скорую» вызвать, что вообще делают в такой ситуации. Мне прислали машину «скорой помощи». Врач пришел, посмотрел, сказал, что ушиб, ничего страшного нет, похромает, завтра на ногу встанет. Я настояла, чтобы нас отвезли в травмпункт. В результате после того, как сделали рентген, оказалось, что у меня ребенка сломаны обе кости. То есть даже врач «скорой помощи», осмотрев моего ребенка, ничего не обнаружил. Я травматологу когда задала вопрос, как такое происходит, врач сказал, что ничего нет, и нас не хотели забирать в больницу, травматолог сказал, что они как бы врачи общей практики. А когда я зашла к травматологу, он просто взглянул на ногу ребенка, он сразу сказал, что у нас перелом, сказал: «Идите делайте рентген». Тамар Шорникова: Да, понятно, Елена, спасибо. Иван Князев: Понятно. Спасибо вам большое. Тамар Шорникова: Еще один телефонный звонок от Виктора, Красноярский край. Здравствуйте, Виктор. Иван Князев: Здравствуйте, Виктор. Зритель: Здравствуйте. Тамар Шорникова: Да, Виктор, говорите. Зритель: Вот. Значит, это, недавно я вызвал «скорую помощь», прождал около 2-х часов, конечно, я не умирал, ничего. Но вызвал из-за чего? У меня было давление 170 на 100 с чем-то и пульс около 100. Приехал врач; я сказал, что две таблетки до этого выпил, мне не помогло. Она некорректно со мной разговаривала, с этим уже разобрались. Но вот вы смотрите, у меня давление 170, мне 71 год. Я спросил у нее, при каком давлении вызывать тогда «скорую помощь, или мне ждать, пока у меня инсульт или инфаркт будет. Вот как это? Когда я позвонил, разбирались с врачом, мне сказали: «Если вы себя плохо чувствуете, вы вызываете «скорую помощь». И как определить, ложный это вызов будет или не ложный? Тамар Шорникова: Да, понятно, самому по себе. Иван Князев: Да, понятно. Мы как раз в этом и разбираемся. Тамар Шорникова: Виктор, спасибо вам за звонок. Подключаем к разговору Алексея Алексеева, управляющего партнера «МедЮрКонсалт». Здравствуйте. Иван Князев: Здравствуйте. Алексей Алексеев: Добрый день. Тамар Шорникова: Да, Алексей Валерьевич, коротко, если можно: о какой компенсации может идти речь? Кто будет решать, сколько стоит переработка медиков, которые приехали впустую? Алексей Алексеев: Ну пока, в настоящий момент идет речь о том, что решать это будет, определять объем будет страховая компания исходя из стоимости конкретного вызова. Тамар Шорникова: Ага. Алексей Алексеев: Но ключевым вопросом здесь является даже не столько то, сколько это будет стоить… Тамар Шорникова: А кто платить-то будет и кому? Алексей Алексеев: Вот, будет платить, с одной стороны, пациент, по-видимому, если будет…, платить будет в качестве штрафов, а есть версия о том, что платить страховой компании. Но… вопрос, кто будет определять ложность вызова, потому что здесь мы говорим либо о позитивных критериях, когда машина должна выезжать на вызов, это, получается, определяет диспетчер и существующие критерии в 388н приказе «Об экстренной и неотложной помощи», там они есть, но они весьма размытые, либо мы говорим о формировании негативных критериев, когда «скорая помощь» не должна выезжать, допустим, как предшествующий телезритель сказал, очередной подъем артериального давления при наличии, по-видимому, гипертонической болезни, артериальной гипертензии в течение многих лет. Но формирование что позитивных критериев более детальных, это затраты времени и сил и ответственность диспетчера на оценку этих критериев, а формирование негативных критериев – это по сути дела определение на законодательном уровне понятия потребительского экстремизма в медицине, чего в настоящее время у нас не существует. Если появится, то, наверное, было бы замечательно, вместе с этим придется вводить и ответственность пациентов за свое состояние здоровья фактически на законодательном же уровне. Тамар Шорникова: В связи с этим насколько реально введение такой инициативы? Алексей Алексеев: Наверное, оно крайне своевременно, но просто если ее вводить без дополнительных изменений, как то как раз понятие ответственности, перекладывания ответственности и возложения ответственности за свое здоровье и сообщаемые сведения на пациента, его представителей и лиц, за него звонящих, то это будет просто пустая трата времени и сил. Потому что если мы задумаемся, то «скорую помощь» вызывают не только сами пациенты, но еще и их родственники, чаще всего, кстати, не являющиеся даже законными представителями, если мы не говорим про детей. И здесь мы попадаем в ситуацию, когда за сообщаемые сведения о здоровье пациента несет ответственность его родственник, фактически не имеющий доступа к врачебной тайне, если пациент тот же самый оказывается в стационаре и родственник приходит его навестить, поговорить с врачом. У нас получаются разные писаные правила, всегда разные писаные правила несут в себе хаос. А вот будет ли подобное приравнивание правил к единому знаменателю – это очень большой вопрос. Иван Князев: Хорошо, да, спасибо вам большое. Тамар Шорникова: Да, спасибо. Иван Князев: Алексей Алексеев был с нами на связи, управляющий партнер «МедЮрКонсалт». Ну и напоследок совсем коротко две SMS. Алтайский край: «Нужна обязательная видеофиксация действий «скорой помощи». И Кемеровская область: «Теперь люди будут умирать и бояться вызывать «скорую».